Фридрих Горенштейн

СНЫ ТИМУРА

Інститут Юдаїки, 2004 © Дух i Лiтера, 2004

* * *

– И вот я научил тебя писанию, мудрости Торы, Евангелию, – читал нараспев из Корана мальчик. – И вот ты делал из глины подобие птиц, с моего дозволения. И дул на них, и они становились птицами с моего дозволения.

– Объясни эти слова Аллаха из пятой суры, Тимур, – сказал учитель.

– Почтенный Мирсаид Берке, Аллах говорит, что все в мире и сама жизнь существуют по его повелению.

– Ты делаешь успехи, Тимур, – сказал учитель.

– Я радуюсь, учитель, я радуюсь, – ответил Тимур. – С тех пор как мой почтенный отец амир Тарагай отдал меня в школу и мне вручили таблицу слогов, я с помощью Аллаха выучился читать. Я радуюсь своему успеху, учитель, потому что Джахангир должен быть всегда ученым человеком.

– Ты хочешь стать Джахангиром? – спросил учитель.

– Я буду Джахангиром, – ответил Тимур, – покорителем и владыкой мира. Я подниму над всем миром зеленое знамя ислама и белое знамя победы.

– Мир принадлежит Аллаху! – выкрикнул Саид, самый высокий и плечистый мальчик в школе. – Не хочешь ли ты быть соперником Аллаху? Пророк сказал: «А больше всех людей будут наказаны те, кто в день Страшного суда подражает творениям Аллаха».

– Мой отец – почтенный амир Тарагай – видел сон еще до моего рождения, – сказал Тимур. – Толкователи объяснили этот сон как мечту о моем славном царствовании, настолько славном, что все народы мира стали подчиняться ему.

– Расскажи, Тимур, – сказал Файзула, мальчик, сидящий рядом с Тимуром.

– Нет, я не буду рассказывать, – ответил Тимур, – вижу, вы не верите мне, вижу, вы смеетесь надо мной, но когда сбудется, тогда поверите и перестанете смеяться и пожалеете, что смеялись! И раскаетесь, что смеялись. – На лице мальчика засверкали глаза владыки-деспота.

– Тимур, – сказал учитель, – судьба каждого начинается до его рождения. Мы верим, бывают вещие сны, но тебе рано еще говорить о величии. Ты не научился еще даже пятикратной молитве.

– Я скоро выучу пятикратную молитву, – сказал Тимур. – Я стану старшим учеником во всей школе.

– И кроме пятикратной молитвы еще много предстоит учиться. Надо знать Коран, как свою собственную плоть.

– Я постоянно учу Коран, учитель.

– Надо владеть письменами, грамматикой и простыми письменами. Надо знать сто семикратных и десятикратных чисел. Надо знать мистические цифры.

– Я люблю цифру 7, учитель!

– Это мистическая цифра, это небесная цифра. Она приходит к нам из небесного мира, подобно птице. Посмотрите, – он распахнул окно и указал на небесную синь, в которой летали птицы. – Объясни, Тимур, почему в пятой суре, которую ты читал нам, Тимур, жизнь и птицы поставлены рядом? Повтори, Тимур, о птицах из пятой суры.

– И вот ты делал из глины подобие птиц с моего дозволения и дул на них, и они становились птицами с моего дозволения, – прочел Тимур.

– Птицы – это судьба, – сказал Мирсаид Берке, – сказано в семнадцатой суре. Мы привязали к шее каждого человека птицу, и в тридцать шестой суре сказано: мы гадали по полету птицы.

– Зачем же учиться, если судьба каждого предопределена? – сказал Саид.

– Для того, чтобы понять свою судьбу, – ответил Мирсаид Берке, – понять свою судьбу – это значит понять мир. Мир полон врагов, – четко говорил Мирсаид Берке и в такт своим словам рубил воздух ладонью. – Враги делятся на слабых и сильных. Слабых побеждают силой, а чем побеждают сильных?

– Хитростью, – ответил Тимур, – хитрость и сила – владыки мира!

– Я тобой доволен, Тимур, – сказал Мирсаид Берке. – Надо хорошо знать риторику и логику для хитроумной полемики с превышающим силой врагом.

– Я это запомню, учитель, – сказал Тимур.

– Запомните все, – сказал Мирсаид Берке. – Сила всегда права, повторите за мной трижды, – и начал четко правой рукой словно рубить воздух, дирижируя, – сила всегда права, сила всегда права, сила всегда права!

– Когда я стану Джахангиром, владыкой и повелителем мира, – тихо сказал Тимур, – я велю вырезать эти слова на моей золотой печати.

На столе были чай, лепешки, халва. Ярко горел огонь домашнего очага. Тимур и его отец Тарагай играли в шахматы.

– У меня хороший учитель, – сказал Тимур отцу.

– Да, я знал, кому тебя отдать, – сказал Тарагай. – Мудрецы, знатоки Корана, святые улемы говорят с нами языком Аллаха. Сын мой, на всех общественных собраниях, где тебе случается бывать, старайся всегда занять место поближе к улемам, чтобы не пропустить ни одного их слова.

– Я постоянно так делаю, отец, при этом я сижу, поставив колени на землю и держа себя почтительно со старшими.

– Я знаю, без благословения святых улемов не сбудется мой вещий сон о твоем владычестве над миром.

– Расскажи мне свой сон, отец, я хочу его опять послушать!

– Я тебе уже его рассказывал так часто. Не далее как вчера ты просил меня об этом, и я рассказывал тебе.

– Я готов слушать его до бесконечности, потому что каждый раз понимаю его по-новому. Однажды во сне ты увидел молодого человека, похожего на араба. Он подошел к тебе и вручил тебе меч.

– Это был Ангел, – сказал Тарагай. – Я взял меч в руки и стал размахивать им по воздуху. Блеск стального клинка осветил весь мир. Я видел, как блеском меча озарился весь мир, из рук моих поднялся пар, преобразившийся в воздухе в капли, которые упали на землю дождем.

Слышен шум грозового дождя, блестят молнии, гром. Амир Тарагай едет на лошади, весь промокший, прикрываясь от хлещущих струй. Затем, освещенный восковыми свечами, сидит он перед амиром Кулялом – толкователем снов.

– Это сон пророческий, – говорит амир Кулял, – Аллах пошлет тебе сына, который силой оружия покорит себе весь мир. Все народы мира будут ему подвластны. Меч – символ мужества и власти. Меч, освещающий блеском своего стального клинка весь мир, – перст Аллаха, указывающий будущего владыку мира. Радуйся, Тарагай, радуйся!

– Я радуюсь, радуюсь, святой амир Кулял! Аллах пошлет мне сына, которому суждено владеть всем миром, обратить всех в ислам, освободить землю от мрака новшеств и заблуждений. Я радуюсь!

Гремит гром, сверкает молния, – сквозь шум дождя, заглушаемый им, доносится голос Тарагая.

– Сон действительно исполнился, Аллах дал мне тебя, мой сын. Ты родился вслед за этим сном. Как только ты появился на свет, я отнес тебя к шейху Шамсэтдину.

Тарагай с завернутым в пелены младенцем заходит к шейху. Тишина. Шейх, монотонно покачиваясь, читает Коран. Амир Тарагай стоит неподвижно с младенцем.

– Ужели не опасаетесь, что тот, кто на небе, может велеть земле поглотить вас, она уже колеблется… – в этот момент на руки и одежду, на халат амира Тарагая потекла младенческая моча. И младенец заплакал. Тогда шейх Шамсэтдин прервал чтение и посмотрел на Тарагая.

– Ты пришел спросить меня об имени младенца? – спросил шейх.

– Да, почтенный шейх Шамсэтдин!

– Сын или дочь?

– Сын родился, почтенный Шамсэтдин. И я уже вознес молитву Аллаху.

– Когда ты вошел, Тарагай, я читал 17 суру, 16-й аят. Так как в этом аяте Корана встречается слово «томоррсу» – колеблется, ты назови его – Тимур. И пусть, когда он повзрослеет, помнит всегда, что имя его заимствовано из Корана. И пусть во славу ислама от имени этого колеблется земля.

В доме у Тарагая делают Тимуру обрезание. Рядом с Тарагаем мать Тимура, его бабушка. Когда несколько капелек крови окрасили белоснежное покрывало, младенец вскрикнул как-то особенно громко. Это были первые капли крови, пролитой Тимуром.

Праздник, пиршество по поводу обрезания, много гостей, звучит музыка. Поют рабыни за занавесом. Два нанятых комика – Хатиф и Фурат – веселят пирующих. Хатиф спрашивает Фурата:

– Хотел бы ты получить динар?

– Да хотел бы, но без двадцати палочных ударов.

– При чем тут палочные удары?

– Я знаю, в наше время людям ничего даром не дают!

Общий хохот.

Красные лица, жирные от еды пальцы. Тимура передают из рук в руки. Мальчику плохо, он плачет. Бабушка забирает его и уносит к себе. Тимуру уже три-четыре года, он сидит в колыбельке, играет атласными лоскутками, а бабушка напевно говорит ему:

– Послушай, дитя, послушай, киджары, массалары, сказки старой бабушки. Да будет твоя сказка прекрасна, пусть разматывается она, как длинная нить. Было не было, а на свете дел было немало. Вот приходит полчище хрестьян, а впереди их сорок великанов и каждый имеет под началом тысячи других великанов. У каждого великана по сорок рук и каждый имеет силу ста человек. Но выходит на поле биться Салатин и поднимает свой святой меч. – Тимур отбрасывает лоскутки, поднимается, сжимает кулачки.

– Чинары, массалары, – напевно продолжает бабушка, было, не было здесь ничего, а у Аллаха много всего.

Тимуру уже лет десять.

– Моя бабушка, – рассказывает Тимур своим сверстникам в сарае, – имеет дар отгадывать. Она увидела однажды во сне, что одному из ее сыновей или внуков предстоит завоевать царство и проторить дороги. Этот герой – я! Мое время приближается. Кланяйтесь и клянитесь в верности! Кланяйтесь! Кланяйтесь мне! Кланяйтесь! – И все поклонились Тимуру, кроме Саида, который остался стоять, насмешливо глядя на Тимура.

– Почему ты мне не кланяешься, Саид?

– Я не верю ни тебе, ни твоей бабушке. У меня тоже есть бабушка, и она тоже видела во сне, что я великий богодур. Давай бороться, кто победит, тот и прав.

– Хорошо, – сказал Тимур и обхватил Саида, но Саид был выше, и он бросил Тимура на землю.

– Ну, чья бабушка умнее? – спросил Саид и рассмеялся.

– Помиритесь, помиритесь! – закричал Файзула. – Нехорошо так вести себя сверстникам!

– Ты, Саид, не веришь Аллаху, – тихо и печально сказал Тимур, поднимаясь с земли, – хочешь изменить волю Аллаха? Бедный, несчастный Саид!

– Помиритесь, помиритесь! – закричали вокруг.

– Хорошо, – сказал Тимур, – я согласен помириться с тобой, Саид, из жалости. Я прощаю тебе твое неверие.

– А я прощаю тебе твою наглость, Тимур! – сказал Саид. – Аллах учит быть великодушным, – и он протянул Тимуру руку, а Тимур протянул Саиду руку навстречу, они обнялись, и в этот момент Тимур сильно ударил Саида головой в лицо. Кровь мигом залила лицо Саида, и он упал как подкошенный.

– Вот видите, – негромко сказал Тимур, – что случается с теми, кто не верит в волю Аллаха! Кланяйтесь! Кланяйтесь! Кланяйтесь! И клянитесь, что никогда не оставите меня, и ты, Саид, – обратился Тимур к Саиду, которого подняли с земли и который едва стоял на ногах, – будешь ли ты мне верен до конца?

– Верен, буду верен, – разбитыми губами пробормотал Саид. (Саид потом будет у него телохранителем).

Ранний рассвет, но у мечети уже много народа. Люди, одетые в траурные рубища, в руках у некоторых факелы, фонари, колокола, изображения солнца и полумесяца на шестах и пестрые куски материи. Молодой венецианский путешественник Николо тоже одет в траурное рубище, голова его повязана чалмой.

– Я давно мечтал проникнуть на мусульманский праздник, – говорит он своему проводнику Якубу, – и вот недаром проделал такое путешествие из Венеции.

– Говори тише, – предупреждает проводник, – если узнают, что ты не мусульманин, я рискую вместе с тобой.

Загремели барабаны, ударили медные тарелки, шествие началось. Впереди, одетые в длинные черные рубахи, шли люди, которые били себя в грудь. За ними двигались мужчины, тоже в черных рубахах, которые били себя по спине и плечам цепями. Потекла первая кровь.

– Это азат, процессия огорчения, – шепотом говорит Якуб. – В память гибели имама Хусейна, внука пророка Мухаммеда. Вот идет Хадди, предводитель процессии, который рассказывает о гибели Хусейна в битве при Корбелле.

– После смерти пророка Мухаммеда, – громко и патетично говорит Хадди, – хадифом стал тесть пророка – Огубак. Умирая, он передал власть своему тестю Омару ибн-аль-Хатабу, его убили отступники.

Плач и крики в процессии стали громче.

– Возьми флакончик со слезами, – шепнул Якуб Николо и протянул флакончик. – У кого не хватает собственных слез, приносят их во флакончике. Здесь нельзя выглядеть равнодушным.

Николо взял и брызнул в глаза из флакончика.

– Праведный Али, двоюродный брат и зять пророка, – с пафосом продолжал казий, – новый халиф, был убит при выходе из мечети после пятничной молитвы.

Крики стали еще громче, кровь потекла обильнее.

– Праведный Али завещал привязать свой труп к верблюду и пустить его в пустыню, и похоронить его там, где верблюд опустится на колени.

– Я-алла! Я-алла! – кричали из шествия. – О, боже! О, боже!

– Власть захватил проклятый Муавия, – продолжал казий. – Он потребовал присяги сыну своему, проклятому Езиду.

– Шайтан! Шайтан! – яростно кричала толпа и поднимала кверху кулаки и оружие. Уже восходило солнце. Улицы наполнялись все большим и большим количеством людей, присоединившихся к шествию.

– Сын убитого Али, внук Мухаммеда, имам Хусейн в сопровождении двухсот приближенных, по зову жителей своего города Элькуфы, отправился туда перенимать власть, принадлежащую ему по праву.

– Я-алла! Я-алла! – кричала толпа. Звонили колокола, раздавалось пение.

– Армия Езида в четыре тысячи человек преградила ему путь. Хусейн повернул к Евфрату, но и здесь натолкнулся на врагов. Они засыпали канал, ведущий к его лагерю. Хусейн и его приближенные умирали от голода и жажды.

Вопли из толпы достигли предела. Многие в шествии избивали себя цепями, к которым были привязаны мелкие гвоздики, ранили кинжалами, вонзали в тело иглы. Уже несколько искалеченных лежало на обочине. Николо отворачивался, смотрел с трудом.

– Такова наша вера, – сказал Якуб. – Ради веры люди не жалеют своей жизни святой.

– И чужой тоже, – добавил Николо, помолчав.

– В битве при Корбелле, – продолжал громко нараспев выкрикивать Хадди, – все приближенные Хусейна были уничтожены, а сам Хусейн убит Езидом. Голову Хусейна по наущению Езида отрезали и подвергли надругательствам.

Отдельной группой шли люди, которые острыми палашами наносили себе удары по голове. Из этой группы служители уже вытащили одного мертвеца.

– Это либо фанатики, – тихо сказал Якуб Николо, – либо люди, давшие обет участвовать в азакомат, если святой имам Хусейн поможет исполнению их желаний. Комат – это острый меч, которым они бьют себя по голове.

В группе азакомат был и отец Тимура Тарагай.

Раненый Тарагай лежит на досках. Возле него хлопочет мать Тимура и бабушка. Тарагай положил слабую свою руку на плечо Тимура и говорит тихо, почти шепотом:

– Тимур, я дал обет – трижды участвовать в азакомат, и я исполнил свой обет во имя твоего будущего. Кончается твое детство, Тимур. Ты должен перестать играть в детские игры. Ты становишься юношей.

– Моей любимой детской игрой всегда была война, – сказал Тимур. – Но я уже стыжусь детских игр и стараюсь проводить время среди равных себе юношей.

Тимур и Файзула купаются солнечным ярким полднем в сверкающей от солнца реке. Ныряют, плавают наперегонки.

– Файзула, кто раньше доплывет до того куста, тот станет ханом, – говорит Тимур.

– Поплыли! – смеется Файзула. Оба плывут изо всех сил. Файзула почти опережает Тимура, уже коснулся куста рукой, но в последний момент Тимур подхватил плывущую по воде палку и коснулся ею раньше.

– Я опередил тебя, – закричал Тимур, – я буду ханом.

– Нет, нет, – кричал Файзула, – ты коснулся не рукой, а палкой. Пока ты хотел коснуться рукой, моя голова уже была там. Давай еще до того дерева, – предложил Файзула. В это время послышался с берега крик:

– Файзула!

– Это Муладша, – обрадовался Файзула, – мой товарищ. Я тебе говорил о нем.

– Зачем тебе другой товарищ? – сказал Тимур. – Я тебя люблю, и ты поклялся мне в верности.

– Ах, Тимур, ты не знаешь какой он! Он тебя тоже научит приятному.

– Чему же он меня может научить, Файзула? Я и без него знаю, что приятно. Приятно помогать нищим, так сказано в Шариате.

– Помогать нищим?! – засмеялся Файзула и радостно закричал: – Муладша, плыви сюда, Муладша!

– Да, – сказал Тимур, – с семи лет я помогаю нищим и буду помогать всю свою жизнь. Одежду, один раз надетую, я уже не одеваю, а отдаю нищим.

Муладша засмеялся, подплыл и обнял Файзулу.

– Я прошу у тебя ласки, – сказал он. Файзула засмеялся:

– Проси у меня поцелуя.

