Новый роман Игоря Гергенрёдера «Солнце больше солнца» был опубликован сначала на страницах журнала «Литературный европеец», а затем – на многочисленных интернет-страницах. Малознакомое российскому читателю имя автора и неброское по современным меркам название не сделали это произведение событием, откликов и рецензий практически нет.
  Однако произошло нечто, переведшее роман в разряд трендовых. В мае этого года вышел американский сериал «Чернобыль», обогнавший по рейтингу «Игру престолов» и вызвавший волну дискуссий и самых противоречивых откликов. Казалось бы, тема катастрофы, цены человеческой жизни в условиях тоталитарной системы к концу 1990-х годов была выговорена литературой, однако вновь стала актуальной, попала в «нерв времени».
  Так же, как и сериал, роман Гергенрёдера может вызывать вопросы о достоверности и предвзятости изображённого, в обоих текстах есть стереотипы и некоторая предсказуемость, оба можно назвать своего рода политическими высказываниями. В обоих звучит мысль о том, что вопросы внешнеполитической репутации оказываются важнее человеческой жизни и оправдывают жертвы, оба об умалчивании реальных трагедий, в обоих появляется герой, в ходе сюжета переосмысливающий былые прочные убеждения (Щербина в «Чернобыле» и Маркел Неделяев в «Солнце…»), в обоих катастрофа – это и тема, и символ, и повод поговорить о современности. Рифмующиеся друг с другом, они наводят на мысль о том, что Чернобыль в 1986-ом – это наказание за неисправленные ошибки, сделанные в 1950-е.
  Катастрофа в «Солнце больше солнца» – испытание атомной бомбы в тоцких военных лагерях 14 сентября 1954 года и взрыв в засекреченном городе Челябинск-40 29 сентября 1957 года (реальные происшествия, к которым обращается автор, подключая свидетельства очевидцев). Если в сериале на первом плане события аварии и её последствия, то в романе взрывы происходят ближе к финалу и сами по себе оказываются неизбежным следствием выбора, сделанного страной в революционные годы. На первом же плане – сюжет становления героя, который начинает свой жизненный путь увлечённым одними убеждениями, а завершает противоположными (еще одна катастрофа, личная, идеологическая).
  При всей, казалось бы, неяркости названия, в нём не только содержится главный образ романа, но и сконцентрировано силовое поле текста. Прописная буква позволяет различить Солнце и солнце, где Солнце – это и утопическая идея, которая в определённый момент жизни становится для героя больше, чем действительность, освещая нужным светом жизнь, и Истина, оказывающаяся в конечном счете выше и больше любых манифестаций.
  Две теории (два солнца) в романе – это, во-первых, идея восставшего большевика, командующего Армией Правды Андрея Кережкова, который уверен, что дом, труд и его плоды неприкосновенны, а «смысл и цель жизни людей – добиваться, чтобы никакая власть не могла посягать на благополучие человека, сознательного независимого созидателя своего собственного домашнего солнца. Оно, маленькое, по своему значению должно стать больше самого солнца». Вторая – идея мирового коммунизма Льва Москанина («Верить в овладение великими силами, мысленно видеть их действие – значит видеть маяк. Тогда живёшь уверенно и умрёшь в гордости»), ею и увлекается неокрепший и тёмный ум Маркела Неделяева. Его привлекает фантастическая картинка, схема, которая делит людей на «сусликов» и «солдат будущего», объясняет многое, если не всё. Жить идеей всеобщего будущего счастья или личного настоящего материального благополучия («мелочного счастья») и превратиться в «суслика»? Маркел выбирает первый путь, убеждённый, что великой цели должна соответствовать масштабность задач: «Мир должен жить для идеи великих сил! Против неё человечек с его жизнью – свинячий бздёх!» Убив Кережкова, Маркел посвящает свою жизнь борьбе с людьми-сусликами, строителями домашних солнц. Имя героя будто предопределяет его будущий путь. Маркел – грозный, воинственный, посвященный Марсу, богу войны. Возможно, автор предполагал и определённую аналогию со святым мучеником Маркелом, сожжённым за веру Христову. За веру, правда, в ложную идею страдает и Маркел Неделяев. Фамилия героя также говорящая. Маркел видит мир в чёрно-белом спрямленном виде, не способен делить монохромную палитру на оттенки.
  Наставник Маркела Пунадин произносит пророческие слова: «Вот бы где-нибудь на них [сусликах – Ю. Г.] сделать пробу всемирного оружия…». Эта проба делается и на Маркеле. Увиденный им взрыв атомной бомбы оказывается намного мощнее того, который рисовало его воображение.
  Постепенно Маркел начинает сочувствовать Кережкову, понимает разумность его проекта экономического развития деревни, вдруг перестаёт чувствовать злобу к «сусликам», а затем осознаёт, что «вжился в неизменный вкус ко всему, что относилось к пище, к удобствам быта и к занятиям в постели <…> Его погреб, подполье, кладовые были полны запасов, и он не мог не понимать, что стал истинным сусликом, нагуливающим всё больше жира».
  Выходит, сюжет романа – доказательство истинности идеи малых солнц? Отнюдь. Теория Кережкова не проходит проверки на реализацию, неизбежно трансформируется, искажается и выливается в личное обогащение за счёт других. Кережков не учёл, что помимо желания созидать свое личное «солнце» должно быть уважение к чужому, что иерархии и принцип подчинения настолько укоренены в культурном сознании народа, что он ещё долго будет искать прямых дорог и искушаться картинками близкого светлого будущего. Так, Маркел не умеет и не научится мыслить категорией личных свобод. Впрочем, и бытие определяет сознание.
  Впечатляющий образ в романе – перевёрнутое дерево.
  «Валера Пырин начал смеяться и показывать в окно: "Смотри, Толян, пальмы".
  Я и сам стал различать вдали непонятные очертания, похожие на пальмы.
  Дальше пошли сплошные ухабы. Валентин остановился, все вышли из машины, ещё немного прошли пешком.
  И офигели. Пальмы оказались огромными деревьями, перевёрнутыми вверх корнями и воткнутыми стволами в землю.
  Их было рядом с нами две и подальше несколько. Вокруг этих двух валялся бурелом из стволов деревьев».
  Символичная картина, подытоживающая всё сказанное автором. Экзотическая в своей масштабности идея мирового коммунизма и мирового господства в приближении оказывается мёртвой и нежизнеспособной, ценности – перевёрнутыми. А бурелом вокруг – народ, жертва политического и научно-технического эксперимента.
  «Солнце больше солнца» – один из самых цельных текстов И. Гергенрёдера. Отдельные эпизоды, детали складываются в единое целое, оставляя впечатление искусно сделанного высказывания. И всё же есть нечто, что мысленно вычёркиваешь. Это эротические сцены, в описании которых вдруг прорывается другой Гергенрёдер, автор «Русских эротических сказов». Стилистически чуждые, эти фрагменты – как лишние «пазлы», которые почему-то попали в коробку с идеальной картинкой.

  15.09.2019