Серия ЕВРЕИ В МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ

 

С. Ю. Дудаков

 

 

Пётр ШАФИРОВ

 

 

ИЕРУСАЛИМ •  1989

 

 

 

 

 

 

Петр Павлович Шафиров (1669-1739) — известный государственный деятель петровских времен, барон, ви­це-канцлер, блестящий дипломат,   одержавший ряд крупных дипломатических побед. Шафиров сыграл важную роль в проведении   внутренних  реформ  Петра, высоко оцененную не только русским царем, но и иностранными государственными деятелями.

Шафиров оставил многочисленных талантливых потом­ков, сыгравших выдающуюся роль в русской истории и культуре.

 

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

I   .....................................9

II ....................................39

III ...................................66

IV  ...................................98

       Примечания  ...............108

 

 

I

 

Политическая история есть история территориаль­ных экспансий. Этот тезис, несомненно, может у мно­гих вызвать внутренний протест, поскольку десятки лет нам вдалбливали в головы, что всемирная история есть история борьбы классов. В определенном аспекте это справедливо, но, детально рассмотрев многовеко­вое развитие человечества, нетрудно заметить, что во все времена все правители видели в успешных за­хватнических войнах не только гарантию благососто­яния своих уделов, но и наилучшую панацею от гро­зивших их власти внутренних конфликтов, а потому реальная всемирная история превратилась в несконча­емую череду войн и так называемых "колониальных  за­хватов" (которые по своей сути являлись теми же войнами, только с несоизмеримо более слабыми про­тивниками), лишь на мгновенья прерывавшуюся зати­шьями между очередными схватками. Ничто не могло, да и в наше время не может, так консолидировать "са­мые широкие слои", как возможность обогатиться за счет соседа. Досужие умы подсчитали, что за тыся­челетия более или менее осмысленного существования человечество пребывало в обстановке всеобщего мира считанные десятки лет, в то время как все остальное время провело в самых различных схватках — двусто­ронних, региональных, мировых... А коль скоро мет­кий афоризм Карла Клаузевица о войне как продолже­нии политики иными средствами не только не оспари­вается, но и стал расхожим, то справедливость вы­двинутого тезиса становится, на наш взгляд, вполне убедительной.

В этом смысле и Россия не является исключением. Ее история знавала времена, когда русские земли са­ми становились добычей иноземцев, но значительно ча­ще именно соседям следовало опасаться за свою судь-

9

 

бу. Захват все новых и новых пространств требовал талантливых строителей воздвигавшейся империи, а по­тому в основной класс "зодчих" столетиями рекрути­ровались не только наиболее способные потомки дре­вних родов "от Рюриковичей". Хазары и половцы, та­тары и немцы, поляки и литовцы, грузины и армяне, французы и итальянцы, шотландцы и испанцы — в об­щем, сыны Европы и Азии, даже Африки и Америки от­правлялись в далекую Русь, где им зачастую удава­лась "ловля счастья и чинов", но не менее редко вы­падала и плаха. В этом вопросе историки противопо­ложных направлений едины. "Дворянство задумало и построило национальное великорусское государство из великороссов, поляков, калмыков, шведов, итальянцев и датчан"1  — писал Ю.Н.Тынянов   и далее отме­чал, что российские родословные интересны тем, что задуманы и выдуманы в явном соответствии с велени­ями времени, после чего приводил пространный пере­чень дворянских фамилий, корни которых прослежива­ются во многовековом мраке. Эмигрантский писатель М.Каратеев (сам выходец из татар) составил таблицы боярских, княжеских, графских и дворянских родов (числом более трехсот), истоки которых ведут в Зо­лотую Орду2. Советский автор Ф.Ф.Нестеров в на­шумевшей националистической книге "Связь времен" ясно и недвусмысленно утверждает: "Литовские Гедиминовичи мечтали стать господами всей русской земли — они ими стали, превратившись в русских князей Па­трикеевых, Голицыных, Куракиных и других, которые в московской иерархии заняли место лишь ступенькой ниже Рюриковичей. И они повели русскую рать на Вильно. Ливонский крестоносный орден видел смысл своего существования в борьбе против неверных и в натиске на Восток... Царь поселил пленных рыцарей вдоль Оки, чтобы они с мечом в руках стояли против татарских орд, защищая границы Московского государ-

_____________

* Здесь  и далее  цифровые ссылки — смотри в "Примечаниях" в конце книги

10

 

ства, а заодно и европейскую христианскую цивилиза­цию".* 

...Но и обратно, то есть с Востока на запад, под знаменем Москвы шли вольные дети степей. Каси­мовские, ногайские, казанские татары вторгаются во владения ордена и доходят до Балтийского моря. И так все действуют в соответствии со своими природ­ными наклонностями, унаследованными от предков стремлениями, заветными желаниями"3. Пожалуй, по разнородности ингредиентов "плавильный котел", в котором создавалось российское дворянство, отнюдь не уступает хрестоматийному "плавильному котлу" аме­риканской нации.

Нас в описанной только что разноплеменности инте­ресует один элемент — еврейский. Трудно представить, что в этом истинно "вавилонском" смешении он бы  от­сутствовал.

И, действительно, в принадлежащем перу выдающего­ся русского ученого–энциклопедиста Василия Никити­ча Татищева "Лексиконе российском историческом,

ге­ографическом, политическом и гражданском" мы встре­чаем любопытное замечание в словарной статье "Жид": "Их сначала было в России много, но во время вели­кого князя Владимера II-го в 1113 году общим опре­делением всех князей выгнаны и закон положен, есть-ли впредь явятся, оных убивать. И сие в Великой России доднесь хранится, но в Малой России во вла­дение польское паки допущены, однако ж указом 1743 все изгнаны и впущать наикрепчайше запрещено"4.

 

Бесспорно, еще в первом тысячелетии нашей эры за­селенные восточными славянами территории находились под властью Хазарского каганата — самого большого в ту  пору  государства   Восточной  Европы,  оказавшего

_____________________

* Трудно попутно не обратить внимание на выраженную Ф.Ф.Нестеровым и постоянно акцентируемую в советской ли­тературе мысль о Руси как исконной и многовековой защит­нице европейской цивилизации от восточного "варварства", что является несомненно односторонней идеализацией.

11

 

влияние на изначальный период русской истории. О степени этого влияния существует много версий, но они зачастую носят весьма спекулятивный характер: сама мысль о Киевской Руси как даннице народа, ис-поведывавшего иудаизм, казалась (да по сию пору многим кажется) просто кощунственной, хотя факт вы­плачивания дани четырьмя славянскими племенами ха­зарам зафиксирован в летописи. Кто не помнит с дет­ства знакомые строки:

 

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хазарам,

Их села и нивы за буйный набег

Обрек он мечам и пожарам.

 

Нам еще придется вернуться к вопросу об исторично­сти Пушкина. В этом стихотворении поражает, во-пер­вых, эпитет "неразумные", толкуемый в словарях как "безрассудный,   бестолковый,  глупый"5.   Во-вторых, вызывает удивление сочетание "сел и нив" с "набега­ми".  Несомненно,  что у кочевых народов ни сел, ни нив  быть  не может.  В этой связи следует сослаться на замечание выдающегося израильского историка про­фессора Ш.Эттингера: "Славяне пришли в Поднепровье не ранее конца VII — начала VIII веков и могли за­ниматься  там  земледелием только под  покровитель­ством хазар, защищавших их от нападений кочевни­ков"6. Что же касается "неразумности" хазар, то здесь стоит привести одно высказывание крупнейшего тюрко­лога   В.В.Григорьева:   "Необыкновенным   явлением   в средние века был народ хазарский; окруженный  наро­дами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско. Когда вели­чайшее  безначалие,  фанатизм и глубокое невежество оспаривали  друг  у друга  владычество  над Западной Европой, держава Хазарская славилась правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор ярко блистала она на мрачном  горизонте  Европы..."7.   Это  признание  осо­бенно ценно, если учесть, что В. В. Григорьев был по-

12

 

следовательным антисемитом и является наиболее под­ходящей кандидатурой на до сих пор дискутируемую роль создателя пресловутой книги о ритуальных убий­ствах "Розыскания об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их", вышедшей в свет в Петербурге в 1844 году и традиционно приписывае­мой выдающемуся ученому-лексикографу В.И.Далю8.

Одним из апологетов древней Хазарии был и автор ря­да работ по истории древней Руси профессор В.А.Пар­хоменко9, наиболее ясно высказавший свою точку зрения относительно влияния хазар на Русь в статье "Киевская Русь и Хазария": "...Киевская Русь как го­сударство явилась в известной мере модификацией и преемницей Хазарского государства"10. Даже подор­вавшие мощь каганата походы Святослава против хазар В.А.Пархоменко рассматривает как некую "граждан­скую войну", ибо иначе эти, как говаривали в стари­ну, "предприятия" оказываются вне понимания истори­ка.

Наконец, академик Ю.В.Готье так характеризует место хазар в мировой культуре: "Историческая роль хазар не столько завоевательная, сколько объединя­ющая и умиротворяющая. Это обстоятельство выдвига­ет их из множества народов азиатского происхожде­ния, последовательно сменявших друг друга на про­странстве между Волгой, Доном и Кавказом..."11  Влияние хазар оставило свой след в некоторых исто­рических именах (например, Луки Жидяты*), в рус­ских былинах ("злой хазарин"), в сказаниях о купце Садко (от еврейского имени Цадок**) , в дворянских фамилиях (Казариновы,  Халдеевы),  в географических

____________________

* К слову сказать, впоследствии новгородский епископ Лука Жидята (1036-1059) в одном из летописных списков назван "Жирятой", и теперь по вполне понятным причинам рядом с "Жидятой" в скобках пишут "Жирята"! Интересно, когда эти два варианта сначала поменяются местами, а за­тем вариант, попавший после "обмена" в скобки, как бы сам собой отомрет?

** Вопрос о личности богатого новгородского купца Садко (продолжение сноски на след. стр.)

13

 

и топонимических названиях (упоминающиеся в летопи­сях "Жидовские ворота Киева"), существовавший, по мнению некоторых исследователей, город Жидичин (в начале XV в. — Жидович), а также названный, по мне­нию М.Гумпловича, в память о "вице-короле" Хазарии Чауше город Чаусы на Могилевщине15. Это влияние даже нашло свое отражение в современных советских исто­рических романах*, а они, как известно, являются "передним краем" столь активизировавшейся в послед­ние годы в Советской России борьбы за "моделирова­ние" русской истории в угоду тем или иным современ­ным общественным группам. 

Исполнившееся в 1988 году тысячелетие со времени принятия Русью христианства вновь вернуло нас к во­просу о степени влияния евреев и хазар на решение князя Владимира. Конечно, летописный рассказ о по­сольствах,   принятых  князем,   весьма   облегчен   и   не

___________________

(продолжение сноски с пред. стр.) для современных советских исследователей весьма болеэненен. Хотя в комментариях к недавно вышедшему в свет из­данию былин и говорится, что большинство дореволюционных ученых видело  в  имени Садко отражение древнееврейского имени  "Цадок"  ("справедливый,  праведный"),  но  это-де  не вяжется   с   обликом   героя12   Откровенно   сказано!   Должен огорчить сих "ученых" — подлог при свете дня не делает­ся.  В изданном два десятилетия назад в Советском Союзе словаре   русских   личных   имен   без   труда   обнаруживается "Садко",   определенное   в   словаре   как   уменьшительное   от древнееврейского имени "Садок" — "праведный, справедли­вый"13.   Академик   А.Н.Веселовский   указывал   на   сходство былины о Садко с эпизодом одного старофранцузского ро­мана,  в  котором  действует  герой  по  имени  Садок.   Ясно, что и былина, и роман восходят к одному и тому же источ­нику      еврейскому   фольклору14.   Что  же   касается   обли­ка героя,  то  нетрудно представить  себе богатого купца — еврея в  Новгороде, входившем когда-то в Ганзейский тор­говый союз)

* к примеру, оружейник Родион Жидовин в повести В.Каргалова "Вторая ошибка Мамая"16  

14

 

освещает проблему в целом. Часть исследователей счи­тает принятие христианства актом, в основе которого, помимо всего прочего, лежало уже имевшее место зна­комство славян с единобожием. В весьма содержатель­ной и интересной статье советского историка Д. Е. Фурмана не только подчеркивается значительное иудейское влияние на Русь эпохи князя Владимира, но и без каких бы то ни было критических замечаний вос­производится точка зрения, как сказано в статье, "крупнейшего русского церковного историка" Е.Ё.Голубинского о возможном влиянии на летописный рас­сказ более ранней еврейско-хазарской легенды о при­нятии иудаизма хазарским каганатом17. Характер­но, что в кругах современных русских нацистов (ти­па ставшей одиозной личностью В.Н.Емельянова) упор­но отрицается значение принятия Русью христианства, которое, по их мненияю, есть не что иное как форма иудаизма, исказившая истинно славянский путь разви­тия и отринувшая родное, "исконное", язычество. Как было бы славно, если б сейчас в Киеве на месте Со­фийского собора радовало глаз, душу и сердце "ис­тинно русских людей" капище Перуна! Вот оно, совре­менное "переиздание" Валгаллы "третьего рейха"! Бо­лее того, в этих кругах утверждается, что крести­тель Руси святой Владимир был сыном еврейки.

Вот для этого утверждения, действительно, есть основания. Происхождение князя Владимира уже стано­вилось предметом научного анализа, в частности, из­вестными русскими историками Д.И.Прозоровским18 и И.И.Срезневским19.

В "Повести временных лет" по Второму Лаврентьевскому списку под 6478 (то есть 970) годом мы чита­ем: "В то время пришли новгородцы, прося себе кня­зя. И сказал Святослав: "А кто бы пошел к вам?".. И сказал Добрыня: "Просите Владимира". Владимир же был от Малуши — ключницы Ольгиной. Малуша же была сестрой Добрыни. Отец же им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимиру. И сказали новгородцы Святославу: "Дай нам Владимира". Он же от-

15

 

ветил им: "Вот он вам". И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошел Владимир с Добрынею, своим дя­дей,    в    Новгород..."20.    Из   этого   сообщения   ясно, что отцом Малуши и Добрыни был некий Малк из горо­да Любеча — одного из древнейших русских городов, находящегося в 202 верстах (215,5 км) от Киева и в 50   верстах  (около   53   км)   от  Чернигова  и  вначале платившего дань хазарам, а в 882 году захваченного князем   Олегом*21   Поскольку   "Малк"      имя   ев­рейское**,  а дело происходило в дохристианской Ру­си, то этого Малка следует считать либо евреем, ли­бо хазарином-иудаистом. Попытки Д.И.Прозоровского свести имя "Малк" к имени древлянского князя Мала несостоятельны, ибо в другом месте летописи Рогнеда отказывается выйти замуж за Владимира, поскольку он — "робичич", то есть сын рабыни***.

В.Н.Емельянов, дабы окончательно убедить читате­ля, что Малк — еврей, выдвигает гипотезу, согласно которой Нестор–летописец в угоду цензуре (если по­зволительно применить этот термин к эпохе Киевской Руси) заменил слово "равв" или "рабб" (равин) на "робичич" (раб)25. Спору нет, летописи, хотя и создавались на века, но писались с оглядкой на со­временных летописцу сановных читателей, а зачастую и просто по их указаниям (воистину "ничто не ново под луной"), но к лингвистике это никакого отноше­ния не имеет, а неискушенный в тонкостях современ­ник   Емельянова,   к   которому   он   адресуется,   гля-

____________________________

* Ныне Любеч — районный центр Черниговской области УССР).

** "Малх... Стар. редк. Отч.: Малхович, Малховна (от др.-евр. melekh — царь или maFakh — ангел, посланец"22

 *** "И посла ко Рогьволоду Полотьску, глаголя: "Хочю пояти дщерь твою co6е жене. Он же рече дщери своей: "Хочеши ли за Володимера?" Она же рече: "Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю'"*23. Перевод звучит так: "И по­слал к Рогволоду в Полоцк сказать: "Хочу дочь твою взять себе в жены". Тот же спросил у дочери своей: "Хочешь ли за Владимира?". Она же ответила: "Не хочу разуть сына ра- (продолжение сноски на след. стр.)

16

 

дишь да и станет ассоциировать  Малка с любавическим ребе! Вместе с тем Емельянов вполне резонно указывает, что "Малуша" — уменьшительное имя от "Малки". Что же касается поиска еврейского корня в имени "Добрыня", то попытка Емельянова произвести его от еврей­ского корня "dbrn" ("оратор; краснобай") представ­ляется спорной, хотя в контексте мышления этого ав­тора она вполне естественна ("оратор" — "краснобай" — попросту "брехун"). На наш взгляд, имя "Добрыня" следует считать калькой еврейского имени "Товий" ("хороший, добрый").

Возвращаясь к статье Д.И.Прозоровского, следует отметить беспочвенность его утверждений, будто бы княгиня Ольга оставила князя Мала в живых. Ни в од­ном из летописных списков Малк не назван "Малом". Сравнив древнеславянское написание этих имен — "МАЛЪ" и "МАЛЬКЪ" — становится очевидной невозмож­ность объяснения разницы в написании в две буквы ошибкой летописца. Из контекста летописи недвусмыс­ленно явствует, что князь Мал был убит мстившей за мужа Ольгой.

Должность, которую занимала Малуша при княгине Ольге, — ключница (а по одному из летописных спис­ков — милостивица) — вне всякого сомнения требова­ла грамотности, а в те времена грамотная славян­ская женщина встречалась лишь изредка, да и то сре­ди представительниц самых высоких сословий (что на­вряд ли могло соответствовать тем обязанностям, ко­торые исполняла при великокняжеском дворе Малуша), но среди евреев даже в ту пору умение читать и счи­тать не было диковинкой. По Далю "ключник и —ница ж, кто ходит в ключах, служитель, заведующий съест­ными припасами в доме, погребом, а иногда и питьями"26. И.И.Срезневский полагает, что упоминание Малуши в одном из списков как "милостивицы" свиде­тельствует,  быть может,  о том, что она ведала рас-

______________________

(окончание сноски с пред. стр.) быни,   но   хочу   за   Ярополка""24.   Разувание   мужа   в   знак покорности новобрачной было частью свадебного обряда.

17

 

пределением милостыни от имени княгини. Но,анализируя понятие "милостивица" и прибегая для этого к аналогиям в языках как родственных древнерусскому (польском, чешском), так и в более отдаленных (гре­ческий), ученый забыл или не захотел обратиться к древнееврейскому языку, где такой аналог обнаружи­вается без труда ("nadiva" — "щедрая; великодушная; благородная"). Как бы то ни было, круг обязанностей Малуши при дворе великой княгини требовал в первую очередь грамотности, что указывало на полученное в детстве образование, а также доверия Ольги, на что вряд ли могла рассчитывать дочь убитого княгиней ее злейшего врага.

Здесь любопытно остановиться на проблеме литера­турного воплощения эпохи крещения Руси. Скудость исторических материалов оставляет много места чисто авторскому воображению. Поначалу эти события в рус­ской литературе представали как бы в сказочно-фольк­лорном  виде. Эту традицию начал еще А.С.Пушкин, вы­ведя в "Руслане и Людмиле" среди прочих героев и хазарского богатыря Ратмира, никоим образом не ука­зав его религиозную принадлежность.

Современник Пушкина —Александр Вельтман в романах "Святославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира" и "Райна, королевна Болгарская" не только уделяет немало внимания хазарам, но и весьма подробно останавливается на происхождении Владимира, также не упоминая его возможных хазаро-еврейских предков. Подход Вельтмана к этим пробле­мам полностью соответствует состоянию исторических знаний того времени, что явствует из сопровождаю­щего романы авторского комментария27.

Наиболее близко к пониманию исторических процес­сов, происходивших в Древней Руси, подошел Велемир Хлебников. Из его ранней поэмы "Внучка Малуши" (на­писанной, по-видимому, около 1907 года, но опубли­кованной в 1913 году), явствует, что истоки русской государственности поэт видит в сочетании трех сил — язычества,   хазарского иудаизма  и христианства.   Бо-

18

 

лее того, не исключено, что Хлебников не исключал возможности и еврейского происхождения Малуши, по­скольку один из героев поэмы хазарский каган (или, по Хлебникову, "хан") "жид Хаим", тесно связанный по сюжету с внучкой "рабыни" Малуши, чудесным спо­собом превращается из старика в молодого еврея28.

Строго придерживавшаяся в своем творчестве лето­писных источников советская писательница В.Панова пишет: "Поверили, дурни, что наша Ольга пойдет за их Мала! Ольга за Мала, как это быть могло? И того ему довольно, что на мертвую его башку поставила ногу свою... Где Мал? И могилы его не найти...", и далее: "Среди челяди была девица Малуша. Вместе с братом Добрынею ее пленили в младенчестве, выросли оба на Ольгином дворе. Едва войдя в мужество, Свя­тослав повадился что ни ночь к Малуше. Ольга угова­ривала...:"Да зачем Малуша, что ты в Малуше нашел? Чернавка и чернавка"29. Здесь интересно описание внешности Малуши. Словарь Даля толкует слово "чер­навка" как женщину или девушку "со смуглым лицом и черными волосами"30. Как ни крути, этот типаж крайне далек от эталона славянки домонгольской эпо­хи. Но и здесь мы не найдем какого-либо упоминания о возможном происхождении матери Владимира. Созда­ется ощущение некоего табу, наложенного на литера­турное творчество.

Но вернемся от литературы к истории. Приход Вла­димира к княжению в Киеве был, несомненно, ярким примером искусной дипломатии, мастерства обходного маневра, — приема, которым впоследствии Владимир воспользовался еще раз, ибо, взойдя на великокняже­ский престол, он провозгласил себя поначалу твердым приверженцем язычества и, лишь укрепившись в Киеве, радикально изменил идеологическую ориентацию своего правления.*. 

      Более того, следует указать, что став­ший краеугольным камнем клерикальной пропаганды ле-

_____________________

* Политический талант Владимира — "сына рабыни, нахо­дившейся   в   немилости  (?!     вернее  сказать,   попавшей  в  [продолжение сноски на след. стр.]

19

 

тописный рассказ о принятии князем Владимиром хри­стианства в его православном варианте, по вполне обоснованному мнению ученых, является не только бо­лее поздней вставкой32, но и, как мы уже указы­вали, вполне вероятно, родился под влиянием более ранней еврейско-хазарской легенды о принятии иуда­изма хазарским каганом17. Нельзя не отметить важнейшую роль в утверждении Владимира на киевском великокняжеском троне, равно как и в принятии Ру­сью христианства, его дяди Добрыни Малковича, кото­рого былинно-фольклорная традиция увековечила под прославленным именем Добрыни Никитича.

То, что мать великого князя Владимира была еврей­кой или хазарянкой, не представляется чем-то из ря­да вон  выходящим.  В 695 г. свергнутый с престола византийский император Юстиниан II Ринотмет не толь­ко нашел у хазар пристанище, но и вступил в брак с дочерью   хазарского   кагана33.   В   период   правления в Византии императоров–"иконоборцев" один из них — Константин V (741-775 гг.) — женился на хазареянке Ирине, также дочери кагана. Их сын с 775 по 780 гг. занимал императорский престол под именем Льва IV Хазара.   Следует  отметить,  что  при  правлении этих императоров жизнь евреев не подвергалась опасностям, и они могли беспрепятственно исповедовать веру пред­ков34.    Позднее   аналогичная   история   произошла   и в   Болгарии,   где   правивший  с   1330   г.   царь   Иоанн Александр в  1335 году женился на красавице-еврейке из Тырнова по имени Сара, после крещения ставшей именоваться Феодорой и получившей титул "новопросвештена царица". Их сын Иоанн Шишман во времена своего пребывания на тырновском престоле дружелюбно принял изгнанных в 1360 году из Венгрии и расселив­шихся  в   Никополе,   Плевене  и  Видине евреев35. Та­ким образом, как видим, в странах, которым Киевская

__________________

[окончание сноски с пред. стр.] немилость — С.Д.) у великой княгини Ольги", признается советским историком О.М.Раповым в коллективной моногра­фии "Введение христианства на Руси"31   )  

20

 

Русь была обязана принятием христианства и культур­ным патронажем, иудаизм невест не был препятствием для браков коронованных особ.

Возникающий вопрос "Почему князь Владимир не вос­принял веру своих предков, а, напротив, в решающий момент выбора отверг ее?" весьма просто решается при учете политической ситуации того времени. Перед великим князем стояла альтернатива: либо принятие иудаизма, означавшее не только признание вассальной зависимости от еще достаточно сильного в ту пору Хазарского каганата (а, как мы помним, противоречия между обоими государствами были весьма острыми еще во времена Святослава), но и бесповоротное закре­пление этой зависимости на наиболее важном, идеоло­гическом, уровне, либо резкий отрыв и противостоя­ние при помощи провозглашения государственной рели­гией христианства, в его православном варианте, что давало не только шанс самостоятельного правления и полной независимости от каганата, но и надежду на получение покровительства от Византии. Кто знает, какое решение принял бы великий князь Владимир, предвидь он скорый крах Хазарского каганата?

Итак, потомков великого князя Владимира с боль­шой, пожалуй, исторической достоверностью можно име­новать не "Рюриковичами", а "Малковичами". Вот как выглядит их родословное древо на уровне "корней":

 

 

 

21

 

Русская православная церковь называет великого князя Владимира "святым", "равноапостольным".Что ж, если принять версию о еврейском происхождении его матери, то великий князь действительно становится равноапостольным.