– Что мне пользы от твоего поцелуя? – сказал Муладша. – Поплыли со мной к кустам. – И поплыл, широко загребая.

– Вот что ты называешь приятным? – сказал Тимур. – Этот твой друг Муладша с очень дурными наклонностями.

– Ах, ты ничего не понимаешь, Тимур, это так приятно. Это слаще, чем кишмиш, – и поплыл вслед за Муладшей к кустам. Вскоре в прибрежных кустах послышались смех, вздохи, восклицания. Все это время Тимур пристально неподвижно смотрел на колеблющийся кустарник. Потом выплыл на берег, взял свой кушак, положил в него камень и вращая его как пращу, пустил его в кусты. Файзула и Муладша выскочили из кустарников, как затравленные.

– Против таких, как вы оба, предостерегает шариат, – крикнул Тимур. – Когда я достигну величия и славы, то возвеличу всех моих стоящих товарищей, товарищей моего детства. А таких, как вы оба, я велю накормить толченым стеклом и живыми скорпионами.

Тишина в мечети нарушалась лишь шепотом молитв. Тимур и его отец Тарагай молились. После того, как молитва закончилась, Тарагай сказал:

– Тимур, я привел тебя в мечеть, чтоб объявить: ты достиг возраста, когда звание амира переходит по наследству к тебе от твоих предков.

– Как хорошо в мечети, отец, – сказал Тимур, – чисто и тихо. Я мечтал о величии с раннего детства, но в моем возрасте я уже знаю, что мир подобен золотому сундуку, наполненному змеями и скорпионами. Мир грязен, отец. Поэтому, отец, я начал презирать золото и величие и хотел бы остаться жить в мечети или уйти в пустыню и стать бродячим дервишем.

– Этим, Тимур, ты нарушишь обет, данный мной Аллаху. Ты нарушишь замысел Аллаха. Ты нарушишь верность предкам. Выслушай и запомни: ты Тимур, сын Тарагая, Тарагай – сын амира Бургуля, Бургуль – сын амира Ильяс-Йгиса, Ильяс-Йгис – сын Богодура, Богодур – сын Анжайль-Наена, Анжайль-Наен – сын Суюнчи, Суюнчи – сын Индармузыбарваса, Индармузыбарвас – сын Качули Богодура, Качули Богодур – сын Туменхана, Туменхан – был родственником Яферса, Яферс – сын Куноя.

– Да, отец, – сказал Тимур, – все мы рабы Аллаха, высшей рукой заключенные под этим синим сводом в жизнь.

– Поэтому, сын мой, будь доволен дарованным тебе от Аллаха.

– И земными радостями? – спросил Тимур. – Земными радостями тоже?

– И земными радостями, если они не противны Шариату. Ты уже не дитя, Тимур, поэтому избегай пустого времяпровождения и пустых игр. По изречению самого пророка: из всех игр только трем сопутствуют ангелы – конским бегам, состязанию в стрельбе из лука и забаве мужчины с женщиной.

– Я с радостью выслушал твои мудрые наставления, отец, – сказал Тимур, – и я твердо решил исполнить их в жизни.

Тимур стремительно скакал на коне по солончаковой степи. Лицо его радостно вдохновенно. Видно, что эта скачка и этот ясный день и его собственное, сидящее крепко в седле, наевшееся молодое тело, – все доставляло наслаждение. Он обогнул курган и повернул к небольшому озеру, чтобы отдохнуть и напоить коня. Дорога к озеру шла под уклон, и Тимур несколько сдержал коня и поскакал рысью. Впереди него, тоже рысью, скакал всадник в плаще, какой носят в пустыне бедуины. За спиной у всадника с одного бока было копье, с другого колчан и лук. У пояса широкий меч. Было в этом всаднике что-то опасное и одновременно притягивающее. Что-то вызывающее настороженность и одновременно зависть. Тимур пришпорил коня и опять перешел на галоп. Пронесся мимо всадника, заметил его сухощавое скуластое лицо.

– Эгей! – крикнул Тимур. – Счастливой дороги! – Но тотчас же почувствовал за спиной дробный топот копыт – всадник тоже пустил свою лошадь галопом. Топот все приближался. Тимур пригнулся к шее своего коня. В этом внезапно возникшем конском состязании оба уже скакали на пределе. Вот вперед вырвался всадник в бедуинском плаще, но затем опять Тимур. Ему удалось обойти. Видно, на рывок всадник и его лошадь потратили слишком много сил, потому что Тимур вырвался далеко вперед. Он успел соскочить со своего коня и растянулся на берегу, на траве, прежде, чем прискакал его соперник. Обе лошади, разгоряченные скачкой, жадно пили воду. Всадник растянулся рядом на траве. Меч, копье и лук со стрелами он положил неподалеку. Остался лишь с кривым ножом на поясе и чересседельником в руке.

Некоторое время они молча устало дышали.

– А ты хорош на коне, – сказал, наконец, всадник Тимуру, – молодой, а в искусстве верховой езды понимаешь. Тебя как зовут?

– Я Тимур, сын Тарагая из рода Барлас. А вы?

– О, я! – сказал всадник и издал короткий смешок. – Я, юноша, странник. Хожу по миру и ищу звонкую монету, – он опять засмеялся.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Тимур.

– Я? Разным. Я уже и обезьяну учил танцевать в Каире, и в Багдаде устраивал петушиные бои, и в Дели носил змей в корзинке. – Было неясно, то ли собеседник правду говорит, то ли шутит. Но его манера, его короткий смешок чем-то привлекали Тимура. И он тоже начал смеяться, слушая эти необычные удивительные слова. Собеседник вынул из-под плаща бутылку и глотнул вина,

– Вот, возьми, – сказал он и протянул Тимуру.

– Нет, это грех, Коран запрещает.

– Я тоже правоверный, – сказал всадник, – у меня Коран всегда с собой.

Он достал из-под плаща небольшую потрепанную книжечку:

– Я в Каире на базаре купил. Но я не слишком учен. По слогам выучился. Дервиш один меня научил. Он меня многому научил. Мы с ним в Персии по базарам ходили. Он учил меня, как милостыню просить.

– Я всегда раздаю милостыню нищим, – сказал Тимур.

– Дервиш учил меня, как притворяться нищим и больным, чтобы получить звонкую монету, – сказал всадник и засмеялся. – Как нужно вести себя, чтобы тебе поверили. Лохмотья приравниваются к знаку благочестия, говорил дервиш, а бродячая жизнь – это привычка к странствиям.

Он выпил из бутылки.

– Запомни, юноша, совет старого дервиша: все видя, притворяйся слепым, все слыша – глухим и хромым, ибо хромых поддерживают. И притворяйся немым, ведь молчание – это язык радости.

Он протянул бутылку Тимуру, тот взял и выпил.

– Ну что, приятно?

– Приятно, – сказал Тимур и тоже рассмеялся.

– А теперь, юноша, найди, что в Коране о вине сказано.

– Это пятая сура, – сказал Тимур, у которого от вина кружилась голова. «О, вы, – прочел Тимур, – которые уверовали: вино – мерзость из деяний сатаны. Сторонитесь его. Может быть, вы окажетесь счастливыми».

– Хорошо сказано, – после паузы произнес собеседник, – может быть, вы окажетесь счастливыми, может быть. А что такое счастье, не сказано даже в Коране. Вот другая книга, – он достал из-под плаща книгу в кожаном переплете, – я ее тоже всегда с собой ношу. Но ты мне нравишься, юноша. Я хочу ее тебе подарить. Дервиш Абу-Сахл, который заменил мне отца и умер у меня на руках в пустыне у костра, – он начал говорить, вдруг ожесточившись, – потому, что за нами по пятам гнались стражники. – Его голос стал груб и скорбен. – Он умер, истекая кровью, и я не мог добыть ему лекаря, – он замолк. – Все пустота, все бессмысленно в этом мире. В этой книжке много сказано о пустоте земного существования и о радостях земной жизни. Это Омар Хайям. Видишь на книжке пятна крови? Это кровь Абу-Сахла. Прочти вот здесь.

Тимур взял книгу и прочел: «Пей вино, нам с тобой не заказано пить, ибо небо намерено нас погубить. Развалясь на траве, произросшей из праха, пей вино и не надо судьбу торопить».

– Меня Джанбас зовут, – сказал собеседник, – я из Хорезма. Читай еще юноша.

Тимур прочел: «Мы грешим, истребляя вино, это так. Из-за наших грехов процветает кабак. Да простит нас Аллах милосердный, иначе милосердие божье проявится как?».

– Вот и я так молюсь, – сказал Джанбас, – да, благословен будь Аллах, который создал вино, женщин и утешение горемычных. – Он засмеялся. – Смотри, персидские картинки, – и протянул Тимуру стопку картинок с голыми женщинами, – нравится? В Каире есть баня, где на стенах голые женщины нарисованы. Там публичные дома в банях. Приходят женщины, моются, думают, женский день был, а это публичный дом. Хочешь, в Каир поедем? Хочешь? Поехали со мной. Из Шамахана в Индустан хорошие караваны идут или на базар скот гонят. Жить будем хорошо, всякий бедный у нас приют найдет – двести, триста человек наберется.

– Нет, – сказал Тимур, – я другой дорогой иду, я другой обет дал.

– Какой обет?

– Я должен стать Джахангиром, владыкой и покорителем мира. Ты мне не веришь?

– Нет, почему, верю, если тебе повезет, – сказал Джанбас и посмотрел серьезно на Тимура. – Но только скучно это.

– Скучно? Быть покорителем мира скучно?

– Да, много лицемерить и врать тебе придется. Власть будет, а свободы у тебя не будет. Чем выше будет твоя власть, тем меньше будет у тебя свободы. А мы – разбойники – имеем полную свободу. Имеем ту же власть, но без вранья и лицемерия. Потому живем свободно и весело. Главное, чтоб сила была.

– Это главное, – согласился Тимур, – сила всегда права.

– Сила всегда права, – повторил разбойник, – но без удачи она одни убытки принесет. Ты в нарды играешь или в кости?

– Нет, я в шахматы играть люблю, – сказал Тимур.

– В шахматы я не умею, – сказал Джанбас, – жаль. Говорят, шахматы хитрость развивают. Хотел выучиться у дервиша Абу-Сахла, да не успел. Зато я был в Персии в игорных домах, где играют в кости и нарды.

– Шариат азартные игры запрещает, – сказал Тимур.

– Ах, юноша, – улыбнулся Джанбас, – шариат и голубей разводить запрещает. А в Каире на каждом углу голубятни и, говорят, сам халиф завидует своему визирю, что его голуби летают быстрее. В Каире тоже есть игорные дома, но тайные. А в Персии – открытые. Там не только деньги, не только одежду проигрывают до рубашки и туфель, но и свободу свою. А порой откупаются дочерьми своими. Поехали со мной – персияночку выиграешь, – он засмеялся. Засмеялся и Тимур. – Давай посмотрим, удачлив ли ты? – Джанбас вынул кости, бросил. Бросил и Тимур.

– Проиграл, – сказал Тимур, – у меня и денег с собой нет.

– Ничего, – сказал Джанбас, – должок за тобой, записываю. Знаешь, чего тебе еще не хватает, юноша? Решительности. Надо бросать кости с уверенностью, что ты выиграешь. А без решительности власти не бывает. Ни ханской, ни разбойничьей, никакой. Может быть и сила, и хитрость, и доблесть, но, если нет решительности, удачи не будет. – Он вдруг затих, глядя в сторону склона. Тимур тоже посмотрел туда. По тропке к озеру спускалась молодая красивая девушка с кувшином.

– Нравится она тебе? – спросил Джанбас. – Чего ты смеешься? Я ведь вижу, нравится. Красивая. Можно, конечно, томиться по ней, страдать и получать от этого удовольствие. О, полнолуние красоты! О, обладательница прелестных глаз газели! Свет очей моих, жизнь моего сердца! – Джанбас засмеялся, засмеялся и Тимур. – О, я стремлюсь к тебе, как истомленный путник в пустыне стремится к прохладному источнику! Так, что ли, говорят влюбленные? Можно и так, а можно просто подойти и взять ее.

– Как это – просто? – спросил Тимур.

– А вот так, решительно подойти и взять силой. Потому что сила всегда права. Это и есть власть, Тимур. Подойди, Тимур, и возьми ее. – Тимур засмеялся. – Я вижу, ты не решаешься. Так и быть, для первого раза, поскольку ты мне нравишься, я тебе покажу, как это делается.

Джанбас встал, взял чересседельник, подошел к девушке, которая зачерпывала кувшином воду, и вдруг схватив, повалил ее на землю.

– Ахмед! Ахмед! – закричала девушка. – Помоги! – К девушке по склону побежал молодой парень, выхватив нож. Джанбас умелым ударом выбил нож, схватился с парнем. Но не ожесточенно, а наоборот – весело смеясь. И Тимур тоже засмеялся, глядя на происходящее.

– Беги, Зульфия, беги! – кричал парень. Девушка опомнилась и побежала, но Джанбас уже успел связать парня чересседельником, и быстро догнав девушку, связал ее поясом, повалил и начал насиловать. Девушка кричала и плакала. Кричал и плакал лежащий неподалеку связанный молодой парень. От этого Джанбас смеялся еще больше, перемигиваясь со смеющимся Тимуром. Кончив насиловать, Джанбас встал и сказал Тимуру: – Теперь ты. – Тимур, ничего не отвечая, продолжал смеяться.

– Ну, дело твое. Пора мне. Солнце уж зашло, – сказал, словно ничего не случилось, Джанбас. – Не хочешь со мной, пожалеешь когда-нибудь. – Он подобрал оружие, сел на коня, посмотрел на плачущую девушку: – О, свет очей моих! Жизнь моего сердца! – засмеялся он. – Что плачешь? Все равно когда-нибудь станешь болтливой старухой. – Обернулся к Тимуру, помахал рукой: – За тобой должок, это значит, мы еще встретимся, – и ускакал.

Наступила тишина. Не слышен был плач девушки и молодого парня, лежащих связанными.

– Я хочу умереть! – повторяла девушка. – Зарежь меня, зарежь меня! Прошу тебя, – обратилась она к Тимуру. Тимур подошел и вынул нож.

– Не убивай ее, – закричал молодой парень, – меня убей.

Тимур перерезал веревки, связывающие девушку, затем – молодого парня. Они обнялись и плакали уже навзрыд.

– Я вам обещаю, – сказал Тимур, – я твердо решил, что когда стану Джахангиром, то уничтожу во всем мире таких преступников.

У амира Куляла собрались знатные люди. Здесь были и дяди Тимура – амир Барлас и амир Сальдур и прочие. Когда вошел Тимур, амир Кулял сказал:

– Садись, Тимур, среди знатных людей. Хочу сказать вам – Тимур только с виду кажется человеком бедным и низкого звания. Но в действительности это очень важный человек, – амир наклонил голову и некоторое время сидел тихо. Перед ним лежали лепешки и халва.

– Вот тебе семь лепешек, Тимур, – сказал Кулял, – и вот тебе часть халвы. Съешь эти семь хлебов и ты будешь владыкой семи частей мира. Ты будешь владыкой всего мира.

– Всего мира? – одновременно удивленно произнесли Барлас и Сальдур.

– Да, этому турку суждено владеть всем миром Аллаха, – сказал амир Кулял.

– Вы назвали меня турком, святой Кулял? – сказал Тимур. – Это меня изумляет. Один из предков моих зовется Караджар Наен. Наен – это значит владетельный князь Монголы.

– Твой предок Караджар Наен, – сказал амир Кулял, – первым познал Аллаха, размышляя о мире с подвластными ему людьми. Их рассудок убедил в истинности ислама. Он признал Аллаха царем, посланника Аллаха – его визирем. Потом познал четырех халифов правого пути. Ты, Тимур, принадлежишь к отуреченному монгольскому племени Барлас. Поэтому повторяй непрестанно имя Аллаха, исповедуй его всегда. Будь последователем его велений и не делай того, что запрещено.

В это время к амиру Кулялу вошел отец Тимура – Тарагай.

– Вот хлеб, который дал мне святой амир Кулял, – сказал Тимур отцу. – Я отдаю его вам, отец.

– Нет, – сказал Тарагай, – сохрани этот хлеб у себя. Непременно сбудется то, что святой амир предсказал.

– Я спрячу хлеб, – сказал Тимур, – это для меня начало благословения Аллаха.

– Поздравляю тебя, – сказал амир Кулял Тарагаю. – Поздравляю тебя. Аллах даровал тебе такого сына, как Тимур. Возьми немного пшеницы и изюма и сосчитай зерна и ягоды.

Тарагай начал считать.

– Триста семьдесят штук, – сказал он.

– Из этого числа можно узнать о численности твоего потомства, – сказал Кулял.

– Возьми эти зерна, сын мой, – сказал Тарагай, – и спрячь их.

– Мое богатство возрастает, – сказал Тимур.

В это время вошла мать Тимура.

– Я пригласил сюда и мать твою, – сказал Кулял.

– Мама, – сказал Тимур, – святой амир Кулял пророчествует о моем величии.

– Поздравляю, нет, выражаю благодарность Аллаху за благую весть, – сказала мать.

– Женщина, – сказал Кулял, – сын твой будет владыкою всего мира. Триста семьдесят потомков будут могущественны, семьдесят потомков будут правителями.

– Семьдесят потомков?! – как эхо, с удивлением и скрытым недоброжелательством отозвались Сальдур и Барлас.

– Да, семьдесят, – сказал амир Кулял. – В его потомстве может быть и больше правителей, если только он будет строго следовать Шариату, посланнику Аллаха и не оскорблять его чистого духа.

– Тимур, ты должен думать только о своем предназначении и отказываться от пустых игр и развлечений.

