Повести Игоря Гергенредера, объединённые в книгу под общим названием «Комбинации против Хода Истории», — о Белом движении. И.Гергенредер, бывший советский журналист, воссоздаёт картины Гражданской войны, опираясь на устные воспоминания своего отца. Тот пятнадцатилетним подростком вступил в Народную Армию Комуча (армию антибольшевистского правительства в Самаре), после войны отбыл срок в советском концлагере. Впоследствии прошлое удалось скрыть. Сделавшись незаметным обывателем, он поведал сыну о пережитом.
И.Гергенредер построил остросюжетные лаконичные повести. В ярких, зримых эпизодах предстают изумительно живые характеры — гимназисты, умирающие за идеалы Белой России. Как много их в сравнительно небольшой книге: выпукло выписанных, вызывающих пронзительное сопереживание героев! Восхищаясь ими, сострадая им, наталкиваешься на некую «трудность» — на фигуры, которые запутывают. Их трудновато назвать «плохими», но и не менее тяжело решить, что они — «хорошие». Таковы: Шерапенков, выдавший красным белую разведгруппу, Ромеев — бывший тайный агент охранки, комиссар Костарев, который собирается победить большевиков чудовищной ложью и кровопролитием...
Кого показывает нам Гергенредер? Уж не рисует ли он, часом, карикатуры? Задумываешься и видишь тонкое душевное строение его загадочных героев, их глубоко сложный внутренний мир. Революция с её глобальными вопросами оказывается слишком примитивной для этих характеров, она не решит их проблем. Эти люди чужды и красным, и белым, они своего рода «горбатые» для всякого нормального человека: для него дика их способность к нежным чувствам.
Как понять, например, того же Костарева, который со смакованием рассуждал об ожидаемых реках крови, едва хладнокровно не застрелил своего собеседника (отложил на завтра), а затем пошёл под расстрел, чтобы спасти этого человека и его семью? Одержимый Идеей, он и Идею, и свою жизнь принёс в жертву «банальной», по его словам, благодарности, которую сам же проклинал...
Нам непривычны подобные личности. Мы достаточно прочли о тех, кто, встав в революции на ту или иную сторону, беззаветно сражался за «общее дело». Читали и о таких, кто мучительно метался в поисках «правды». Знаем и про тех, кто оказался на той или иной стороне случайно, кто корыстно приспосабливался.
Герои же Гергенредера не приспосабливаются. «Правды» не ищут: у каждого из них она собственная, трепетно-интимная. С «общим делом» не сливаются. Они пошли в революционную борьбу по сугубо личным, «странным» мотивам, которые скрыты от окружающих. (Шерапенков пошёл, чтобы, «вернув долг», доказать своё бесстрашие, свою значимость и гордо погибнуть — умереть чисто и чистым. Он от всех убережёт эту тайну и унесёт с собой).
Они чувствуют свою исключительность, эти «тронутые», они прячут и свои страдания, и то трогательно светлое, чем щедро наделены. Своего индивидуального не уступят ни грана и перед лицом смерти...
Революциями движет всё тот же вопрос: почему одни объедаются телятиной, а другим не хватает хлеба. Ну, а заговорят ли когда-нибудь о революции для «горбатых»? Был построен и с позором развалился «социализм». Человечество обогатилось невероятным опытом. А этих одиночек мы до сих пор не знали. Теперь — знаем.
«Посев», номер 12 за 1998 год, Москва