Как известно, в ходе исторического развития центр русской  государственности  переместился  из   Киева  в Москву,  и ее возвышение требовало идеологического обоснования. Наиболее распространенная формула "Мо­сква — третий Рим", выраженная в XV веке старцем псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофеем в письмах великому князю московскому Василию III, ста­ла со временем уже недостаточной. Потребовалось ни много ни мало доказать преемственность православной Москвы  от  "избранного" народа,  утвердить  переход благословения Божьего на русский народ! Эту весьма, скажем, нелегкую задачу разрешили в России не без помощи просвещенных и изощренных в иезуитских кол­леджах малороссийских выходцев. Ох, как не любят вспоминать в наше время эту легенду! Суть же ее та­кова. "Мосох, или Мезех, шестой сын Иафетов, внук Ноев, есть отец и прародитель всех народов Москов­ских, Российских, Польских, Волынских, Чешских, Мазовецких,  Болгарских, Сербских, Карватских, и всех, елико  есть  Словенский  язык,  что  у  Моисея  Мосох, Московских народов праотец, знаменуется (упоминает­ся — С.Д.) и у Иосифа Флавия в Древностях, что ни от реки, ни от града Москвы Москва именование полу­чила, но река и град от народа Московского имя восприяли,   что   имя  сие  Мосох...все  древние  историки, Еврейские,  Халдейские,  Греческие и Латинские и но­вейшие Мосоха, Москвы праотца и областей того име­ни, во многих местах непрестанно и явно поминают, что третий брат Леха и Чеха, Русь истинный наслед­ник   Мосохов   от   Иафета.."36-   Автором   этого   ис­следования, появившегося на свет в самом конце XVI века, был Матвей Стрыйковский. А в XVII веке воспи­танник Киевской духовной академии дьякон Холопьего монастыря Тимофей Каменевич-Рвовский  пошел еще 

22

 

дальше: "Прииде же Мосох Иафетович, шестой сын Иа­фетов, господарь наш и князь первый, в страну Скиф­скую великую и Землю нашу сию, так предъименуемую, на месте селения сего Московского, на ней же земле мы ныне жительствуем... Сию же реку тогда сущую безъимениту бывшую от исперва, он Мосох князь по пришествии своем и поселении прекрасном и излюблен­ном пременовал ю Мосох князь по имени своему, само­го себя и жены своея княгини прекрасные и предлюбезные, нарицаемые Квы. И тако по сложению общекупному имен их, князя нашего Моса и княгини его Квы красная преднаречеся... Сей же Мосох князь Москов­ский бысть и началородный нам и первый отец не ток­мо же Скифо-Москво-Славено-Российским людям, но и все нашим своеродным государствам премногим...37.

Тот же Каменевич-Рвовский утверждает, что и вторую реку, Яузу, Мосох назвал по именам своих детей — сына Я и дочери Вузы. Время создания этой легенды относится к периоду пребывания Тимофея Каменевича-Рвовского в монастыре (1684-1699 гг.). Многочислен­ные легенды на эту же тему — происхождения Москвы от сына Яфета Мосоха — были собраны в XVIII веке Иннокентием Гизелем, автором "Синопсиса" (издан­ной в Киеве в 1674 г. первой учебной книги по исто­рии, выдержавшей благодаря своей популярности к се­редине XIX в. около тридцати изданий). Да и в дру­гих дореволюционных изданиях по истории Москвы мож­но часто встретить ссылки на эту "родословную" сто­лицы Русского государства. Кто знает, может, в кор­нях этой легенды гнездится и одержимость идеи Ф.М.Достоевского о русском народе — Богоносце?!

Однако массовое проникновение евреев в "Московию" (как в средние века иностранцы именовали Русское государство) началось в более позднюю эпоху — во времена столкновения с Польшей, ставшей после объе­динения с Литвой в 1569 году могущественной Речью Посполитой. Русь и Польша противоборствовали друг другу на протяжении веков, и особое место в этой схватке   уделялось   Смоленску,   издавна   являвшемуся

23

 

важнейшим стратегическим, экономическим и полити­ческим центром. Еще в древности Смоленск вел обшир­ную торговлю, причем не только с соседними земля­ми, но и с более удаленными государствами. Неоспо­римым свидетельством существования в Смоленске еще во времена Хазарского каганата еврейской торговой фактории служит основание в Х – начале XI веков при­стани Козары, к началу XX века превратившейся в

се­ло Козарево на реке Стамбе в 8 верстах (8,5 км) от современного города38. Миграция евреев из Гер­мании на восток в средние века, по-видимому, не ми­новала Смоленска, поскольку фамилии части смолен­ских евреев носят отчетливый немецкий отпечаток.

Находившийся на рубежах Московии и Польши Смо­ленск  многократно  переходил  из рук  в руки,  и, ес­тественно, каждая смена власти приносила ощутимейшие  тяготы  местному населению.   В  первую очередь страдали   евреи,   которых   русское   воинство   если   не истребляло (а бывало и такое), то неумолимо изго­няло из города, либо переселяло в Москву. При Васи­лии III и Иване Грозном уцелевшие от погромов ев­реи были насильственно переведены в сословие мос­ковских   купцов.  

Вот  что   пишет  советский   историк С.В.Бахрушин: "Особенно крупное значение имел пере­вод в 1514 г. на жительство в Москву большой груп­пы богатых смоленских купцов,  образовавших здесь особый разряд "смольнян", занимавший в торговой ие­рархии Москвы второе место после гостей. В.О. Клю­чевский ошибочно полагал, что в лице "смольнян" мы имеем "не купцов г.Смоленска, а особый разряд сто­личного  московского  купечества"  и что купцы,  при­надлежавшие к этому разряду, назывались смольнянами потому, что вели торговлю с Западной Русью и с Лит­вой через Смоленск. Таможенные грамоты XVI в. не оставляют никаких сомнений в этом вопросе... Наибо­лее видные из них скоро... сделали блестящую карье­ру   на   государственной   службе   в   качестве   дьяков. "Смольняне" играли очень видную роль в московской торговле и не случайно особо оговариваются в тамо-

24

 

женных грамотах времен Ивана IV. Афанасий Юдин, на­пример, вел крупнейшие дела с англичанами; ему дол­жны были в 1589 г. английские купцы Ульян Фомин (sic! — С.Д.) и Антон Марш огромную сумму — 6200 рублей... В Москве у смоленских сведенцев (переве­денных на жительство — С.Д.) был свой "смоленский" суконный ряд"39.

Были евреи и среди множества авантюристов, навод­нивших в "смутное время" начала XVII века стан са­мозванца. Более того, сам Лжедимитрий II был не кем иным, как шкловским евреем. Если еще несколь­ко лет назад об этом упоминалось вскользь, завуали­рованно40, то ныне тот же советский исследова­тель Р.Г.Скрынников уже расставил все точки над "i", категорически настаивая на иудейском происхож­дении самозванца и приводя в качестве доказательств мнение специально изучавших эту проблему иезуитов. По поводу публикуемого портрета Лжедимитрия II Скрынников замечает: "...внешность учителя из Шклова достаточно характерна", а, упоминая о найденных в бумагах убитого "тушинского вора" Талмуде и иу­дейских письменах, резюмирует: "Как видно, и кре­стившись, Богданко (так звали шкловского учителя — С.Д.) не отошел от иудаизма"41. Но не менее су­щественно и иное: советский историк утверждает, что Лжедимитрий II отнюдь не был ставленником польских магнатов, каким его испокон веку выводила русская историческая наука; он — вождь народного движения, предпринимавший попытки решения скопившихся труд­нейших социальных проблем. Гражданская война в Рос­сии XVII в.(а именно так следует именовать "смутное время") закончилась фактически победой "тушинского" лагеря, из рядов которого были выдвинуты Романовы. Отец первого царя из рода Романовых – Михаила – Федор Михайлович (в монашестве Филарет) был возведен в патриаршество в 1609 году лично Лжедимитрием II. Этот факт бесспорен42.

Но особенно много евреев появилось на Руси во времена царствования Алексея Михайловича.

25

 

Во   время   очередного   похода   на   Литву,   который предпринял царь в 1654 году, Смоленск был вынужден вновь обороняться от обложивших город московитов. Известны, по крайней мере, два еврея, участвовавших в этой обороне, — "Берка, староста Райгородский, за­щищавший со своими людьми укрепленный пункт в линии от Пятницких ворот до Водяной башни над Днепром с круглой Семеновской башней, и другой Берка — Ржецкий, защищавший пункт от Вагеровской башни до Пят­ницких   ворот"43.   Но   спасти   город  не  удалось:   по­ляки были вынуждены сдать его русским. Выдающийся политический деятель того времени, "совесть русско­го народа", ближний боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, ставший в 1655 году наместником всех завоеванных в Лифляндии земель, писал царю о чини­мых русскими зверствах: "Лучше бы я на себе раны видел,  только бы невинные такой крови не терпели. Лучше бы я согласился быть в заключении необратном, только бы не жить здесь и не видать над людьми та­ких  злых  действий"44.   По условиям капитуляции не желавшие присягнуть царю Алексею Михайловичу должны были покинуть Смоленск. Перед находившимися в горо­де евреями возникла дилемма: остаться — и переме­нить религию, либо уйти — и потерять имущество. В Смоленске тогда жил целый разветвленный клан свя­занных между собою родственными узами семейств бога­тых еврейских купцов и предпринимателей: Шафиры, Веселовские, Евреиновы, Копьевы. Поставленный перед угрозой разорения клан решился на крещение, после чего  перебрался в  Москву,  немало  увеличив числен­ность   еврейского   населения   столицы   Русского   госу­дарства,   которое   и   без   того   росло   в   основном  за счет  насильственно  крещенных пленных  и переселен­цев из Речи Посполитой. Наше утверждение о богат­стве  клана  подтверждается  и  тем,  что  значительная часть его представителей попала в самый привилеги­рованный "Панский ряд" Московского рынка, что без солидного начального капитала было бы попросту невозможно.                              

26

 

Здесь надо отметить, что в ходе войны с Речью По­сполитой царь Алексей Михайлович поощрял переход пленных (среди которых было немало евреев) на рус­скую службу. Сторонник "вечного мира" с Речью – А.Л.Ордин-Нащокин считал невыгодным для России от­пуск пленных, поскольку иноземцы были хорошими ма­стерами, а "русские служилые люди стали нерадетель­ны, скучают долгой службой"45. Уже после Андру-совского перемирия 1667 года Пушкарский приказ хло­потал о неотпущении на родину могилевского еврея Исачки, поскольку тот "научен огнестрельным и гра­натным делам, стрелять гранаты умеет; да ему ж да­на для ученья огнестрельных и гранатных дел и для всяких тайных промыслов немецкого языка печатная книга"46. Вполне вероятно, евреями были живший с 1654 года в Москве "в пушкарях" изготовитель по­роха Ивашка Григорьев родом из Дубровны, Гришка Мотовицкий из Полоцка — "в Оружейной палате в кормо­вых мастерах", а также отданный "на кормление част­ному лицу" (по-видимому, в силу своей ценности) пленный из Литвы некто Мосейка47. Наконец, со­всем уж фантастическая история произошла с русским послом при дворе Великих Моголов в царствовании Алексея Михайловича Сенькой, "родиною Жидовиным". Прибыв в 1659 году в именовавшийся в ту пору "Кабылом" Кабул, этот царский посланец внезапно перешел в магометанство, чем изрядно усложнил условия дея­тельности последовавших за ним посланников48*

______________________

* В самом начале XX века действительный член Российс­кого археологического института В.П Метакса обнаружил уникальную находку — тринадцать "сказок" (то есть данных под присягой показаний типа послужного списка "curricu­lum vitae") "детей боярских", приписанных к уральскому городу Верхотурью. В те времена "детьми боярскими" име­новали мелких служилых феодалов, позднее ставших состав­ной частью российского дворянства. Так вот, среди этих тринадцати двое — несомненно евреи: "Самойло Обрамов Вистицкий" и "Юрий Самойлов сын Вистицкий". Происхожде­ние фамилии "Вистицкие" однозначно — от села Вистицы, во  (продолжение сноски на след. стр.)

27

 

В 1670-1671 годах выходцы из Польши и Литвы осно­вали в Москве так называемую Мещанскую слободу. В те времена термин "мещане" применялся исключительно к выходцам из Речи Посполитой, и лишь в 1775 году он распространился и на русских посадских людей. Был среди них и основатель столь много давшей русской культуре фамилии Евреиновых "Матюшка Григорьев — еврей", Федор Иевлиев, Давид Тимофеев, Степан Ива­нович Корьев, Владимир Израилевич Елисеев, Иван Костянтинов, Яков Самойлов, Семен и Иван Яковлевы, их зять Павел Степанов50. Как мы видим, уже в ту пору имена и фамилии зачастую ничего не говорили об истинном происхождении человека! Большое число ев­реев в московской Мещанской слободе отмечает В.Сне­гирев51, и среди них - такие в будущем видные деятели  петровской  эпохи,  как  вице-президент  Глав

____________________

(продолжение сноски с пред. стр.) времена Речи Посполитой входившего в состав Брест-Ли­товского воеводства, а позже находившегося на территории Брестского уезда Гродненской губернии. В данном контек­сте подтверждением  их еврейского происхождения являются и имена. Интересно иное: подпись старшего Вистицкого сделана хоть и на русском языке, но еврейским шрифтом! Вот она:

Обнаруживший документ В.П.Метакса обратился за помощью к профессору Петербургского университета Д.А.Хвольсону, который, справа налево, прочитал: "Иа Шмула Вистицки ик сиеи зказку иа руку прилозил" ("Я, Шмула Вистицкий, к сей сказке руку приложил"). Младший Вистицкий, увы, не знал ни еврейской, ни русской грамоты, а посему его то­варищ Микита Несельцев написал: "К сей скаске вместо Юря Вистицкого по ево повелению Микита Несельцов руку приложил". Документ и история его нахождения были впер­вые опубликованы С.М.Гольдштейном и с тех пор не­однократно переиздавались. Следует отметить, что фами­лия Вистицких оставила весьма заметный след в русской истории. Среди многочисленных представителей ее различ­ных "ветвей" (некоторые из  них приняли православие еще в XVII веке) есть сенатор, дослужившийся до чина гене­рал-майора, военный теоретик, ушедший в отставку также в чине генерал-майора, участник наполеоновских войн...)

28

 

ного магистрата Илья Исаев, завязавший прямую тор­говлю с Китаем Матвей Евреинов и устроивший в Мос­кве шелкоткацкую фабрику его сын Яков. Жили в то время в мещанской слободе и караимы. Евреи находи­лись и в московской Немецкой слободе, свидетель­ством чему служат результаты облавы, проведенной там в середине 1650-х годов, в ходе которой были обнаружены спрятавшиеся пленные евреи. Не приняв­ших православие ждала ссылка в Сибирь "на вечное жилье"52.

Евреи очень быстро достигли видного положения среди московского купечества. Так, Федор Григорьев и Афанасий Самойлов в апреле 1695 года были "выбор­ными": их подписи имеются в "протоколах" мирских сходов того года. Нес также "мирскую" службу один из двух тезок и однофамильцев Иванов Исаевых53.

Следует отметить, что допуск иностранцев в Россию даже при Алексее Михайловиче был ограничен: в Мос­кву и внутренние города допускались только те ино­земцы, которым удавалось обзавестись специальной государевой грамотой "за красной печатью" (выража­ясь современным языком, получить визу). "Жиды в царствование Алексея Михайловича умели добыть себе такие грамоты за красной печатью; они приезжали в Москву с сукнами, жемчугом и другими товарами и по­лучали комиссию от двора; так, в 1672 году шкловские евреи Самуил Яковлев с товарищами отпущены были из Москвы за рубеж для покупки венгерского вина"54.

Но евреи в Московии не только торговали.

 

Здесь прежде всего следует указать на гигантскую фигуру Симеона Полоцкого, без которого немыслим "семнадцатый век русской литературы". Поскольку на­чисто обойти вопрос о происхождении Симеона (Саму­ила) Полоцкого невозможно, он затрагивается, но весьма туманно. Однако завеса уже приподнята: жур­нал,"Вече" подчеркнул еврейское происхождение основ­ных гонителей старой веры — Симеона Полоцкого и Ар­сения Грека (ближайшего сотрудника патриарха Нико-

29

 

на, прибывшего на Русь для исправления богослужеб­ных книг и ставшего основателем московской Славяно-греко-латинской   академии)55.   Не  только   писатель, но и воспитатель старших детей царя Алексея Михай­ловича, Симеон Полоцкий написал для будущего перво­го   российского   императора   Петра  Алексеевича  бук­варь,   а  также  составил  его  гороскоп,  в  котором  с большой точностью предсказал будущее преобразова­теля России56. По народному преданию, Симеон  По­лоцкий предрек рождение Петра еще до того, как у его матери Натальи Кирилловны обнаружились первые признаки беременности, за что был взят под стражу, но  вскоре освобожден. Он же экзаменовал будущего дядьку (воспитателя) Петра Никиту Моисеевича Зото­ва,   по   сведениям   современников,   вероятнее   всего, белорусского еврея. Наконец, именно Симеоном Полоц­ким была основана в Заиконоспасском монастыре в Мо­скве первая русская дипломатическо-шпионская школа для дьяков Тайного приказа.  Вполне допустимо, что в числе ее выпускников был и Зотов.

Поскольку на Западе в то время врачебное дело на­ходилось преимущественно в еврейских руках, то и на Руси именно евреи стали первыми профессиональными врачами. Их имена — "лекарь жидовин мастер (мессер) Леон" и "врач некий немчин Антон" (по мнению неко­торых исследователей, тоже еврей по фамилии Эренштейн57, которого И.И.Лажечников в своем истори­ческом романе "Басурман" без каких бы то ни было оснований выдал за "чешского дворянина").

Увеличению еврейского населения Москвы способство­вал и личный врач царя Алексея Михайловича доктор фон Гаден, он же Данило Евлевич, или Данило Ильин, или Данило Жидовин — тоже родом смоленский еврей, пользовавшийся полным доверием государя. Алексей Ми­хайлович позволял ему навещать оставшуюся в Смо­ленске мать и даже одарил его жену перед одной из поездок соболями. Принятие православия было у фон Гадена, по всей видимости, чисто внешним актом. Один  из современников, по происхождению немец, писал: 

30

 

"...евреи с недавнего времени очень размножились в Москве и при дворе, пользуясь покровительством при­дворного лекаря из евреев"38. Большая дружба свя­зывала фон Гадена с одним из просвещеннейших бояр своего времени Артамоном Сергеевичем Матвеевым. Их не разлучила даже смерть: вместе со своим другом и покровителем фон Гаден был убит во время стрелецко­го мятежа 1683 года. О трагической гибели фон Гаде­на до нас дошло несколько интересных воспоминаний. Андрей Матвеев в своих "Записках" так описывает происшедшее: "В ту же неделю два доктора, природные иноземцы, один Даниил фон-Гаден, жидовской породы, муж в делах своих по докторской науке и практике зело искусный, другой же немец, Иван Гутменш, не меньше перед другим вышеупомянутым в докторстве ис­кусен, за одну ненавистную антипатию против чуже­странных иноземцев, по вымыслам ложным и составным, будто бы те доктора царя Федора Алексеевича лекар­ствами отравили. Того доктора Даниила поймали в Немчинском самом платье, в Немецкой слободе и сына его большого Михаила; а другого доктора Гутменша в доме его на Поганом пруде, что ныне называется Чи­стой, те же бунтовщики стрельцы нашли и привели его в Кремль, на Красное крыльцо, откуда с великим мно­голюдством вывели на вышеупомянутое место Красной площади, и, подняв на копья, варварским же тиран­ством рассекли их..."59.

Здесь трудно пройти ми­мо прямо-таки бросающейся в глаза легкости, с кото­рой обоих лекарей заподозрили в отравлении царя Фе­дора Алексеевича. Ну как не вспомнить при этом чер­ные дни января 1953 года и простых советских людей, шарахавшихся от "врачей-отравителей"?! Прошло почти три столетия, но время, по-видимому, не властно над дремучей психологией толпы. Обратим также внимание на фамилию второго врача: "Гутменш", что в переводе с немецкого или идиш скорее выглядит прозвищем, а не фамилией — "хороший человек". Не исключено, что и он был еврейского происхождения и просто скрывал­ся под обличьем "немца". Мы уже говорили, что до

31

 

определенного времени (и гораздо более позднего, чем то, к которому относятся описываемые нами собы­тия) все иноземцы на Руси именовались "немцами", а в Немецкой слободе находили убежище скрывавшиеся от властей евреи, и крестившиеся, и сохранившие веру предков.

Вторые воспоминания принадлежат перу любимого ученика Симеона Полоцкого поэту Сильвестру Медведе­ву, кстати, обвинявшемуся в отходе от православия. Со слезами и горечью описывает он те страшные собы­тия:  "...доктора Яна Гутменша, стольника Михаила Данилова, сына докторова, с красного крыльца с вер­ху бросили на землю и, на земле такожде наругательно убив, иссекли, и нагих на ту же площадь выволо­кли...доктора Данила фон-Гадена, родом Жидовина, выдали им предати ругательной смерти. Ох, беды, увы жалости!.. Таже доктора Данила, иже в крещении Сте­фан, в застенке  ж  крепко пыташа, биша и огнем жгоша и потом такожде выведше на Красную площадь, иссекоша на мелкие части"60.

В респонсах люблинского раввина Мордуха Зискинда Роттенберга приведены показания свидетеля гибели сына фон-Гадена, Цеви-Гадена, принявшего христиан­ство. В этом документе, группа евреев, проживающих в Москве, названа "онусим", т.е. насильственно-об­ращенные. И эти русские мараны, в окрестностях Мос­квы, участвовали в погребении, "по царскому веле­нию", Даниила и его сына. Причем из текста явству­ет, что часть "онусим" впоследствии вернулись в иу­даизм, тогда как другая, почти наверняка большая, осталась христианами (см. подробнее: Ю.Гессен. "Ев­реи в Московском государстве XV-XVII в." — Еврей­ская старина, 1915, т.VIII, стр.172).

Одно из самых интересных средневековых религиоз­но-культурных движений, возникших на Руси и затро­нувших даже верхушку московского общества, носит название "ереси жидовствующих". Его основоположни­ки прибыли на Русь в свите литовского князя Михаи­ла Олельковича и полностью растворились в русской 

32

 

среде. К жидовствующим, несомненно, примыкала ин­теллектуальная элита того времени. В Москве ее вож­дем был дьяк Федор Васильевич Курицын — человек вы­сокой культуры, выдающийся дипломат, посетивший За­падную Европу, писатель (автор известной повести о "Дракуле, воеводе волошском"). Движение жидовству­ющих было жестоко подавлено и вряд ли можно усом­ниться в том, что подчеркнутая автором жестокость Дракулы, сделавшая его имя нарицательным, была на­веяна реальными образами той тяжкой поры. Сам дьяк умер накануне повальных репрессий (вероятно, около 1500   г.),   но  его  брат,   тоже дьяк,   Иван-Волк   Васи­льевич Курицын был сожжен вместе с другими еретика­ми   27   декабря   1504   года61.   Дьяк   Федор   Курицын открывает собой галерею русских государственных де­ятелей,   в   которых   качества  интеллигентов-"западников"  сочетались  с  судьбами  реформаторов-неудачни­ков, продолженную впоследствии боярином А.Л.Ордин-Нащокиным, князем В.В.Голицыным, графами М.М.Спе­ранским,   П.А.Валуевым,   М.Т.Лорис-Меликовым, С.Ю.Витте. Характерно, что объединяющей их чертой, помимо прочего, был филосемитизм. Следует отметить, что,  несмотря на все гонения, ересь жидовствующих не исчезла,  и спустя почти три столетия была обна­ружена в Воронежской, Тамбовской, Орловской, Кур­ской и других губерниях Центральной России. Жидовствующие начала XIX века настаивали на своей преем­ственной  связи  с  жидовствующими  эпохи Ивана III, что вполне допускалось исследователями того време­ни. Так,  Н.Н.Голицын считал ересь начала XIX века отголоском далеких веков, ереси жидовствующих Схария, "предания о котором таились где-нибудь в наро­де"62.    Советские   историки   ныне   всячески   препари­ровали сущность ереси жидовствующих и, естественно, в первую очередь  переименовали ее,  заменив застре­вающее в их глотках исторически правильное название другим:  "московско-новгородская ересь".  Не вдаваясь в подробности относительно места иудаизма в идеоло­гии этого религиозного течения, хотим лишь отметить

33

один факт: все оставшиеся в живых после репрессий и бежавшие на Запад сектанты, подчеркиваю — все без исключения, приняли ортодоксальный иудаизм.

Движение жидовствующих вызвало большой интерес у русских писателей XIX века. Я хочу остановить вни­мание читателя лишь на двух произведениях: истори­ческом романе И.И.Лажечникова "Басурман" и драме Н.В.Кукольника "Князь Даниил Васильевич Холмский". Иван Иванович Лажечников был не только автором популярной и по сию пору исторической прозы (доста­точно упомянуть роман "Ледяной дом"), но и крупным администратором,   занимавшим   значительные   посты (вплоть  до  поста  витебского  вице-губернатора).   На­блюдения за еврейской жизнью подсказали ему сюжеты некоторых сочинений, в том числе написанной в 1849 году пьесы "Дочь еврея". Роман "Басурман", повест­вующий о времени "жидовствующих", воссоздает перед нами и трагическую историю растерзанных в Москве еврейского   врача   мессера   Леона   и   врача-"немчина" Антона Эренштейна, и Федора Курицына, и главу сек­ты еврея Схарию: "...в тогдашнее время не было вы­годной должности, которую не брали бы на себя по­томки Иудины. Они мастерски управляли бичом и кадуцеем (жезл церемониймейстера — С.Д.), головой и языком...  Особенно на  Руси,  несмотря  на  народную ненависть  к  ним,  в  Пскове,  в  Новгороде  и  Москве шныряли евреи — суконники, извозчики, толмачи, сектаторы и послы. Удача вывозила из Руси соболей, не­удача  оставляла там их голову"63,  и далее — "Ан­тона привез в Москву жидок. Воображал ли молодой бакалавр, что сам привозит в русский стольный город основателя секты на Руси. Извозчик его не иной кто был, как Схария. Правда, он успел дорогой заметить в своем возничем необыкновенный ум, увлекательное красноречие, познания химические и редкую любозна­тельность..."64.   Из   этой   весьма   объективной   ха­рактеристики   чувствуется   симпатия   автора   к  своим героям.

Одним из главных действующих лиц пятиактной драмы

34

 

Нестора Васильевича Кукольника "Князь Даниил Васи­льевич Холмский", написанной в 1851 г., является богатый псковский купец Захарий Моисеевич Ознобин, на деле оказывающийся главой секты жидовствующих Схарией. При ярко выраженном антисемитском характе­ре драмы следует признать, что автору, безусловно, удалось отобразить серьезность ереси, да и описания сектантов и евреев выполнены не одной лишь черной краской (в частности, драматург подчеркивает широ­кую благотворительную деятельность Ознобина). Нако­нец, в уста его дочери Рахили Кукольник вкладывает проникнутую симпатией песню о Сионе:

 

С горных стран

Пал туман

На долины,

И покрыл

Ряд могил Палестины.

 

Прах отцов

Ждет веков

Обновленья.

Ночи тень

Сменит день

Возвращенья.