– Из развлечений я люблю охоту, стрельбу из лука и верховую езду, святой амир, – сказал Тимур. – Раз я попробовал играть в кости – в чем каюсь, а в нарды и прочие азартные игры я не играю вовсе. Голубей не имею, вина не пью, раз попробовал – в чем каюсь. Я играю только в шахматы, я люблю играть в шахматы, развивающие хитрость.

– Шахматы?! – в ужасе вскричал амир Кулял, – Шахматы существуют только для варваров, язычников, индуистов, которые, когда собираются, улыбаются друг другу как скоты, показывая зубы. Вот почему они себе придумали шахматы для времяпровождения.

– Хоть это мне печально, но я обещаю, что с этой поры я совершенно отказываюсь от игры в шахматы, святой амир, – сказал Тимур. – Буду заниматься только играми шумными, подвижными, бодрящими дух, возбуждающими силы, необходимые в борьбе за мировое владычество.

– Ты будешь мировым владыкой, – сказал амир Кулял. – И прошу тебя, все свои силы посвятить распространению ислама. Поклонитесь ему! Поклонитесь ему все, как я ему кланяюсь! – И он поклонился.

Амиры Барлас, Джугай, Сальдур неодобрительно переглянулись, но поклонились вместе со всеми. После этого амир Кулял встал на молитву. И Тимур встал на молитву. Молились все его будущему владычеству.

Тимур и Саид, возмужавшие сверстники, верхом возвращались с охоты. Местность была овражистая, пустынная, начинался дождь.

– Саид, – сказал Тимур, – я с тобой одним, как с верным товарищем, хочу поделиться сомнениями своими здесь, в пустынной местности, где нас никто не слышит. Я знаю, что амир Барлас и амир Сальдур, и амир Джугай, и многие другие амиры недовольны тем, что амир Кулял провозгласил меня будущим владыкой.

– У всякого владыки свои завистники, – сказал Саид. – Я слыхал, что амиры составляют заговор против правителя Мавераннахра, амира Казгана.

– Да, Казган – слабый правитель, – сказал Тимур, – но он милостив и справедлив, а я ценю эти качества. Всякая неприятность, какую я случайно причиняю другому, вызывает у меня душевное сострадание. Поэтому я всеми силами остерегаюсь доставлять кому-нибудь горе.

– Ты, Тимур, должен стать правителем Мавераннахра, – сказал Саид. – Ты сильный, как Чингисхан, и справедливый, как Казган.

– А знаешь, Саид, – сказал Тимур, – что по древнему соглашению из моего рода не должны назначаться правители. Чингисхан из рода Камальхана, из которого по наследству назначается правитель. А я из рода Кучули Богодура, из которого по наследству назначаются амиры, главы воинов.

– Тебе нужна настоящая власть или придуманная? – сказал Саид.— Пусть эти нищие потомки носят имя ханов. Ты будешь истинный правитель. Ты поднимешься выше Чингисхана. Чингисхан стал правителем Турана только в сорок лет, а ты станешь гораздо раньше.

Тимур и Саид слезли с лошадей, чтобы определить дорогу. Подошли к оврагу. Тимур попробовал ногой прочность откоса и в это мгновенье откос осел. Скользнув по глине, Тимур едва не упал в пропасть, с трудом уцепившись за тонкие ветви дерева. Саид бросился ему на помощь, схватил за руку, но глина все больше оседала.

– Тебе не спасти меня, – задыхаясь от напряжения, сказал Тимур, – это гнев Аллаха.

Саид вскрикнул от боли, видно вывихнул руку, но продолжал держать Тимура и через силу тянул его вверх, пока не вытащил. Они лежали тяжело дыша. Дождь перешел в снег. Хлопья снега кружили и хлестали лицо. Начиналась снежная буря.

– У меня повреждена нога, – сказал Тимур, – и ты покалечен. У нас нет надежды благополучно вернуться домой. Давай, Саид, готовиться к смерти.

– Пойдем, пойдем, Тимур, – говорил Саид, – обопрись на меня.

– Нет, Саид, это гнев Аллаха за то, что я нарушил древний договор. Никогда мне не быть правителем и владыкой мира.

– Смотри, Тимур, что-то чернеет впереди, – сказал Саид.

– Это чернеют холмы, – сказал Тимур.

– Нет, я вижу свет. Это юрта, сплетенная из камыша!

Хозяин юрты выбежал навстречу и помог Саиду внести Тимура в юрту, положив у огня.

– Я, великий правитель Мавераннахра и всего мира, повелеваю за спасение моей жизни освободить хозяина юрты со всем его родом от уплаты дани, – бормотал Тимур.

– У него бред, – сказал хозяин.

– Щедро награждаю за гостеприимство в такую трудную для меня минуту, – в бреду бормотал Тимур.

Тимур дома в жару бредил: – Кровь! Кровь! Вот течет кровь! Вытри кровь!

– Ой, умирает мой сын. Скоро умрет, – плачет мать.

– Кровь! Кровь! – бредит Тимур. – Вот течет кровь!

– Может, мерещится ему в бреду мой рассказ о том, что правнук Кабыльхана Тимурсин, прозванный Чингисханом, появился на свет с окровавленными руками, – говорит Тарагай.

– Кровь! Кровь! – бредит Тимур.

– Что, сынок? – плачет мать. – Что, что?

– Мама, – поднял голову Тимур.

– Узнал меня! – обрадовалась мать. – Пить хочешь, сынок?

– Пить хочу. Почему ты плачешь, мама? Отец, почему ты плачешь? Вам жалко меня, да? Я умру! – Тимур тоже заплакал. – И мне себя жалко.

– Выпей прохладного кумыса, – говорит мать, – освежись, – и подносит чашку. Тимур тянется к чашке, заглядывает в нее и отталкивает. Кумыс расплескивается.

– Кровь! Кровь! – бредит Тимур.

– Приехал доктор из Самарканда, – войдя, говорит Саид.

– Слава Аллаху. Это знаменитый доктор, – говорит мать. Входит маленький, подвижный доктор, садится у изголовья Тимура.

– Семь суток не ест, не пьет, – с плачем говорит доктору Тарагай. – Поехал на охоту, попал в буран.

– Врачу надо знать не то, что вызывает болезнь, а то, что ее устраняет, – достает какую-то толстую книгу, листает.

– Кровь! Кровь! – бормочет Тимур.

– Так, – листая книгу, говорит доктор, – больной явно страдает худосочием. Нервные соки движутся влево и, смешиваясь с жидкостью, охлаждают организм.

– Доктор, – говорит Тарагай, – ничего не пожалею. Хочешь сто верблюдов?

– Приготовьте свежий сок граната, – достает какие-то наркотики, смешивает и дает Тимуру. – Сейчас будет лучше.

Тимур отстраняется. Но доктор с помощью Тарагая вливает ему питье в рот. Тимур таращит глаза.

– Чувств лишился, – плачет мать, – сынок мой умирает.

– Если он умрет, я тебе отрежу голову, доктор, – говорит Саид.

– Как ты смеешь?! Я лечу самого правителя Казгана!

– Я знаю одного туркестанского врача, который хорошо пускает кровь, – сказал Саид, – он лечит натуральной медициной, а ты уезжай в Самарканд.

Он подходит к доктору, берет его за шиворот и выбрасывает на улицу, следом выбрасывает толстую книгу.

Туркестанский врач, дервиш, босой, загорелый, с длинными волосами, в грубой одежде, подставил чашку под текущую кровь Тимура. Бормочет молитву, а потом выплескивает кровь в огонь. Тимур слабо застонал и открыл глаза.

– Он будет жить? – с волнением спросил Тарагай.

– Он будет долго жить, – ответил дервиш, – и он будет великим всадником, владыкой. А точно о судьбе, которая его ожидает, спросите у звездочета.

– Я рад, что мне представлена такая великая будущность, – слабо, едва шевеля губами, произносит Тимур. – Надо раздать щедрую милостыню нищим. – Это были первые слова, которые произнес Тимур. Мать его бросилась с радостным плачем обнимать сына, а Саид, стоя в дверях, украдкой вытер слезы радости.

Бледный, после болезни, лежит Тимур на кошме. Мать приносит ему дымящуюся пиалу бульона. Он выпивает его. Потом приносят большое блюдо горячего мяса – Тимур жадно ест.

– У него появился аппетит! – радостно говорит Тарагай. – Он выздоравливает!

По случаю выздоровления Тимура во дворе перед домом праздник. Музыканты с инструментами расположились вокруг костра и, когда пламя поднялось высоко, запели религиозную песню. Перед музыкантами выстроились дервиши – босые, в грубошерстных одеждах – и начали двигаться в ритме песни. Откидываясь назад, они хриплыми голосами кричали: Ха! – наклонившись вперед: Ху! Дервиш с длинными волосами, лечивший Тимура, как бы дирижирует и поправляет их, если какой-нибудь из дервишей фальшивит. Постепенно из-за ритмических движений, все убыстряющихся, возникло состояние экстаза, передавшееся всем. Дервиши начали хватать из костра горящие угли и тереть ими тело.

– Это мир тайн, – тихо, словно сам себе произнес Тимур. – Я теперь понял – болезнь послана была мне Аллахом, чтобы я проник в мир тайн. Джахангир, покоритель мира, не просто тот, кто обладает силой и хитростью, Джахангир знает мир тайн, и потому он может руководить людьми. Только перст Аллаха помогает вести за собой вооруженных людей в разные страны мира. Мать – сыра земля дрожит, крепостные стены валятся, потому что Джахангир находится под покровительством судьбы, под счастливой звездой. – И чем далее он говорил так, все сильнее в экстазе дрожал его голос, и мистический танец дервишей как бы аккомпанировал его голосу.

Тимур и его отец Тарагай верхом объезжают стада, им принадлежащие. Чуть позади скачут верный слуга Тимура Саид и старший раб.

– Тимур, – говорит Тарагай, – я уже стар и собираюсь уходить в частную жизнь. Все наши хозяйства я хочу передать тебе. Весь скот и всех рабов. Все будет принадлежать тебе. Я хочу тебе сказать: не рви родственных уз, никому не делай зла, щедро награждай тех, кто тебе служит. Выработай благопристрастие в твоем характере, обращайся снисходительно с каждым созданием.

– Я выслушал твои мудрые советы, отец, – сказал Тимур, – я буду исполнять их. Но прости, отец, хозяйство я хочу изменить по-своему. Надо разбить рабов на десятки, одного поставить старшим.

Они проезжают мимо баранов.

– Нужно поставить отдельно каждую сотню баранов и отделить самцов от самок для приплода, – говорит Тимур.

– Этот год был лучший из семи, – говорит Тарагай, – у меня и подвластных мне людей все посевы дали богатый урожай, родилось так много скота, особенно лошадей.

– Надо каждые двадцать коней соединить в отдельный косяк и каждые десять косяков поручить отдельному рабу.

Они остановились у одного из табунов. Тимур соскакивает с лошади и подходит к стойлу.

– Слишком много корма, – говорит он сердито, – перекормленная лошадь ленива и дорого обходится.

– Простите, хозяин, – говорит старший раб, – это Али-ата. Он старший из всех слуг, самый плохой конюх.

– Позвать его.

Старший раб побежал.

– Плохих слуг надо выгонять, – говорит Тимур, – незачем переводить корм.

Прибежал назад старший раб.

– Он кормит жеребят. Сказал, придет, когда накормит.

– Притащите его сюда! – задрожал от гнева Тимур.

– Я иду, я иду! – послышался голос и появился Али-ата. Это был пожилой человек с седой бородой.

– Нерадивый раб! – закричал Тимур. – Как ты смеешь медлить, когда тебя зовет хозяин?

—Я кормил жеребят, – спокойно ответил Али-ата, – они тоже создания Аллаха.

Саид шагнул вперед и замахнулся плетью, но Тимур остановил его и с интересом посмотрел на седобородого конюха.

– Ты что, не понимаешь, на чьей стороне сила? – спросил Тимур. – Ты ведь раб мой.

– Твоя сила не в тебе, – спокойно ответил Али-ата, – а в силе и воле Аллаха. Тебе будет покровительствовать его величие, если ты как правитель во всех своих деяниях будешь подчиняться справедливости. Если ты будешь подчиняться справедливости, то все подвластные тебе люди будут подчиняться тебе.

– Ты хочешь сказать, что наш хозяин несправедлив?! – закричал старший раб.

– Я сказал то, что сказал, – ответил Али-ата.

– Я давно хочу тебя наказать, – сказал старший раб и вместе с Саидом схватил Али-ата.

– Нет, нет. Пусть идет. Пустите его, – сказал Тимур, – уходи. Мы должны правильно вести хозяйство. Мы не можем кормить нерадивых рабов.

– Хозяин, я прошу разрешения попрощаться с лошадьми, – сказал Али-ата.

– Тебе сказано, уходи! – крикнул старший раб.

– Пусть прощается, пусть, – усмехнулся Тимур, глядя, как Али-ата подошел к лошадям, что-то говоря им и целуя в голову. Саид переглянулся со старшим рабом, и оба засмеялись и постучали по голове.

– Он сумасшедший, – сказал старший раб.

– Все мы постепенно сходим с ума, – сказал молчавший до того Тарагай, – когда стареем.

– Хозяин, к верблюдам надо на каждый десяток одного раба, – сказал старший раб.

– Да, да, – как-то рассеянно отозвался Тимур и оглянулся.

Али-ата медленно уходил в ворота.

– Следуй примеру птиц, – сказал он Тимуру, – которые с большим вниманием и осторожностью разбивают яйца, из которых вылупляются цыплята.

По полю и по дороге бежала толпа испуганных и истерзанных людей. Некоторые были ранены, перепачканы кровью. Кто-то тащил скарб: кули, тюки. Гнали скот.

– Мы из Джагатайского улуса, – говорили они встречным. – Султан Кран грабит и убивает все на своем пути.

– Что, ты заснул? – спросил Тимур, читавший книгу и что-то записывавший на бумаге.

– Это беженцы, – сказал Саид, – султан Кран ибн Садур опять вторгся и своим нашествием причинил много бедствий, – сказал Тимур. – Если бы я был правителем Мавераннахра, султан Кран не посмел бы совершать набеги. – Тимур отложил книгу и вышел навстречу бегущим с восклицаниями: – Будь проклят, убийца Кран! Мы все люди: богатые и бедные, молим Аллаха о его скорой смерти! – Кто-то узнал Тимура: – Это новый молодой амир Тимур, помоги нам! Помоги нам, добрый амир Тимур!

– У вас же есть правитель, – сказал Тимур, – амир амиров Казган, справедливый и милостивый?

– Он разбит! – крикнул кто-то. – Он вступил в бой c Краном в долине Венги, он разбит Краном.

– Неужели Справедливый побежден Жестоким? – сказал Тимур с притворной печалью.

– Да, Кран еще больше причинит бедствий Джагатайскому улусу. И к этому бедствию прибавился еще и холод. Мы мерзнем и голодаем. Вздорожали все предметы первой необходимости. Выдай нам хлеба, накорми нас!

– Выдай им хлеб, – сказал Тимур, – и труби сбор, надо собрать воинов.

Тимур и Саид обходят жидкий строй своих воинов, несколько конных, остальные пешие. Вооружены чем попало: кто старым копьем, кто ржавым мечом.

– Где твой осел? – спросил раздраженно Тимур одного из младших воинов.

– Зачем мне осел на войне? – спросил воин.

– А зачем тебе эта палка?

– Это копье!

– А я думал палка, чтобы погонять осла, – сказал Тимур. Вокруг расхохотались. – Нет, с теми, кто явился, воевать нельзя. Хотя я был щедр на подарки, у меня мало сторонников, – сказал Тимур. – Придется это дело отложить до лучших времен.

– С такими людьми рисковать не стоит, – согласился Саид.

– Если бы у меня было много хороших воинов, – сказал Тимур, – то я бы прогнал не только жестокого Крана, но и Справедливого Казгана, он – плохой правитель. Я желаю быть правителем Мавераннахра, но обстоятельства таковы, что придется вступить в союз с моим дядей Ходжи Барласом.

Заговорщики собрались ночью на отдаленном пастбище при свете костра. Среди них Барлас, Сальдур и другие недовольные амиры. Говорил Барлас:

– От чужеземных угнетателей мы можем избавиться доблестью, а чем избавиться от собственного тирана? Казган жесток, еще более жесток, чем Кран, но его льстецы выдумали, что он милостив и справедлив.

– Ты имеешь в виду меня? – спросил Тимур.

– Нет, ты говоришь о справедливости и милости Казгана по молодости и неопытности, Тимур. Ты говоришь, что Казган добр, но запомни: два самых худших зла для страны – это безделье и нужда. Казган посеял и то, и другое. Он освобождает простодушных бедняков от необходимости работать, и одни из них занимаются грабежами за стенами города, а другие мошенничеством в самом городе!

– Наши рабы, глядя на Казгановых, ленятся, – сказал амир Сальдур.

– Все зависит от правителей, – сказал Тимур, – людям, не имеющим имущества кроме собственного тела, действительно трудно выдержать такого рода жизнь. Правитель всегда должен раздавать бедным милостыню, всегда с большим терпением разбирать всякие дела, всегда тщательно взвешивать все обстоятельства дела.

– Мы сейчас говорим не о том, каким должен быть хороший правитель, – сказал Барлас.

– Мы не занимаемся учеными разговорами. Такого правителя, как Казган, больше терпеть нельзя, надо выбрать удобную минуту и убить Казгана, – сказал Сальдур. – Присоединяешься ли ты к нам, Тимур? Или нет?

– Я подумаю, – сказал Тимур.

– Думать времени нет, – сказал Барлас. – Пока Казган занимается Краном, мы можем овладеть властью!

– Хорошо, я согласен, – сказал Тимур. – Но не надо спешить с выполнением замысла сейчас. Надо все хорошо обдумать.

Тимур и Саид ехали ночной степью.