 

Загорит,

Заблестит

Свет денницы.

И орган,

И тимпан,

И цевницы,

И сребро,

И добро,

И святыню

Понесем

В старый дом

В Палестину65.

35

 

По словам автора, эта песня, написанная в 1840 году и для представления на сцене Александрийского теат­ра,  положенная на музыку М.И.Глинкой, отражает "ми­стическое пророчество народа, жаждущего родины"66.

Ф.М.Достоевский подробно интерпретировал песню Рахили в "Дневнике писателя" за март 1877 года67.

Появление иностранцев на русской службе не могло, конечно,  не вызвать ответной реакции.  Один из наи­более   последовательных   антизападников   хорват   по происхождению Юрий Крижанич писал о "перекрестах", попавших  на  высокие  посты в  Русском государстве: "Русское  царство...  принимает всякого  желающего  и даже уговаривает,  просит,  принуждает  и заставаляет многих...   креститься,  и тех людей,  которые  крестят­ся ради  плотского блага, а не ради спасения, прини­мает в свой народ и сажает на высокие места. Одни (из них) вершат наши важнейшие дела, другие заклю­чают с иными народами мирные договоры и торговые сделки...   Если   Русское   царство   когда-нибудь   погиб­нет,  то  оно примет гибель от этих перекрестов или  их потомков. Или, наверно, они сами завладеют нашим царством на позор всему нашему роду. Они смешаются (с нами)  по крови, но во веки вечные не соединятся (с   нами)   воедино   в   (своих)   устремлениях.   Внуки   и правнуки перекрестов имеют иные помыслы, чем корен­ные   уроженцы  (данной  страны)"68.   Это  было  напи­сано в годы царствования Алексея Михайловича.  Не исключено, что среди прочих мишеней своей филиппики Крижанич метил и в руководителя московских стрель­цов Ивана Васильевича Жидовина.

 

Прошли столетия, и уже с исторической перспекти­вы переселение иностранцев на Русь, их просвети­тельская деятельность, незаменимость, равно как и благотворность приобщения России к западной цивили­зации получили качественно иную оценку из уст круп­нейшего русского историка В.О.Ключевского: "Многие из этих пришельцев были люди образованные и заслу­женные...   и   не   были   расположены  порывать   связей

своего нового отечества с западно-европейским ми­ром, а своим образованием и заслугами кололи глаза невежественному и дармоедному большинству русской знати"69. Как видим, В.О.Ключевский не стеснял­ся в выражениях по адресу своих соотечественников и воздавания чести иностранцам, столько сделавшим для процветания его родины.

Но в ту пору страсти были накалены, и потому ино­странное окружение Петра I, его редкая по тем вре­менам веротерпимость вызывали озлобление в стане его противников, а церковная реформа и упразднение патриаршества породили среди староверов легенду, которая в более оформленном виде выразилась в виде сказания "Об Антихристе, еще есть Петр Первый". Суть этого сказания такова: "Царь Петр Алексеевич был царем благочестивым, поехал он за море и там пропал без вести, а вместо него выехал принявший его образ жидовин от колена Данова, сиречь Анти­христ, и когда он приехал в Русское царство, цари­цу заточил в монастырь, царевича убил, а сам женил­ся на немке и немцами всю землю Русскую наполнил, патриарха уничтожил, вместо него жидовский синедрион   учредил,   еже   есть   духовный   синод..."

Здесь  необходимо учесть, что в эпоху, о которой идет речь, наименование "немцы" зачастую становилось обобщаю­щим понятием для иностранцев вообще — чужеродного тела в общенародной массе (подобно тому, как уже в наши дни в СССР массы зачастую абсолютно искренно смотрят на потомственных русских интеллигентов как на "евреев"). А ведь дело было совсем в ином.

Петровская эпоха была периодом яростной борьбы за выход из глобального (как экономического, так и об­щеполитического) кризиса, в котором оказалась стра­на. А в России, как известно, в эпохи "пере­устройств" и "реформ" идет бурное рекрутирование способных людей из всех слоев и групп общества. Тут уже становится не до традиционных проблем "подбора и расстановки кадров". Добавим — на время. Не была исключением и эпоха петровских преобразований, тем

37

 

паче,   что   здесь  реформаторы  боролись  с  вековыми русскими общественными и государственными институ­тами. Шла гражданская война, а, как говорится, "на войне — как  на войне",  и  Петр I,  не задумываясь, бросал "в бой" все новые и новые свежие силы: нем­цев,   голландцев...   И   евреев.   "Скудота   в  начальных людях" заставила царя искать их за границами свое­го  отечества,  ради  чего в  1702 г.  был  опубликован манифест о вызове иностранцев в Россию. В этом ма­нифесте   разрешалось   "свободное   отправление   веры всех, хотя от нашей церкви отделенных, христианских сектов". Иностранцам на русской службе разрешалось даже возводить свои храмы. Для них Петр добился от синода разрешения на браки православных с иноверца­ми71. Яркими документами, подтверждающими право­ту высказанного утверждения, являются донесения ие­зуитов   в   Ватикан,   посланные   в   1698-1720   гг.72, которые в силу специфики самого ордена отличались точностью и скрупулезностью. Так вот, среди причин, которыми иезуиты объясняли крах своих попыток скло­нить "московитов" к унии с католической церковью, указывались   (как   это   ни   парадоксально   звучит)  за­труднения, чинимые евреями: "Десятое затруднение — это могущество иудеев. Здесь находится весьма мно­го иудейских семейств, прибывших из соседней Поль­ши. Хотя они крещены, но справляют шабаш тайно, а то и довольно явно, как делали и прежде. И такие-то люди выдвинуты на первые должности. Один из них за­ведует канцелярией светлейшего царя*,

другой упра­вляет несколькими главнейшими ведомствами, третий — самый главный управляющий у князя Меньшикова**,

_____________________

*До 1718 г. заведующим царской канцелярией     был  Н.М.Зотов, с 1718 г. — А.В.Макаров.

** "Главным управляющим у князя Меншикова" был Федор Соловьев — основатель дворянской фамилии Соловьевых. По­путно укажем, что сестра Меншикова была замужем за пер­вым генерал-полицмейстером Петербурга португальско-гол­ландским евреем А.Э.Де-Виером.

38

 

 четвертый служит воеводой в Вологде*....  Они-то первые и, в сравнении с другими, самые же­стокие враги Святой Церкви... И теперь они всеми си­лами защищают ересь лютеранскую и кальвинистскую, а когда имеют возможность вредить нам, то, в свою оче­редь, не остаются без поддержки своих союзников"73.

Добавим к перечню иезуитов, что одно время даже камердинером царя был Петр Вульф "жидовского про­исхождения", из гвардейских офицеров ставший впо­следствии тайным советником74.

В этом перечне могущественных евреев петровского времени наше внимание привлекает человек, управляв­ший "несколькими главнейшими ведомствами". Это — барон Петр Павлович Шафиров.

 

II

 

Этимология фамилии нашего героя, поначалу абсо­лютно бесспорная, со временем стала предметом весь­ма оживленных дискуссий. "Шафиров" и однокоренные "Шафир", "Шапир", "Шапиров", "Сапир", "Сапиров", "Сапфиров", "Сапгир", "Штейнсапир", "Сафирштейн" и т.п. издавна ассоциировались с древнееврейским сло­вом "прекрасный", принятым не только для обозначе­ния одного из самых популярных драгоценных кам­ней, но и как личные имена ашкеназийских евреев: женское Safira — Сафира, Сапира и мужское Safir — Сафир, Сапир. Однако в последнее время наряду с этой трактовкой весьма значительную популярность приобрела ассоциация этой фамилии с названием горо­да Шпейер в прирейнских германских провинциях (ны­не — в западногерманской земле Рейнланд-Пфальц). Не вдаваясь в полемику, хочу указать, что, в каком бы из предлагаемых вариантов не скрывалась истина, вероятность происхождения Шафировых от германских

_____________________

*  До   1708   г.   вологодским   воеводой–стольником   был Петр Яковлевич Веселовский.

39

 

выходцев — евреев, отнюдь не исключена: ряд источ­ников просто указывает на происхождение рода Шафировых из германских или даже голландских земель. Вместе с тем некоторые историки доходили до совер­шеннейшей нелепицы, утверждая, что царь Петр вывез Шафирова из Голландии и даже сам крестил его, дав свое имя75. Наконец, эта фамилия может восходить к названию городка Шафир, расположенного в Израиле между Бейт-Джубрином и Ашкелоном, история которого коренится в седой древности76.

Отец Шафирова, смоленский еврей Шафир, после взя­тия русскими войсками Смоленска попал в плен, кре­стился (получив при крещении имя Павел Филиппович) и, по утверждению В.О.Ключевского, оказался на службе у боярина Хитрово77. Знание нескольких иностранных языков открыли перед ним двери Посоль­ского приказа. Переселившись в Москву, он параллель­но с деятельностью на дипломатическом поприще зани­мался торговлей. При царе Федоре Алексеевиче Павел Филиппович Шафиров был возведен в дворянское досто­инство.

Своему сыну Петру Павел Шафиров дал прекрасное образование, в том числе и знание латинского, фран­цузского, немецкого, голландского и польского язы­ков. (Впоследствии в бытность в Турции Петр Шафи­ров выучил итальянский язык).

Существуют две версии знакомства Петра I со своим будущим сподвижником. Согласно одной, Петр, прогу­ливаясь как-то по московским торговым рядам, заме­тил в Панском ряду проворного молодого "сидельца" и в ходе завязавшегося разговора выяснил, что его со­беседник знает несколько иностранных языков. Затре­бовав у владельца лавки — соплеменника и близкого родственника Шафировых купца Евреинова "аттестат" (рекомендации), царь взял молодого Шафирова на служ­бу в Посольский приказ. По другой версии, служивший в Посольском приказе Шафиров-старший познакомил Пе­тра со своим сыном. Как бы то ни было, в середине 1690-х годов Петр Шафиров служил переводчиком в По-

40

 

сольском приказе, одновременно занимаясь и литера­турной деятельностью — переводами календарей с гол­ландского и немецкого языков на русский.

В марте 1697 г. в Западную Европу направилось так называемое "Великое посольство", официальным руко­водителем которого был глава Посольского приказа выдающийся дипломат того времени Федор Алексеевич Головин. Среди членов посольства под именем "Петра Михайлова" находился и сам молодой царь Петр. В со­ставе посольства были многие сподвижники Петра, в том числе и Петр Шафиров, чьи выдающиеся дипломати­ческие способности отметил Головин. За границей царь не расставался с Шафировым. Иностранец отме­чал, что "Петр окружен совершенно простым народом; в числе его перекрещенец еврей и корабельный ма­стер, которые с ним кушают за одним столом"78. Близость Шафирова к царю видна и из того, что, ког­да в июле 1698 года Петр, находясь в Вене, узнал о стрелецком мятеже и срочно отправился обратно в Мос­кву, в числе нескольких близких людей он взял с собой и Шафирова.

Полное доверие царя и блестящие дипломатические способности позволили Шафирову играть все более ак­тивную роль в определении внешней политики России. Осенью 1699 года он принял участие в Московской русско-польско-датской конференции, оформившей ан­тишведскую коалицию, в 1701 году вместе с Петром I вел переговоры о заключении союза с польским коро­лем Августом II Сильным. С 1703 года Шафиров — тай­ный секретарь при "первенствующем министре" Ф. А.Го­ловине. Когда занявший после смерти Головина в 1706 году его пост обладатель более чем посред­ственных способностей Г.И.Головкин стал в 1709 году канцлером, Шафиров был назначен на специально созданную должность вице— или подканцлера. В этот пе­риод ему удалось добиться больших успехов в ослаб­лении положения на международной арене основного врага России того времени — Швеции, убедив герман­ские государства в кроющейся для них опасности со

41

 

стороны мощного скандинавского соседа, а Англию и Голландию — в активной профранцузской политике шве­дов. Результатом всего стал дружественный пророс-сийский нейтралитет всех этих стран. Именно в шафировском мозгу родилась впоследствии реализованная хитроумная идея субсидировать трансильванского кня­зя Ференца Ракоци в его притязаниях на польский престол в противовес шведскому ставленнику князю Станиславу Лещинскому.

Во всех петровских баталиях Шафиров был рядом со своим царем. Известно, что именно он был парламен­тером при капитуляции шведов у Нарвы и Ивангорода в 1704 году. Полтавская победа принесла Шафирову не только чин тайного советника и (вслед за Петром I) орден Великодушия от Фридриха Прусского и орден Бе­лого Орла — от Августа II Сильного, но и (как было сказано чуть ранее) вице-канцлерство, позволившее ему быть значительно более самостоятельным в приня­тии политических решений.

В июне 1710 года Шафиров добился блестящего ди­пломатического успеха, заключив договор с герцогом курляндским Фридрихом-Вильгельмом о его браке с племянницей Петра – Анной Ивановной, что подводило юридическую основу под будущее присоединение Прибал­тики к России. За месяц до этого в день рождения царя Шафиров первым в российской истории был возве­ден в баронское достоинство*.

 В мае 1711 года он заключил новый договор с Речью Посполитой.

Но, пожалуй, "звездным часом" Петра Шафирова на

_____________________

* Следует, кстати, отметить, что баронский титул стал впоследствии традиционным знаком отличия дли евреев галута, как крестившихся, так и сохранивших веру предков. Напомним хотя бы ставших баронами Российской империи со­временников Шафирова братьев Соловьевых, а позже — Штиг­лицев, Поляковых, Фридериксов, Велио, Фелейэенов, Френ­келей, Захертов, Местмахеров, а также получивших барон­ский титул от великого герцога Гессен-Дармштадтского Гинцбургов, и, наконец, всемирно известных Ротшильдов.

42

 

 дипломатическом поприще следует признать его пере­говоры с Оттоманской империей ("Блистательной Портой", как именовали ее в те времена) в ходе неудач­ного Прутского похода Петра I в 1711 году, когда царь вместе с тридцатитысячной армией был окружен пятикратно превосходившими силами турок без малей­ших шансов на успешный прорыв. С письменным прика­зом в кармане — во избежание позорного плена отдать союзникам турок — шведам — Псков и новую столицу Петер­бург — Шафиров сумел обвести представителей султана и отделаться ради освобождения своего государя вме­сте с воинством сравнительным пустяком — сдачей Азова. Однако во исполнение договора сам Шафиров был вынужден остаться заложником в Стамбуле. Царь Петр лично известил об этом мать Шафирова и жену Анну: "Мои госпожи, понеже господин подканцлер Шафиров ныне в учиненном миру был полномочным по учинении оного, турки просили, дабы ему и господину Михаилу Шереметеву у них до исполнения остатца, что для не­обходимой нужды и учинено. Того ради не имейте в том печали, ибо Богу извольшу, не замешкается там Петр. От речки Жижи, в день июля 1711"79.

Шафиров находился в турецком плену два с полови­ной года, неоднократно подвергаясь арестам и угро­зам физического насилия. В одном из писем царю он сообщал: "Держат нас в такой крепости, что от вони и духа в несколько дней вынуждены будем умереть"80.

Здесь надо указать, что сохранилась обширнейшая переписка Петра со своим вице-канцлером. Шафиров, одним из первых введший в русскую дипломатическую практику шифрованную корреспонденцию, разработал для сношений с государем особый код. Кстати, именно Шафирову Петр поручил дешифровку дипломатических депеш, поскольку, как уже указывалось, вице-канцлер знал большинство западных языков и даже турецкий81. До наших дней дошла любопытная записка Шафирова русскому послу в Париже А.А.Матвееву, датирован­ная 1706 годом: "Почты заморской течение ныне весьма   пресеклось,   и  уже третья  неделя  не  бывало

43

 

ни к кому писем /.../ При сем /.../ азбуки две новые посылаю /.../, понеже Старая наша уже во многих слу­чаях пропадала в войсках и, может быть, что есть и в неприятельских руках. Того ради изволишь сих двух одною, которую получишь невредно, о всех секретных делах писать"82.

Однако, даже находясь в положении "посла-заложни­ка", Шафирову удалось подкупить не только нового визиря, но даже и мать султана, не говоря уже о взятке крымскому хану ни много, ни мало в сто двад­цать тысяч рейхсталеров. Естественно возникает во­прос: откуда Шафиров в своем положении мог так сво­бодно оперировать громадными суммами? Известно, что царь неоднократно требовал от Сибирского приказа вы­сылать Шафирову через Посольский приказ в Стамбул для подкупа турок лучших соболей и чернобурок83. Однако этого явно не хватало. Существует предполо­жение, что миссию Шафирова при посредничестве аккре­дитованных при дворе султана английского и голланд­ского послов субсидировали стамбульские евреи-купцы.

В свою бытность в Турции Шафиров не мог не встре­тить выходца из Португалии врача и дипломата Даниэ­ля де Фонсеку — маррана по происхождению. Подобно множеству семейств португальских евреев, пережила трагедию и семья де Фонсеки: прадед был сожжен ин­квизицией за тайное исповедывание иудаизма, отцу пришлось бежать из страны. Восьмилетним мальчиком Даниэль вместе со своими братьями был пострижен в монахи и уже в совершеннолетнем возрасте, находясь в монастыре, тайно вернулся к религии предков. По­пав под подозрение тайного трибунала инквизиторов, де Фонсека бежал в Париж, где принялся за изучение медицины. Получив диплом врача, он уехал в Турцию, где перестал делать тайну из своего иудаизма. При­рожденный талант вкупе с приобретенными знаниями позволил де Фонсеке стать одним из наиболее влиятельных деятелей Порты того времени. Искусство вра­чевателя снискало ему славу и доверие среди визирей и пашей,  что позволило не только приносить весьма

44

 

ощутимую пользу своему гонимому народу, но и играть достаточно заметную роль на европейской арене. Так, после Полтавского разгрома он оказал помощь Кар­лу XII в его сношениях с султаном. По-видимому, де Фонсека состоял также и на секретной французской службе. До 1719 года он работал врачом во француз­ском посольстве в Стамбуле.

В пору пребывания Шафирова в Турции внешнеполити­ческая ориентация Франции начала склоняться в сто­рону России. Не здесь ли следует искать причину не­обыкновенной удачливости Шафирова в его деятельно­сти на турецкой земле? Не помог ли де Фонсека сво­ими связями соплеменнику? Не исключено, что именно он протежировал Шафирову перед матерью султана. Ни­каких документальных сведений об этом, равно как и о получении информации от де Фонсеки, в бумагах Пет­ра I не сохранилось, несмотря на имеющуюся в руках исследователей весьма значительную переписку Шафиро­ва с царем. Но это и не удивительно, поскольку ос­торожный Шафиров, боясь перлюстрации, мог не дове­рять бумаге источник своей информированности о пла­нах Оттоманской империи даже в зашифрованном виде.

Нам осталось лишь кратко досказать судьбу Даниэля де Фонсеки. В 1719 году он с разрешения французско­го посольства и с согласия турецкого правительства переехал в Бухарест, где по приглашению князя Нико­лая Маврокордата занял посты государственного совет­ника и лейб-медика, что позволило ему содействовать антиавстрийской борьбе Франции. Затем де Фонсека вернулся в Стамбул, где, оставаясь врачом француз­ского посольства, стал одновременно лейб-медиком султана Ахмета III, после свержения которого вер­нулся во Францию и провел остаток дней в общении с интеллектуальной элитой своего времени, в том числе с Вольтером. Вот с каким человеком столкнула судь­ба Петра Шафирова!

Итак, Шафирову удалось минимальной для царя, но весьма существенной для себя самого ценой заклю­чить выгодный России мир, и в декабре 1714 года он

45

 

вернулся в Петербург, где полностью одобривший его действия в Турции Петр пожаловал "послу-заложнику" чин действительного тайного советника и высший ор­ден — Андрея Первозванного. Позднее Шафиров путем нескольких договоров с европейскими государствами полностью изолировал на континенте пребывавшую в те времена в состоянии внутриполитической нестабильно­сти Швецию. Это предопределило максимально благо­приятный для России исход русско-шведских мирных переговоров, увенчавшихся подписанием в 1721 году Ништадтского мира. Но к тому времени главный зодчий внешнеполитического фундамента, на котором в том же 1721 году возвысилась Российская империя, был уже не у дел.

 

Значительная часть деятельности Петра Шафирова прошла на дипломатическом поприще. Но он сыграл важную роль и во внутриполитических реформах Петра. По словам одного немецкого историка, лишь немногие русские сановники оказали державе и лично государю столь великие услуги, как Шафиров, которого можно без сомнения назвать одним из наиболее ярких "птен­цов гнезда Петрова", сыгравшим неоценимую роль в разработке и реализации грандиозных преобразователь­ных планов той эпохи. Недаром на обложке одного из крупнейших русских исторических журналов "Русская старина", издававшегося Петром Бартеневым, в пере­чне наиболее выдающихся людей России всех времен (числом около пятидесяти) наряду с Пушкиным, Суво­ровым, Радищевым, Державиным, Сперанским названы десять фамилий петровского времени: Головины, Бо­рис Голицын, Артамон Матвеев, Феофан Прокопович, Яков Долгорукий, Меншиков, Шереметев, Посошков, Ма­каров — и рядом с ними Петр Шафиров. В частности, являясь генерал-почтмейстером (совмещавшим функции руководителя не только почтового, но и транспортно­го ведомства), он образцово поставил службу, соеди­нив Россию с Западной Европой.«В числе ближайших сподвижников царя он одним из первых подписал "Ду-

46

 

ховный регламент", упразднивший патриаршество.*

Но, пожалуй, наиболее полно доверие государя вы­разилось в первенствующей роли Шафирова на суде над царевичем Алексеем. Вот как описывает иностранец встречу Петра I с сыном  3 февраля 1718 года: "Вой­дя в большую залу дворца, где находился царь, окру­женный всеми своими сановниками, царевич вручил ему бумагу и пал на колени перед ним. Царь передал эту бумагу вице-канцлеру барону Шафирову и, подняв не­счастного сына своего, распростертого у его ног, спросил его, что он  имеет сказать"84.

Шафиров принимал участие (вместе с Г.И.Головки­ным) в расследовании еще одного важнейшего дела об измене — доноса И.И.Искры и В.Л.Кочубея на малорос­сийского гетмана И.И.Мазепу. Тут Шафиров оказался не на высоте и не сумел разобраться в истинном по­ложении дел. Но вместе с тем имевшие место обвине­ния в недобросовестной отношении к выяснению обсто­ятельств, выдвинутые впоследствии против обоих вель­мож, представляются неосновательными. Действитель­но, оба они получали обильные подношения от гетмана, но не меньшие, если не большие — будем называть ве­щи своими именами — взятки вручались и "полудержавному властелину" Меньшикову. Таковы были нравы вели­корусских сановников еще со времен царя Алексея Ми­хайловича: московские дьяки сидели на иждивении ма­лороссийских старшин. Решающим в "деле Мазепы" ста­ло благоволение к престарелому гетману (которому в ту пору было около семидесяти лет) царя Петра. Иван

______________________

* При проведении церковной реформы Петр 1 опирался на трех человек: Феофана щюкоповича, Гавриила Бужинского и Рафаила Зборовского. Один из них, Гавриил Бужинский, на­зываемый современниками "евреянином", был преподавателем московской Славяно-греко-латинской академии, в качестве члена Синода ведал типографскими  и школьными делами. В числе прочих Бужинский был составителем сборника "Юности честное зерцало" — основного руководства по воспитанию дворянских детей петровской поры.

47

 

Степанович Мазепа импонировал государю своей высо­кой личной культурой (гетман был незаурядным поэ­том), светскостью и западным лоском. Мазепа был из­любленной мишенью доносов (за двадцать лет на него поступило двадцать доносов, ровно по доносу в год, что весьма свойственно российской практике), но все они не подтверждались. Заслуги Мазепы перед Петром, известные еще со времен первого Азовского похода, не остались втуне: гетман одним из первых был про­изведен в кавалеры высшего российского ордена — Ан­дрея Первозванного. С другой стороны, Мазепа обес­честил Кочубея, что в глазах Головкина и Шафирова было вполне достаточным основанием для доноса на обидчика, а потому и царь, и его приближенные рас­сматривали донос как акт личной мести.

Как известно, для передачи доноса Кочубей прибег к помощи казака — выкреста Петра Яковлева (по-укра­ински Яценко), который, прибыв в Москву, встретил­ся с царевичем Алексеем и духовником царя Тимофеем Благовещенским. Вероятно, он был принят и самим Пе­тром. Но к этому времени Мазепа уже прознал про до­нос и 24 февраля 1708 года написал царю письмо, в котором говорилось следующее: "Сим временем получил з Полтавы... подлинную ведомость, что житель тамош­ний полтавский, человек худородный, з жида перехрист, прозываемый Петр Яценко, имеючий там, в Пол­таве, дом свой, жену и дети, а в Ахтырском полку промыслами, по обыкновению жидовскому, арендовыми упражняючийся... подал за рукой своею, все лжи пре­восходящую сказку, будто я Вашему царскому величе­ству неверен"85.

Тут к месту еще раз остановиться на проблеме ис­торизма в творчестве А.С.Пушкина, который деклари­руется всеми исследователями. Как только что изло­женная нами ситуация отражена в поэме "Полтава"?

 

Удар обдуман. С Кочубеем

Бесстрашный Искра заодно.

И оба мыслят: "Одолеем;

Врага паденье решено.    

48

 

Но кто ж, усердьем пламенея,

Ревнуя к общему добру,

Донос на мощного злодея

Предубежденному Петру

К ногам положит, не робея?

 

И, как мы помним, далее на сцену выступает молодой казак, безответно влюбленный в героиню, но ощущаю­щий меж ними социальную пропасть, а потому и не претендующий на предмет своего обожания, но готовый ради него на все и трагически переживающий бесче­стье своего кумира. Итак, у Пушкина мотив личной мести сластолюбивому гетману выходит на первый план — и вряд ли это следует считать удивительным, по­скольку поэт оперировал совокупностью материалов, доступных в его время. Тем не менее историческая точность в поэме до конца не соблюдена: происхож­дение этого молодого казака не указано. Избегают этого и современные историки. Но если Пушкин, воз­можно, игнорировал родословие Петра Яценко, считая его фактором второстепенным (вспомним его же став­шее классическим:

 

Не то беда, что ты поляк:

Костюшко лях, Мицкевич лях!

Пожалуй, будь себе татарин, —

И тут не вижу я стыда;

Будь жид — и это не беда;

Беда, что ты Видок* Фиглярин),

 

то для советской исторической науки причина такого умолчания однозначна. Ну в самом деле, помилуйте, возможно ли, чтобы в святом деле спасения Родины активнейшую роль играл выкрест?!

Мазепа в своем письме к Петру сделал особый ак-

___________________

* Видок — нарицательное имя полицейского сыщика в 1820-1830-х гг. в России (по фамилии префекта парижской полиции.

49

 

цент на еврействе Яценко, но тут он просчитался. Мы уже упоминали, что для Петра была характерна по­разительная  по тем временам веротерпимость. Еще в свою бытность в молодости в Амстердаме более всего, пожалуй, его поразило миролюбие, "с которым жили в одном месте люди столь многих разных исповеданий", и тогдашней мечтой юного царя было внедрение анало­гичного порядка в России. В этом смысле чрезвычай­но любопытна судьба Петра Яценко. Он настолько по­нравился Петру, что царь не выдал его, в отличие от Кочубея и Искры, Мазепе, а предложил поселиться с семьей в Москве — мера весьма предусмотрительная, если учесть, что ожидало бы его в случае выдачи на Украину. Его перспективы однозначно выражены в над­писи на надгробном камне, возвышающемся над могилой Кочубея и Искры в Киево-Печерской лавре: "...Року 1708, месяца июля 15 дня, посечены средь Обозу Вой­скового, за Белою Церковию на Борщаговце и Кошевом, благородный Василий Кочубей, судия генеральный; Ио­анн Искра, полковник полтавский..."86. Царь пи­сал Г.И.Головкину: "А Петра Яковлева вины кажется мало: толко, что он послан был к духовнику — пись­мами их; того для отпустить его жить в Москве или инуды куды в великороссийские города, а не в мало­российские" 8?.

Но самое интересное заключается в том, что и за­щищавшийся от обвинений при помощи антисемитских выпадов гетман тоже был достаточно веротерпим, и в его окружении, даже среди ближайших сподвижников, можно обнаружить множество крещеных евреев. Так, в доносе Кочубея на Филиппа Орлика так говорится о происхождении тестя Орлика Павла Герцика: "Герцик, жид з Умани, зашол в час блиской войны до Полтавы... и застало его там дело войны Хмельницкой, где, яко всюду, жидов бито, так ему тае же смерть мела быти, но он, еще никому досады не учинивши, зложился кре­щением... и назван в святом крещении Семеном"88. Заметим для начала, что Кочубей, как видно, не брезговал доносом как средством политической борь-

50

 

бы, а потому отношение к его доносу на Мазепу как к исключительно личной мести, пусть и справедливой, производит впечатление чрезмерного прямодушия. Что же касается Семена Герцика, то по иным сведениям он крестился в 1650 году, а его сын Павел Семенович в 1675-1695 годах был уже полковником малороссийского казачьего полтавского полка (читатель должен учиты­вать, что по тем временам должность полковника от­носилась к разряду высших). Сын же Павла Семенови­ча Герцика Григорий Павлович стал одним из самых преданных сторонников Мазепы и Орлика, бывшего му­жем его сестры89. Около года Григорий Герцик проучился в Киеве "науке латинской". По всей види­мости, он получил медицинское образование, сослу­жившее ему потом хорошую службу. В 1705 году он стал полтавским наказным полковником, а после Пол­тавской битвы вместе с братьями Иваном и Афанасием бежал в Турцию. Григорий Герцик присутствовал при кончине гетмана Мазепы в турецкой крепости Бендеры 28 августа 1709 года и перевез тело покойного для погребения в Галац. После выборов его шурина Филип­па Орлика гетманом Григорий Герцик стал генераль­ным есаулом, то есть вторым человеком в первом украинском эмигрантском правительстве. Активная борьба Герцика за проигранное дело приводила его то в Запорожье, где он пытался поднять восстание запо­рожских казаков, то в Константинополь, где целью его усилий было достижение признания Оттоманской империей независимости Украины.

Тут-то и скрестились пути Герцика и Шафирова, ко­торый, как известно, в это время находился на поло­жении "полномочного заложника" в Турции. В августе 1712 года Шафиров сообщал русскому правительству, что украинские эмигранты возбуждают турецкий двор против России и именно их действия — основная пре­града на пути к установлению русско-турецкого мира. Для устранения этой помехи хитроумный сын своего века советовал прибегнуть к давлению, принудив на­ходившихся в царских руках родственников руководи-

51

 

телей украинской эмиграции написать им письма с тем, чтобы под страхом казни близких заставить их либо вернуться на родину, либо отселиться подальше от русских границ. Его совет был принят во внимание — сохранились два письма жен братьев Герциков своим  мужьям90 .

Не менее примечательна и дальнейшая судьба Григо­рия Герцика. С 1715 года он вместе с братьями жил в Стокгольме, откуда (все еще оставаясь генераль­ным есаулом) был послан гетманом Орликом в Речь Посполитую. В 1719 году Григорий Герцик был похищен в Речи русскими агентами и доставлен в Петербург, где его ожидал каземат Петропавловской крепости. В 1721 году он дал подробные показания о жизни укра­инской эмиграции в Бендерах и Стокгольме. Петр со­хранил Григорию Герцику жизнь. Некоторое время его держали под стражей в Адмиралтействе, а в 1727 году по его же собственной просьбе перевели в Москву. В "первопрестольной" Герцик крайне бедствовал, хотя и занимался врачебной практикой: достаточно сказать, что, когда в 1732 году он овдовел, у него не было денег похоронить жену. Лишь в 1735 году его освобо­дили из-под ареста с запретом возвращаться на роди­ну. Дата смерти Григория Герцика осталась неизвест­ной. Его многочисленное потомство внесло зримый вклад в историю русской культуры.

Вообще еврейское происхождение — не редкость сре­ди малороссийского дворянства. Тогдашний генерал-гу­бернатор Малороссии выдающийся военачальник П.А.Ру­мянцев-Задунайский в письме императрице Екатерине II сетовал в 1766 году, что при выборах малороссийских депутатов в созванную Екатериной в рамках своей по­литики "просвещенного абсолютизма" "Комиссию" по выработке нового "Уложения" (свода законов) ни одно собрание не обходится без взаимных попреков в "ху­дородстве", причем каждое обвинение тут же подкре­пляется уже готовой генеалогией "самознатнейших вельмож из мещан и жидов" 91. Кстати, императрица и сама это прекрасно знала: внуком крещеного еврея Новицкого(?) был не

52

 

более и не менее как прославленный канцлер Екате­рины II светлейший князь и граф Священной Римской империи Александр Андреевич Безбородко! Из других малороссийских родов еврейского происхождения ука­жем Бороховичей, Модзалевских, Мировичей (к ним принадлежали сторонник Мазепы Федор Мирович и во­шедший в русскую историю своей неудачной попыткой дворцового переворота и освобождения из шлиссельбургского заточения свергнутого императора Ивана Антоновича поручик Смоленского полка Василий Миро­вич), Нахимовских (ранее называвшихся Нахименко, среди которых также многие ушли вместе с гетманом Мазепой в Турцию; из этого рода — герой Синопского разгрома турецкого флота и руководитель обороны Се­вастополя в Крымской войне адмирал  П.С.Нахимов92.

Петр Шафиров никогда, по-видимому, не забывал, какая кровь течет в его жилах (да даже если б и хо­тел забыть, ему бы это не позволили) и часто ис­пользовал контакты со своими соплеменниками во бла­го российское. Мы уже упоминали о его связях с ев­реями во время "турецкого сидения". Тогда же в од­ном из писем царю он советовал связаться с неким "жидом"-банкиром, фамилия которого осталась невы­ясненной, и занять у него пару миллионов на помощь датчанам в их антишведской борьбе: "Еще ревность моя не допускает умолчать, что на память мне прихо­дит, что главный ваш интерес в том состоит, чтобы усилить дацкого, как на море, так и на сухом пути. И для того б изрядно занять миллион-другой у того жида*...  и с тех денег прикупить кораблей; а войс­ко как нибудь, или водою, или сухим путем... могли в сердце Швецкой земли вступить и тем принудить их к миру" 93.

В памятной записке русского агента в Бреславле (ныне Вроцлав) Резе сообщается, что "в 1717 году, он доносил царю посредство барона Шафирова, что не-

______________________

* По-видимому и царь,  и Шафиров хорошо знали, к какому "жиду" следует обратиться!

53

 

которые значительные еврейские торговые дома в Гер­мании предлагали ему, если царем разрешено будет нескольким еврейским семьям основать свободные кон­торы в Москве, Петербурге и Архангельске и пользо­ваться при этом свободой богослужения в своих сина­гогах, то эти германские еврейские торговые дома внесут в компанию персидской торговли 300000 рейхс-талеров. Это предложение, по словам Резе, было одобрено Царем, но потом они потребовали еще от рус­ского правительства гарантии в безопасности и их торговли с Персией и на поданый Резе об этом проект никакого решения ему дано не было" 94.

Но, печась о могуществе, славе и достоянии рос­сийском, Шафиров оставался сыном своего века, а по­тому не забывал и собственный карман.

В отличие от основной массы сановников "петров­ского извода", в прямом смысле слова попавших "из грязи — в князи", он был не из бедного рода. Если поначалу по "царевой службе" Шафиров получал 30 ру­блей в год жалованья и по 20 копеек в день "харче­вых", что в сумме составляло 103 рубля в год95, то со временем, накапливая влияние и связи, он до­бился стремительного роста своих доходов. Уже в 1709 году Шафиров приобрел в Москве три двора за Никитскими воротами (купчие на них сохранились до наших дней) 96.

Вместе с еще двумя сподвижниками Петра I — Апракси­ным и Толстым — Шафиров основал в Москве мануфактур­ную компанию по производству штофа, бархата, шелко­вой парчи и прочих дорогих тканей, получил от пра­вительства не только широкие привилегии, но и ка­зенную ссуду суммой в 37 тысяч рублей, а также освободившееся после перевода столицы в 1712 году из Москвы в Петербург здание Посольского приказа. Общий капитал компании составил гигантскую по тем временам сумму — около миллиона рублей! Государство снабжало мануфактуру и бесплатной рабочей силой. Так, в 1719 году на нее было прислано с каждого "прядильного дома" Москвы и Петербурга по десяти

54

 

"винных баб". (Поскольку мануфактуры по мысли Петра должны были стать преемницами монастырей как нрав­ственно-исправительных учреждений, на них по указам ссылали для исправления "виновных девок и баб"97). Когда после ареста Шафирова мануфактура перешла к его родственнику Евреинову, на одной лишь шелковой фабрике работало полторы тысячи человек!98.

Шафиров был участником строительства зеркального завода. 4 мая 1707 года он требовал от дьяков По­сольского приказа "сыскав, взять из ремесленных лю­дей и из Серебрянников из молодых ребят, которые зна­ют, как на серебре горшки делать, в которых, с разными составами выжигу выжигают и серебро плавят . Вместе с Меншиковым Шафиров владел громадными и очень прибыльными промыслами ворвани (моржового, китового и трескового жира) на Белом море.

Не брезговал Шафиров и тем, что на современном нам языке уголовного права именуется "использова­нием служебного положения в корыстных целях". Мы уже говорили, что он (наряду с прочими петровскими вельможами, среди которых упоминались имена Меншикова и Головкина), по некоторым утверждениям совре­менников, находился на постоянном жалованье у гет­мана Мазепы, однако никогда даже самые лютые его ненавистники не узрели в этом причину шафировского промаха при расследовании доносов о гетманской из­мене русскому делу, поскольку это было абсолютно со­звучно духу эпохи. Преемник Мазепы на посту гетмана Левобережной Малороссии И.И.Скоропадский подарил Шафирову два богатых села — Панурицу и Вербу.

Шафиров извлекал выгоду и из протежирования мно­гим предпринимателям. Если упомянутая ранее попытка привлечения в Россию капиталов германского еврей­ства может в определенной степени рассматриваться как стремление укрепить положение своих соплеменни­ков, то абсолютно девственной в этом смысле и про­диктованной исключительно сочетанием государствен­ных интересов и личной выгоды представляется пои­стине историческая протекция, оказанная Шафировым

55

 

Демидовым — клану, который наряду со Строгановыми может без сомнения называться основоположником эко­номического взлета России.

Первым шагом к славе и богатству Демидовых явил­ся, как это часто бывает, случай. У проезжавшего через Тулу Шафирова испортился пистолет работы зна­менитого мастера Кухенрейтера. Никита Демидов не только исправил поломку, но и изготовил точную ко­пию пистолета, по своим качествам ничуть не уступав­шую оригиналу (не здесь ли коренятся истоки фабулы лесковского "Левши"?!). Этим и воспользовался Шафиров, по достоверному свидетельству дважды устраивав­ший встречи Никиты Демидова с царем. Впоследствии Демидов никогда не забывал об этом. На протяжении многих лет Шафирова и Демидова связывали тесные от­ношения, косвенным отражением которых стало тянув­шееся полтора года (с сентября 1733 по март 1735 го­дов) и в конце концов закрытое следствие по доносу о взятке в 3 тысячи рублей, которую Демидов якобы дал Шафирову как президенту Коммерц-коллегии 100. По-видимому, Демидов передал по наследству вместе со всеми капиталами и свой филосемитизм, поскольку его потомок, городской голова "отца русских городов" и одного из оплотов антисемитизма в России — Киева, Павел Петрович Демидов князь Донато издал в Петер­бурге в 1883 году (то-есть сразу же после "девято­го вала" еврейских погромов на юге империи) брошюру "Еврейский вопрос в России", в которой активно за­щищал равноправие евреев, чем вызвал лютый вой ан­тисемитов 101 .

В 1713 году Шафиров начал строить в Петербурге, по проекту неизвестного архитектора, свой собствен­ный дом, но с прошествием времени скромность перво­начального замысла перестала его удовлетворять, и он пригласил для переделки дома архитектора Б.К.Растрелли и его сына — в ту пору начинающего архитектора, а позднее классика русского зодчества XVIII века. Фасад дома Шафирова работы Растрелли-младшего сохранился до наших дней. Растрелли возво-

56

 

дил и дворец дочери Шафирова княгини В.П.Хованской на берегу Невы неподалеку от Адмиралтейства102. Любопытно, что дом Шафирова располагался по сосед­ству с дворцом дядьки царя Петра — Никиты Моисееви­ча Зотова. Учитывая уже цитированное донесение ие­зуитов об еврейском происхождении Зотова, такое со­седство, быть может, явилось не случайным.

Короче говоря, на государственном поприще Шафиров, подобно всем остальным петровским вельможам, сумел колоссально разбогатеть. Во всяком случае, историки причисляют его состояние к одним из самых больших в истории России 103.

Естественно, стремительный рост как финансового благополучия, так и влияния на государя не могли оставить равнодушными могущественных конкурентов. Да и сам статус фаворита в воздвигавшейся системе абсолютной монархии был весьма зыбок и в полной мере зависел от совокупности случайностей, особенно если эти случайности зачастую тщательно подготавли­вались политическими противниками. Пожалуй, наибо­лее ярко это положение подтверждается бытовавшей позднее, в царствование дочери Петра императрицы Елизаветы Петровны, расхожей формулой, характеризо­вавшей положение фаворита: "быть в случае".

Однако крах карьеры Петра Шафирова был связан не только — и даже не столько — с этими, чисто конку­рентными, причинами, но с более фундаментальной, пронизывавшей всю эпоху Петра и явившейся, по су­ществу, ее сутью — столкновении новой знати со старой; столкновением, столь трагически отразившемся именно на судьбе Шафирова, предельно выражавшего собою тип новой, "петровской", аристократии. Чуть позже мы подробно расскажем о потомках Петра Шафи­рова, здесь же лишь отметим, что всех своих шестерых детей — сына и пятерых дочерей — он выдал за пред­ставителей старинных аристократических родов, вед­ших свои генеалогические древа от Рюриковичей и Гедиминовичей. И в силу вновь сложившихся родственных связей Шафиров, один из основных инициаторов и про-

57

 

водников преобразований петровской эпохи, оказался на стороне "старой" знати в смертельной схватке со знатью "новой" и в первую очередь — ее вождем Алек­сандром Даниловичем Меншиковым.

При этом необходимо отметить, что Шафирова с Мен­шиковым связывали не только совместное предпринима­тельство (что уже само по себе может в определенных случаях стать причиной лютой вражды), но и личная дружба. Одним из редких личностных докуметальных свидетельств тому может служить шутливое письмо Ша­фирова Меншикову, ярко высвечивающее и нравы той эпохи, и образ самого Шафирова: "Светлейший князь, мой милостивый государь. Вашей светлости прошу про­щения, что по сие число не услужил вам писанием своим, ибо с самого приезда своего в непрестанных трудах славленных обретаемся, которое и по сие число еще  продолжается, и ничто нам трудно не ста­ло, как избрание всешутейшего папы*, о котором мы вдвои сутки непрестанно молитву Бахусу приносили, чтоб великия от того источники протекли, и от того труда трое нас было и занемогли, а имянно Иван Алексеевич**, Павел Иванович***  и я; однако ж меня Бог скоро освободил, а Иван Алексеевич чуть не скончался, припал паралич, а Павлу Ивановичу огне­вая (белая горячка — С.Д.) было припала, но ныне есть обоим облегчение. Москва, 5 января 1718 г."104.

Из этого послания видно, что в начале 1718 года от­ношения между Шафировым и Меншиковым были вполне приятельскими. В июне того же 1718 года указом, подписанным Меншиковым, Шафиров получил в "веч-

____________________

* Первый "князь-папа" (или, как он титуловался полностью, "всешутейший отец Иоаникит, пресбургский, кокуйский и все-яузский патриарх"), уже упоминавшийся нами "дядька" царя Никита Моисеевич Зотов умер в октябре 1717 года, а в де­кабре того же года на эту шутовскую должность был избран боярин Петр Иванович Бутурлин.

** Мусин-Пушкин.

*** Ягужинский.

58

 

ное потомственное владение" дома и усадьбы в Ре­веле (нынешней Таллин), причем характерно, что ре­шение об этоь пожаловании было принято практиче­ски молниеносно: прошение Шафирова датируется 24 июля, а указ  28 июля105.

Столкновения начались позднее и достигли своей кульминации в 1722 году, когда император Петр нахо­дился в Персидском походе. Причиной ссоры между всесильным временшиком и вице-канцлером многие со­временники, по-видимому, вполне справедливо сочли дележ барышей от совместной беломорской компании. Но на  поверхности событий разгорелся бурный скандал в Сенате, спровоцированный Меншиковым, в ходе кото­рого Шафиров обвинил своего противника в незаконном межевании Почепских земель (на Брянщине), а тот в свою очередь указал на протекцию, которую Шафиров оказывал своему брату Михаилу Павловичу, члену Бург-коллегии. В атаку на Шафирова включился обер-прокурор Сената Г.Г.Скорняков-Писарев, который к уже выдвинутым против вице-канцлера обвинениям при­совокупил также сокрытие своего еврейского проис­хождения и связь с некрещеными родственниками: "Михайла Шафиров (брат Петра Павловича — С.Д.) не ино­земец, но жидовской породы, холопа боярского про­званием Шаюшки сын, а отец Шаюшкин был в Орше у школьника*  шафором, которого родственник и ныне обретается в Орше, жид Зельман"106. Необходимо заметить, что, независимо от того, правду ли гово­рил Скорняков-Писарев или лгал, создается ощущение не внезапно вспыхнувшей ссоры, а заранее обдуманно­го и подготовленного наступления на Шафирова: уж чересчур осведомленным и хорошо ориентирующимся  в даже весьма отдаленной родне вице-канцлера предста­ет обер-прокур Сената. Шафиров отверг выпад Скорнякова-Писарева указанием на знакомство государя еще с его отцом и получение дворянства еще в цар-

_____________________

* по-видимому, имеется в виду меламед

59

 

ствование Федора Алексеевича*. Ведший следствие П.И.Ягужинский так писал кабинет-секретарю А.В.Ма­карову: "...Григорий Григорьевич, рьяся против се­го не по его нраву учиненного дела (имеется в виду "Почепское межевание" — С.Д.), вступил чуть ли не со всеми сенаторами в злобу, а особливо с Петром Павловичем Шафировым за брата Михаила, которого между иными поносительными словами написал в пред­ложении своем: "жидовского рода и отца их холопа боярского Шанявку". Я надеюсь, что такая моей ап­робации не может иметь: ибо тогда, милостью госу­даревой однажды уже кто посвящен прежние все низ­ости и малородства тем покрыты..."107. У гене­рал-прокурора Сената, генерал-аншефа, обер-шталмейстера и кабинет-министра Павла Ивановича Ягужинского (которого автор исторических романов Л.Д. Мордов­цев считал евреем) обилие чинов и регалий сочета­лось с редкостной по тем временам неподкупностью. И, действительно, учрежденная императором для рассле­дования "дела Шафирова" комиссия полностью игнори­ровала сокрытие "жидовства", но признала обвиняемо­го виновным в казнокрадстве, завышении почтовой так­сы, укрывательстве в своих поместьях беглых крепост­ных и в сокрытии 200000 рублей, принадлежавших каз­ненному князю Матвею Петровичу Гагарину. Несмотря на то, что: а) вряд ли можно было найти хотя бы од­ного петровского сановника, не запускавшего при слу­чае руку в казну (кое-кто свою длань оттуда попро­сту не вынимал!); б) беглым крепостным под шафировской властью жилось много лучше, чем у прежних хо­зяев; в) имущество князя Гагарина и по закону не выходило из владения кланом Шафировых, поскольку дочь вице-канцлера Анна Петровна была замужем за сыном казненного, — Шафиров был приговорен к смерт-

____________________

* В недавно опубликованной в СССР и уже цитированной мной книге историка Н.И.Павленко "Петр Первый" в сочув­ственном по отношению к Шафирову изложении суда над ним национальное обвинение, естественно, не упоминается.

60

 

ной казни, которая одним из историков была призна­на явно не соответственной проступкам обвиняемого*, а другим — сочтена черной неблагодарностью императора Петра по отношению к своему сподвижнику109.

Думается, что разгадка императорской жестокости ле­жит в сфере психологической: глубоко, скажем мягко, неуравновешенный Петр не захотел нести нелегкое бремя благодарности столь много сделавшему и лично для императора, и для России Шафирову и использовал склоку как удобный повод для избавления от него (что вообще весьма свойственно деспотичным натурам). Возможен и иной вариант ответа. Его мы коснемся в конце нашего повествования.

Морозным утром 15 февраля 1723 года толпы москви­чей запрудили Кремль, чтобы поглазеть на незауряд­ное зрелище — казнь вице-канцлера и сенатора Петра Павловича Шафирова. По свидетельствам очевидцев, осужденный вел себя мужественно, по русскому обычаю обратился лицом к церкви, несколько раз перекрестил­ся, после чего встал на колени и припал головой к плахе. Палач взмахнул топором — и всадил его в колоду подле головы обреченного, а кабинет-секретарь А.В.Макаров зачитал императорский указ о замене Ша­фирову смертной казни ссылкой в Сибирь за, как было сказано, оказанные государству услуги. Поднявшего­ся на ноги заплаканного Шафирова (как ни прекрасно держался наш герой, а потрясение все же чудовищ­ное!) свели с эшафота и повели в Сенат, где многие сенаторы жали ему руку и поздравляли со спасением. Лейб-медик Говн, как говорили в ту пору, "отворил ему кровь", и Шафиров при этом заметил: "Лучше бы­ло бы, если бы выпустили мне кровь из большой жилы, дабы прекратить мои мучения " 110 .

Необходимо отметить, что сочувствие к опальному проявили  и  все иностранные представители при рус-

_____________________

* Уже упоминавшийся нами советский историк Н.И.Пав­ленко считает, что имеющиеся источники не дают убедитель­ного объяснения причин столь жестокого решения Петра 108 .

61

 

ском императорском дворе, и, возможно, именно их за­ступничество спасло ему жизнь. Недаром, как писал современник, "посланники могли полагаться на данное им (Шафировым — С.Д.) слово, что много делает к че­сти государственного министра"111. Справедли­вость требует признать, что Петр I наказал, хоть и не в равной мере, всех участников склоки: Меншиков вышел из доверия государя, Скорняков-Писарев был сослан в Сибирь, да и прочие не остались "обделен­ными".

Приговор Шафирову сочетался с конфискацией имуще­ства, после которой он уже никогда не смог восста­новить свое былое могущество. Однако своих дочерей он успел выдать замуж до краха и дал за ними бога­тое приданое. После конфискации в доме Шафирова на Петербургской стороне разместилась Академия наук, где 27 декабря 1725 года и прошло ее первое публич­ное собрание112. Там же находилась и Первая академическая гимназия113. Почти пятьсот книг из библиотеки бывшего вице-канцлера вместе со старин­ными рукописями легли в основу Академической библи­отеки114. Тем не менее вряд ли следует считать финансовое состояние Шафирова безвозвратно подорванным конфискацией, поскольку после его смерти с публичных торгов продавались закупленные им кожи, а также почти шесть с половиной тысяч пудов ворвани по 30 копеек за пуд.

Шафиров не оставил после себя ни дневников, ни мемуаров. То была эпоха действий. Век воспоминаний лишь брезжил на историческом горизонте (сколько их написали шафировские потомки!). Поэтому трудно по­нять его внутренний мир, "заглянуть в его душу". И тут нам на помощь приходит Лев Николаевич Толстой. В ходе работы над незавершенным романом из эпохи Петра I великий писатель, заинтересовавшись Шафировым, сделал некоторые выписки из "Словаря достопа­мятных людей Русской земли", составленного Д.Н.Бантыш-Каменским. Что же привлекло его внимание? "Ша­фиров. Хотя он был малого роста, чрезвычайной тол-

62

 

щины и едва передвигал ноги, но соединял ловкость в поступках с великою приятностью в лице. Толстый, жидовской породы. Во время похода Петра Великого в Персию произошла в Москве между Шафировым, обер-прокурором сенатским Скорняковым-Писаревым и князем Меншиковым страшная ссора. Писарев дал предложение сенату, исполненное желчи, в котором называл барона Шафирова сыном одного боярского холопа, прозваньем Шаюшки, и притом жидовской породы. Шафиров, со сво­ей стороны, доказывал, что дядя родной Писарева за воровство повешен. Обер-прокурор представил тогда жалованные грамоты и просил не принимать более от Шафирова подобных прежним ябеднических, бездельних, многоглаголивых и из лжи сплетенных доношений.