– Без них мне от Казгана не избавиться, – говорит Тимур. – Но если избавиться от Казгана сейчас, власть перейдет не ко мне, а к моему дяде Барласу, а от него избавиться будет еще тяжелее, чем от Казгана. Надо подумать, надо хорошо подумать, как поступить! Вот что, Саид, Казгану надо направить тайное письмо и предупредить его о заговоре. Вот как надо поступить.

Плач, причитания. Тимур и его отец Тарагай и другие родственники у тела умершей матери Тимура.

– Тарагай, – говорит амир Барлас, – такие родственники, как мы, послужат тебе утешением. То, что эта женщина родила тебе такого сына, как Тимур, пусть приведет твой дух в противоположное скорби – спокойное состояние.

– Пусть доблесть, которую я надеюсь обрести, сделает моих людей подлинно счастливыми, – говорит Тимур, – моего отца здесь на земле, а мою мать там – в раю.

– Жена моя, твоя мать, Тимур, много раз говорила мне, что черпает усладу в заботе о тебе, – сказал Тарагай.

– Это святая женщина, – сказал Тимур, – я хочу устроить в ее память большие поминки. Я всегда буду помнить ее.

– Любое горе, любая скорбь, – сказал Барлас, – должны еще сильнее сплотить родственников между собой. Сказано – не рви родственных уз.

– Да, это так, Тимур, – сказал Тарагай, – ты уже достиг зрелости, Тимур, пора тебе подумать о женитьбе, чтобы продолжить наш род. У амира Барласа есть хорошая дочь. Если бы я, наконец, увидел тебя женатым, Тимур, то плакал бы слезами истинной радости.

– Сейчас не время для сватовства, отец, – сказал Тимур, – ибо мы еще плачем слезами истинной скорби.

– Но и в скорби нужно думать об Аллахе, который обещает радость будущего, – сказал Барлас.

– Дядя Барлас, – сказал Тимур, – когда в будущем произойдет радость – будем радоваться, а сейчас мне так горько, хоть садись на верблюда и уезжай в пустыню, подальше от людей, как это делал пророк Мухаммед.

Плакальщицы окружили тело матери Тимура, начались похоронные причитания. Все присутствующие тоже плакали.

В дверях показался амир Сальдур, который тихо окликнул Барласа. Барлас подошел к нему, продолжая плакать. Рядом с Сальдуром стоял худой человек с нервным злым лицом.

– Это амир Тамулл, – сказал Сальдур, – ты знаешь его, Барлас.

– Да, – продолжая плакать, сказал Барлас.

– Его жена Гульмалик – дочь Казгана. Она сообщила, что твой племянник написал Казгану тайное письмо и выдал наш заговор.

– Кто подружится со свиньей, тот будет валяться в грязи, – нервно произнес Тамулл.

– Я тебе говорил, – сказал Сальдур, – не надо было рассказывать о заговоре Тимуру! Он не знатного рода, не от Камальхана, а от Кучули Богодура, и вопреки заветам предков рвется в правители!

– Он умелый и настойчивый, – сказал Барлас, я хотел его использовать.

– Не мы его постригли, а он нас постриг, – ответил Тамулл.

– Не надо в такой момент ругаться, – сказал Барлас, – надо подумать, что сделать?

– Надо тоже написать письмо амиру Казгану, написать, что мы каемся от чистого сердца, признаем свой умысел на его жизнь, и намекнуть, что к этому умыслу нас подтолкнул Тимур. Он изучает военное искусство, он хочет захватить власть.

Входят гонцы с подарками. Старший гонец говорит, подходя к Тарагаю:

– Великий амир амиров, благочестивый, хранимый Аллахом Казган услышал о кончине твоей жены и просит передать свою скорбь и сочувствие, а также приглашает тебя и сына твоего, как и иных амиров нашего улуса, на пир в честь победы над султаном Краном ибн Садуром.

Впервые Тимур очутился во дворце правителя Казгана и был поражен роскошью и великолепием, золотой и серебряной посудой, одеждами, жемчугом и драгоценными камнями. Все бы это было ничтожным по сравнению с роскошью, которой окружит себя в будущем сам Тимур – покоритель многих стран и народов, однако пока еще Тимур был молодым амиром из не слишком знатного и богатого рода Барласов. И пред ним, властолюбивым мечтателем, власть впервые предстала не только как идея, но как материальное воплощение во всем своем блеске и притягательности.

Впрочем, сам Казган оказался человеком простым, с круглым толстым лицом и тройным подбородком.

– Какой молодой амир Тимур, сын Тарагая, – сказал Казган, ласково улыбаясь и нежно, почти женственно обняв Тимура своими толстыми руками, украшенными перстнями.

– Это мой сын и наследник Абдулла, – и он показал на такого же толстого, как и он, человека с безвольным подбородком. – А это его сын, мой внук Хусейн, твой сверстник, правитель Герата.

– Мы подружимся, – сказал Хусейн и улыбнулся одним лишь ртом, тогда как глаза его смотрели настороженно, словно ощупывали Тимура.

– А это верный амир Бакыр – начальник воинов моего внука, а это командующий моих воинов, храбрый Хисроу Баян Куль, среди близких самый близкий человек. А это мой зять, амир Тамулл, лично взявший в плен жестокого султана Крана ибн Садура. Ну, своего дядю амира Барласа и амира Сальдура ты знаешь.

Слуги внесли еду – большие, дымящиеся касы, густой суп, плов. Перед Казганом поставили маленький золотой подносик: рыба в сладком соусе, жареная морковь, салаты из овощей с яйцами.

– Я люблю китайскую еду, – сказал Казган, – она легкая и приятная, а у меня одышка и боли в желудке. – Бывал ли ты в Китае?

– Нет, не бывал, – сказал Тимур. – Я маленький человек, я не бывал.

– А я слыхал, что святой амир Кулял предсказал тебе великое будущее, – улыбнулся Казган.

– Это так, достопочтенный Казган! Разве все предсказания сбываются? Все зависит от того, полюбит ли тебя судьба! Как сказал поэт: «О судьба, ты красива, все утверждаешь сама, беспределен твой гнет, как тебя породившая мгла. Благо подлым даришь ты, а печаль благородным. Или ты не способна к добру…»

– Это правда, – сказал Казган. – Вот я, прямой потомок благородных правителей всей страны, а сколько горя приходится испытывать, сколько зависти, сколько ненависти, никому нельзя доверять! Я хотел бы с тобой поговорить. Ты, я вижу, несмотря на свою молодость, человек ученый и мудрый. Ты пишешь хорошие стихи.

– Нет, это не мои стихи, это стихи Омара Хайяма.

– Я бы хотел его пригласить. Я люблю, когда поэты выступают или когда фокусы со змеями показывают.

– Его нельзя пригласить, он далеко.

– Я оплачу дорогу.

– Нет, он умер двести лет тому назад.

– Ах, как жалко, но зато ты жив, – засмеялся он и дружески хлопнул Тимура по плечу. – Ты мне нравишься, после еды мы с тобой незаметно удалимся, я тебя кое о чем хочу спросить. И кое-что тебе покажу приятное! – и захохотал. – Хочешь попробовать китайской еды? – он хлопнул в ладоши. – Еще один поднос с китайской едой, – сказал он слуге. – О, Китай! Ты должен побывать в Китае! Китай – вершина мира. Кто владеет Китаем, тот словно сидит на горе и смотрит на весь мир сверху, как господин.

– Тот покоритель мира? – спросил Тимур.

– Да, покоритель мира и своего желудка, – Казган опять захохотал. – Я, признаться, люблю поесть: пекинские утки, кантонские сладости, эта рыба с изюмом, попробуй! И привкус, привкус? Эта приправа называется у сянь мынь. Тебе нравится?

– Очень нравится, – сказал Тимур, прикрывая рот ладонью и кривясь.

– Э, я вижу ты поморщился, – засмеялся Казган. – Но ты привыкнешь и полюбишь китайскую еду, – он наклонился к сидящему недалеко Тарагаю. – У тебя замечательный сын, гордись им.

– Я им и горжусь! – ответил Тарагай.

– Я возьму твоего сына ненадолго для маленького разговора, – сказал Казган и подмигнул Тарагаю. Они с Тимуром вышли в небольшую комнату, обтянутую коврами. На китайском столике лежали маленькие китайские колокольчики, Казган позвонил, слуга внес на подносе бутылку, налил в золоченые стаканы.

– За вашу доброту и милость, – сказал Тимур, – за ваши ласковые разговоры со мной.

– За твою честность и удачу, – сказал Казган. Они выпили, и Тимур, выпучив глаза, схватился за горло. – Что, горячо?! – засмеялся Казган, – это китайская рисовая огненная вода. Сейчас нальем еще. Вот, закуси, – он пододвинул закуску на золоченом блюдечке. – Это сушеные каракатицы, а вот бамбук в соусе. Что? Вкусно? Уже лучше. Теперь я хочу с тобой поговорить. Я получил твое письмо о грозящей от заговорщиков опасности. Благодарю тебя!

– Я рад, что мог хоть чем-то послужить такому благородному правителю, – ответил Тимур.

– От кого они узнали о твоем письме? Я догадываюсь, от кого – от дочери моей Гульмалик. Это она предупредила Тамулла, это она предупредила заговорщиков. Она безумно любит своего мужа. И вот заговорщики узнали и сами написали мне письмо, во всем признались, раскаялись и обвинили тебя в злостном умысле. Теперь я понимаю, я тебе доверяю, я тебя проверил. Я понял твою правоту по твоим честным глазам.

– Благодарю вас, великий амир, – смиренно сказал Тимур.

– А им я не доверяю, их раскаянию не верю. Как мне с ними поступить?

– Простите им, – сказал Тимур, – ученые улемы учат делать добро даже и врагам, а также прощать, когда мы сильны и властны. Простите им, но запомните их замыслы!

– Хорошо, вполне доверяя тебе, я милостиво прощаю их. А теперь выпьем еще китайской воды, – он налил и выпил. – Видишь, теперь приятнее и легче!

– Легче, – сказал Тимур, у которого от водки шумело в ушах.

– Это началось твое познание Китая, – засмеялся Казган. – Я уверен, ты полюбишь Китай, как я его люблю. А сейчас я позову свою внучку Альджаль Турки Ага. Хоть шариат и не одобряет учение женщины, она сама выучилась читать и любит читать. Она и считать умеет. Позови Альджаль, – сказал он слуге. – Ее мать умерла, да упокоит ее Аллах, а отец – Абдулла – совершенно о ней не думает, так же как и ее брат – Хусейн. Она все время со мной. Другие мои жены и их дочери этим недовольны, особенно Гульмалик – жена Тамулла, а я люблю ее, и когда выдам замуж, то дам за ней много добра. – Альджаль Турки Ага, – сказал он внучке, – вот этот ученый молодой человек – амир Тимур, пусть он послушает, как ты читаешь! – Потупив глаза, Альджаль взяла со стоящего столика толстую книгу, раскрыла ее. От нее как-то волнующе пахло лепестками розы.

– Что касается полезных свойств вина, – читала Альджаль приятным мелодичным голосом, – то оно дробит камни в почках, укрепляет кишки, прогоняет заботу, вы узнаете великодушие, оно сохраняет здоровье, помогает пищеварению, делает здоровым тело, выводит болезни из суставов, очищает тело от вредных жидкостей, порождает восторги и радость, усиливает природный жар, укрепляет мочевой пузырь, придает крепость печени, открывает запоры, румянит лицо, очищает от нечистот кровь и мозг и задерживает приход седины. Если Аллах велик, то и славен – не запрети он вино, не было бы на земле ничего, что могло бы заступить его место.

– Ничего кроме любви, – сказал тихо Тимур.

– О, ты заговорил о любви? Это радует меня, – сказал Казган, – хочешь, я отдам тебе в жены свою любимую внучку? Почему ты молчишь?

– Милостивый амир Казган, – сказал Тимур, – это так неожиданно для меня!

– А посмотри, какая она у меня хорошая! Красивая! Она родит тебе много хороших сыновей, а почему ты молчишь?

– Я поражен такой честью, – произнес Тимур, – у меня отнялась речь.

– Я дам за ней много имущества и скота, – радостно улыбаясь, сказал Казган.

Жена Тамулла – Гульмалик подслушивала у двери.

– Он сватает Альджаль за молодого Тимура, – тихо шепнула она приблизившемуся к ней мужу.

– Этого еще не хватало! – зло прошептал Тамулл. – Тогда Барласы захватят власть!

– Я давно уже говорила, что из-за Альджаль мы переживем много бед, – сказала Гульмалик, – надо было дать ей отравленную халву.

– Молчи, женщина, – сказал Тамулл, – что за глупости ты говоришь!? Твой отец Казган, вот кто живет слишком долго! И не уступает дорогу твоему брату, наследнику Абдулле, при котором нам будет хорошо!

– У отца есть привычка, – сказала Гульмалик, преданно и влюбленно глядя на мужа, – возвращаясь из мечети, он не прикасается к еде, пока не побывает на могиле своей матери. Ты должен спрятаться с кинжалом на кладбище, убить его и труп бросить в колодец. Или хочешь, я это сделаю сама!? Спрячу кинжал на боку, помолюсь Аллаху, – о Аллах, разве я не достойна счастья иначе, как пролив кровь своего отца? – она заплакала.

– У тебя жар, Гульмалик, – сердито сказал Томулл, я беспокоюсь за твой рассудок.

– Я очень люблю отца, но еще сильнее люблю тебя. И для тебя я готова на все.

– Иди к себе, – мягко сказал Томулл и поцеловал жену, – я подумаю, как поступить.

Тимур и Хусейн ехали вместе с несколькими всадниками.

– Я рад, что мы породнились, – сказал Хусейн, – я рад, что ты женат на моей сестре. Мы теперь как братья.

– А родственникам надо быть вместе, – сказал Тимур. – Ты не все мне говоришь, у тебя печальные думы, какая беда случилась?

– Верно, Тимур, беда, воины мои в Герате взбунтовались и хотят разграбить мою казну.

– Разве ты недостаточно богат, чтобы одарять подарками бунтовщиков? – спросил Тимур.

– Не знаю. Обо мне говорят, что я жаден, скуп, – сказал Хусейн, – люди как дьяволы! Когда ты женился на Альджаль, сколько было разговоров, дурных догадок?! Прости, я еще не слишком хорошо тебя знаю и потому долго не решался начать этот разговор. Взбунтовавшиеся воины требуют слишком многого, и, видя, что нечего получить от меня, хотят меня убить. К счастью, я узнал об их замыслах! Тимур, можешь ли ты мне помочь?

– Я употреблю любые усилия, чтобы отвратить от тебя опасность и сохранить тебе жизнь, – сказал Тимур.

– Благодарю тебя, – сказал Хусейн. – И если мне уже суждено умереть, то лучше от твоей, Тимур, честной руки, – он засмеялся. – Я люблю пошутить.

– Мне не нравятся такие шутки, – сказал Тимур. – Мне всегда кажется, что кто так шутит, сам что-то замышляет!

– Ну, прости меня, прости! – сказал Хусейн. – Может, я поступил дурно, но вокруг сплошное коварство и измены. Мне надоело быть благородным ослом, который ходит по кругу и мелет зерно для своих надзирателей.

– О чем ты? Ты говоришь загадками, – сказал Тимур.

– Я тебе потом объясню, – сказал Хусейн. – Смотри, мой дедушка Казган тоже выехал охотиться. – Вдали показались головы отряда всадников.

– С ним, кажется, близкие ему люди, – привстав в стременах, сказал Тимур.

– Вот об этих «близких» людях я и говорил, – усмехнулся Хусейн. – Вот кто главные враги.

Улыбающийся Казган подъехал к Тимуру и Хусейну, раскрыл объятия. Он обнял Хусейна и сказал: – Пусть твое лицо будет белое! – потом обнял Тимура и сказал: – Пусть твое лицо будет белое! Я не знал, что вас встречу, а иначе бы я захватил побольше подарков! Давайте пойдем в мой охотничий шатер и перекусим.

Среди сопровождающих Казгана был отец Хусейна – Абдулла, зять Казгана – Тамулл и начальник воинов Хисроу Баян Куль.

Все они приветливо улыбались.

– Не опасно ли, благородный Казган, с таким небольшим отрядом выезжать в степь, где могут быть разбойники или иные недобрые люди? – сказал Тимур.

– Нет, нет! – засмеялся Казган. – Мне гадал недавно персидский маг, и вышло, что я проживу еще 50 лет и умру от удара молнии.

– Не всегда гадания сбываются, – сказал Тимур. – Может быть, в день вашей смерти не будет дождя.

– У нашего молодого амира Тимура, – сказал Тамулл, – мысли всегда черные, но я его понимаю, смерть не предугадаешь. Недавно у одного молодого парня, примерно такого же возраста, как амир Тимур, вдруг свернулась кровь и прекратилось дыхание и он помер! – Тамулл посмотрел на Тимура с не очень хорошо затаенной угрозой.

– Все по воле Аллаха, все по воле Аллаха, – пробормотал толстый Абдулла, которому давно, видимо, хотелось кончить разговор и отправиться в шатер на мягкие подушки, к обильной еде.

– Нет, почтенный Абдулла, – сказал Тимур, – кто внимательно читал Коран, тот помнит, что Эблис, дьявол, вопреки воле Аллаха отказался поклониться человеку.

– Ах, друзья мои! – сказал Казган. – Мой мудрый дедушка говорил мне, когда нет согласия между хорошими людьми, зовите на помощь котел с лагманом, – и он захохотал, довольный своей шуткой.

– Да, дедушка, пора уже в шатер, – согласился Хусейн.

Все сели вокруг дымящихся мисок, только Тамулл не сел.

– Отчего ты не садишься, Тамулл? – спросил Казган.

– Сказал пророк, – произнес Тамулл, – не входят ангелы в дом, в котором есть собака и изображение. Здесь подушки с изображением.