Язык, знание, цепкость. Шафиров оказал великую твердость во время своего несчастья"115. Из мно­гогранной и насыщенной событиями жизни Шафирова пи­сатель обратил внимание на скандал в Сенате, указав на единственное обвинение — в еврейском происхожде­нии, так кстати, и не попавшее в обвинительный акт. По-видимому, именно в происхождении Шафирова Тол­стой увидел генерализирующую причину нападок на не­го. А из черт характера писатель выделил "язык, зна­ние, цепкость", между тем как у Бантыш-Каменского стоит не "цепкость", а "ловкость"116. На наш взгляд, это — не случайная описка, особенно если мы обратим внимание на последнюю фразу в выписке Тол­стого, касающуюся поведения Шафирова перед лицом обрушившихся на него бед. Вот где лежит ключ к по­ниманию его характера! Жизненная твердость и цеп­кость! Это ли не наследие его еврейских предков?!

Именно эти качества и позволили Шафирову перене­сти все выпавшие на его долю удары судьбы. Импера­тор сохранил жизнь, но не помиловал — и Шафиров вместе с семьей отправился в ссылку, правда, не в Сибирь, а в Новгород, где и обретался до смерти Пе­тра I. С восшествием на престол Екатерины I в жиз­ни изгнанника наступила светлая полоса. Императри­ца, хотя и благоволила к Меншикову, но сочла необ-

63

 

ходимым проявить снисхождение к человеку, который, по высказыванию одного из современников, "имел са­мую умную голову в царстве".

Вернувшись из ссылки, Шафиров вновь принял на се­бя заботы об отношениях России с соседними держава­ми: вел переговоры с Персией, Турцией, — однако пост вице-канцлера был им утрачен безвозвратно. Его преемником стал его же ученик А.И.Остерман. Но это не означает, что ссылка стала непреодолимой прегра­дой на пути Шафирова к "высочайшим" милостям и на­градам. Царствовавшая с 1730 года императрица Анна Ивановна не забыла, чьей искусной политической игре она была обязана своим шансом на державную карьеру. В 1733 году Петр Павлович Шафиров вновь стал прези­дентом Коммерц-коллегии и сенатором, а в 1734 году — действительным тайным советником. На этих постах его и застигла смерть 1 марта 1739 года на шестиде­сятом году жизни.

У Шафирова было много отличительных достоинств государственного деятеля. Но среди прочего он обла­дал даром публициста, что не было свойственно ни одному из сподвижников Петра.

Мы уже упоминали о том, что знание иностранных языков позволило ему в начале своего жизненного пути заниматься переводами, среди которых были и опубликованные: "Иоанна-Гендрика Фохта королевства свейского математика гистории календарь на 1691 год", "Календарь о малобываемых вещах Ягана-Гендрика Фохта королевства Свейского математика на 1695 лето", "Исторический календарь Ягана-Гендрика Фох­та... на 1696 лето", "Павел Галкен. Математических хитростных тонкостей календарь 1697-е лето..." Учи­тывая, что в конце XVII века календари носили более общий характер и знакомили читателя с самыми разны­ми сторонами человеческой деятельности, можно без сомнения утверждать, что переводы молодого Шафирова внесли существенный вклад в пропаганду достижений западной культуры.                   

Его перу принадлежит и составленная для внука Пе-

64

 

тра Великого царевича Петра Алексеевича (будущего малолетнего российского императора Петра II) "Деди­кация, или приношение царевичу Петру II о делах его величества государя Петра I".

Но главным публицистическим трудом его жизни ста­ло "Рассуждения, какие законные причины его царское величество Петр Первый, царь и повелитель всероссийский и протчая, и протчая, и протчая, к начатию войны против короля Карола XII Шведского 1700 году имел...", — написанное в 1716 году по приказанию Петра I обоснование причин возникновения Северной войны. Шафиров столь мастерски решил поставленную перед ним задачу, что в 1722 году это сочинение бы­ло дважды переиздано невиданным для той эпохи тира­жом — двадцать тысяч экземпляров! 117. Позже оно было переведено на немецкий язык. Помимо значитель­ного вклада в историографию, этот шафировский труд  ценен своим филологическим новаторством. Автор ввел в "Рассуждения" несколько новых слов, которые стали неотъемлемыми элементами словарного фонда русского языка. Так, он, вероятно, одним из первых употребил в современном значении слово "гражданин" ("граждане российские"). Еще более поразительно введение в русский язык слова "революция": "Но дабы всяк яснее о последующих революциях (отменах) древних известие имел, и того надлежит до изъяснения того сие, что потом помянутого короля Эриха братья... учиня на не­го возмущение, с престола его низвергли". Шафиров не только создал русский эквивалент латинского слова, но и дал его очень точное толкование — "отмена", подчеркивая его основной смысл — отмену старого строя, образа правления, резкую перемену в общест­ве. В целом нельзя не присоединиться к оценке со­ветского историка, написавшего: "Сила логики, ши­рота образования, умелое использование первоисточ­ников, талант полемиста позволили Шафирову создать труд, который, несомненно, оставлял глубокое впе­чатление у читателей"118.

65

 

III

 

Петр Павлович Шафиров был женат на Анне Степанов­не (Самуиловне) Копьевой, не только своей землячке, но и, подобно мужу, принадлежавшей к одному из при­нявших в тяжкую годину крещение еврейских кланов Смоленска.

Основатель рода Копьевых отец Анны Степановны Степан (Самуил) Иванович Копьев вступил в российс­кое подданство после взятия русскими Смоленска в 1655 году. Один из его сыновей, Данило Степанович, стал впоследствии обер-комиссаром в Верхотурье (на Урале), а другой, Самойло Степанович, — членом ревизион-коллегии (центрального контрольно-финансового ведомства Российской империи в XVIII веке). Один из его потомков, Петр Данилович Копьев, был воеводой в Цивильске (ныне Чувашской АССР), где в 1771 году погиб от рук восставших крестьян и казаков, став­ших впоследствии ядром пугачевской армии. Наиболь­шей известности среди Копьевых достиг Алексей Да­нилович (1767-1846 гг.), служивший в армии, при Па­вле I разжалованный в рядовые, но восстановленный в чинах и званиях Александром I и дослужившийся до генерал-майорского чина. Однако он снискал извест­ность не своими полководческими заслугами, а драма­тическим талантом. Его пьесы "Обращенный мизантроп, или Лебединая ярмарка", "Что наше, того нам и не надо" с успехом шли на столичных сценах в конце XVIII — начале XIX веков. Помимо этого, Алексей Да­нилович прослыл одним из сильнейших русских шахма­тистов своего времени 119.

До сих пор не вполне ясно, сколько детей было у Петра Шафирова. Если число дочерей — пятеро — при­знается всеми источниками, то в отношении сыновей данные расходятся: в основной массе исторической литературы, имеющей касательство к этому сюжету, упоминается лишь один сын Шафирова — Исай Петрович, однако в примечаниях к "Письмам и бумагам императо­ра   Петра   Великого"   говорится   о  двух  сыновьях120.

66

 

По-видимому, один сын умер в раннем детстве.

Исай Петрович Шафиров* родился в Москве 9 мая 1699 года. Получив прекрасное образование (уж кто-кто, а Шафиров старший знал важность этого!), и не только дома, но и в Париже под руководством русско­го посла при версальском дворе барона И.Шлейница. Исай Петрович вернулся в 1720 году в Россию и в следующем году женился на Евдокии Андреевне Измай­ловой — дочери ближнего стольника царя Ивана Алек­сеевича, бывшего впоследствии (в 1701-1707 годах) русским посланником в Дании (и, соответственно, непосредственным подчиненным Шафирова-старшего), а в последние годы жизни (он умер в 1714 году) — ниже­городским губернатором. Ссылка Петра Павловича в Новгород не только не навлекла опалу на сына, но, напротив, именно в это время Исай Петрович был при­нят на службу переводчиком (вот когда пригодилось его прекрасное знание иностранных языков). Когда императрица Екатерина I помиловала Шафирова-старше­го, Шафиров-младший был зачислен в Герольдмейстерскую контору, а позже был откомандирован в помощь собственному отцу в составлении истории царствова­ния

Петра I. 13 марта 1734 года Исай Шафиров был назначен советником Вотчинной коллегии, а в 1737 году он служил уже в Камер-коллегии. 22 марта 1741 года он, советник Камер-коллегии, был произведен в статские советники. Однако поначалу неплохо складывавшаяся карьера Шафирова-младшего прервалась, и причиной тому стала, как бы невероятно это ни вы­глядело в отношении пусть крещеного, но чистокров­ного еврея первой половины XVIII века,  — "белая го­рячка". По высочайшему повелению спившийся Исай Ша­фиров был в 1747 году заключен в московский Донской монастырь,   откуда   через  два   года   освободился,  но

_____________________

* Основные сведения о генеалогической ветви Исая Пе­тровича Шафирова почерпнуты из "Русского биографическо­го словаря" и уже упоминавшейся книги Е.Карновича "Заме­чательные богатства частных лиц в России".

67

 

так и не вылечился. Болезнь прогрессировала. Надо отдать должное императрице Елизавете Петровне, не позволившей (вопреки предложению московского гене­рал-губернатора) вторично заключить Исая Шафирова в монастырь. Несмотря на все принимавшиеся меры, Шафиров-младший проиграл в карты все свое состояние, окончательно спился и в 1756 году умер. После его смерти семья осталась абсолютно без средств к су­ществованию. У Исая Петровича было трое детей: сын и две дочери. В память о деде императрица взяла де­тей Исая под свое покровительство и выдала дочерей замуж с приличным приданым.

О внуке П.П.Шафирова известно, что он умер, не оставив потомства, а потому баронский род Шафировых пресекся. Права наследования перешли по женской ли­нии к представителям дворянских родов Петрово-Соло­вых, Пассеков, Власовых, Ладыженских, князей Вол­конских. Эти линии потомков Петра Шафирова, к со­жалению, проследить не удалось.

Имение внука Петра Павловича Шафирова перешло к его побочной дочери девице Фировой (чья "обрублен­ная" фамилия — Фирова — была создана по образу и подобию множества прочих фамилий внебрачных отпры­сков родовитейших российских семейств: "Репнин — Пнин", "Трубецкой — Бецкой", "Селивестров — Вер-стовский" и проч.). Эта побочная правнучка Петра Шафирова вышла замуж за своего двоюродного брата князя Александра Николаевича Ромодановского-Лады­женского. Дело в том, что одна из дочерей Исая Пе­тровича — баронесса Мария Исаевна (1736-1799 гг.) в 1763 году вышла замуж за князя Николая Ивановича Ромодановского-Ладыженского, и от этого брака ро­дился князь Александр Николаевич, впоследствии до­служившийся до чина генерал-лейтенанта и умерший в 1801 году в звании шефа кирасирского своего имени полка. От брака с кузиной он имел двух сыновей — Константина и Юрия и трех дочерей, однако эта ветвь рода Шафировых пресеклась.

Значительно более счастливо сложились судьбы дру-

68

 

гих ветвей шафировского рода. В приложении мы пу­бликуем взятое из "Русского евгенического журнала" генеалогическое древа Шафировых по четырем старшим дочерям вице-канцлера, составленное и прокомменти­рованное Ю.А.Нелидовым121. Ю.А.Нелидов справед­ливо отмечает, что нельзя считать род Шафировых угасшим только потому, что по мужским линиям он пре­секся, ибо его женские ветви бурно разрослись и скрестились с множеством самых родовитых российских фамилий, дав к двадцатым годам нашего столетия по­томство, превышающее тысячу человек. Как мы видим, и в этом отношении род Шафировых не уступает прочим дворянским фамилиям России — Толстым, Муравьевым, Аксаковым...

Дочь Петра Шафирова — Анна Петровна вышла замуж за князя Алексея Матвеевича Гагарина, от которого ро­дила двух дочерей — Анну и Дарью.

Анна Алексеевна Гагарина (1722-1804 гг.) стала женой графа Дмитрия Михайловича Матюшкина и была первой статс-дамой императрицы Екатерины II, а поз­же — обер-гофмейстриной при дворе императрицы Ма­рии Федоровны — супруги Павла I и матери Александ­ра  I.

Ее дочь, урожденная графиня С.Д. Матюшкина, от брака с польским графом Юрием Вильегорским родила двух сыновей — Михаила (1788-1856 гг.) и Матвея (1794-1866 гг.), ставших знаменитыми музыкантами и внесших большой вклад в развитие русской музыкаль­ной культуры XIX века. Их дом (сначала, с 1823 го­да — в Москве, а с 1826 года — в Петербурге) был одним из крупнейших музыкальных центров империи. Неоценима поддержка, которую оказали братья Вильегорские Михаилу Глинке, Антону и Николаю Рубин­штейнам. Старший брат, Михаил, стал автором оперы "Цыгане", двух симфоний, романсов; младший, Матвей, был выдающимся виолончелистом и одним из учредите­лей Петербургского Симфонического общества и Рус­ского музыкального общества (впоследствии попавше­го   под  высочайшее  покровительство   и  получившего

69

 

право именоваться "императорским"). В числе ближай­ших друзей братьев Вильегорских мы встречаем А.С. Пушкина, Н.В.Гоголя, Ференца Листа и многих других ярчайших деятелей русской и мировой культуры.

Вторая внучка Шафирова по линии Анны Петровны — Дарья (1724-1798 гг.) — женщина крайне честолюби­вая и умная, вышла замуж за фельдмаршала князя А.М.Голицына. Только что приведенную характеристи­ку в определенной мере подтверждает принадлежащее ей ироническое замечание о том, что Голицыны в рус­ской истории испробовали на своей шкуре все без ис­ключения наказания: повешение, обезглавливание, че­твертование, сажанье на кол, битье кнутом и прочие. Сохранился ее интересный рассказ о своей матери Ан­не Петровне, которая девочкой получила нагоняй от императора Петра I, отказавшись выпить предложен­ный им бокал вина. Историк К.Валишевский передает этот случай несколько иначе: дочь вице-канцлера от­вернулась от поднесенной Петром чарки водки, на что государь крикнул: "Злая жидовская порода, я тебя научу слушаться!" и подкрепил восклицание двумя увесистыми пощечинами122.

Очень интересным было потомство Шафирова по ли­нии его второй дочери Марфы Петровны (1697-1762), вышедшей замуж за князя Сергея Григорьевича Долго­рукова.

Пожалуй, на судьбе семьи именно этой дочери осо­бенно ярко проявилось истинно национальное качество Петра Шафирова: преданность семейным узам и борьба за свой клан. Как известно, вступление на престол императрицы Анны Ивановны было отнюдь не гладким. Среди прочих "камней преткновения" было там и дело о поддельном завещании Петра II. Замешанные в этой истории фактические правители России в недолгое царствование малолетнего внука Петра Великого Дол­горукие впали при новой императрице в немилость, и хотя Сергей Григорьевич Долгоруков не был замешан в этих околопрестольных интригах, ему по российской традиции была уготована ссылка в деревню.  Шафиров 

70

 

умолил всесильного фаворита императрицы — Бирона вер­нуть зятя из ссылки и уже почти сумел добиться его назначения на дипломатический пост, как тут в борь­бе против Шафирова объединились пуще всего боявший­ся нового усиления петровского вице-канцлера интри­ган А.И.Остерман, личный враг Долгоруких

А.И.Уша­ков и также ненавидевший Шафирова "борец за рус­ское дело" А.П.Волынский. Эту схватку Шафиров про­играл, но и на смертном одре он умолял посетившую его всегда благоволившую к сподвижнику Петра Вели­кого императрицу Анну Ивановну обратить, как гова­ривали в те времена, "милость свою" на зятя и вну­ков. Однако эта предсмертная просьба не возымела последствий и лишь обострила и без того лютую нена­висть к Долгоруким. Зять Шафирова был обезглавлен, старшие внуки — Николай и Петр — отданы в солдаты, а младшие — Григорий и Василий — в подмастерья, причем попавшему к кузнецу Василию навсегда запре­тили учиться грамоте123.

Этот рассказ о борьбе старика Шафирова за судьбу своей семьи — вероятно, единственное, но вполне убедительное свидетельство верности Петра Шафирова родственным узам.

Среди потомков Шафирова по линии Марфы Петровны в первую очередь необходимо назвать выдающегося го­сударственного деятеля царствований императоров Александра III и Николая II графа Сергея Юльевича Витте (1849-1915 гг.). Специалисты по евгенике не случайно сопоставляли в двадцатых годах нашего ве­ка дипломатические и административные таланты пра­щура и потомка.

К числу заслуг С.Ю.Витте следует причислить стро­ительство Транссибирской магистрали и введение в России золотого рубля (вспомним Осипа Эмильевича Мандельштама: "Когда в далекую Корею катился рус­ский золотой"). Он же стал инициатором введения в империи винной монополии. Прямо-таки катастрофиче­ское по своим военным и, главное, внутриполитиче­ским последствиям поражение России в русско-япон­ской войне Витте сумел смягчить не столь уж ката-

71

 

строфическим по сравнению с масштабами поражения Портсмутским миром (ну как не поддаться ассоциаци­ям с Прутским миром Петра Шафирова?!). Однако ос­новным достижением графа Витте, несомненно, явля­ется манифест 17 октября 1905 года о введении в са­модержавной России гражданских свобод и созыве за­конодательной Государственной думы. Наконец, именно Сергею Юльевичу Витте принадлежит разработка основ­ных положений той аграрной реформы, которую потом стали называть "столыпинской" (по имени последова­теля Витте на пути буржуазных преобразований полу­феодальной России Петра Аркадьевича Столыпина).

Выдающийся политик своего времени, Витте обладал несомненным даром политического прогнозирования. Судите сами. В 1900-1902 годах он прочел курс политической экономии брату царя великому князю Михаи­лу Александровичу (тому самому, который в феврале 1917 года, став после отречения Николая наследни­ком престола, вдел в петлицу красный бант и пере­дал бразды правления Временному комитету Государ­ственной думы, тем самым расписавшись в политиче­ском крахе романовской империи). В своих лекциях граф выдвинул и обосновал многие положения, не только подтвердившиеся последующим историческим развитием, но и оставшиеся действенными до наших дней. Суть концепции Витте такова: в нынешнюю исто­рическую эпоху экономическая и культурная взаимоза­висимость государств настолько сильна, что четко разграничить их сферы влияния невозможно; всякое насильственное нарушение международного политиче­ского порядка и исторически сложившихся отношений на европейском континенте неминуемо ведет к столк­новению всех заинтересованных государств, как боль­ших, так и малых, то есть к мировой войне; милита­ризм, подталкивая государства на гигантские капита­ловложения в военную промышленность, приумножает класс заинтересованных в этой гонке вооружений лю­дей и тем самым увеличивает вероятность вооруженно­го конфликта. Какой же видел Витте карту послевоен-

72

 

ной Европы? Австро-Венгрия распадется, Венгрия ста­нет самостоятельным государством, Австрия резко уменьшит свою территорию, Галиция и часть Буковины отойдут к России, другая часть Буковины и Трансильвания — к Румынии, Трентино и западная Истрия ста­нут итальянскими, возникнут независимые Богемия (Чехия) и Югославия... Взгляните на карту современ­ной Европы. Кажется, что спустя многие десятилетия и две кровопролитнейшие мировые войны она выглядит именно так, как ее предначертал граф Витте. Порази­тельное предвидение!

Граф Витте, увы, не пользовался расположением им­ператора Николая II, не внявшего наставлениям сво­ей матери вдовствующей императрицы Марии Федоровны: "Во всем слушайся Сергея Юльевича!" Когда 28 февра­ля 1915 года бывший российский премьер скончался, ни один из членов царской фамилии не выразил сочув­ствия. Лишь Мария Федоровна через своего личного представителя обер-гофмейстера князя Г.Д.Шервашидзе отдала дань уважения памяти великого сына Рос­сии. Но не следует думать, что император забыл сво­его бывшего первого министра: он направил к вдове Витте своего генерал-адъюданта с тем, чтобы заполу­чить мемуары покойного. К неудовольствию Николая, рукопись оказалась за границей, в Биарицце, где у Витте была вилла. Царские агенты ринулись туда, но обыск не принес желаемых результатов: рукопись хра­нилась в банковском сейфе и увидела свет уже тогда, когда рухнула Российская империя. Благодаря преду­смотрительности автора мы имеем возможность позна­комиться с интереснейшими воспоминаниями, неодно­кратно переизданными и не только обладающими боль­шими достоинствами исторического источника, но и несущими на себе отпечаток несомненного литератур­ного дарования их создателя 124.

Вместе с тем Николай II отдавал себе реальный от­чет в масштабах личности графа Витте (как это было и с другим выдающимся государственным деятелем эпо­хи последнего царствования — Столыпиным: "посред-

73

 

ственность на троне" не могла терпеть возле себя неизмеримо более одаренных людей). Хотя в письме к матери царь утверждал, что никогда не поручит Вит­те ни одного дела125, тем не менее в тяжелую ми­нуту он вспомнил о графе и в начале первой мировой войны хотел направить его в Соединенные Штаты для получения трехсотмиллионного займа. По состоянию здоровья Витте уклонился от выполнения этого пору­чения, однако составил памятную записку об услови­ях, на которых можно было бы рассчитывать на амери­канскую помощь. Вот что в ней говорилось: "...для того, чтобы это совершить, нужны два условия: 1) за­ключить с Америкой торговый договор. Существующий мы нарушили из-за еврейского вопроса, так как Аме­рика требовала беспрепятственного пропуска своих евреев в Россию, а мы не соглашались; 2) дать ев­реям всем (подчеркнуто в оригинале — С.Д.) льго­ты, так как в Америке евреи имеют громадное значе­ние, и без них едва ли можно будет заключить выгод­ный и прочный заем"126. И опять-таки весьма современно, не так ли?! Здесь мы должны особо остано­виться на отношении Витте к евреям.

Непреклонный сторонник еврейского равноправия, Витте заслужил в кругах националистически настроен­ных монархистов кличку "жидовский наймит". Вторым браком граф женился на крещеной еврейке М.И.Хотимской. Зная нравы двора, Сергей Юльевич явился к им­ператору Александру III с прошением об отставке, но Александр, ярый антисемит, но последовательный сто­ронник справедливости (достаточно напомнить, что пребывание известнейшей и активнейшей революционер­ки Веры Николаевны Фигнер в Шлиссельбургской крепо­сти за террористическую деятельность в "Народной воле" не помешало ее родному брату Николая Фигнеру в то же самое время быть солистом Мариинского опер­ного театра в Петербурге, премьером императорской сцены и даже получить самое почетное в ту пору для артиста звание "солист его величества"), так вот, Александр  III  отклонил отставку С.Ю.Витте с поста 

74

 

министра, указав, что брак — сугубо личное дело. Но шло время, на российском престоле воцарился импера­тор — отнюдь не чета своему отцу, да и общественная ситуация обострялась, и в 1911 году сначала в чер­носотенной газетке "Колокол", а на следующий год и на прилавках книжных магазинов, появился антисемит­ский роман Е.А.Шабельской "Сатанисты XX века", где в числе прочих "сил зла" выведены граф Помпей  Вре­де, не могущий покинуть Петербург для участия во всемирном жидо-масонском заговоре, и его жена гра­финя Малка. Среди членов Высшего верховного синедриона международных жидо-масонов, воображенных воспаленной фантазией сочинительницы, привлекает внимание образ: "Только один человек резко отличал­ся своим нееврейским лицом, хотя в его жилах текло немало еврейской крови. Это был русский граф немец­кого происхождения, влиятельный сановник, прослав­ляемый заграницей и ненавидимый в России. Сын и внук чистокровных евреев, граф Вреде походил лицом на русскую графиню, принесшую его деду дворянское имя, единственной наследницей которого она была, а своему сыну и внуку чисто русскую красоту, заставившую всех позабыть о том, что графы Вреде бы­ли только привитая ветвь на древнем родословном дре­ве" 127. В числе прочего в этом сочинении устами Малки сообщается, что ее муж обеспечит Японии побе­ду в войне с Россией. И хотя намек и без того был весьма прозрачен, рижское издание этой книжонки 1934 года в примечаниях услужливо сообщает, что под име­нем "Помпея" "...автор романа открыл русского пре­мьер-министра графа Витте, масона высокого посвяще­ния. Витте был женат на еврейке и сам не отличался чистотой арийской расы"128. Вооруженная пером черносотенка несколько преувеличила, но в действи­тельности процент еврейской крови у С.Ю.Витте был достаточно высок. И дело тут не в отдаленном род­стве с Шафировым (как-никак, графа отделяли от ба­рона пять поколений). Бабкой российского премьера по отцовской линии была урожденная Мария-Елена-Лу-

75

 

иза Крамер, и, хотя в исследовании родословной С.Ю.Витте, проведенном С.В.Любимовым129, прямо не говорится о ее еврейском происхождении, но ука­зывается, что в Крамерах была сильна коммерческая и финансовая жилка, а происходил род из прибалтий­ских земель, где, как сказано в том же исследова­нии, торговля в городах была захвачена евреями. Од­на из ветвей рода Крамеров владела торговым домом в Нарве, основанном еще в начале XVIII века и лик­видированном спустя столетие при правнуках основа­теля; другие Крамеры были таможенниками, а одна из представительниц фамилии была фрейлиной Екатерины I и даже любовницей Петра I, а, значит, и не могла не знать Петра Шафирова.

Сергей Юльевич Витте был одним из немногих круп­нейших государственных деятелей России, проложив­ших себе дорогу умом и талантом, поэтому вполне естественно, что еврейское неравноправие ему пред­ставлялось ненормальным. Обсуждая положение евреев с философом Владимиром Соловьевым, Витте сочув­ственно воспринял высказывание выдающегося мыслите­ля о том, что беды и несчастья, выпадающие на долю тех  или  иных государств, находятся в определенной зависимости от той степени озлобленности и неспра­ведливости, которые эти государства проявляют по отношению к евреям: "Преследование нации, на коей лежит перст Божий, не может не вызвать высшего воз­мездия" 130. В беседе с первым в истории России лауреатом Нобелевской премии великим ученым И.И.Ме­чниковым, в знак протеста против антисемитизма по­кинувшим Россию и переехавшим во Францию, Витте ка­тегорически  осудил  национальную политику царского правительства вообще и государственный антисемитизм в частности. В первую очередь, по его мнению, необ­ходимо уничтожить черту оседлости131. Еврейская пресса царской России, откликнувшаяся на смерть бывшего премьер-министра, в числе прочих материа­лов опубликовала воспоминания о встречах с графом Витте друга Теодора Герцля — Н.Каценельсона. Из этих

76

 

мемуаров явствует, что Витте позитивно отнесся к сионистскому движению, разрешив открыть в Петербур­ге и других городах империи отделения Еврейского колониального банка и распространять в России ак­ции этого банка. В свою бытность главой правитель­ства Витте заявил тому же Каценельсону: "Я не знаю, сколько мне еще придется сидеть на этом стуле: ка­жется, очень недолго, но если на нем останусь, то буду прилагать все старания, чтобы в Государствен­ный совет был назначен хотя бы один еврей. Этого требует элементарная справедливость"132. Вместе с тем известный еврейский общественный деятель М.Винавер в своих воспоминаниях, опубликованных в те же дни, обвинил сторонника еврейского равнопра­вия Витте в неспособности провести это равноправие в жизнь133. Утверждение М.Винавера, несомненно, справедливо, но ответом ему может, увы, служить лишь рассказанный И.А.Клейнманом анекдот: граф Вит­те требует от еврейского цадика совершить чудо, да­бы облегчить еврейскую участь!134. Да, трезвей­ший и практичнейший Сергей Юльевич, по-видимому, считал, что лишь чудо могло разрешить еврейский во­прос.

Витте был одним из немногих политических деяте­лей России, встретившихся с вождем политического сионизма Теодором Герцлем. Трудно представить се­бе более контрастные фигуры... С одной стороны — монархист, прагматик, строитель империи, железнодо­рожный делец и банковский воротила, а с другой — пламенный романтик, мечтатель, публицист, живущий в мире грез и предвидений. Герцль — красавец с асси­рийской бородой и обликом пророка. Витте?.. Вот как острый профессиональный взгляд Герцля запечатлел российского премьера: "Это был высокого роста, не­красивый, неуклюжий, серьезный человек лет шестиде­сяти, со странным впалым носом и кривыми ногами, портившими его походку"135. Кстати, именно таким изобразил Витте на своей карикатуре художник Мсти­слав   Добужинский.   В   воспоминаниях   Витте   нет  ни

77

 

строчки, посвященной этой исторической встрече, и причины такого, несомненно, нарочитого умолчания вполне ясны. Граф в ходе беседы поддался "чарам" своего собеседника, но по здравому, как ему каза­лось, размышлению пришел к выводу об эфемерности доводов Герцля. Хотя с внешней стороны все выгляде­ло вполне пристойно ("Этот неприятный человек обе­щал мне... все, что я от него хотел. После беседы, длившейся час с четвертью, я встал. Он проводил ме­ня до лестницы, несколько раз пожал мне руку, а это, видимо, считается у этого грубияна чем-то не­обычным: перед ним трепещут даже вельможи"136). Как мы видим, Витте не понравился Герцлю. (Для контраста следует отметить, что на увлеченно-наивного лидера сионизма большее впечатление произвел... вдох­новитель кишиневского погрома, за свои преступления приговоренный революционерами к смертной казни, — Пле­ве!). О чем же беседовали Витте и Герцль? Граф утверждал, что в России антисемитизм носит много­гранный характер и имеет различную природу. У неко­торых это — дань моде, у других является следстви­ем деловых интересов и конкурентной борьбы. У царя антисемитизм, по утверждению Витте, имеет религиоз­ный характер. В числе прочего граф рассказал о некоем Г. — крещеном еврее-журналисте, издающем в Мо­скве грязную антисемитскую газетку.* О себе Сер­гей Юльевич сказал: "Трудно заступаться за евреев... не рискуя быть заподозренным в подкупе. Но с этим я не считаюсь. У меня хватит мужества. Кроме того,

__________________

* Под инициалом "Г." скрывается редактор "Московских ведомостей" черносотенный писатель-монархист Владимир Андреевич Грингмут (1851-1907 гг.), для характеристики которого достаточно указать, что его преемнику на посту редактора Л.А.Тихомирову приснопамятный "Союз русского народа" пенял: хотя он русский по рождению, "а имеет не русское сердце, прежний же редактор Грингмут был не рус­ский, а имел русское сердце"137. Воистину разоблачи­тельная похвала!

78

 

моя репутация порядочного человека настолько проч­на, что мне опасаться нечего. Но нерешительные лю­ди и карьеристы легко поддаются влиянию и ненави­дят евреев"138. Вместе с тем Витте отметил, что турецкое владычество над святыми местами в Палести­не для христиан "менее невыносимо, чем если бы там были евреи"139. Герцль упрекал Витте в своем дневнике за то, что называвший себя "другом евреев" российский политик за почти полтора десятилетия пребывания у власти ничего не сделал для достижения их равноправия. Это замечание еще раз подтверждает герцлевский идеализм: что — евреи, если Витте не смог удержать своего государя от самоубийственной войны! И тем не менее идеалист взял верх. Вот что писал после смерти Герцля великий поборник демократии и еврейского равенства В.Г.Короленко: "То, что каза­лось явной утопией и безумием, феерическая греза о новом возвращении в землю обетованную, о восстанов­лении Сиона и новом иудейском царстве — под влияни­ем   страстной   энергии  нового   пророка  начало  облекаться плотью..."" 140      .

Свой маленький эксурс в историю контактов Теодо­ра Герцля с высшими сановниками Российской империи хочется завершить еще одной картинкой, взятой из его дневника. Глашатай сионизма едет на прием к всесильному министру и гонителю евреев Плеве. Как же он готовится к встрече? В экипаже на карманных шахматах он рассматривает вошедшую в историю партию Андерсен-Кизерицкий. Его спутник Каценельсон вос­клицает: "Сыграйте свою бессмертную партию!"141. Что же привлекло Герцля в этой шахматной позиции? Чудо! Ничтожные силы белых, потерявшие к этому вре­мени ферзя, обеих ладей и коня, дают тремя оставши­мися фигурами мат. Кто знает, может, эта партия вы­звала в голове Герцля ассоциации с историей еврей­ского народа, скажем, с победой маленькой Иудеи над империей Селевкидов? Трудно сказать... Витте и сам любил шахматы, хотя ни словом не обмолвился в сво­их мемуарах об этом увлечении. Но ему партия Андер-

79

 

сен-Кизерицкий вряд ли могла придтись по вкусу: уж слишком рискованно играли белые. Граф по натуре должен был предпочитать позиционную игру Стейница, основой которой было накопление преимущества, а уж потом его реализация. Что ж, в шахматах можно быть приверженцами разных стилей. Но в историческом пла­не романтик начисто переиграл реалиста. Нет на кар­те Российской империи, а на Святой земле возник и существует Израиль — воплощенное чудо, бессмертная "партия" Теодора Герцля!

Несложно заметить схожесть окончания активной де­ятельности на государственном поприще Сергея Витте (сутью характера которого, по мнению академика Е.В.Тарле, является пафос труда142) с крахом карьеры Петра Шафирова. Разница состоит лишь в том, что Шафиров стоял при рождении Российской империи, а Витте — при ее закате.

Сергей Юльевич Витте воспитывался в доме своего дяди генерала Ростислава Андреевича Фадеева (1824-1883 гг.) — известного военного историка и публици­ста националистического толка, прославившегося сво­ей склонностью к самым невероятным авантюрам (одно время генерал Фадеев даже командовал войсками еги­петского правителя — хедива!). Именно Фадеев стал для М.Е.Салтыкова-Щедрина прототипом воеводы Полкан-Редеди, и, пожалуй, лучшую характеристику гене­рала, чем та, которую ему дал великий сатирик, най­ти невозможно: "Начальство не особенно ценило под­виги Редеди и довольно медленно производило его в чины, так что сорока пяти лет от роду он имел только полковничий чин. Наскучив начальственным равнодуши­ем, он переменил род деятельности и направился в качестве обрусителя в Западный край. Тут он сразу ознаменовал себя тем, что произвел сильную рекогно­сцировку между жидами и, сбив их с позиции, возвра­тился восвояси, обремененный добычей"143. Как видим, позиции дяди и племянника по еврейскому во­просу, мягко говоря, не совпадали. Тем не менее именно в доме Фадеева будущий премьер Российской 

80

 

империи приобрел широту кругозора, вскормленную многочисленными повествованиями генерала о его бес­конечных путешествиях по Кавказу, Туркестану, Бал­канам, Африке. Уже после смерти генерала Р.А.Фаде­ева в Петербурге в 1889 году вышло трехтомное со­брание его сочинений. Великий русский философ Вла­димир Соловьев писал своей матери из Каира: "Часто видаюсь с генералом Фадеевым — тип русского медве­дя, впрочем очень неглупый человек"144. В поэме "Три свидания" Соловьев так описывает свою встречу с генералом:

 

Кредит и кров мне предложил в Каире

Отель "Аббат", его уж нет, увы!

Уютный, скромный, лучший в целом мире...

Там были русские и даже из Москвы.

Всех тешил генерал — десятый номер —

Кавказскую он помнил старину...

Его назвать не грех — давно он помер

И лихом я его не помяну.

То Ростислав Фадеев был известный,

В отставке воин и владел пером.

Назвать кокотку иль собор поместный —

Ресурсов тьма была сокрыта в нем.

Мы дважды в день сходились за табльдотом;

Он весело и много говорил,

Не лез в карман за скользким анекдотом

И философствовал по мере сил145.

 

Владимир Соловьев еще раз вспомнил Фадеева в своем последнем и наиболее знаменитом философском труде "Три разговора", где он выведен под прозрачным об­разом "генерала".

Сестра Р.А.Фадеева и родная тетка С.Ю.Витте Еле­на Андреевна Ган (1814-1842 гг.) была известной в свое время писательницей, скрывшей свое настоящее имя под псевдонимом "Зенеида Р-ва". Прозу этой та­лантливой, но столь недолго жившей беллетристки со­временники сравнивали даже с произведениями Пушки-

81

 

на, Лермонтова, Жорж Санд. Так, И.С.Тургенев пи­сал: "В этой женщине было действительно горячее русское сердце и опыт жизни женский, и страстность убеждений, — и не отказала ей природа в тех "про­стых и милых" звуках, в которых счастливо выражает­ся внутренняя жизнь"146. И хотя, естественно, время расставляет всех по своим местам и зачастую крайне субъективные оценки современников начинают по прошествии времени отдавать иронией, тем не ме­нее Елена Ган нашла свое место в истории русской словесности. Ее возрождение в читательских умах происходит буквально на наших глазах. Так, в вышед­шем в свет в 1980 году в Москве сборнике "Русская романтическая повесть" произведение Елены Ган "Иде­ал" занимает почетное место, а во вступительной статье отмечается, что чтение сочинений этой писа­тельницы, глашатая женской эмансипации, не может не увлечь и в наши дни, ибо именно с нее начинается "великая центральная тема русской классической ли­тературы" 147. Наконец, стодвадцатилетие со дня смерти Елены Ган было отмечено прочувственной ста­тьей в "Новом журнале"148.

Крайне любопытной персоной была дочь Елены Андре­евны Ган Елена Петровна, в замужестве Блаватская (1831-1891 гг.) — писательница (выбравшая себе псев­доним "Радда Бай") и оккультистка. Разъехавшись с мужем спустя несколько недель после свадьбы, она большую часть жизни провела за пределами России, став на склоне лет англоязычным автором. Более чем десятилетние скитания Елены Блаватской по Индии, Цейлону и другим религиозным центрам Востока, по­знание мистических учений и оккультизма нашли отра­жение в ее путевых заметках "Дурбар в Лагоре. Из дневника русской", "Из пещер и дебрей Индостана. Письма на родину", "Загадочные племена. Три месяца на "Голубых горах" Мадраса". Ее тесные контакты с местным населением заставило правивших в то время на Индостане англичан даже заподозрить ее в шпиона­же  в  пользу  России.   Обосновавшись  в  1873  году в 

82

 

Нью-Йорке, два года спустя она основала Теософское общество. Позже главное отделение общества перееха­ло сначала в Индию, а затем — в Лондон. По словам самой Елены Петровны, ее общество ставило перед со­бой три цели: во-первых, образовать ядро человече­ского братства без различия пола, национальности и религии; во-вторых, изучить все философские и рели­гиозные школы, дабы доказать единство скрытой во всех них Истины; наконец, в-третьих, исследовать таинственные стороны природы и развивать сверхчув­ственные возможности человека. Один из современни­ков писал, что в трудах Елены Блаватской невозмож­но провести границу между концом сознательного об­мана и вторжением в сферу бессознательного, где присутствует самообман и начинается искреннее увле­чение мистикой или просто шарлатанство149. Тем не менее время не остудило интерес к ее изысканиям, которые и по сей день вызывают бурную полемику. В этой связи становится особенно интересным опублико­ванное совсем недавно 150 письмо Елены Блаватской ни много, ни мало, как... шефу корпуса жандармов, написанное в декабре 1872 года. В этом письме она не только сознается в мошенничестве при проведении спиритических сеансов, но и, что еще более занима­тельно, предлагает русскому правительству свои услуги в качестве шпионки, уверяя, что повальное увлечение спиритизмом и оккультизмом не только от­крывает перед ней все двери, но и развязывет языки самых сановных особ. В своем письме, стараясь при­дать себе цену, Блаватская ссылается на многочи­сленные факты неудачных вербовок ее представителя­ми различных держав и даже Ватикана. Как видим, ко­лониальные власти в Индии не случайно подозритель­но отнеслись к этой особе, но русское правительство воспользоваться ее услугами не пожелало. Интерес­нейшую статью об основательнице теософского движе­ния написал Всеволод Соловьев |51.

Помимо Елены Петровны Блаватской, у Елены Андре­евны Ган была еще одна дочь-писательница — Вера Пе-

83

 

тровна, в замужестве Желиховская (1835-1896 гг.). Потеряв в семилетнем возрасте мать, она воспитыва­лась в доме дедушки, известного публициста А.М.Фа­деева, где не только была окружена любовью и забо­той, но и получила прекрасное домашнее образование. В 1880 году Вера Петровна, вторично овдовев, оста­лась практически без средств к существованию и с тех пор жила лишь литературным трудом. Именно этот период оказался самым плодотворным в ее творчестве. Несомненен ее вклад в создание русской детской ли­тературы: "ее задушевные рассказы, согретые непод­дельной любовью к маленьким читателям, увлекали детское воображение занимательностью фабулы и в лег­кой форме сообщали много интересных сведений из жизни наших инородцев"152. Основной темой ее творчества были завоевательные войны России на Кав­казе и жизнь кавказских народов. Не составляли ис­ключения и горские евреи, ставшие героями ее повести "По закону Моисея". К числу лучших ее произве­дений принадлежат сочинения, навеянные воспоминани­ями детства ("Как я была маленькой", "Мое отрочест­во"), которые запоминаются трогательной искренно­стью, изяществом стиля и глубоким проникновением в тайны психологии ребенка, открывающего для себя окружающий мир. Однако В. П. Желиховская была не только детской писательницей, но и незаурядным драматургом. Ее пьесы "Кто преступница?" и "Назвался груздем, полезай в кузов" были удостоены премии одесского Новороссийского университета. Как и се­стра, Вера Петровна увлекалась мистикой и пылко, хотя и не всегда удачно, вступалась за Е.П.Блаватскую против частенько нападавшей на нее прессы. Вера Петровна скончалась в Петербурге и стала един­ственным русским литератором, чьи останки были бес­платно перевезены для захоронения в фамильном скле­пе в Одессе. Хотя это мотивировалось литературными заслугами покойной, подобная акция министерства пу­тей сообщения позволяет предположить, что к ней приложил руку бывший ранее министром путей сообще-

84

 

ния, а в это время занимавший пост министра финан­сов Сергей Юльевич Витте.

Но есть среди потомков Шафирова по линии Марфы Петровны еще одно имя, которому также немало обяза­на русская литература. Екатерина Александровна Сушкова, в замужестве Хвостова (1812-1868 гг.), кузина Е.А.Ган и Р.А.Фадеева и, соответственно, тетка Е.П.Блаватской, В.П.Желиховской и С.Ю.Витте была первой любовью Михаила Юрьевича Лермонтова, вдохно­вившей рождение так называемого "сушковского цикла" стихотворений поэта, к которому, по мнению специа­листов, примыкает и "Еврейская мелодия". Кроме то­го, многие факты романа с Екатериной Александров­ной были использованы Лермонтовым в "Княгине Лиговской"ш. Между прочим, и сам поэт был в дальнем родстве с потомками Петра Шафирова, поскольку по линии бабушки Е.А.Арсеньевой происходил из рода Евреиновых, основатель которого Матвей Евреинов был родственником Петра Шафирова.

Здесь необходимо на мгновенье вернуться к Вере Петровне Желиховской и отметить, что она (благода­ря семейным связям) оставила след и в лермонтоведении, опубликовав в 1885 году в "Ниве" запись воспо­минаний Николая Павловича Раевского о дуэли поэта, а в 1887 году в "Русской старине" статью о своей матери Е.А.Ган, в которой предала гласности ее пи­сьма к родным, касавшиеся отношений между Е.А.Сушковой и М.Ю.Лермонтовым. По мнению В.П.Желиховской, известные записки Е.А.Сушковой, равно как и став­ший их основой дневник мемуаристки (утраченный, но виденный Верой Петровной), содержат определенную долю фантазии.

По той же линии Марфы Петровны Долгоруковой (Шафировой) привлекает внимание еще один потомок вице-канцлера — князь Петр Андреевич Вяземский (1792-1878 гг.) — друг Пушкина, поэт, без которого немы­слим пантеон русской словесности, академик, товарищ министра (так до 1917 года именовали заместителя министра)   народного  просвещения,  глава  цензурного

85

 

комитета. Потомок удельных князей из "Рюриковичей", Петр Андреевич унаследовал от своего отца князя Ан­дрея Ивановича Вяземского (1754-1807 гг.) не толь­ко громкое имя, но и более чем внушительное состо­яние. Андрей Иванович, женатый на ирландке Евгении Ивановне О'Релли и бывший одно время нижегородским и пензенским наместником, а позже сенатором, при­надлежал к числу наиболее образованных людей своей эпохи — и эта культурная традиция также перешла по наследству к сыну. В родовой усадьбе Остафьево бы­ла прекрасная библиотека; в салоне Андрея Иванови­ча собирался цвет интеллектуального общества того времени. Среди прочих там часто можно было встретить находившегося в свойстве с Вяземскими знамени­того российского историка Николая Михайловича Ка­рамзина, которому рано умерший Андрей Иванович Вя­земский поручил перед смертью руководство сыном. Долгое время князь Петр Андреевич служил в мини­стерстве финансов под началом знаменитого министра Егора Францевича Канкрина, о котором оставил инте­ресные воспоминания154. Одним из первых в России Петр Андреевич Вяземский заинтересовался проблемой еврейского равноправия, решение которой приравнивал к отмене крепостного права155. Важно помнить, что подобная оценка была дана еще в 1818 году! Сре­ди ближайших друзей Вяземского были уже упоминав­шиеся братья Матвей и Михаил Вильегорские (Михаил Вильегорский написал несколько произведений на сти­хи своего друга). Петр Андреевич был русским нацио­налистом и не скрывал этого. Кстати, именно ему принадлежит ставшая поговоркой формула: "Что рус­скому здорово, то немцу — карачун!" Да и о самом себе он как-то выразился предельно однозначно:

"Стыдно сесть в чужие сани коренному русаку".

И тем не менее глубоко верующий князь Вяземский, совершив паломничество в Палестину, нашел искрен­ние слова для выражения переполнявших его эмоций после посещения Святой Земли:

86

 

Вот под сенью палаток

Быт пустынных племен;

Женский склад — отпечаток

Первобытных времен.

Вот библейского века

Верный сколок: точь-в-точь

Молодая Ревекка Вафуилова дочь...

Эпопеи священной

Древний мир здесь разверст:

Свиток сей неизменный

Начертал Божий перст.

На Израиль с Заветом

Здесь сошла Божья сень,

Воссиял здесь рассветом

Человечества день 156.

 

Вряд ли следует усматривать какое-то противоречие в том, что Петр Андреевич Вяземский сочетал взгля­ды русского националиста с резким протестом против антиеврейских гонений и уважением к древнему наро­ду. Скорее напротив, истинный национализм, любовь к своему народу, предопределяет уважение к другим на­циям и ненависть к грязному, животному шовинизму.

Сын Петра Андреевича Вяземского — князь Павел Пе­трович (1820-1887 гг.), историк, литератор, дипло­мат, долгое время работал в министерстве иностран­ных дел, народного просвещения и внутренних дел, а в 1881-1883 годах стал начальником цензурного ведомства. Ему принадлежит заслуга основания импера­торского Общества любителей древней письменности.

Мы уже упоминали о том, что в родстве с потомка­ми Шафирова был Николай Михайлович Карамзин, жена­тый на правнучке вице-канцлера Екатерине Андреевне Колывановой. Необычна биография этой незаурядной женщины. Она была внебрачной дочерью А.П.Вяземско­го и, соответственно, сводной сестрой поэта Петра Андреевича Вяземского, а свою фамилию получила по древнерусскому названию Ревеля-Таллина — Колывань.

87

 

Высокообразованная и умная, Екатерина Андреевна бы­ла активной помощницей в трудах своего прославлен­ного мужа. Известно, что наравне с ним она держала корректуру "Истории государства Российского". По мнению Ю.Н.Тынянова, именно Екатерина Андреевна бы­ла той "безымянной любовью" Пушкина, которую вели­кий поэт пронес сквозь всю свою жизнь и которую первой захотел увидеть после своего смертельного ранения. Тынянов считал, что элегия "На холмах Гру­зии лежит ночная мгла" посвящена Екатерине Андреев­не.

Как причудливо складываются порой генеалогические линии! Внук Карамзиных — князь Владимир Петрович Мещерский (1839-1914 гг.), публицист и беллетрист ультрареакционного, погромного, толка, издатель-редактор газеты "Гражданин"! По этому поводу из­вестный поэт-сатирик второй половины прошлого ве­ка Д.Д.Минаев, прославившийся поистине убийствен­ной остротой своих эпиграмм, написал в 1877 году.

 

Я — внук Карамзина! —

Изрек в исходе года

Мещерский. Вот те на!

Пошел такого рода

Гул посреди народа —

При чем же здесь порода?

И в наши времена —

В семье не без урода 157

 

Среди авторов "Гражданина" наиболее значительной фигурой был, несомненно, Федор Михайлович Достоев­ский. Это обстоятельство дало повод Д.Д.Минаеву создать в 1873 году эпиграмму "На союз Ф.М.Достоев­ского с князем Мещерским":

 

Две силы взвешены на чашечке весов,

Союзу их никто не удивился.

Что ж! Первый дописался до "Бесов",

До чертиков другой договорился 158

88

 

Укоренившееся за князем Мещерским реноме мракобеса не сумели изменить даже наметившиеся в конце жизни тенденции осознания необходимости эмансипации евре­ев. Некоторые сочинения Мещерского ("Тайны совре­менного Петербурга", "Хочу быть русской", "Ужасная женщина") пользовались в свое время определенным успехом у читающей публики.

Из потомства третьей дочери вице-канцлера — На­тальи Петровны (1698-1728 гг.), вышедшей замуж за графа Александра Федоровича Головина — сына друга и покровителя Петра Шафирова канцлера Ф.А.Головина, необходимо в первую очередь указать ее праправнука адмирала Степана Степановича Лесовского (1817-1884 гг.). По окончании кадетского корпуса и офи­церских классов (так в ту пору называлось учебное заведение, готовившее офицеров флота) он плавал на Черном море, в 1852-1855 годах принимал участие в экспедиции из Кронштадта через Атлантический и Ин­дийский океаны в Японию на фрегате "Паллада" под руководством вице-адмирала Е.В.Путятина (описанной в знакомой многим с детства книге И.А.Гончарова "Фрегат "Паллада""), затем служил в Николаевске-на-Амуре и с годами приобрел репутацию видного учено­го-гидрографа. В 1858 году он стал начальником Кронштадтского порта, а с 1863 года под его командование был передан Петербургский порт. В том же году С.С.Лесовский был послан с важнейшей миссией командиром русской эскадры в Северо-Американские Соединенные Штаты (так еще до середины 1930-х го­дов российская традиция именовала США), появившейся на нью-йоркском рейде в самый разгар гражданской войны. Неожиданная военная демонстрация России в поддержку президента А. Линкольна произвела сильнейшее впечатление в Европе и, по мнению историков, предотвратила вступление Великобритании в граждан­скую войну в Северной Америке на стороне рабовладельческих южных штатов. Еще в свою бытность в Кронштадте адмирал Лесовский проявил незаурядные административные   способности   и  много   сделал  для

89

 

благоустройства крепости: провел газ и водопровод, построил современные казармы... В 1876 году С.С.Лесовский был назначен управляющим Морским министерством, став "правой рукой" руководителя этого ве­домства и одного из лидеров прогрессивного направ­ления в российской администрации того времени вели­кого князя Константина Николаевича. Когда в 1880 году на Дальнем Востоке стал назревать конфликт с Китаем, адмирал был направлен туда командующим Дальневосточной эскадрой с обширными полномочиями и одновременно введен в Государственный совет. Во время своего пребывания на Дальнем Востоке С.С.Лесовский организовал тайную экспедицию русских кли­перов к берегам Малайского архипелага для изыска­ния необитаемого острова, подходившего для созда­ния русской военно-морской базы. Вернувшись в Пе­тербург, адмирал Лесовский принял участие в перера­ботке Морского устава. Высокую оценку деловым каче­ствам и личной скромности адмирала и генерал-адъю­танта С.С.Лесовского дал в своем дневнике отнюдь не щедрый на похвалы и весьма откровенный П.А.Ва­луев 159. Весьма характерно, что большой любитель генеалогии, ставший уже одиозным, современный совет­ский литератор В.Пикуль, выведя бравого адмирала в своем романе "Три возраста Окивы-сан" напропалую ругающим англичан и сующим матросам кулаки под нос, ни словом не обмолвился о его происхождении.

Четвертая дочь барона Петра Шафирова Екатерина Петровна, чьи даты жизни остались неизвестными, вы­шла замуж за шталмейстера князя Василия Петровича Хованского. К началу XX в. их потомство превысило ни много ни мало, четыреста человек. И тут мы нахо­дим множество имен, внесших большой вклад в русскую культуру. В первую очередь это семья известных сла­вянофилов Самариных.