– Это китайские шелковые подушки с драконами, – добродушно ответил Казган, – они очень мягкие.

– Но они нарушают шариат, – сказал Тамулл.

– Недаром по поводу таких ученостей существует поговорка, – сказал Тимур, – это тебе пророк сказал или ты из собственного кармана вынул. По преданию, у самого пророка в жилище существовали подушки с изображениями.

– Тимур и Томулл люди ученые, – сказал Казган, – но мы сейчас не в медресе, сказано: начали, так надо закончить, начали нарушать шариат, так уж будем нарушать до донца! – И он засмеялся, разлив в бокалы вино. Все, кроме Тамулла, выпили, Тамулл ел стоя.

– Нам с Тимуром пора в путь, – сказал Хусейн, когда они поели и выпили.

– Так скоро? – сказал Казган. – Ведь еще не подали засахаренные фрукты.

– Дела, дедушка, дела! – сказал Хусейн.

– А мы пока еще останемся на месте и побеседуем, – засмеялся Казган и положил в рот засахаренный урюк. Тимур и Хусейн попрощались с Казганом и всеми остальными, сели на своих коней и поскакали.

– Поехали к реке, – сказал Хусейн, – я условился в этой местности Амука встретиться с амиром Бакыром – начальником моих воинов, которого послал усмирить бунтовщиков. Я боюсь опоздать. Свернем с дороги и поедем степью. – Скакали долго.

– Вот река Магбуба, – сказал Тимур, указывая на блеснувшую впереди воду.

– Верный амир Бакыр уже ждет меня, – обрадованно сказал Хусейн, заметив впереди двух всадников. Подъехали ближе, всадники приблизились, поклонились ему и передали письмо.

– Неприятные известия, – сказал Хусейн Тимуру, прочитав письмо. – Верные люди сообщают мне, что в мое отсутствие амир Бакыр, которому я верил, как самому себе, когда я послал усмирять бунтовщиков, не только их не усмирил, а наоборот, сам привлек их и все население Герата лживыми посулами на свою сторону и захватил власть в свои руки!

Получив такую весть, Хусейн закрыл лицо руками и молчал.

– Как поступить при таких обстоятельствах? Горе мне, горе! Начальники моих воинов согласились убить меня и передать всю власть амиру Бакыру. Я надеюсь, Тимур, что после соединения с тобой мы сможем отправиться к Казгану и добиться от него помощи и почестей.

– Нам не надо обращаться к Казгану, – сказал Тимур, – следует нам обоим вместе напасть на Герат. В случае удачи мы достигнем своей цели, в случае неудачи – заслужим похвал, по крайней мере, нашей храбростью.

– Хорошо, – подумав, сказал Хусейн, – я принимаю твой совет, но все-таки попрошу и моего дедушку Казгана дать еще воинов.

– Я всегда в таких случаях гадаю по Корану, – сказал Тимур, вынул Коран, раскрыл его наугад.

– Что ты там прочитал? – спросил Хусейн.

– Надо наказать злоумышленников, чтобы не усиливались злые пути снисходительности, гадание предвещает удачу нашему предприятию. Я думаю, – сказал Тимур, – теперь мы еще больше можем укрепиться в нашем намерении.

– Тимур, давай обнимемся по-братски, – сказал Хусейн. – Я тебе обещаю, даю тебе честное слово, что в случае удачи разделю с тобой власть. Мы будем вместе обладать Гератом.

– В этот же вечер я немедля выступлю в направлении Герата, – сказал Тимур.

Тимур во главе отряда воинов скачет по степи.

Вдали показались всадники Хусейна. Их было много, и они из походного строя вдруг развернулись боевым полукругом. Послышался стук барабана.

– Он намерен вступить с нами в бой! – воскликнул Саид удивленно. – У него больше воинов!

– Да, он коварен, – сказал Тимур, – это я уже понял! Опасаясь коварства с его стороны, положимся на Аллаха и приготовимся к бою.

Воины Тимура также развернулись в боевой порядок, выставили вперед копья. Отряд Хусейна приближался галопом, но затем замедлил ход. Вот впереди показался Хусейн, который на вытянутой руке держал золотую вазу – подарок Тимуру.

– Тебе понравилась моя шутка, – смеялся Хусейн, обнимая Тимура.

– Да, это было очень смешно, – сказал Тимур, он повернулся к Саиду: – Построиться опять в походный порядок.

– Сейчас мы вместе с тобой отправимся к Казгану и добьемся почестей, – сказал Хусейн, и они поскакали вместе, общим отрядом и встретили отца Хусейна – толстого Абдуллу.

– Отец выслал меня вам навстречу для благословения, – сказал Абдулла.

– Передай эту золотую вазу амиру Казгану, – сказал Тимур Абдулле. – Она китайская, и амиру будет приятно! А нам надо двигаться дальше, чтобы приблизиться к Герату в ночное время. В темноте лучше произвести нападение.

Вечернее солнце уже опустилось, когда они приблизились к Герату. Было тихо, не видно было даже сторожевых костров. Казалось, все спит.

– Городские ворота открыты настежь, – прошептал Хусейн, – надо ли сейчас наступать? Наверное, это ловушка?

– Тихо, – сказал Тимур, – давайте сохранять спокойствие. Подумаем лучше, откуда атаковать врага!

– Но раз ворота открыты, значит, враг настолько силен и недоступен, настолько не считается с нами, что не счел нужным запереть ворота при приближении наших богодуров.

– Если судьба благосклонна к нам, – сказал Тимур, – а на это указывает гадание по Корану, то надо довериться этой судьбе. – Тимур ударил коня плетью и поскакал по направлению к городу, увлекая за собой остальных. Остановились у городских ворот. Городские улицы были погружены во тьму.

– Я поеду вперед, – сказал Хусейн, успокоенный тишиной, – я знаю этот город и лучше ориентируюсь в нем. Я поеду к середине города, а ты, Тимур, оставайся у городских ворот. Если враг нападет, ты защитишь воинов, которые вошли в город.

– Хорошо, – сказал Тимур, – я буду ждать твоего сигнала.

В центре города Хусейн со своими воинами спешились.

– Надо идти к стану проклятой собаки Бакыра, – прошептал Хусейн, – проклятого предателя.

Они поднялись по темным каменным ступеням на террасу. Когда они повернули за угол, послышался грозный рык.

– Лев! – испуганно вскрикнул один из воинов, останавливаясь. Рык повторился. Он повторялся через равные промежутки. Ему сопутствовал тонкий пересвист, словно птичий.

– Дурак какой-то, лев, – сказал Хусейн, прислушиваясь. – Это как храп толстого человека с большим животом, как будто съевшего на ночь три миски мантов. Это храпит Бакыр, я узнаю его храп.

– Кто там свистит, – спросил воин.

– Об этом я тоже догадываюсь, – сказал Хусейн, – но пока подождем. Пошли! – Они осторожно вошли в полутемную комнату, освещенную лишь луной. Бакыр лежал на низкой кровати – огромной тушей, раскрыв рот, через равные промежутки изрыгая, словно из желудка, бешеный храп. Храп этот, однако, не будил тонкого женоподобного юношу, который спал, свернувшись калачиком на краю кровати, тонко посвистывая носом. Вокруг была недоеденная, остывшая еда в больших мисках, разбросанные по полу яблоки и раздавленные гроздья винограда.

– Свинья, – поморщившись, прошептал Хусейн. – Эту птичку убрать, – кивнул он на юношу.

– Можно я его возьму? – сказал один из воинов.

Он приблизился, положил ладонь на рот юноши, рывком вытащил его из постели. Потом все вместе бросились на Бакыра. Он спал так крепко, что, даже когда его вязали, продолжал храпеть.

– Хороший сон, – сказал Хусейн, – ему не надо применять снотворные коренья.

Как у всех трусливых людей, наглеющих от удач, у Хусейна появилось веселое настроение.

– Теперь ты понял, Бакыр, – сказал он, когда тот, наконец, открыл глаза, – как ты неразумен, как ты полюбил зло! И из любви к ничтожным наслаждениям, сомнительным благам и обманчивым надеждам продал своего доброго покровителя!

Бакыр в ответ раскрыл рот и заревел.

– Возьмите и зарежьте где-нибудь в нечистом месте, – сказал Хусейн, – из этой туши потечет слишком много грязной крови.

– А как же Тимур? – спросил один из воинов.

– Я совсем забыл о нем, он все еще дожидается у ворот, пошлите к нему гонца и сообщите, что власть над Гератом вновь перешла в руки законного правителя. Пусть войдет в город, я ему разрешаю!

Хусейн вышел на улицу. Город уже проснулся, и послышались крики:

– Опять этот Хусейн явился, захватил нас с амиром Бакыром.

Со всех сторон к Хусейну бежали воины Бакыра.

Воинов Хусейна было мало, большинство разбрелось по городу. Хусейн в испуге заметался, но в это время в ворота въехал отряд Тимура. И разбуженные начали строиться в колонны, а их начальник поклонился Хусейну. Тогда Хусейн величественно уселся на камнях и с улыбкой встретил Тимура. – Тимур, милости просим ко мне в гости, – сказал он улыбаясь, – я опять правитель Герата.

– Мы правители Герата, – сказал Тимур.

– Но ведь я сам овладел Гератом, – сказал Хусейн, – ты оставался у ворот, поэтому делить с тобой власть – это было бы нечестно.

– Когда мы договаривались с тобой, я не знал еще твоего характера! – сказал Тимур. – А теперь я начинаю тебя понимать! Ты овладел Гератом с моей помощью, но свое обещание разделить власть над Гератом и не думаешь выполнять?!

– Ты сердишься напрасно! – сказал Хусейн. – Подумай спокойно и ты поймешь, что я прав. Поймешь, что сложившееся положение больше не требует твоего присутствия в Герате, – и Хусейн вежливо улыбнулся. Тимур резко повернул коня и поскакал к своим отрядам у городской стены. Здесь он выстроил своих воинов и сказал: – Я возмущен неблагодарностью Хусейна и хочу его как следует наказать.

– Как наказать? – спросил один из воинов.

– Прогнать из города и самому овладеть Гератом.

– Нет, мы в этом не будем следовать за тобой, – сказал воин. – Мы не будем воевать против внука амира Казгана!

– Не будем, не будем! – закричали его воины.

– Что ж, – помолчав, сказал Тимур, – тогда я вынужден отказаться от своего умысла. – Он тронул коня и неторопливой рысью выехал из города. За ним потянулись и другие.

– Куда двинемся? – спросил Саид.

– Отправлюсь назад к амиру Казгану, – сказал Тимур и добавил после паузы: – Теперь я понял глубокий смысл пословицы «Один верный спутник дороже тысячи неверных»!

– А как же судьба? – спросил Саид. – Ведь судьба обещала тебе удачу?

– Судьба? – сказал Тимур. – Судьба подобна женщине. У одного греческого поэта она крепко держит в одной руке воду, в другой огонь, а когда и как, за какую руку ухватишься – это зависит от нас самих! Я ухватился не за ту руку и обжегся! Пусть это будет мне уроком. – Он хлестнул коня и поскакал галопом. Отряд также перешел за ним на галоп.

– Я так рад тебя видеть, – сказал Казган и обнял Тимура, – пусть твое лицо будет белым. Я уже посылал за тобой, ты мне очень нужен.

– Я был в Герате, – сказал Тимур.

– Я слышал, что ты был там. Ты поссорился с моим внуком Хусейном, ах, как это меня огорчает!

– Он меня обманул, – сказал Тимур.

– Это похоже на моего внука, – сказал Казган, усаживаясь с Тимуром за чашку чая. – Ты знаешь, заботы отягощают мое сердце. Что будет с моей страной в случае моей смерти?!

– Вам еще рано говорить о смерти, – сказал Тимур.

– Нет, нет! Мысли о смерти все чаще приходят мне в голову! И кого назвать преемником, я не знаю! Мой сын Абдулла глуп, мой внук – Хусейн – коварен. Вот он зарезал амира Бакыра, конечно, плохо, что Бакыр поднял бунт. Можно было бы сделать по-другому. Я очень печален! Конечно, Бакыр был хорошим собеседником за жирным пловом. Я, правда, люблю китайскую еду, но амир Бакыр так ел, что разжигал аппетит у собеседника, жалко! Жалко! Пусть Аллах простит ему его грехи! Конечно, у него были грехи, он был обжора, лентяй, любил брать себе в постель хороших юношей, но кто из нас не грешен?! Кого не соблазнял шайтан?

– Пророк сказал: «Обязанность правоверных противиться внушениям своих дурных наклонностей», – сказал Тимур.

– Да, но правоверные обязаны и раскаиваться в дурных поступках, – сказал Казган. – А амир Бакыр раскаивается на том свете, мне его жалко! И о себе я тоже думаю с печалью. Вокруг бунты, бунт в Герате против моего внука. Теперь я тут был свидетелем, что против меня возмутились некоторые подвластные мне люди и во главе их некто Данышманджан.

Вошел слуга и что-то тихо сказал Казгану.

– Как жаль, придется прервать наш разговор, меня дожидаются амиры, среди них твои родственники: амир Барлас, Энвер Сальдур.

– Вы не скоро появитесь, я пойду вперед, – сказал Тимур. – Мне их посещение не нравится.

Когда Тимур вошел в помещение, где сидели амиры, они о чем-то между собой перешептывались, но увидев его, замолчали.

– Дядя, – сказал Тимур, – я соскучился по тебе, почему ты не обнимаешь меня?

– Салам алейкум, – сказал Барлас, – но сегодня обойдемся без объятий, я немножко простужен.

– Отчего же, беседуйте со мной, простуды я не боюсь!

– Нет, нет, я просто натер себе ногу сапогом, и всякие лишние движения причиняют мне боль.

– Тогда я подойду к вам, – он подошел и обнял его, а потом обнял Сальдура, зазвенело железо. – Уж простите меня, дядя, я переполнен добрыми чувствами к вам и амиру Сальдуру. Но поскольку я вижу, что вы почему-то на меня сегодня сердитесь, не буду вас больше раздражать. Мир и покой вашим душам!

Тимур вернулся к Казгану и тихо сказал ему:

– Они в кольчугах под верхним платьем.

– Теперь мне ясно все, – сокрушенно, печально сказал Казган, – это опять собрался заговор на мою жизнь, опять! Ну, сколько раз?! – он позвал слугу: – Ты скажи им, что я нездоров и не принимаю гостей. – Потом амир Казган уселся в печали и спросил Тимура: – Почему все хотят меня убить?! Разве я плохой человек? Я никому не делаю зла, теперь мне ясно, заговорщики хотели войти в соглашение с Данышмаджаном и овладеть властью! Что делать, что делать?! Что ты, Тимур, посоветуешь?

– Я посоветовал бы, благородный амир Казган, – сказал Тимур, – раздать богатые дары всем недовольным!

– Я согласен, – сказал Казган, – я раздам очень много подарков, мои подарки обуздают их гнев.

– Я позволю себе не согласиться с вами, добрый правитель амир Казган! – сказал Тимур, глядя на Казгана, который держал на коленях и гладил персидскую кошечку. – Скорпиона нельзя гладить, как персидскую кошечку, благородный амир Казган! Надо послать богатые подарки, но не каждому по отдельности, а всем вместе. Когда заговорщики начнут делить между собой дары, они перессорятся, их согласие расстроится, и заговор сам собой закончится!

– Несмотря на твою молодость, ты ученый и мудрый человек, – обрадованно сказал Казган. – Как жаль, что у меня нет такого сына!

– Я предан вам как родной сын, – сказал Тимур.

– Да, ты мой сын, потому что я отдал тебе любимую внучку – Альджаль, ты доволен ею?

– Очень доволен!

– Она умна, – сказал Казган, – жаль, что она родилась женщиной.

– Нет, хорошо, что она родилась женщиной, – сказал Тимур.

– Ты как всегда прав, – сказал Казган, – она родит тебе хорошего наследника, а наследнику нужно наследство. Хусейн плохо поступил, не поделившись с тобой властью в Герате. Но я так доволен тобой, что пожалую тебе в благодарность за услуги город Шабарганд. Ты рад?

– Очень рад! Благодарю, благородный амир Казган, – сказал откровенно Тимур и, поклонившись, поцеловал Казгану руку. – Теперь, когда у меня есть свой город, я могу набрать настоящее, хорошее войско.

– Я дам тебе войско, – сказал Казган, – я дам тебе много воинов. Об этом как раз и должен быть наш разговор. Мой верный начальник воинов – богодур Хисроу Баян Куль предлагает мне овладеть Хорезмом. Захват этого большого древнего города укрепит мою власть. По-моему, он прав?

– Да, прав, – согласился Тимур.

– Но дело это трудное, – сказал Казган, – поэтому я и решил поручить его тебе!

– Я благодарю за доверие, амир Казган, – сказал Тимур,— прошу дать мне на раздумье несколько дней.

– Хорошо, но думай быстрее.

– Человек не может думать быстрее ангелов, я буду думать, как всегда советуясь с Кораном.

– Выгодное дело, – сказал Саид Тимуру по дороге домой. – Получим войско и добьемся власти над Хорезмом!

– Нет, Саид, – сказал Тимур, – Герат меня кое-чему научил! Я возьму Хорезм, а он достанется другому. Я так соображаю: для меня выгоднее будет сначала послать на врага кого-нибудь другого, а самому только завершить это предприятие. Когда имеешь дело с тем, кто развратничает, обжирается, пьянствует, ворует, совершает под прикрытием мрака преступления, нельзя подвергать себя опасности и быть честным. Самый близкий Казгану человек – Хисроу Баян Куль, надо повести с ним хитрые переговоры, потому что я знаю, что он тайно ненавидит Казгана и мечтает о времени, когда власть по наследству перейдет к Абдулле. Ведь Казган просто ленив, а Абдулла к тому же еще и глуп. Им легче управлять, как марионеткой. Однако и у меня на этот счет свои планы.