Разнообразной была деятельность Юрия Федоровича Самарина (1819-1876 гг.). Писатель-богослов и пу­блицист, он принимал участие в разработке и реали­зации крестьянской реформы. Любопытно, что нацио-

90

 

нальный вопрос в Прибалтике стал точкой столкнове­ния Ю.Ф.Самарина с его дальним родственником гене­ралом Р.А.Фадеевым: в 1875 году Самарин издал за границей брошюру "Революционный консерватизм", где отметил талантливое истолкование позиции консерва­торов в брошюре Фадеева "Русское общество в насто­ящем и будущем", хотя и полемизировал с ним.

Племянник Ю.Ф.Самарина Александр Дмитриевич Сама­рин (1868-1939 гг.), продолжавший славянофильские традиции рода, был весьма популярен в среде московской интеллигенции. В 1912 году он стал членом Го­сударственного совета, а в 1915 году четыре месяца занимал пост обер-прокурора Синода, сменив на этом посту выкреста В.К.Саблера. Однако его деятель­ность на этом поприще вошла в острое столкновение с "мафией у престола", поскольку А.Д.Самарин начал борьбу с Распутиным160. После Февральской рево­люции Самарин стал первым за более чем девятисот­летнюю историю русской православной церкви миряни­ном, баллотировавшимся на московскую митрополичью кафедру — и в этом соревновании он сумел занять второе место, собрав триста три голоса из восьмисот возможных! При советской власти А.Д.Самарин неодно­кратно арестовывался и в конце концов погиб в си­бирской ссылке '*'.

Привлекают внимание и далекие потомки Е.П.Шафировой (пра-пра-пра-правнуки) —— братья Трубецкие.

Князь Сергей Николаевич Трубецкой (1862-1905 гг.), религиозный философ, последователь и друг Владими­ра Соловьева, с 1900 года был профессором филосо­фии в Московском университете, а незадолго до смер­ти стал первым выборным ректором университета. Мно­гочисленные труды С.Н.Трубецкого, в том числе во­шедшие в историю философии "Метафизика в Древней Греции" и "Учение о Логосе в его истории", собраны в вышедшем в 1906-1912 годах шеститомном собрании сочинений ученого.

Интересовался Сергей Николаевич, подобно своему другу Владимиру Соловьеву, и еврейством. Ему при-

91

 

надлежит несколько работ по этой тематике. В 1898 году он написал в журнале "Вопросы философии" ста­тью о Филоне Александрийском. Впоследствии он в работе "Религиозный идеал евреев" с большим пиете­том отнесся к излагаемой теме. Его смерть была встречена глубокой скорбью еврейской общественно­стью. В некрологе, опубликованном в журнале "Вос­ход" № 40 за 1905 год, указано, что первый выборный ректор Московского университета возбудил конкретно вопрос о процентной норме в смысле полной отмены ограничений для поступления евреев в высшие учеб­ные заведения: "Я ни минуты не мирюсь с мыслью, чтобы еврей, окончивший 8 классов гимназии не мог попасть в университет. Это какой-то абсурд".

Князь Евгений Николаевич Трубецкой (1863-1920), также пошедший по стезе религиозной философии и учения Владимира Соловьева, в отличие от брата окончил юридический факультет Московского универси­тета. Его важнейшими произведениями являются "Миро­воззрение В.С.Соловьева" и "Смысл жизни". Хорошо знавший братьев Трубецких С.Ю.Витте назвал Евгения Николаевича "настоящим русским человеком, в не за­грязненном "Союзом русского народа" смысле слова,... наивным администратором и политиком, "Гамлетом" русской революции" 162

Третий брат, Григорий Николаевич Трубецкой (1873-1929 гг.), был дипломатом и публицистом, часто пе­чатавшимся на страницах парижских "Современных за­писок". В годы первой мировой войны он занимал важ­ный пост российского посланника в Сербии. Его вос­поминания о русской революции вышли совсем не­давно 163.

Выдающимся лингвистом стал сын Сергея Николаеви­ча Трубецкого — Николай Сергеевич (1890-1938 гг.). Окончив в 1913 году Московский, а затем и Лейпцигский университеты, он стал профессором филологии, одним из крупнейших теоретиков Пражской школы, од­ним из основоположников структурализма, создателем фонологии.  В  1930 году за свои заслуги Н.С.Трубец-

92

 

кой был избран членом Венской академии наук. В на­шумевшей статье о "туранском элементе в русской культуре"  "евразиец"  Трубецкой, проводя мысль о пре­емственности Московского государства от Золотой Ор­ды, писал: "Русский царь является наследником мон­гольского хана; "свержение татарского ига" свелось к замене татарского хана православным царем и пере­несением ханской ставки в Москву" 164.

На родословном древе Шафировых по линии Екатери­ны Петровны мы обнаруживаем и имя знаменитого писа­теля Алексея Николаевича Толстого (1882-1945 гг.), неоднократно выводившего в посвященных петровской эпохе произведениях своего пращура. На страницах романа "Петр Первый" Шафиров появляется то в каче­стве искусного дипломата и переводчика ("прехитрый еврей"), то удачливого дельца и влиятельного чело­века ("ездил с царем за границу..., видался с Петром ежедневно, и уже на него посматривали как на сильненького"). Вице-канцлер предстает в романе низеньким, до синевы выбритым, плотным "налитым" темноглазым человеком с широкой переносицей и яс­требиным носом. Вот как через призму восприятия ца­ря рисует А.Н.Толстой образ Шафирова: "Петр давно присматривался к нему — достаточно ли умен, чтобы быть верным, по-большому ли хитер, не жаден ли чрез­мерно" 165.

Трудно пройти мимо и такого потомка Екатерины Шафировой, как начальник Департамента полиции Алек­сей Александрович Лопухин (1864-1927 гг.), наиболее известный своим разоблачением гения политической провокации XX века Евно Азефа. В 1903 году он со­ставил записку "Возникновение сионистского движения и его первоначальный характер". В своих неоднократ­ных встречах с С.Ю.Витте Лопухин указывал на прово­кационную роль полиции в организации еврейских по­громов и печатании антисемитских листовок. Тем не менее Витте был в целом не очень высокого мнения о Лопухине, что и отметил в своих мемуарах166, на что Лопухин ответил в 1923 году "контрвоспоминания-

93

ми", содержавшими немало материалов по истории ев­рейских погромов в России167. Кроме того, еще в 1907 году он издал интересную книгу "Настоящее и бу­дущее русской полиции. Из  итогов служебного опыта".

Бросается в глаза на родословной "ветви" Екатери­ны Петровны и фамилия Строгановых. Мы остановимся лишь на одном представителе этой известнейшей рус­ской семьи — графе Павле Александровиче Строганове (1772– 1817 гг.). Рождение в одной из богатейших се­мей империи позволило ему с детских лет воспиты­ваться вместе с будущим императором Александром I. Посетив на исходе отрочества вместе со своим воспи­тателем революционный Париж, граф примкнул к яко­бинскому клубу, после чего был срочно отозван об­ратно в Россию императрицей Екатериной II и некото­рое время провел в деревенском уединении. Его друж­ба с будущим императором окрепла в годы царствования Павла I. С восшествием на престол своего друга Строганов стал активным сторонником реформ, входил в "Негласный комитет". С 1802 года он стал товари­щем министра внутренних дел, а в 1806 году был на­правлен российским послом в Англию. Граф Строганов был участником всех войн России с наполеоновской Францией, начиная с Аустерлицкого сражения. За упорное сопротивление французам, которое оказала подчиненная Строганову сводная дивизия в Бородинской битве, граф был произведен в генерал-лейтенанты. Его солдаты громили корпус маршала Нея у Малояро­славца и Красного. Но позже, уже в заграничном по­ходе русских армий, погиб девятнадцатилетний сын графа, и эта утрата настолько подорвала его здоро­вье, что граф Павел Строганов вскоре скончался.

Александр Сергеевич Пушкин посвятил целую строфу "Евгения Онегина" Строганову и его сыну, погибшему в сражении под Красном на глазах отца. Это строфа из VI главы не вошла в окончательный текст. Вот она:

 

Но плакать и без раны можно

О друге, если был он мил,

94

 

…..........................................

.............................................

Но если жница роковая,

Окровавленная, слепая,

В огне, в дыму — в глазах отца

Сразит залетного птенца!

О страх! О горькое мгновенье!

О Строганов, когда твой сын

Упал, сражен, и ты один,

Забыл ты славу и сраженье

И предал славе ты чужой

Успех, одобренный тобой.

 

Юрий Николаевич Тынянов, вдохновленный пушкинскими строками, создал свой последний рассказ "Гражданин Очер". Это было незадолго до смерти автора в эваку­ации, в 1942 году, в Перми, тогда называемой Моло­товым. Тынянова занимало становление личности Па­вла Строганова и его дружба с одним из вождей яко­бинства Ж.Ромма.

Наконец, среди далеких потомков Екатерины Шафировой мы видим и князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон (1887-1967 гг.). Да, это — тот самый знаменитый убийца Григория Распутина, муж племянницы последнего российского императора Николая II великой княжны Ирины Александровны, мо­дель прославленного портрета кисти Валентина Серо­ва! Не лишенный артистического дара, князь Юсупов оставил после себя интересные воспоминания 168.

Итак, мы переходим к потомкам Петра Шафирова по линии его пятой дочери — Марии Петровны. Ее даты жизни также остались неизвестными, как и годы жи­зни ее сестры Екатерины. Однако мы знаем, что она вышла замуж за сенатора и президента Коммерц-коллегии Михаила Михайловича Салтыкова, от брака с кото­рым родила двоих сыновей — Бориса (1723-1808 гг.) и Александра (1725-1782 гг.). И ее потомки не оста­лись незамеченными в русской истории.

Две  ее   внучки    Екатерина ( ?-1813  гг.)  и  Мария

95

 

(даты жизни неизвестны) Александровны — в 1785 го­ду окончили институт благородных девиц, после чего вышли замуж.

Екатерина Александровна стала женой Василия Нико­лаевича Чичерина, от брака с которым родились бра­тья Александр (1793-1813 гг.). и Николай (1801-1860 гг.).

Александр Васильевич Чичерин в двенадцатилетнем возрасте был определен в Пажский корпус. Живя в Пе­тербурге, он часто бывал в доме своей дальней род­ственницы Н.П.Голицыной,знаменитой героини "Пико­вой дамы" Пушкина, и в салоне ее дочери С.В.Строга­новой, где регулярно бывали Г.Р.Державин, В.А.Жу­ковский, Н.М.Карамзин... Крепкая дружба связывала Александра Чичерина с внуком княгини Голицыной Александром Строгановым (тоже потомком П.Шафирова) и Владимиром Апраксиным, чья сестра — Наталья стала его первой и единственной любовью. В восемнадцати­летнем возрасте Александр Чичерин ушел воевать с вторгшимся в Россию Наполеоном. Уже в ходе загра­ничного похода 16 августа 1813 года под Теплиц-Шенау против войск маршала Вандома двинулся Егерский полк, но вскоре оказался в затруднительной позиции. Тогда ему на выручку пришел Семеновский полк, в ко­тором служил А.В.Чичерин. Участник сражения Н.М.Муравьев-Карсский писал позднее в своих воспоминани­ях об этой битве: "Никогда не видел я что-либо по­добное тому, как батальон пошел на неприятеля. Небольшая колонна эта двигалась скорым шагом и в но­гу. Они отбили орудия, перебили французов, но лиши­лись всех своих офицеров"169. Там же мемуарист описывает, как Александр Чичерин личным примером ободрял солдат. Среди материалов Пажеского корпуса сохранился документ с описанием героического пове­дения Александра Чичерина перед гибелью: "В продол­жение всего сражения постоянно находился среди храбрейших воинов, поддерживая в них дух храбрости и мужества, сохраняя совершенный порядок в рядах их   примером   собственной   неустрашимости"170.

96

 

Александр Чичерин похоронен на русском кладбище в Праге. Со временем о нем напоминали лишь надписи на надгробном камне, черных мраморных досках Паже­ского корпуса да находящемся сейчас в московском Историческом музее кубки богемского стекла, чьи грани хранят имена семнадцати гвардейских офицеров, павших в сражении при Теплиц-Шенау.

Но в 1966 году был опубликован дневник Алексан­дра Чичерина, который он вел в дни Отечественной войны, и, несмотря на то, что об этой эпохе нам уже ранее немало рассказывали и воспоминания, и дневники (достаточно вспомнить имена таких героев войны 1812 года, как А.П.Ермолов, Д.В.Давыдов, Ф.Н.Глинка), дневник молодого офицера Семеновского полка не затерялся. У него есть собственный "го­лос". Особенно необычными кажутся в нем два мо­мента.

Стало уже традиционным отмечать патриотизм рус­ского народа, поднявшегося на борьбу с Наполеоном. Однако из дневника Чичерина мы с удивлением узнаем, что часть населения Белоруссии не только не воспро­тивилась наступлению войск Наполеона, но и более того — присягнула императору французов и снабжала его армии продовольствием и фуражом! После вступле­ния русских войск в Могилев не замедлило "возмез­дие": губернского прокурора... уволили, а приводив­шего население к присяге архиепископа лишили сана. Поистине остается только развести руками от изумле­ния перед  этакой патриархальностью нравов и терпи­мостью по отношению к "изменникам Родины"! Вот уж действительно — "век  нынешний и  век минувший"!

Столь же поразительным предстает интерес автора дневника к еврейству. Не было местечка в Западном крае Российской империи, городка в Германии или Ав­стрии, где бы он не зашел в еврейское гетто, сина­гогу, не отметил бы своих знакомых-евреев. Этот не обычный для дворянина того времени интерес носит характер не праздного любопытства, а скорее при­стального внимания к духовной жизни своих далеких

97

 

предков. В главке "Синагога в Плоцке" Чичерин  по­дробно описывает свое пребывание в среде евреев. "Сегодня утром евреи ожидали пришествия мессии, а я руководимый давно подстрекавшим меня любопыт­ством, решил заглянуть к ним в синагогу". Далее он находит проникновенные слова, которые не устарели и в наше время: "Ведь всякий человек, все равно, кто он — русский, еврей или француз, — подобен те­бе, и ты должен уважать его взгляды и самые его за­блуждения, если он искренне убежден в их истинности". И это написано в разгар  всеевропейской войны!

Второй сын Василия Николаевича и Екатерины Алек­сандровны Чичериных —Николай, ставший откупщиком, был не только чрезвычайно богатым, но и одним из самых образованных людей своего времени. Из его се­мерых сыновей и одной дочери особо выделяется выда­ющийся русский правовед, историк, философ и публи­цист Борис Николаевич Чичерин (1828-1904 гг.), ставший одним из вождей русского либерализма вто­рой половины XIX века.

Наконец, внук Николая Васильевича Чичерина — Геор­гий Васильевич Чичерин (1872-1936 гг.) был извест­ным советским дипломатом и с 1918 по 1930 годы за­нимал пост наркома иностранных дел.

 

IV

 

Говоря о судьбе Петра Шафирова, невозможно обой­ти молчанием историю рода Веселовских. Это одна из самых талантливых российских фамилий ведет свое происхождение из местечка Веселово. Известно, что один из Веселовских оказал услуги русской армии при взятии Смоленска в 1654 году, после чего вся семья крестилась. Как мы видим, и тут приход "московитов" поставил евреев перед выбором, зловещий характер ко­торого становится особенно явственно видным в крова­вых отсветах недавно пронесшейся "хмельниччины".

Основатель рода Павел Веселовский был женат на 

98

 

Марии Николаевне Аршеневской, дочери крещеного ев­рея, бывшей в родстве с Шафировым. (По одним сведе­ниям она была родной теткой будущего вице-канцлера, по другим — двоюродной сестрой). От этого брака ро­дились четыре (а не три, как утверждают некоторые источники) сына и две дочери. Павел Веселовский до­вольно удачно выдал замуж обеих дочек —  одну за Дурно­во*,  вторую за Щепотьева.

Старший сын — Авраам Павлович — родился в 1685 году и воспитывался в доме своего дяди Петра Шафи­рова, где его, пятнадцилетнего юношу, заметил Петр Первый. Авраам начал "государеву службу" в должно­сти личного секретаря царя, выполняя обязанности переводчика иностранной корреспонденции (по-видимо­му, жить в доме Шафирова и не знать иностранные языки было просто невозможно!). Во время Полтавской битвы он состоял адъютантом при Петре, одновремен­но числясь дьяком Посольского приказа, и именно его 28 июня 1709 года царь послал в Данию с вестью о победе. В мае 1715 года Авраам Веселовский был на­значен "резидентом"** в Вену, и 3 сентября (бук­вально через неделю после приезда в столицу Габс­бургской монархии) был принят "цесарем".

Веселов­ский много сделал для организации антитурецкого со­юза, проявив при этом завидную ловкость и осведом­ленность. Сохранился любопытный рассказ о том, как ему удалось наладить один из "каналов" (так в ту пору назывались источники информации). Этим "кана­лом" оказался не более и не менее как обер-гофканцлер граф Цинцендорф. Русский "резидент" обратил внимание на страсть графа к картежной игре и через жену   обер-гофканцлера   убедил   того   поступить   на

_____________________

* Знаменитый в далеком будущем министр внутренних дел, прославившийся своим консерватизмом (но не юдофоб­ством) Петр Николаевич Дурново (1845-1915 гг.) тоже из рода Веселовских.

**резидент — дипломатический представитель, по рангу ниже посланника.

99

 

тайное иждивение русского правительства, после че­го этот сверх ценный агент начал получать ежегодную пенсию в размере шести тысяч ефимков. Помимо вер­бовки агентов, Веселовский занимался и наймом спе­циалистов на русскую службу.

Авраам Веселовский не упускал случая помочь еди­новерцам своих предков, что особенно существенно, поскольку во время его пребывания в Габсбургской монархии там действовали весьма жесткие антиеврей­ские законы. В частности, он рекомендовал царю ев­реев–врачей, утверждая в своем письме Петру: "...ев­реи всегда отличаются своими познаниями в медицин­ской науке, и только благодаря еврейским врачам возможно было успешно бороться со многими лютыми болезнями, между прочим и с лепрой"171.

 В отчетном послании государь заявлял: "...для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, что­бы он только знал свое дело и отличался порядочно­стью" 172.

Рутинная деятельность Авраама Веселовского была внезапно прервана поступившим из Петербурга прика­зом срочно разыскать царевича Алексея. Веселовский успешно справился и с этой задачей: непокорный сын был представлен "пред  государевы  очи". Однако это привело к дипломатическому кризису: отношения Рос­сии с Австрией были прерваны, и Веселовский в вось­мидневный срок был выслан из владений Габсбургов.

Вот тут-то и начинается весьма странная история. Петр потребовал от своего "резидента" немедленно вернуться в Россию, но Авраам Веселовский предпо­чел стать чуть ли не первым  в русской истории  не­возвращенцем. Хотя конкретных обвинений ему и не предъявляли, он, по-видимому, подозревался в соуча­стии в заговоре царевича Алексея и краже казенных денег. Поначалу Авраам Веселовский скрывался в Лон­доне у своего брата Федора, в то время бывшего рус­ским "резидентом" в Англии, но после предпринятых 

____________________

* Лепрой в ту пору называли сифилис.

100

 

русским правительством усилий по заполучению бегле­ца (между прочим, эту "тонкую" работу было поруче­но провести "корреспонденту", то бишь агенту, Саму­илу Гольдену!) переехал в Женеву, где принял проте­стантство и вторым браком женился на дочери богато­го синдика (цехового старшины) Петра Фабри Мари­анне, от брака с которой имел четырех дочерей. В Швейцарии Авраам Веселовский нажил большое со­стояние коммерцией: после смерти осталось одними наличными деньгами почти триста семьдесят тысяч ливров 173. Петр добивался выдачи непокорного до кон­ца своих дней, однако после смерти императора все русские правительства зазывали беглеца вернуться в Россию, но понапрасну: Авраам Веселовский был не­преклонен. Императрице Елизавете Петровне он отве­тил, что вернется, когда в России утратят смысл три принадлежавшие ему и ставшие популярными среди опальных вельмож XVIII века пословицы: "Божье да государево", "Без  вины  виноват", "Хоть не рад, да готов". Он скончался в глубокой старости (97 лет от роду) 16 января 1783 года. Под конец жизни Авраам Павлович впал в детство и в буквальном смысле сло­ва дрожал, проходя мимо подаренного ему когда-то самим Петром портрета своего государя. Имя Авраама Веселовского встречается в переписке Екатерины II с Вольтером: великий француз поддерживал с ним дру­жеские отношения и с большой похвалой отзывался в своих письмах императрице об его образованности. Любопытно, что одна из дочерей Веселовского дожила до царствования Александра I, и 15 декабря 1803 го­да ей был назначен пансион, сохраненный и за млад­шей внучкой Авраама Павловича.

Второй из братьев Веселовских, Исаак Павлович, родился в 1688 году и после окончания московской школы Глюка начал службу в Посольском приказе. Кро­ме того, он был придворным учителем у Петра I. (Лю­бопытно, что в школе Глюка Исаак оставил по себе память как о первостатейном проказнике, не раз подвергавшемя наказаниям, а тут перед нами старатель-

101

 

ный педагог!). В 1720 году он был назначен секрета­рем экспедиции Коллегии иностранных дел. После смерти императора Петра в марте 1726 года Исаак Веселовский в качестве секретаря сопровождал зятя Шафирова Сергея Григорьевича Долгорукова в Персию. У нас нет информации, свидетельствующей об участии Исаака Веселовского в последовавших за смертью Пе­тра I дворцовых интригах; во всяком случае, крах Долгоруковых обошелся ему сущим пустяком — ссылкой в город Галич. А в 1732 году он в должности секре­таря канцелярских дел уже снова направился в Пер­сию. В марте 1741 года Исаак Павлович ушел в от­ставку, но уже к зиме вновь вернулся на службу, причем из ассесоров был сразу произведен в действи­тельные статские советники, перемахнув тем самым ни много ни мало четыре ступени в "Табели о рангах"! Для сравнения укажем, что этот поразительный ска­чок в военных чинах равен производству из армей­ских майоров (или гвардейских капитан-поручиков) непосредственно в армейские генерал-майоры (или гвардейские полковники). В титуловании же подобное изменение возносило баловня судьбы из заурядного "вашего высокоблагородия" в почти "небожителя" — "ваше превосходительство". Кроме блистательного взлета в чинах, по возвращении на службу Исаак Веселовский получил и лакомое назначение — членом коллегии иностранных дел. Кому же был обязан недав­но почти опальный дипломат своему возвышению? Покровителем его оказался ставший при царствовании императрицы Елизаветы Петровны сначала кабинет-ми­нистром, а затем и канцлером А.П.Бестужев-Рюмин, другом которого с давних пор был Исаак Павлович и пострадавший в 1727 году не только из-за родства с Долгоруким, но и из-за этой дружбы. По роду службы он принимал активное участие в мирных переговорах со Швецией в 1742-1743 годах и с Англией в 1744-1745 годах. Исаак Веселовский был активным "запад­ником"; известно, что он энергично содействовал снятию ограничений на ввоз иностранных книг а Россию.

102

 

Вскоре   после   возвращения   на   службу   Веселовский сблизился с вице-каншгером М.И.Воронцовым, оказав­шись в оппозиции к своему благодетелю Бестужеву-Рю­мину. Можно без сомнения утверждать, что эта оппо­зиция носила не личный, а принципиальный характер. Канцлеру очень не хотелось терять талантливого со­трудника, а потому Бестужев-Рюмин неоднократно пы­тался  уладить  конфликт,  но тщетно:  Исаак Веселов­ский  оставался  непреклонным.  Тогда  по  российской традиции (дело было уже в конце  1740-х годов) Бе­стужев-Рюмин направил императрице "Записку" (сиречь донос), в которой утверждал, что на одном из дипло­матических приемов Исаак Павлович отказался пить за здоровье   государыни:   "...один   только   Веселовский полон пить не хотел, но ложки с полторы и то с во­дою токмо налил и в том упрямо перед всеми стоял, хотя канцлер из ревности к Ея Императорскому Вели­честву и из стыда перед послами ему по-русски и го­ворил,  что  он должен сия здравие полным бокалом пить,  как верный раб, так и потому, что ему от Ея Императорского Величия много милости показано пожа­лованием   его   из  малого  чина  в  столь   знатный"174. Таковы российские нравы: совершенно очевидно, что Веселовский был болен, и только это было причиной его отказа пить полной мерой за здравие императри­цы. Следует отдать должное императрице: она проигнорировала донос своего канцлера. Испытывая особое доверие  к  Веселовскому,   она  именно  его  назначила учителем русского языка к наследнику престола вели­кому князю Петру Федоровичу (будущему недолгому им­ператору Петру III). Таким образом, Исаак Веселов­ский продолжил традицию пребывания крещеных евреев на посту придворного учителя, которую открыл Ники­та Зотов.

Исаак Веселовский, как и его брат Авраам, всегда старался облегчить судьбу своих бывших единоверцев. Так, он предпринимал серьезные усилия для отмены принятого Елизаветой в 1742 году решения о высылке евреев из  Малороссии, но, увы, безуспешно — фана-

103

 

тичная императрица ответила ему вошедшей в историю фразой: "От врагов Христовых не желаю интересной  прибыли!"175.

Сохранившийся в памяти современников как блестя­щий каламбурист и острослов, Исаак Павлович Веселовский умер в сентябре 1754 года.