Тимур и долговязый Хисроу Баян Куль мылись в бане, кряхтя от наслаждения, они поворачивались с боку на бок, как того хотели банщики.

– Не знаю, – блаженно улыбаясь, сказал Хисроу Баян Куль, – почему рай – это сад, а почему не баня?

– А банщиками у тебя будут ангелы? – спросил Тимур.

– Нет, ангельскими руками так спину и ребра не потрешь! Ох, хорошо! Ох! Банщиков я бы взял отсюда в рай! Ох, хорошо! Банщиков отсюда в рай!

– Аллах справедлив и награждает тех, кто постигает его помыслы, – сказал Тимур, сдувая пену.

– Ты имеешь в виду баню в раю?

– Нет, я говорю про Хорезм.

– А что Хорезм? По-моему, это дело тебе выгодное!

– Слишком выгодное, а все, что слишком выгодно – опасно, – сказал Тимур.

Баян Куль сел на каменную скамью, свесив сухие ноги.

– Ты умен, я знаю, – сказал он, – но объясни, в чем опасность, если слава и удача достанутся тебе?

– А завистники? У меня их и так уже достаточно, хотя я со всеми стараюсь жить мирно! Амир Казган поручил взять Хорезм мне, считая, что это очень трудное дело. Но что такое Хорезм?! Это город философов, поэтов, красноречивых болтунов, но не воинов! Вы, как близкий к амиру Казгану человек, сможете внушить ему и убедить его, что овладеть Хорезмом дело совсем не трудное. Лучше всего, если амир Казган поручит этот поход сыну своему Абдулле. Он легко войдет в большую славу, если овладеет Хорезмом.

– Ты хорошо говоришь, – сказал Хисроу Баян Куль, подставляя лицо под струю теплой воды, – иначе, если это дело поручить мне, то слава Хорезма достанется одному мне, начнутся интриги, зависть и многие даже подумают, что я хочу отменить законы Аллаха! Возвыситься над всеми, не имея на то права! Ты хорошо говоришь, – повторил Хисроу Баян Куль, – я сегодня же встречусь с амиром Казганом и внушу ему, чтобы он послал к Хорезму своего Абдуллу, а тебя мы найдем каким способом наградить! Хорошо, что ты знаешь свое место!

Войско Абдуллы движется к Хорезму, по сторонам богатые сады и виноградники.

– Какое богатство природы, – радостно говорит Абдулла, – тут, наверное, оживленная торговля, и мы захватим много, много товаров.

– Как обильна и плодородна земля! – восклицают воины. – Видно товары здесь дешевы. Видно, Аллах дал им в удел удивительное плодородие. – Давильни винограда, – закричали воины, – сколько давилен! – Чан с вином! Отступив к городу, они оставили чаны с вином!

И войско во главе с Абдуллой бросилось к чанам. Изрядно пошатываясь, с песнями и веселыми криками, вразброд, войско подошло к стенам Хорезма. Все пьяные.

– Аллах оказал нам помощь, – закричал Абдулла, – ворота растворяются! Выходите, может быть, мы помилуем вас!

Ворота распахнулись, и толпа вооруженных воинов выбежала навстречу. Вид их был так страшен и решителен, что все воины Абдуллы, не сговариваясь, побежали прочь! Конь Абдуллы почему-то заупрямился и понес его прямо навстречу врагу, несмотря на вопли ужаса, издаваемые всадником. Один из хорезмийцев подъехал к Абдулле и замахнулся копьем, но вид кричавшего от ужаса Абдуллы был так смешон, что хорезмиец расхохотался, повернул копье тупой частью и вместо того, чтобы проткнуть Абдуллу, начал бить его по спине древком. Догнал он Абдуллу против города, все колотя его по спине, и все войско Абдуллы, преследуемое хохотавшими хорезмийцами, бежало изо всех сил!

Гонец Абдуллы стоит перед разгневанным Казганом. Тут же Хисроу Баян Куль.

– Жители Хорезма укрепили свой город, – говорит гонец, – и под защитой укрепления они сделали вылазку из крепости.

– Я дал Абдулле столько воинов, – кричит Казган, – а хорезмийцы одной вылазкой легко одержали верх. Ты же убеждал меня, – повернулся он к Хисроу Баян Кулю, – что овладеть Хорезмом – легкое дело!? Что мой сын Абдулла войдет в большую славу! А Абдулла теперь дает мне знать, что он потерпел большую неудачу! Убеждал ты меня или нет? Убеждал послать в Хорезм воинов во главе с Абдуллой?

– Благородный амир Казган, – начал растерянно Хисроу, – я думал, мне сказали…

– Ты думал или тебе сказали? Кто тебе сказал? Кто мог придумать такую глупость?! Кроме тебя самого? Вечно ты затыкаешь мне рот своими щедрыми глупыми посулами. Я давно думал поручить поход на Хорезм именно Тимуру! Послать к нему гонца. И приказать немедленно выступать!

Тимур во главе большого войска движется к Хорезму. Хорезмийцы скрываются за стенами города.

– Этот город должен быть истреблен огнем, – сердито говорит Абдулла Тимуру. – Они избили меня – сына Казгана.

– Я пришел к тебе на выручку не для того, чтобы повторять твои ошибки, – говорит Тимур.

– Что же делать? – растерянно говорит Абдулла. – Город сильно укреплен.

– В своих делах я руководствуюсь исключительно указаниями шариата и всегда уклоняюсь от дурного, – сказал Тимур.

– Но ты ведь дал обещание моему отцу – овладеть Хорезмом?!

– Я всегда даю лишь такие обещания, какие могу исполнить! Я думаю, что если всегда точно выполнять обещания, то всегда будешь справедлив, никому не причинишь зла, – сказал Тимур.

– Как же на войне не причинять зла врагу, – усмехнулся Абдулла.

– Даже на войне надо стараться не убивать подобных себе людей, – сказал Тимур.

– Я подумаю, как это сделать.

Ночью, при свете костра Тимур диктует письмо одному из своих слуг:

– Хорезмийцы! Аллах дал вам удел – дешевизну и плодородие, отличил умением правильно читать Коран и наделил острым умом. Жители вашего великолепного города сообразительны, отличаются ученостью и талантливостью. Для высшего же блага, для вашей же защиты вам нужен правитель, который считает беспристрастие главным своим качеством, который к бедным и богатым всегда относится одинаково справедливо.

– Такое письмо надо отправить всем влиятельным людям Хорезма, – тихо говорит Тимур Саиду, – и просить их, чтобы жители добровольно сдали мне город.

День. Сияет солнце. Распахиваются ворота. Под музыку выходят знатные люди Хорезма. Вслед за ними толпа жителей приветствует Тимура.

– Мое тайное желание достигнуто, – тихо говорит Тимур, – все вышло так, как я хотел, я без боя занял Хорезм. На этот раз я схватил судьбу за правильную руку.

Шум, возгласы восторга! Толпа приветствует Тимура, вступающего в город.

Тимур в одиночестве стоит на городской стене.

– Синева неба и зелень садов, – говорит Тимур, – никогда не видел я города богаче и благоустроеннее. Может, это и есть моя судьба?! Останусь здесь, превращу этот город в столицу добра и справедливости. В место собрания красноречивых, где будут, останавливаясь, снимать свои седла ученые со всего мира! И находить пристанище остроумцы и гонимые поэты. Сюда будут приходить образованные люди всего мира.

Вынимает из кармана небольшое зеркальце и смотрит на себя.

– Тимур, может тебе не надо больше испытывать превратности жизни, когда ничтожный становится великим, а потом вновь из могущественного превращается в бессильного? Может быть, завистью моя судьба предопределена, я обречен волей Аллаха стать Джахангиром, покорителем и владыкой мира? Но жизнь – это задача, ответ которой будет прочитан лишь в конце. Как сказал поэт,

Тимура вместе с Абдуллой торжественно встречает Казган со свитой. Казган обнимает Тимура.

– В качестве награды за успех, – говорит Казган, – делаю тебя наместником Хорезма, который тебе удалось так ловко захватить.

– После неудачи Абдуллы под Хорезмом, – шепчет Хисроу Баян Куль, – Абдулле не стать ханом!

– Я слышал, Казган и Андижан у него отобрал, – говорит Тамулл, – назначил правителем Мухаммеда Ходжу.

– Андижан – Мухаммеду Ходже, Хорезм – Тимуру, а мы – родственники – в стороне, – говорит Хисроу Баян Куль. – Я тесть Абдуллы, ты, Тамулл, зять Казгана, а нас оттесняют какие-то посторонние, особенно Тимур! Я крайне недоволен пожалованию Тимуру Хорезма!

– Да, твоим мечтам получить большое влияние, Хисроу Баян Куль, когда Абдулла станет ханом, по-видимому, не суждено сбыться.

– Не сбудется, пока жив Казган, – сказал Хисроу Баян Куль, – надо нам сообща, во что бы то ни стало, покончить с Казганом, – сказал Томулл.

Ночная мгла окружает охотничий шатер Казгана. Казган и Тимур сидят за обильным ужином.

– Хорошая местность, – жуя, говорит Казган, – здесь много дичи.

– Да, удачная охота, – сказал Тимур.

– А мне не нравится, что мы остановились ночевать в этой местности. Людей вокруг мало, кроме ловчих никого нет, отчего? – сказал Казган добродушно. – У меня власть сильна, особенно после взятия Хорезма.

– А мне известно, что против вас замышляют, что вас собираются убить, – сказал Тимур.

– Кто же?

– Амир Тамулл и Хисроу Баян Куль замышляют захватить власть, уже составили заговор.

– Ну, тебе всюду мерещится заговор. Мои родственники – люди, которым я сделал так много добра, и многим я сделаю добро! Мой народ меня любит! Может быть, я не слишком учен, но я честно делаю свои дела правителя. Разве я не честный человек? Разве я не исполняю своих обязанностей?!

Извне послышался резкий крик, ему ответил другой.

Тимур настороженно повернул голову.

– Это перекликаются ночные птицы, – сказал Казган.

– Я пойду, посмотрю на своего коня, – сказал Тимур.

– Подожди, – сказал Казган, который выпил и от еды отяжелел, – тут так удобно и мягко сидеть, а на дворе тьма, дождь, слышишь, как он барабанит по шатру? Лучше расскажи мне о Хорезме. Я собираюсь тебя там посетить, говорят, что там цены очень низкие. Зерно и мясо стоит дешево, фрукты еще лучше бухарских и самаркандских! Мне говорили, что хорезмский рис лучше китайского, хоть я в это не верю, как может быть что-нибудь лучше китайского?!

Опять послышался крик.

– Это ночная птица, – сказал Казган.

За деревьями, в канаве слышны были тихие разговоры. Томулл прикрыл рот ладонью и кричал птицей.

– Сколько их там? – спросил Томулл.

– Не знаю, – ответил шепотом Хисроу Баян Куль, – думаю, немного. Нас семеро с саблями, вполне хватит.

– Пойдем, – сказал Томулл и закрыл свое лицо платком, – надо не упустить удобный случай и избавиться от него! А заодно и от Тимура.

– Я слышал, что хорезмийцы гостеприимны, – говорил разомлевший Казган. – Если к ним является путник, они спорят из-за него и соревнуются в гостеприимстве, тратят деньги, как другие соревнуются в накоплении денег!

Послышался шорох, кто-то наступил на сухую ветку.

– Я все-таки выйду к коню, – сказал Тимур. Он вышел из шатра и увидел цепочку людей, которые приближались. Тогда он вбежал в шатер, схватил ничего не соображающего Казгана, вытащил его и шепнул: – За тот камень, – указал на большой валун черневший неподалеку. Казган сам наконец сообразил, что происходит, и, дрожа от страха, спрятался за валун. В этот момент подбежали заговорщики.

– О, шайтан, – сказал Тамулл, рубя саблей шатер, разбрасывая ногами еду и питье. – Он спрятался, пользуясь темнотой!

– Он не может уйти далеко, – крикнул Баян Куль. – Его надо искать!

Тимур быстро сел на коня и галопом поскакал на заговорщиков, сбив двоих. На шум прибежали ловчие, сопровождающие Казгана. Заговорщики бросились бежать.

Больной, испуганный Казган лежит в постели у себя во дворце. Охает и стонет.

– Ты был прав, Тимур, ты был прав! – с причитанием говорит Казган. – За что все хотят меня убить?! И они не успокоятся, пока не убьют меня! Надо искать заговорщиков!

– У меня есть сведения, что амир Тамулл, опасаясь мести за заговор, бежал в горы Мавераннахра.

– О, Аллах! За что ты меня караешь!? – стонет Казган. – О, шайтан, почему ты соблазняешь людей на дурное?! Мой зять хотел меня убить. О, моя дочь – Гульмалик, жена Тамулла, огорчена бегством мужа, сильно заболела, она в беспамятстве! Я опасаюсь за ее рассудок!

– Она знала, что ее муж хочет вас убить.

– Не верю! Не верю! Не могу поверить! Где же правда? Не верю! Она так меня любит! Рассудок не позволяет мне поверить.

– Если вы не верите своему рассудку, о благородный Казган, то поверьте своим глазам! – сказал Тимур.

– Да, глазам я вынужден верить, – печально сказал Казган. – Они прибежали с саблями и рубили мой шатер. Теперь, когда ты правитель нескольких крепостей, – продолжал Казган, – особенно Хорезма и Сагмана, – ты сможешь собрать много дани и богато одарить своих воинов, чтобы они были верными тебе! Хотя разве я мало одаривал своих воинов? Почему все меня ненавидят?!

– Ничтожный горный поселок с крепким порядком – сильнее безумного города, – сказал Тимур.

– Это правда, это правда! Ты, Тимур, умный, образованный, ты много читал, это правда! Но я хотел, я стараюсь быть справедливым. А если меня убьют, то кому достанется власть? Я беспокоюсь о судьбе моего народа. Если она достанется моему наследнику Абдулле, то управлять будут заговорщики: Хисроу Баян Куль, амир Тамулл, а если она достанется моему внуку Хусейну, то будет еще худшее бедствие для моей страны, которую я люблю, и для моего народа, за который я в ответе перед Аллахом. Вот что я решил, вот что! Скажи, Тимур, предан ли ты мне?

– Я предан вам как родной сын, – сказал Тимур.

– Я знаю это, я знаю! Ты это доказал, я просто спрашиваю для порядка. Для порядка, о котором ты говорил. Когда правитель избирает наследника, он должен для порядка спросить его о верности, даже если уверен в этом! Как правитель, желающий добра и блага своему народу, я решил после смерти передать всю власть целиком тебе! В твои руки, в твои крепкие руки, согласен ли ты?

– Я согласен! – дрогнувшим голосом ответил Тимур. – Я оправдаю ваше доверие, великий и благородный амир Казган! Я никогда не обижал слабого, я никогда не хотел овладеть чужим имуществом, я не думал о богатстве, я не завидовал богатым! И не наказывал за малую вину. Я готов на себя взять тяжелую и почетную обязанность власти. И пусть поможет мне в этом Аллах.

– Тогда давай позовем писца и составим грамоту.

Подошел писец, и Казган начал диктовать:

– Во имя Аллаха, великого и благородного, передаю всю власть над Тураном амиру Тимуру из рода Барласов.

Тимур слушал с трудом сдерживая радость.

Бледный амир Тамулл, дрожа от холода, жарил на костре куски мяса. Сырое дерево горело плохо, и злой Тамулл ругался.

– Будь все проклято, – бормотал Тамулл, – из-за Тимура я должен торчать здесь, от лютой злобы его я здесь пропадаю.

Послышался свист. Томулл выскочил, схватил меч, выглянул из-за камня. По тропинке поднималась его жена Гульмалик в сопровождении нескольких слуг.

– Я чуть не околел, – сказал Томулл, – все тебя не дождусь, принесла ли ты мне теплую накидку?

– Я не могла раньше выбраться, – сказала Гульмалик, – Тимур повсюду расставил своих людей, он уже управляет, а не мой отец! – она отвела Тамулла в сторону: – Я соскучилась по тебе.

– Давай быстрее накидку! – стуча от холода зубами, сердито сказал Томулл. – Днем здесь жарко, а ночью и утром я чуть не околел!

– Сейчас я тебе сообщу такую новость, что тебя бросит в жар! – сказала Гульмалик. – Мой отец Казган официально назначил Тимура наследником и подписал для этого специальную грамоту!

– Как! – закричал Тамулл и начал бегать туда-сюда, сжимая кулаки, даже разорвав на себе одежду. – Чудовище! Чудовище! – повторял он. – Твой отец чудовище, чудовище! Твой отец осел, которого надо было убить, баран, которого надо было давно зарезать! Он отдает наше имущество, нашу землю, нашу казну этому Тимуру! Надо быть слепым, чтобы не видеть, как притворяется этот человек. Как нахально он издевается над нами. Если он захватит власть, то всех нас уничтожит!

– Успокойтесь! – погладила по вспотевшему лбу и всклокоченным волосам Гульмалик мужа, – криком делу не поможешь! Я знаю своего отца, что-нибудь придумаем.

– Да, только вы, женщины, можете помочь, только женская хитрость.

– Я поговорю с мамой, – сказала Гульмалик.

Выздоровевший Казган, мурлыча от удовольствия, сидел, опустив ноги в таз с теплой ароматной водой, и два цирюльника трудились возле него: один мыл голову, другой стриг ногти на ногах.

В это время из соседней комнаты послышался женский крик:

– Воздух стал мутным! Земли не видно под кровавой грязью! Солнце скорбит о происходящем и не желает глядеть на все эти мерзости! Горе нам, горе!

– Что происходит? – поднял глаза Казган. – Кто кричит такие страшные слова?

– Разве ты не узнаешь голос нашей дорогой дочери Гульмалик? – плача сказала, входя, Кураляш. Жена Казгана была в длинной одежде, и на одном плече у нее сидела голубка, а на другом попугай. – Разве ты не узнаешь родной голос? Твоя дочь, жена амира Тамулла, огорченная бедствием своего мужа, лишилась рассудка.

Кураляш начала трястись и ломать руки, отчего попугай и голубка поднялись с ее плеч и начали летать по комнате.

– Но Тамулл хотел убить меня, – сказал Казган.

– Это все хитрые выдумки Тимура, – сказала Кураляш, – он околдовал тебя. Тимур – вот кто желает твоей смерти, чтобы стать правителем. Как ты мог подписать такую грамоту? Ты обокрал своего сына, своих детей! О горе мне! – и начала рвать на себе волосы. Тут же вбежала Гульмалик, одетая в саван, в котором покойников кладут в гроб.

– Меня заклевал орел, – закричала она, – я голубка, заклеванная орлом по имени Тимур!

– Бедная моя дочь, – запричитал добрый Казган. – Надо вызвать к ней лекаря.

– Ее может вылечить только возвращение любимого мужа, – сказала Кураляш. – Ты должен написать письмо амиру Тамуллу, простить его и пригласить вернуться назад.

Она хлопнула в ладоши, и появился слуга с бумагой.

– Письмо уже готово, тебе остается только его подписать и поставить печать.

– Поставить печать! – закричал попугай, сев на плечо Кураляш.

– Я не ждал тебя, – сказал Казган, когда Тимур пришел к нему вечером.

– Разве? А я получил от вас письмо, что вы недовольны своей женой и думаете дать ей развод, – сказал Тимур, – и приглашаете меня для разговора.

– Ах, да! – сказал Казган, – мы поругались. Теперь мои мысли совершенно переменились. Я раздумал давать ей развод и решил обращаться с ней по-хорошему, она добрая, умная женщина, кроме того, развод не одобряется Кораном. Вот сказано, – он раскрыл Коран, – «Те из вас, кто отвергает своих жен, говорят, что будут смотреть на них, как на матерей, тем произносят позорное слово и ложь». – Вот так сказано, а Кураляш – женщина, с которой можно и поговорить, и спросить совета.

– Благородный амир Казган, – сказал Тимур, – вокруг вас много хитрых женщин, которые обманывают вас. По моему мнению, не следует верить женщинам, а поступать так, как повелевает шариат.

– А по-моему, Кураляш права, когда советует вызвать Тамулла и простить его вину.

– Посланник Аллаха сказал, – произнес Тимур, – что следует советоваться с женщинами только для того, чтобы потом сделать противоположное тому, что они советуют.

– Но моя любимая дочь лишилась рассудка из-за того, что я преследую Тамулла.

– Эти женщины обманывают вас, амир Казган, мне больно это видеть, меня печалит, как злоупотребляют добротой вашего сердца!

– Ах, Тимур! – сказал Казган. – Зачем я родился правителем? Оставил бы все, уехал бы в Китай. Ты никогда не видел, как красиво цветут китайские сливы – морихуам? И среди зарослей бамбука хорошо растут бобы, белые, как снежная яшма? И нарциссы, и желтые розы. Один из китайских императоров эпохи Мин отказался от власти и стал садовником! Он прожил долгую, счастливую жизнь. У нас, у мусульман, это невозможно.

– Да, благородный Казган, – сказал Тимур, – у нас, мусульман, это невозможно! Мы даем обет всевышнему и только смерть сможет освободить нас от этого обета! Обет – делать то, что касается ислама, прежде всего остального. Только закончив дела Аллаха, можно приниматься за дела обыденные. А дела Аллаха нескончаемы, особенно у тех, кому суждено стать мечом Аллаха.

– Я согласен с тобой, Тимур, – сказал Казган.

– В таком случае, буду предан вам как родной сын. Я с воинами направляюсь в горы, чтобы встретить там Тамулла, и намерен отомстить за его злодеяния, – сказал Тимур.

Воины Тимура, оставив коней у подножия горы, начали подниматься по тропке к пещере, где скрывался Тамулл.

– Тамулл! – крикнул Тимур. – Я оставляю тебе время, только чтобы помолиться Аллаху! Чтобы ты не умер не раскаявшимся грешником.

– Проклятый! – крикнул в ответ Тамулл. – Тебе мало человекоубийства, ты еще смеешь пачкать своим змеиным языком сияющее имя Аллаха!?

– Тамулл! – крикнул Тимур. – Если ты хочешь избежать заслуженных тобой пыток, скажи во всеуслышание, что ты намеревался убить нашего правителя – амира Казгана!

– Если бы амир Казган был мудрым, он не доверился бы тебе! – крикнул Тамулл и бешено выскочил с саблей навстречу Тимуру.

Один из воинов натянул тетиву лука, но Тимур остановил его: – Не надо! Не надо облегчать ему смерть, – сказал он и пошел навстречу Тамуллу, также обнажив саблю. Тамулл бешено наносил удары, Тимур отвечал скупыми точными движениями. Вскоре ему удалось прижать Тамулла к скале и выбить у него саблю. Но в этот момент послышались звуки трубы и голос прискакавшего гонца: – Во имя Аллаха милостивого, милосердного правитель Турана, амир Казган объявляет прощение вины амиру Тамуллу, и его приглашают вернуться назад.

Тимур в бессилии опустил саблю. Тамулл поднялся с земли, отряхнулся и усмехнувшись, направился к гонцу, который держал на поводу другую лошадь.

– Опять амир Казган переменил свое решение, – прошептал Тимур. Тамулл посмотрел на Тимура и криво усмехнулся:

– Ты преждевременно обрадовался, – сказал он. – У нас есть законные наследники, законный наследник – сын Казгана Абдулла Балихам, а ты хочешь захватить власть в нарушение закона?!

—В одном Томулл прав, – тихо сам себе сказал Тимур, глядя вслед важно раскачивающемуся в седле Тамуллу. – Увы, Казган слабый правитель! И я ничем ему больше не могу помочь. Все мои попытки помочь ему оказались бесполезными! Я боюсь, что в этой печальной и жестокой жизни доброму амиру Казгану уже не перемениться к лучшему!

Тимур, задумчивый, молча сидел перед зеркалом. У него появилась привычка долго и молча сидеть перед зеркалом, глядя на себя, и думать.

– Ты отдыхаешь? – входя, спросила Альджаль, она была беременна, с большим животом и пятнами на лице. – Я потревожила тебя?

– Что? – рассеянно опросил Тимур.

– Я помешала тебе?

– Я всегда рад видеть тебя, – сказал Тимур и поцеловал жену в лоб.

– Это правда, что к нам едет дедушка? – спросила Альджаль.

– Какой дедушка? – думая о своем, рассеянно спросил Тимур.

– Мой дедушка, – сказала Альджаль, – амир Казган.

– Да, это правда, – продолжая думать о чем-то своем, сказал Тимур. – Он собирается посетить Хорезм.

– Я рада, я соскучилась по дедушке.

– Я тоже рад! – Тимур по-прежнему был далек в своих мыслях. Альджаль села рядом с мужем.

– Я рада, – повторила она, – но я боюсь, что с дедушкой что-то плохое случится в дороге.

Тимур вдруг резко повернулся к ней:

– Почему ты так подумала? Наслушалась сплетен своей тетки, твоей сестры? – Он сильно схватил ее за плечи и тряхнул. Жена заплакала.

– Ничего я не слышала, ничего не говорила, я просто так, беспокоюсь и все!

– Прости меня, Альджаль! Я сегодня раздражен! Разные дела: вот туркмены вчера разграбили караван.

– Об этом я и беспокоюсь, – сказала Альджаль. – Дедушку надо встретить.

– Я сам его буду встречать с воинами, – сказал Тимур.

Он обнял жену: – Ты должна беречь себя ради него, – он погладил ее живот.

– Тимур, – спросила Альджаль, прижимаясь к его плечу головой, – я все не решаюсь тебя спросить: по каким причинам мужчина выше женщины?

– Ты с этим не согласна?

– Нет, я с этим согласна, раз об этом говорится в Коране. Но вот там сказано, – она раскрыла Коран и прочла: – «Мужчины выше женщин по причине качеств, которыми Аллах возвысил их над ними. Это существа несовершенные, созданные для мужчины, но полные хитрости». Это обо всех женщинах сказано? Разве все женщины одинаковые?

– Нет, есть добродетельные женщины, – сказал Тимур, – послушные и покорные, они заботливо охраняют во время отсутствия мужа то, что Аллах велел сохранять в целости. Ты понимаешь, о чем написано в Коране?

– Понимаю. Избегать совокупления с другими мужчинами? Но разве я похожа на свою тетю?

– На какую тетю?

– На Гульмалик – жену Тамулла. Когда я была совсем маленькая, я видела, как она совокуплялась с моим братом Хусейном. Они за это будут в горячей смоле?

– Да, они будут в горячей смоле, – рассеянно сказал Тимур. – А теперь иди к себе, отдыхай, я должен еще подумать.

Тимур и Саид едут впереди отряда воинов.

– Мы договорились с амиром Казганом встретиться у реки Джейхун, – говорит Тимур Саиду, – оставим воинов здесь и дальше поедем вдвоем.

– Да ведь здесь опасно! Здесь разбойничьи места, почему оставляем воинов? – сказал Саид.

– Делай, как я говорю!

Подъехав к зарослям, тянувшимся вдоль берега, Тимур слез с коня.

– Слезай и ты, – тихо оказал он Саиду. Он осторожно раздвинул кустарник. Вдали, чуть выше по течению уже скакал Казган с несколькими людьми. Тимур приложил палец к губам.

– Остановись на месте, – сказал он Саиду.

Вдруг послышался топот. Кто-то вел лошадей шагом. Показались амир Тамулл, Хисроу Баян Куль и с ними еще несколько человек.

– Вот, – сказал шепотом Тамулл, – значит, слуга Тимура, перебежчик, не обманул, они действительно встречаются здесь!

– Казган безоружен, – сказал Хисроу Баян Куль. – Здесь нам представляется удобный случай покончить с ним, покуда не приехал Тимур!

– Надо действовать быстро! – сказал Тамулл и, сев на коня, выехал из зарослей, а за ним и остальные.

Казган, увидев Тамулла, улыбнулся: – И ты здесь? А я здесь условился встретиться с Тимуром. Хорошие места для охоты.

– Да, хорошие! – улыбнулся в ответ Тамулл. – Замечательные места для охоты на крупную дичь!

Он подъехал ближе, выхватил саблю и ударил ею Казгана. Остальные начали рубить слуг. Окровавленный Казган упал с коня и с криком побежал к реке. Несмотря на раны и большой вес, он бежал быстро и кричал. Его с трудом догнали и начали рубить и резать в несколько ножей и мечей. Саид рванулся из кустов, но Тимур резко схватил его за плечи.

– Так надо! Что ты смотришь на меня, Саид? Разве тебе мало, что я плачу? Я плачу горькими слезами, посмотри, у меня все лицо залито слезами! Посмотри! – он с яростью схватил Саида за ворот и притянул его вплотную к себе. – Ты видишь, я страдаю, – сказал он уже спокойнее. – Какой замечательный человек погибает, добрый, смешной, доверчивый! Прощай, добрый Казган, прощай! Ты мог быть хорошим садовником, но ты был плохим правителем. Прощай, добрый Казган, мы отомстим за тебя твоим убийцам!

– Все кончено, они убили его, – тоже вытирая слезы, прошептал Саид. Тело Казгана, залитое кровью лежало неподвижно, а убийцы убегали в заросли. Тимур вскочил на коня и поскакал к убитому.

– Злодеи! – кричал Тимур. – Я опоздал, я опоздал! Вы убили правителя! – Тимур поднял тело, продолжая кричать: – Гнусное злодеяние! Гнусное злодеяние!

Вскоре вокруг собрались воины, сбегался народ.

– Амир Тамулл и Хисроу Баян Куль позабыли все :хорошее, что им сделал этот удивительно добрый эмир, позабыли свои родственные к нему отношения, обагрили эту землю, где охотились, убили! Убийцы! – кричали вокруг. – Пусть покарает их Аллах!

– Мы остались без правителя, кто теперь будет правителем?!

– К счастью, по воле Аллаха… – сказал Тимур.

– Тимур! – кричал народ. – Будь благословен, Тимур! Наш новый правитель!

– Я буду справедливым правителем, – сказал Тимур, – а тело амира Казгана в глубокой печали похороним с почестями на берегу реки Джейхун.

В переполненной мечети Самарканда амир Тамулл и Хисроу Баян Куль стоят рядом с Абдуллой, наряженным для обряда принятия власти.

– По смерти амира Казгана, – объявляет Тамулл, – ханом становится его сын Абдулла Балихам, которому амир Казган еще при жизни выдал грамоту на ханское достоинство. Мы признаем его законным правителем, а не Тимура.

Начинается обряд молитвы.

– Я признателен умершему амиру Казгану, – говорит Тимур, – я почитал его как родного отца и считаю своей священной обязанностью отомстить Баян Кулю и амиру Тамуллу за его смерть. Жаль, что я не поспел вовремя и не спас благородного амира Казгана.

Тимур, амир Барлас и амир Сальдур в походной палатке обсуждают план сражения.

– Мы родственники, должны быть вместе, – говорил Барлас, – объединим усилия своих воинов.

– У Хисроу Баян Куля и Тамулла большое войско, но нет порядка, – говорит Сальдур. – Хана Абдуллу они сначала признали, потом коварно убили в окрестностях Самарканда. Они не могли поладить, – говорит амир Барлас. – Хан Абдулла отличался скупостью, а Баян Куль и Тамулл большой жадностью. Теперь поставили Сахуглана, но население Самарканда за нас.

– Перед смертью амир Казган подписал грамоту на единоличное правление Самаркандом, – говорит Тимур, – он передал власть мне. Но я согласен заключить с вами, амир Барлас, и с вами, амир Сальдур, дружеский союз, чтоб мирно овладеть Самаркандом и всем Мавераннахром.

Самарканд. Тимур, Барлас и Сальдур впереди воинов торжественно въезжают в распахнутые ворота. Радостные крики.

– Победа, – радостно говорит Тимур.

– Бой был коротким, но немало пролилось крови. Хисроу Баян Куль уже наказан смертью. Жаль, Тамулл сбежал, но мы найдем его, – говорил Барлас.

– Теперь наша власть, теперь мы поживем! – радостно говорит Сальдур.

В одной из комнат дворца собрались Тимур, Барлас и Сальдур. Стол уставлен едой и питьем.

– За долгий, дружественный союз трех амиров, на благо нашего народа, – говорил Барлас, подняв бокал.

Все трое выпивают, Сальдур, схватившись за горло, падает на стол.

– Опился вином и умер, – говорит Барлас, – какая печаль! Теперь нас осталось двое.

Звучит музыка. Правители Тимур и Барлас смотрят на выступление танцовщиц. Служители приносят еще один стул и ставят рядом.

– Кто велел поставить третий стул?

– Это я велел, – говорит Тимур. – У покойника есть сын, – власть переходит к нему в нашем тройственном союзе.

– Сын нам не нужен, – сказал Барлас. – Нас осталось теперь двое.

– Нет, по справедливости он должен теперь сидеть рядом с нами! – ответил Тимур.

– Но ведь в нашем союзе власть не переходит по наследству. Мы так не договаривались! А сын Сальдура вообще глуп, надо послать его в отдаленное место.

– Дядя, нехорошо строить козни и разваливать наш новый союз, – говорит Тимур. – Надо быть справедливым и по правде решать дела.

– Ты еще молод и не понимаешь жизни, – говорит Барлас.

Молодой Шахбаян подходит и садится на стул третьим, улыбаясь танцовщицам, бросает розу одной из них, понравившейся ему. Та прикасается к ней губами и бросает назад. Молодой Шахбаян прикасается к ней губами и бросает розу назад.

– Он прелюбодей, он нас позорит, – шепчет Барлас Тимуру и поворачивается к Шахбаяну: – Нельзя целовать розу, почтенный молодой Баян, розой можно отравиться не хуже, чем дурным вином, – говорит Барлас. – Иногда в нераспустившихся лепестках розы скрывается ядовитая мошка.

Шахбаян с испугом отбрасывает розу.

– Нехорошо, дядя, нехорошо пытаться хитростью отделаться от союзника, – тихо говорит Тимур. – Впрочем, я вижу, что уговариваю вас без всякого результата. Вы по-прежнему продолжаете свои происки! Мне это печально! Если мы будем интриговать друг против друга, то это вызовет у населения Мавераннахра раздоры и смуту.

– Ты сам хитришь, – сердито говорит Барлас, – разве я не понимаю, чего ты добиваешься!? Тебе нужен этот глупый мальчишка для того, чтобы интриговать против меня. Ты хочешь быть единовластным правителем.

– В Коране сказано, – спокойно говорит Тимур, – удерживайтесь от мерзостей, надуманных шайтаном, и будете счастливы. Удерживайтесь от мерзостей, дядя! Удерживайтесь! – говорит Тимур, с легкой улыбкой глядя на нервное разгневанное лицо Барласа.

Базар Самарканда. Все возбуждены, кричат люди, кричат ослы, ржут лошади, слышны крики: – Мы думали, при новых правителях станет лучше, а стало еще хуже! Не помним, в каком году была такая дороговизна на жизненные припасы! Населению стало невыносимо тяжело. И воинам тоже!

– Правоверные! – кричит, поднявшись на крышу лавки, худой верткий человек. – Нам нужен справедливый правитель! Жить невозможно, налоги увеличили, мы голодаем! Во всем виноват амир Барлас, – кричит вертлявый, – это он притесняет народ. Надо послать к нему людей, надо послать уважаемых людей к Тимуру, подать ему фетву!

– Послать к Тимуру! Подать фетву, – откликается на это толпа.