Младший из братьев Веселовских, Федор Павлович, дата   рождения   которого   осталась   неизвестной,   по окончании той же школы Глюка пошел по стопам стар­ших братьев и начал службу в Посольском приказе. В 1707   году   Петр  I  назначил  его  секретарем  посоль­ства, отправленного под началом князя Б.И.Куракина в Западную Европу. Роль Федора Веселовского в этом посольстве видна хотя бы из того факта, что он "куп­но" с самим князем Куракиным был принят в Ватикане папой римским Климентом XI и был допущен к целова­нию ноги главы римско-католической церкви. Выпол­няя   функции   "ока   государева",   Веселовский   сопро­вождал главу посольства и участвовал в переговорах, целью которых являлась реализация плана Шафирова — полностью изолировать Швецию на европейском конти­ненте. Когда Б.И.Куракин был отозван в Россию, Федор  Веселовский получил возможность самостоятель­ных дипломатических действий — сначала на посту рус­ского резидента в Копенгагене, затем в Брауншвейге и, наконец, в Лондоне, куда он прибыл в 1716 году в качестве секретаря посольства.  С  февраля  1717 го­да Федор Павлович становится русским резидентом в Лондоне, занимаясь не только чисто дипломатически­ми проблемами, но и охраняя торговые интересы Рос­сии,  отвечая  за  поведение  русских студентов в Анг­лии (любивших попьянствовать и пошуметь) и даже... ведя переговоры о слиянии англиканской и православ­ной   церквей.   Вот  уж  воистину  "неисповедимы  пути Твои,  Господи!"    потомок  выкреста и генетически стопроцентный еврей выступает в роли представителя православия!   И точно так же, как на дипломатичес­кой  арене  ему удалось добиться блестящей  победы, почти начисто нейтрализовав франко-шведскую "пар-

104

 

тию",   так  и на стезе ревнителя  христианской орто­доксии он весьма преуспел, добившись возведения в английской  столице православного  собора.   Вот тут-то стремительно набиравшая скорость  карьера Весе­ловского  и  потерпела крах, поскольку именно в его доме обрел пристанище старший брат Авраам. Пришлось становиться невозвращенцем и Федору. Англия отказа­лась выдать России обоих братьев. В июне 1727 года Федор Павлович просил Верховный тайный совет разре­шить  ему  вернуться  в  империю,   но  получил  отказ.

Только при императрице Елизавете Петровне Федору Веселовскому  было  разрешено  вернуться  на  родину, где его ждал недавно учрежденный придворный чин церемониймейстера, равный  по "Табели о рангах" армей­скому бригадиру или гвардейскому подполковнику. Ес­ли к этому прибавить, что вплоть до 1731 года Фе­дор  Веселовский  находился в переписке с вице-канц­лером А.И.Остерманом и являлся одним из основных источников информации российской дипломатии об об­щественных настроениях Англии, то трудно отрешиться от ощущения, что отказ "верховников" диктовался от­нюдь не гневом, а национальными  интересами: такой человек, как Федор Веселовский, был нужен правящей верхушке именно в Лондоне. Тут и награждение придворным чином V класса выглядит вполне обоснованной наградой  за  долгое  и  усердное  выполнение,  скажем мягко, "щекотливого задания". В Петербурге Веселов­ский сближается с фаворитом императрицы  И.И.Шувало­вым   и  вице-канцлером   М.И.Воронцовым,   что  также свидетельствует  об  отсутствии в высших кругах Петербурга какого-либо предубеждения в отношении быв­шего "невозвращенца". Умер Федор Павлович Веселов­ский в  1780-х годах уже на исходе девятого десятка лет столь насыщенной перипетиями  жизни.

Четвертый брат Веселовский, Яков Павлович, был самым младшим, и о нем сохранились лишь отрывочные сведения: так, известно, что в 1719 году он состоял при князе Меншикове и слыл его любимцем.

Говоря  о  судьбе  братьев  Веселовских и их связях

105

 

с Шафировым, невозможно обойти молчанием документ, по непонятным причинам выпавший из поля зрения ис­следователей — депешу господина Лави аббату Дюбуа, датированную 5 апреля 1720 года. Вот что в ней го­ворится о Веселовских: "Один был в Вене в качестве резидента, другой в том же звании в Лондоне, третий — поверенным по иностранным делам, четвертый издав­на состоял при князе Меншикове в качестве секретаря. Не знаю, вследствие чего, два первые бежали с царской, их Государя, службы. Может быть, так как они исполняли всегда лишь предписания вице-канцлера (Шафирова — С.Д.), они опасались, как бы его паде­ние (если таковое последует) не увлекло их, и жела­ли поэтому избегнуть тех печальных последствий, ко­торым часто подвергаются в этой стране люди средне­го состояния"176.

Это важное свидетельство проливает свет не только на положение "среднего состояния", то есть служилой интеллигенции, в самодержавной России, но и выявля­ет недюжинные аналитические способности его автора, предвидевшего возможность падения всесильного и в ту пору еще обласканного (хотя и внешне) монаршей  любовью царедворца и связывавшего это падение с бегством Веселовских. Не в этом ли кроется несораз­мерная суровость наказания, столь неблагодарно обрушенного Петром I  на Шафирова? В бегстве своих доверенных людей Петр усмотрел измену и, не сом­неваясь в том, что вице-канцлер был осведомлен о действиях своих свойственников и подчиненных (а, может, и сам подтолкнул их на это), отомстил своему самому выдающемуся сподвижнику. Ведь, как известно, ссылка Шафирова сопровождалась государе­вым запретом ходить в церковь, что вряд ли следует объяснить вспыхнувшим антисемитским чувством. По-видимому, запретом на исповедь Петр хотел подчерк­нуть крушение своей веры Шафирову. "Нет тебе веры! Мне соврал, и на исповеди соврешь!" — вот как, думается, следует трактовать эту кару.

И, может быть, именно здесь следует искать квинт-

106

 

эссенцию судеб множества евреев галута. Как бы ни сложились их судьбы, в конце концов они вспоминают, к какому народу принадлежат, и это чувство опреде­ляет линию их поведения в решающий момент.

 

*     *     *

Итак, перед нашим взглядом прошел клан, чьи пред­ставители на протяжении более двух столетий  вноси­ли весомый вклад в самые различные сферы российской жизни. Пожалуй, именно разнообразием интересов и да­рований род Шафировых отличается от многих других семейств российского дворянства. Какие только "по­беги" не встретишь на их родословном древе! Госу­дарственные деятели и публицисты, военачальники и поэты, ученые и музыканты, богословы и филологи, археологи и  нумизматы... И, пожалуй, последний па­радокс: внучка Алексея Толстого и, следовательно, прямой потомок Петра Шафирова — Елена Толстая — пре­подает филологию в Иерусалимском университете.

Во­истину "все возвращается на круги своя!"

107

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания. Размышления. Встречи. М.: Молодая гвардия, 1966, с. 206.

2  См.: Каратеев М. Арабески истории. Буэнос-Айрес, 1971, с.112-131.

3     Нестеров Ф.Ф. Связь времен. М.: Молодая гвардия, 1980, с. 106.

4     Татищев В.Н. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979, с.277.

5     См.: Даль В. Толковый словарь живого великорус­ского языка. Т.П. М., 1956, с.533.

6     См.: Эттингер Ш. Рец. на кн.: Артамонов М.И. Ис­тория хазар. — "Сион", 1972, N 1, с.130.

7     "Древняя  и  новая  Россия",   1876,  N  3, с.268.  См. также: Артамонов М.И. Указ. соч., с.29.

8     Подробно вопрос об авторстве рассмотрен мной в статье "Труды и дни Осипа Антоновича Пржецславского" (в печати).

9     См.: Пархоменко В.А. Начало христианства на Ру­си IX-X вв.  Полтава,  1913; Он же. У истоков рус­ской государственности (VIII-XI вв.). Л., 1924.

10    "Slavia", t.VII. Praha, 1927, s.384.

11   Готье   Ю.В.   Железный   век  в   Восточной   Европе. М., 1930, с.70.

12    См.: Новгородские былины. М.: Наука, 1978, с.390.

13    См.:   Петровский   Н.А.   Словарь   русских   личных имен. М.: Советская энциклопедия, 1965, с. 193.

14    См.:  Энциклопедический словарь  Брокгауза и Еф­рона. T.XXVIIIa, СПб., 1901, с.54.

15    См.:   Ривкин   Х.Д.  Евреи  в  Смоленске.  Очерк  по истории  еврейских  поселений  в  Смоленске с древ­нейших времен в связи с общим положением евре­ев в древней Руси. СПб., 1910, с.17.

108

 

16    См.: Каргалов В. Вторая ошибка Мамая. — "Моло­дая гвардия", 1979, N 8.

17    См.: Фурман ЩЕ. Выбор князя Владимира. — "Во­просы философии", 1988, N 6, с.91-92.

18    См.:  Прозоровский Д.И. О родстве св. Владимира по   матери.     "Записки  Императорской  Академии наук", 1864, t.V, с.17-26.

19    См.: Срезневский И.И. О Малуше, милостивице в.к. Ольги, матери В.К.Владимира. — Там же, с.27-33.

20    Изборник. М.,1969, с.53.

21    См.:  Энциклопедический словарь  Брокгауза и Еф­рона. T.XVIII, СПб., 1896, с.209.

22   Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М.: Советская энциклопедия, 1965, с. 149.

23   Повесть временных лет. 4.1. М.,1950, с.54.

24   Там же, с.252.

25    См.: Емельянов В.Н. Десионизация. Париж, 1978, с. 1-2.

26    См.: Даль В. Указ. соч., Т.П. М., 1956, с.123.

27    См.: Вельтман А.Ф. Романы. М.: Современник, 1985.

28    См.: Хлебников В. Дохлая луна. Сборник. М.,1913.

29    Панова В. Лики на заре. — В кн.: Панова В. Собр. соч. Т.4. Л.: Советский писатель, 1970, с.26-27.

30    См.: Даль В. Указ. соч., t.IV, М.,1956, с.595.

31    См.:  Введение христианства на Руси.  М.:  Мысль, 1987, с. 102-103.

32    См.: Барац Г.М. Библейско-агадические паралле­ли к летописным сказаниям о Владимире Святом. Киев, 1908, с.39-48.

33    См.: Готье Ю.В. Указ. соч., с.72.

34    См.:  Там же.  См.  также: Энциклопедический сло­варь   Брокгауза   и   Ефрона.   T.XVII.   СПб.,    1896, с.450;   Еврейская   энциклопедия,   t.V,   СПб.,   б.г., стлб. 549-50.

35    См.:    Еврейская   энциклопедия,    t.IV,   СПб.,   б.г., стлб. 774.

36   См.: Забелин И. История города Москвы, написан­ная по поручению Московской городской думы. 4.1. М.,1905, с.24.

109

 

37    Там же, с.25-26.

38    См.: Ривкин Х.Д. Указ. соч., с. 16.

39    Бахрушин СВ. Москва как ремесленный и торговый центр XVI века. — В кн.: Бахрушин СВ. Научные труды. T.I. M., 1952, с.162-163.

40   См., например: Скрынников Р.Г. Минин и Пожар­ский. Хроника смутного времени. М.: Молодая гвардия, 1981, с.104, 161, 220, портрет на вклейке.

41  Он же. "В то смутное время". — "Наука и религия", 1988, N 1, с.46.

42  См.:   "Журнал  Московской  париархии",   1944, N 9, с.13; "Наука и религия", 1972, N 2, с.46.

43  Ривкин Х.Д. Указ. соч., с.57.

44  Цит. по: Иконников B.C. Ближний боярин Афанасий Лавреньевич Ордин-Нащокин, один из предшествен­ников   петровской  реформы.   — "Русская  старина", 1883, N 10, с.32.

45  Гессен, Юлий. Жизнь пленных в Московском госу­дарстве.  Государственные пленные.   — В  кн.:  Рус­ское прошлое. Пг.-М., 1923, с.69.

46  Там же, с.70

47  Там же, с.71

48  Подробно см.: Раскольников Ф. Россия и Афгани­стан. (Исторический очерк). — "Новый Восток", 1923, № 3, с.15-17.

49  См.:   Гольдштейн  СМ.   Евреи    "дети  боярские". В   кн.:   Еврейский   календарь   1902-1903.   СПб., 1902, с.338-346.

50  См.:  Куник И. Евреи в Москве во второй полови­не  XVII  века.   — "Еврейская  старина",   1913,  N  1, с.96-101.

51  См.: Снегирев В. Московские слободы. М.: Москов­ский рабочий, 1947, с. 130.

52  См.: Гессен, Юлий. Указ. соч., с.70.

53  Подробнее о выборных должностях купцов см.: Бого­явленский С. Состав Московского слободского схода. В кн.:  Сборник статей по русской истории, посвя­щенный С.Ф.Платонову. Пг., 1922, с.322-329.

110

 

54  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. кН.VII, тт. 13-14. М.: Соцэкгиз, 1962, с. 102.

55  Цит. по: Вольное слово. Самиздат. Избранное. Вып. 9-10. Мюнхен, 1972, с.60.

56  См.:  "Древняя  и новая Россия",   1876,  N 4,  с.298; Гуров Г.А.  История одного заблуждения. Л.:  Нау­ка, 1970, с.97.

57  См.: Цветков Д.В. Первый русский доктор. — "Ис­торический вестник", 1896. N 4, с.271.

58  Подробнее см.: Берхин А. Два еврея-врача при мос­ковском дворе. — "Восход", 1888, N 3, 111-116.

59  Матвеев   А.А.  Записки.    В  кн.:  Записки  русских людей. События времен Петра Великого. СПб., 1841, с.32-33.

60  Медведев С. Записки. — В кн.: Там же, с. 14-15.

61  См.:  Ильинский Ф. Дьяк Федор Курицын. — "Рус­ский архив", 1895, N 2, с.5-16.

62  Голицын  Н.Н.  История законодательства о евреях (1649-1825). T.I. СПБ., 1886, с.642.

63  Лажечников И.И. Басурман. М., 1961, с.ЮО.

64  Там же, с.283.

65  Кукольник   Н.В.   Сочинения.   4.2.   СПб.,   1852, с.415-416.

66  Поэты   1820-1830-х   годов.   Т.2.   Л.:   Советский   пи­сатель, 1972, с.750.

67  См.: Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т.25, Л.: Наука, с.82-83.

68  Крижанич Ю. Политика. М.: Наука, 1965, с.501-502.

69  Ключевский  В.О.   Курс  русской  истории.   4.4.  Пг., 1918, с.300-301.

70 О раскольниках при императорах Николае I и Александре II (пополнено запискою Мельникова-Печерского). Берлин-Лейпциг, 1882, с.73.

71  См.:  Майкова  Т.   Петр  I  и  православная церковь. — "Наука и религия", 1972, N 2, с.39.

72  Письма    и   донесения    иезуитов   о   России   конца XVlI-начала XVIII вв. СПб., 1904.

73  Там же, с.195-196.

74  См.:   Рассказы,   записанные   П.О.Карабановым.   — "Русская старина",

111

 

1871, N 12, с.687.

75 См.:    Гелиобиг,  Георг фон.   Русские   избранники. Берлин, 1907, с.68.

76  См.:    Еврейская   энциклопедия.   T.XV.   СПб.,   б.г., стлб. 920.

77  См.:   Ключевский В.О.  Курс русской  истории.  4.4. Пг., 1918, с.ЗОО.

78  Павленко Н.И. Петр Первый. М.: Молодая гвардия, 1975, с.331.

79  Письма   и    бумаги   императора   Петра   Великого. T.XI, вып.2. М.: Наука, 1964, с.16.

80  Р.Б.С. СПб., 1905, т.22, Чаадаев — Швитков,с.558.

81  Подробнее  см.:   Подъяпольская  Е.П.  Шифрованная переписка   в   России  в   первой   четверти  XVIII   ве­ка.       "Проблемы   источниковедения",   т.VIII. М.: АН СССР, 1959, с.314-342.

82  Цит. по: Там же, с.34.

83  См.: Письма и бумаги Петра Великого..., с.16.

84  Цит. по: Павленко Н.И. Указ. соч., с.256.

85  Регесты  и  надписи.  Свод  материалов для истории евреев  в России.   Т.П.   СПб.,    1910,   с.153;   см. также: Шутой В.Е. Историзм "Полтавы" А.С.Пушки­на. — "Вопросы истории", 1974, N 12, с. 120.

86  Цит.   по:   Пушкин  А.С.  Собрание  сочинений,  т.Ш. М.: "Правда", 1981, с.213.

87  Цит. по: Шутой В.Е. Указ. соч., с.121.

88  Регесты и надписи, т.Н, с.154.

89  Модзалевский В.Л. Герцик, Григорий Павлович. — "Русский   биографический  словарь".   Т  22.   Герберская — Гогенлоэ. СПб.,1916, с.134-135.

90 Тексты писем и анализ сопутствоваших им обсто­ятельств см.: Костомаров Н. Мазепа и мазепинцы. СПб., 1883, с.659-687.

91 См.: Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепост­ного права. СПб., 1870, с.505.

92 См., например: Модзалевский В. Догадка о проис­хождении рода Нахимовых. — В кн.: Сборник ста­тей, посвященных Л.М.Савелову. М.,1915, с.78-80.

113

 

93  Письма и бумаги императора Петра Великого, с.356.

94  Регесты и надписи..., т. II, с.265-266.

95  См.: Бантыш-Каменский  Д.Н. Деяния  знаменитых полководцев и министров, служивших в царствова­ние Петра Великого. Ч.II , М. 1813, с.92.

96  См.: Голубцова Е.И., Ошанина Е.Н. Коллекции мо­сковского  Общества  истории и древностей россий­ских (ОИДР).  — В кн.: Записки отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им.Ленина. Вып. XIII. М., 1952, с.16.

97  См.:   Ключевский В.О.  Курс русской истории.  4.4. Пг., 1918, с.146-147.

98  См.: Кочин Г.Е. Население Петербурга до 60-х го­дов  XVIII  века.  — В кн.:  Очерки истории Ленин­града.   T.I.   М.-Л.,   1956,   с.74;   Толстой   А.Н.   Мос­ква до XIX века. — В кн.: Москва. М., 1935, с.50.

99  См.:   Заозерская   Е.И.   Мануфактура   при   Петре   I. М.-Л., 1947, с.103-104.

100 См.: Кафенгауз Б. Б. История хозяйства Демидовых в XVIII-XIX вв. T.I. М.-Л.: АН СССР, 1949, с.174.

101 См., например: А.К. По поводу "Записки П.П.Де­мидова князя Сан-Донато". — "Русский еврей", 1883, N 21, стлб.5-8; извлечения из работ П.П.Демидова см. также: "Записки по еврейско­му вопросу" (князя Демидова — Сан-Донато). — "Русский еврей", 1883, N 20, стлб. 18-21.

102  Подробнее о строительстве шафировского дома см.: Комелова Г.И. "Панорама Петербурга" — гравюра работы А.Ф.Зубова. — В кн.: Культура и искусство петровского времени. Л.: Аврора, 1977, с.132-133; см. также: Овсянников Ю.М. Франческо Бартоломео Растрелли. Л.: Искусство, 1982, с.20-21.

103  См.: Карнович Е. Замечательные богатства част­ных лиц в России. Изд.2. СПб., 1884, с. 119-120.

104  Древняя и новая Россия", 1876, N 4, с.399.

105  См.: "Русская старина", 1899, N 2, с.239-240.

106 Соловьев СМ. История России с древнейших вре­мен. Кн.1Х, тт.17-18. М.: Соцэкгиз, 1963, с.458.

107  Русский архив", 1903, N 7, с.384. Цит. по: Ре-гесты и надписи..., т.И, с.265.

108  См.: Павленко Н.И. Указ. соч., с.329.

109  См.: Гелиобиг Г. фон. Указ. соч., с.70.

110  См.: Бантыш-Каменский Д.Н. Указ. соч., с. 129 примечание.

111  Подробное описание казни и хлопоты герцога Гольштинского в защиту вице-канцлера приведены в записке обер-камергера Беркеальда (см.: Бан­тыш-Каменский Д.Н. Указ. соч., с.128-130). На сс.130-133 того же издания приведено в перево­де с немецкого благодарственное письмо П.П.Ша-фирова тайному советнику гольштинскому минист­ру Бассенку, стараниями которого опальный был возвращен из ссылки.

112  См.: История Академии наук СССР. T.I. M.-JI.: АН СССР, 1958, с.52,58; Очерки истории Ленин­града. М.-Л., 1955, с.221.

113 См.: История Академии наук СССР..., с.144.

114 См. Очерки истории Ленинграда..., с.227.

115 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений, т. 17. М., 1936, с.404.

116 Бантыш-Каменский Д.Н. Указ. соч., с.141.

117 См.: Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Л.,1962, с. 138-141; см. также: Епифанов П.П. "Рассуждение" П.П.Шафирова о войне со Шве­цией. — В кн.: Проблемы общественно-политичес­кой истории России и славянских стран. Сборник статей к 70-летию академика М.Н.Тихомирова. М.: Изд-во восточной литературы, 1963.

118 Епифанов П.П. "Рассуждение" П.П.Шафирова... с.303.

119  См.: Гербстман А.О. Рассказ о белом коне. М.: Физкультура и спорт, 1959, с.97-99.

120 См.: Письма и бумаги императора Петра Велико­го, T.XI, вып.2, с.360 примечание. Второго сы­на звали Яков. Он, по-видимому, умер в 20-х годах XVIII в. См. Ю.А.Нелидов, прим.121.

121  См.: Нелидов Ю.А. О потомстве барона Петра Павловича Шафирова. "Русский евгенический журнал",

   114

  

   1926, N 3, с.61-65.

122  См.: Валишевский К. Петр Великий. М.,1908, с.74.

123   См.: Долгоруков П.В. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М.: Образование, 1909, с.97, 99.

124  Витте СЮ. Воспоминания. Тт.1-3. М.: Соцэкгиз, 1960.

125  См.: "Красный архив", 1927, N 22, с.208.

126  Цит. по: Энден М.Н. Граф С.Ю.Витте. — "Возрож­дение", Париж, 1971 октябрь, N 236, с.68.

127  Шабельская Е.А. Сатанисты XX века. 4.1. Рига, 1934, с.59.

128   Она же. Сатанисты XX века. Ч.Ш. Тайны Марти­ники. Рига, 1936, сб.

129   См.: Любимов СВ. Предки графа С.Ю.Витте. "Рус­ский евгенический журнал", 1928, N 4, с.203-213.

130   Цит. по: Маор, Ицхак. Русский философ Владимир Соловьев. — "Панорама Израиля", 1985 февраль, N 175, с.11.

131   См.: "Возрождение", 1914, N 5, стлб.13.

132   Каценельсон Н. Две встречи. — "Рассвет", 1915, N 10, стлб.10.

133  См.: "Новый восход", 1915, N 9.

134  См.: Клейнман И.А. "Еврейская неделя", 1915, N 4.

135   Герцль Т. Из дневника. — В кн.: Герцль Т. Из­бранное. Иерусалим: "Библиотека "Алия"", 1974, с.224.

136  Там же, с.227.

137 Тихомиров Л. К реформе обновленной России. М., 1912, с.70.

138  Герцль Т. Указ. соч., с.225.

139  Там же, с.228.

140 Короленко В. Г. Теодор Герцль. (К полугодовщи­не его смерти). — "Южные записки", 1905, N 1, с.24-25.

141  См.: Герцль Т. Указ. соч., с.219.

142  См.: Тарле Е.В. Граф С.Ю.Витте. Опыт характе­ристики внешней политики. Л.: Книжные новинки, 1927.

115

 

143  Салтыков-Щедрин   М.Е.   Собрание  сочинений,   т.Х.  М.: "Правда", 1951, с.121.

144  Соловьев B.C. Письма. Т.2. СПб., 1909, с.18.

145  Соловьев   Владимир.   Стихотворения   и   шуточные  пьесы. Л.: Советский писатель, 1974, с.128-129.

146  Тургенев   И.С.   Полное   собрание   сочинений.   T. V.  М.-Л.: АН СССР, 1963, с.370.

147 Сахаров   В.И.   Форма  времени.     В  кн.:   Русская романтическая   повесть.    М.:    Советская   Россия, 1980, с.18.

148.  См.: Кузьмич Л. Елена Ган — забытая  писатель­ница. — "Новый журнал", Нью-Йорк, N 72, 1963. с.294-302.

149  См.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Еф­рона. T.IV. СПб., 1891, с.40.

150  См.: Письмо Блаватской. Публикация Б.Л.Бессо­нова и В.И.Мильдона; вступ. заметка и приме­чания В.И.Мильдона. — "Литературное обозре­ние", 1988, N6, с.110-112.

 151  См.:  Соловьев Всеволод. Современная жрица Изиды. — "Русский вестник", 1892, N 1-6.

 152 В.П.Желиховская.   (Некролог). "Нива",   1896,  N 25, с.645.

153 Интересующихся отношениями Е.А.Сушковой и М.Ю.Лермонтова отсылаем к прекрасной статье Ю.Г.Оксмана, предваряющей публикацию "Записок" Е.А.Сушковой 1928 года.

154  О еврейском происхождении Е.Ф.Канкрина см.: Вигель Ф.Ф. Записки. М.: Артель писателей "Круг", 1928, т.1, с.185; Палеолог СВ. Около власти. Белград: "Святослав", 1929 (?), с.20.

155 Вяземский П.А. Записные книжки. М.: АН СССР, 1963, с.97.

156   Вяземский П.А. Стихотворения. Л.: Советский пи­сатель, 1958, с.290-294.

157  Русская эпиграмма второй половины XVIII — на­чала XX в. Л.: Советский писатель, 1975, с.497.

158  Там же, с.496.

159  См.:   Валуев   П.А.   Дневник.   Т.П.   М.:   АН   СССР, 

1961, с.341, 370-371.

116

 

160  См.: Родзянко М.В. Крушение империи. Л.: При­бой, 1929, с.247 примечание 128.

16 1 См.: Лазарев К. Александр Дмитриевич Самарин (1868-1932) в воспоминаниях его дочери Елиза­веты Александровны Самариной-Чернышевой. — В кн.: Память. Исторический сборник. Вып.З. М., 1978; Париж, 1980, с.329-373.

162  Витте СЮ. Воспоминания. Т.З., с.70.

163  См.: Трубецкой Г.Н. Годы смут и надежд (1917-1919). Монреаль, 1981.

164  См.: Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре. — В кн.: Евразийский времен­ник. Берлин, 1925, с.351-377.

165  Толстой А.Н. Собрание сочинений. Т.7. М.: "Ху­дожественная литература", 1959, с.821-822.

166  См.: Витте СЮ. Указ. соч., с.84.

167  См.: Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний (по поводу "Воспоминаний" гр. С.Ю.Витте). М.-Пг.: Госиздат, 1923.

168  См.: Юсупов Ф.Ф. Отрывок из воспоминаний об убийстве Распутина. — "Огонек", 1965, N 22, с.24-27.

169  Муравьев-Карсский Н.Н. Записки. — "Русский ар­хив", 1885, кн.Ш, N 9, с.29.

170  Чичерин А.В. Дневник (1812-1813). М.: Наука, 1966, с.258.

171  Еврейская энциклопедия. T.V. СПБ., б.г., стлб. 519.

172  Там же.

173   См.: Крамер А. Авраам Веселовский. — "Русская старина", 1884, N 15, с.188-190.

174   Регесты и надписи..., т.Ш. СПб., 1913, с.620.

175   Там же, с.23.

176   Регесты и надписи..., т.II, с.244-245.

117