Тимур принимает фетву из рук седобородого купца. Глава делегации говорит:

– Ваше величество, мы пришли в отчаяние. Мы вынуждены подать фетву о том, что все население готово покинуть Туран и не возвращаться сюда до тех пор, пока в Туране не будет справедливого правителя, такого, как ты.

– Решение населения доставляет мне большое горе, – говорит Тимур, – я всегда помню священные слова: «Если сам правитель во всех делах будет подчиняться справедливости, то и все подвластные ему люди будут подчиняться, а враги трепетать перед ними!» Я готов пожертвовать многим, но я никогда не пожертвую правдой и честностью.

В соседней комнате Саид расплачивается с вертлявым. Входит Тимур. Вертлявый вскакивает, кланяется ему.

– Вы обещали мне еще мешок риса, – говорит вертлявый.

– Хватит с тебя, – сердится Тимур, – и так получил слишком много за собачьи дела! Каждый делает то, что ему велит Аллах.

– Дороговизна, ваше величество, – говорит вертлявый, – восемь детей.

– Дай ему еще мешок риса, – говорит Тимур. – Он хорошо кричал на базаре. Иди на склад, – говорит Тимур.

– Живите сто двадцать лет, – говорит, кланяясь, вертлявый, – живите сто двадцать лет, великий эмир. – И скрывается в дверях.

– Мне уже двадцать восемь лет, – говорит Тимур в задумчивости, садясь у своего любимого зеркала, – пора уже становиться эмиром. Я давно хочу быть единовластным правителем. И народ тоже этого хочет. Но я понимаю, что добиться такой власти почти невозможно в настоящее время. Наша страна как рассыпанный на куски дом. Любой враг без труда нами овладеет. Мы, как верблюжий помет: хан Балха Юльчи богат, это человек глупый, но наглый, каким был и его родственник – амир Сальдур. Правитель Ходжента – амир Баязит Джалаир – это человек не враждебный, он из соперничающих племен Барласа. Правитель Шабарганда – Мухаммед Ходжа, это человек, которому можно доверять, перетащить на свою сторону. Городами Кугиштана правит амир Багдасар, их тоже надо попытаться привлечь на свою сторону добром и хитростью. Хан Джилянской местности – Хазрат имам Кай Хисрарджилян – это богатый человек, но поддерживает амира Хусейна. Хан Самаркандский до самого Сирапуля – амир Хизралясаури, мне он нравится, но и ему доверять во всем нельзя! Однако главный враг мой – близкий мой родственник, мой дядя – Барлас. Как быть, Саид? Как, что ты посоветуешь?

– Надо разделить их и бить поодиночке, перессорить их между собой надо!

– Это правильно, но в своих улусах они полновластные владыки. Тяжело отнять власть у стольких сильных амиров!

Тимур ходит по комнате.

– Мне ясно, в открытую ничего нельзя добиться, только хитростью, только одна хитрость может мне помочь.

Он подходит к зеркалу, смотрит на себя.

– Каждому правителю в отдельности и тайно от других надо написать письмо и предложить вступить со мной в союз, чтобы общими усилиями избавиться от остальных правителей. Я уверен, что каждый из них втайне от остальных выразит свое согласие вступить со мной в союз, кроме Баязит Джелаира и Ходжи Барласа. С ними надо будет справиться другим путем. Саид, писцов ко мне, я буду диктовать письма.

– «Достопочтенный, Аллахом хранимый амир Юльчи Бугай Сальдур, хан Балха, – диктует Тимур, – тщательно вникнув во все обстоятельства дела, я предлагаю тебе воспользоваться тем, что жители Багдасара жалуются на несправедливости и притеснения своих ханов. Отправляйся туда, овладей этой страной, чем исполнишь ты волю народа и укрепишь веру ислама. Если ты сам не пожелаешь взять Багдасар, я лично пойду и овладею им, ибо для меня милостиво относиться к преследуемым и помочь справедливости – закон и слава. Подпись: амир амиров Турана – Тимур Барлас».

– Запечатать и немедленно отправить. Далее, – диктует Тимур: – «Хранимому Аллахом, предводителю Шабарганда, достопочтенному Мухаммеду Ходже. Мухаммед Ходжа, хочу сообщить, что город Балх – мать городов, – оставлен амиром Юльчи Бугай Сальдуром, который разорил собственный народ, направляется со своим войском для разорения Бадахшана. Будучи правоверным мусульманином и понимая, что милость Аллаха налагает на правителя строгие обязанности, я решил послать в Балх своего наместника для наведения порядка. Я предлагаю тебе, Мухаммед Ходжа, как справедливому и честному правителю, тоже послать в Балх своего наместника и владеть этим городом нам – сообща. Амир амиров Турана – Тимур».

– Запечатать и немедленно отправить. Думаю, Мухаммед Ходжа, желая предупредить меня, лично отправится в Балх. А если это не так, Саид, значит, я ничего не понимаю в человеке, ничего не понял, читая Коран о сотворении Аллахом человека из грязи и праха. Однажды эмиры рассказали, как Аллах сотворил первого человека – Адама. Ангелы, которые видели творение, стали роптать на Аллаха: – Ничего не выйдет хорошего из создания человека! – говорили они творцу. – Человек обязательно будет говорить ложь другим, не выполнять обещаний и убивать подобных себе людей! Словом – творить всяческие беззакония! Аллах непременно раскается в том, что создал человека!

– И что же ответил Аллах? – спросил Саид.

– Аллах отвечал ангелам, что он действительно давно предвидел злобу и неправду людскую, – сказал Тимур, – и потому он пошлет людям меч, который будет карать всех злых и лживых, чтобы истребить всякую неправду! Я так понял рассказ, что меч, карающий неправду, который Аллах посылает людям – это правители народов. Им многое позволено из того, что не позволено простым людям.

– Даже говорить неправду и убивать? – спросил Саид.

– Даже говорить неправду и убивать, – ответил Тимур, – если они это делают во имя распространения ислама и укрепления власти наследника Мухаммеда, и без воли Аллаха не делается ничего!

Во дворце амиров Багдасарских паника. Полуодетый амир Суль выбежал из гарема, где он получил известие о приближении Юльчи Бугая Сальдура. С трудом нашли в бане амира Джара, амира Джугая нашли спящим.

– Надо просить у Тимура помощи против проклятого Юльчи Бугая Сальдура, – кричит амир Суль.

– Но он в уплату будет требовать наши города, – сказал амир Джугай.

– Мы пообещаем ему города Хатлат, Арлат и Хазрет, которые принадлежат Хисроу Джулиану. Мы отнимем города у Хисроу Джулиана и отдадим их Тимуру.

Войска Юльчи Бугай Сальдура движутся по степи. Они приближаются к стенам Багдасара.

– Слава Аллаху, – говорит Юльчи Бугай Сальдур, – сейчас разомнем кости, кровь застоялась, хочется немножко помахать мечом.

В этот момент к нему подскочил гонец и протянул бумагу.

– Что такое? – удивленно спросил Юльчи Бугай Сальдур. Начал читать. – Поворачиваем! – завопил он.

– Разве вы не хотите больше присоединить к нашему отечеству Багдасар? – спросил начальник воинов.

– Какой Багдасар! – закричал Юльчи Бугай Сальдур. – Возвращаемся домой! Проклятый Мухаммед Ходжа захватил наши города и творит там беззакония!

– Юльчи Бугай Сальдур уходит, – радостно закричали с крепостной стены. – Слава Аллаху, – закричал амир Джар. – Слава Тимуру, – подхватил амир Джугай. – Надо подчиниться Тимуру, и тогда нам будет спокойнее.

Войско Юльчи Сальдура бешено врывается в Балх. Войско Мухаммеда Ходжи бежит. – Слуга шайтана! – грозно кричит Юльчи Бугай Сальдур. – Мне мало, что я выгнал Мухаммеда Ходжу из своего города, я накажу его наглость, я пойду на него войной! Возьму его город Шабарганд и разорю там все за то, что он сделал попытку овладеть моим городом Балхом! Свинья! Он хотел скушать меня, клянусь! Я отрублю у него то, с помощью чего он наслаждается в гареме! Велю это поджарить и заставлю его это съесть! С луком и помидорами! – И он злобно, кровожадно захохотал.

Тимур сидел за книгой и делал выписки из понравившихся ему мест, когда вошел Саид.

– Ваше превосходительство, – сказал Саид.

– Я тебя просил не называть меня так, – сказал Тимур. – Для тебя я твой школьный сверстник.

– Срочное письмо от Мухаммеда Ходжи.

– Он просит помощи? – спросил Тимур, не отрываясь от книги.

– Да, обращается к вам за помощью.

– Мы ему поможем, – сказал Тимур, – надо спасти Шабарганд от вторжения Бугай Сальдура, я хочу подарить Мухаммеду Ходже его собственный город.

– Сейчас собирать войско? – спросил Саид.

– К вечеру, к вечеру, – сказал Тимур, – не надо торопиться. Пусть Мухаммед Ходжа подождет. Чем дольше они будут дрожать от страха, тем преданнее и вернее они будут, тем надежнее я приобрету себе союзников. Пусть немного поколотят друг друга! Помнишь: «Дубинкой божьей божьего раба бьет божий раб!» Какая нам разница. «Божья, божья у тебя спина, дубинка тоже божья нам дана», – прочел Тимур, – пусть бьют друг друга, победителем буду я. Этот год начинается для меня счастливо!

Кричит, плачет ребенок на руках у счастливой Альджаль. Тимур берет у нее ребенка из рук, прижимает к груди взволнованно и говорит: – Этот год счастливый для меня, счастливый для ребенка. Ему имя Мухаммед, а также в этом году начались завоевания. И я к имени Мухаммед присоединяю имя – Джахангир.

Отдает сына Альджаль.

– Рождение сына принесло мне счастье. За исключением амира Баязита Джалаира и Ходжи Барласа, все правители теперь мои союзники. А от этих двух сильных противников я задумал избавиться хитростью.

– Тебя поддержит мой брат Хусейн, – сказала Альджаль, – как внук амира Казгана он имеет право на владение улусами своего деда.

– Я получил от Хусейна письмо, – сказал Тимур, – он направляется в Мавераннахр со своими преданными людьми.

– Ты поможешь им? – спросила Альджаль.

– В письме он просит моей помощи, чтобы осуществить свои замыслы. Ты моя жена – сестра амира Хусейна, и может быть, я в силу родственных отношений возбудил в нем желание овладеть Мавераннахром, чтобы вместе расправиться с врагами, но это была моя злая ошибка.

– Твои слова огорчают меня, – сказала Альджаль. – Я люблю вас обоих.

– Ты женщина, – сказал Тимур,— ты можешь себе это позволить. Сейчас враги со всех сторон, и мне следует думать, кого в данный момент ненавидеть меньше, а кого больше, моего родственника Хусейна или моего дядю Барласа, – целует Альджаль в лоб, целует сына, – иди к себе, иди, мне надо подумать, – садится перед зеркалом, долго смотрит себе в глаза:

– Хусейн или Барлас, – кто опаснее сейчас, Хусейн или Барлас? Чтобы исправить свою ошибку, надо сообщить Хусейну, что ему следует прежде завладеть Багдасаром, что это ключ к овладению Мавераннахром, Багдасар слабо укреплен и имеет слабых правителей. Как всякий трусливый человек, Хусейн коварен, и слабость вызовет у него кровожадность. Он совершит там много зверств и тем самым опозорит себя, настроит против себя остальных амиров. Теперь Барлас. – Саид, – позвал Тимур. Вошёл Саид, – У меня есть сообщение шпионов, что тесть Барласа составил против него заговор, чтоб посадить на его место своего внука.

– Да, – сказал Саид,— такие сообщения есть.

– Я вот что подумал, Саид, – сказал Тимур, – и мне кажется правильным сделать так, чтоб Барлас узнал намерения тестя. Да, да найти способ тайно сообщить ему об этом.

– Но ведь вы радовались, что таким путем удастся избавиться от коварного врага.

– Я передумал, Саид. Конечно, от Барласа хорошо бы избавиться, но Ходжи Барлас подл и глуп, а его тесть, как я узнал от шпионов, человек разумный. Барлас, конечно, тестя казнит, а мне будет благодарен.

Дождливым ветреным вечером Тимур совершил перед сном вечернюю молитву, когда Саид доложил, что приехал Барлас и срочно просит о встрече.

– Я так тебе благодарен! – закричал Барлас, едва увидев Тимура, – если б не ты, я был бы уже мертв. Они ведь хотели меня этой ночью зарезать. Если б не ты, я попал бы в большую беду, ты настоящий родственник.

– Отчего ж, – сказал Тимур, – вместо этого холодного вечера, вы наблюдали бы сейчас райские кущи, дядя, и слушали бы райскую музыку.

– Ты любишь пошутить, – усмехнулся Барлас.

– Какие же тут шутки, – сказал Тимур. – Дядя, а почему у вас руки в крови?

– Действительно, – глянув на руки, сказал Барлас, – я так спешил тебя поблагодарить, что не успел даже как следует вымыть руки, у меня и вся одежда была в крови, я едва успел переменить одежду, а вот в спешке не отмыл руки. Я не стал дожидаться палача, скажу тебе откровенно, я сам их зарезал. Я был так возмущен, ты должен меня понять, ведь если б ты меня не предупредил, они бы убили меня. Коварство, повсюду коварство. Ты слышал, что совершил амир Хусейн? Он овладел Багдасаром и без всяких причин казнил трех Багдасарских амиров.

– За такое злодеяние он получит возмездие в день Страшного суда, – сказал Тимур.

– Ты ведь доверял ему, – сказал Барлас.

– Ошибался, – сказал Тимур, – в нечистом мире хочется верить в искренность и милосердие, так учит нас Пророк, поэтому я считал искреннюю дружбу этого очень дурного человека прочной, я тогда еще не знал, что в его характере своеобразно соединились, подобно четырем стихиям, определенные свойства.

– О чем ты? Какие стихии?

– Те качества, которые, к сожалению, присущи не одному лишь Хусейну. Четыре дурных качества: зависть, скупость, жадность и высокомерие.

– Я с тобой согласен, – сказал Барлас, – если, например, взять моего подлого тестя, между нами говоря, мой родной сын, ведь он знал, что дедушка готовит против меня заговор. Я хочу обратиться к тебе за советом: не стоит ли отделаться от потомка казненного тестя?

– Дядя, можно ли так говорить? Казнить собственного сына!

– Но ведь он знал, что меня должны убить, он хотел занять мое место!

– А может, вы сами виноваты, дядя? Ваш брат, мой отец амир Тарагай, добровольно ушел в частную жизнь и уступил свое место мне, а вы ведь тоже стары, дядя, может, и вам надо уйти в частную жизнь?

– Ты умный человек, – сказал Барлас, – я понимаю покойного амира Казгана, который подписал грамоту о назначении тебя наследником и правителем. Такой правитель нам и нужен, при таком правителе спокойствие воцарится в стране.

– А разве не вы, дядя, говорили о моих великодержавных замашках?

– Клевета, клевета! Это Баязит Джалаир, он из другого племени, он действительно твой враг, а лучшего друга, чем я, у тебя нет. Хочешь, я могу поклясться на Коране!

– Не надо, дядя, не надо лишних клятв!

– Но теперь-то ты мне веришь?

– Верю, если вы послушаете моего совета и простите своего заблудшего сына, то считайте, что я вам поверил!

– Пусть будет так, – сказал Барлас, – я рад, что мы с тобой помирились, ты меня уговорил.

Он хотел обнять Тимура, но тот отстранился.

– Простите, дядя, я уже совершил сегодня обряд омовения, а у вас руки в крови.

– Я сегодня очень устал, – сказал Тимур Саиду, когда Барлас ушел, – я лягу спать пораньше, и буди меня, если только крайне важная и срочная весть.

Тимуру снилась большая река. Он стоял на берегу реки, и в руках у него был большой невод. Он закинул невод, который охватил всю реку и вытащил на берег одновременно всех рыб, населяющих воду. – Это предвестие твоего великого и славного царствования, – послышался голос с неба, – настолько славного, что все народы мира подчинятся тебе. Послышалась музыка. Два ангела взяли Тимура за руки, повели его и посадили на престол.

– Поздравляю со вступлением на престол великого хана! – сказал один из ангелов.

– Ты должен передать эту власть своему потомству, – сказал второй ангел.

Но в это время послышался стук, и трон, на котором сидел Тимур, начал шататься. Тимур открыл глаза, послышался стук в дверь.

– Кто это? – спросил Тимур.

– Срочная весть, – ответил Саид. – Гонец принес грамоту.

Было еще темно, рассветало. Тимур взял грамоту и прочел:

– «Я, Туклук, внук Чингисхана Хакан, сын Хакана Ханжете, приказываю тебе со всем народом и со всеми своими воинами присоединиться ко мне».

– Аллах поставил новые испытания на моем пути, – сказал Тимур.

– Может, срочно собрать воинов? – спросил Саид.

– Нет, – ответил Тимур, – это будет означать гибель. Туклук идет сюда с бесчисленным количеством воинов.

Степь дрожит от конского топота. Хакан Туклук, похожий лицом на деда своего – Чингисхана, скачет в окружении монгольской конницы. Всадники приближаются к реке и начинают переправу. Местное население бежит от них в страхе.

Паника в городе. Многие укладывают вещи на повозки. Крики. Испуганный Барлас вбегает к Тимуру:

– Ты получил грамоту от Хакана? – в панике закричал он.

– Получил.

– Только мы трое получили: я, ты и Баязит Джалаир!

– Это значит, – сказал Тимур, – Хакан Туклук знает, кто здесь главные амиры, и не считается с другими. Он умелый повелитель.

– Ты подчинишься?

– В грамоте заключается грозное, не допускающее возражений приказание, – ответил Тимур.

– Амир Баязит Джалаир с людьми и дарами уже отправился на поклонение к Хакану Туклуку, – сказал Барлас.

– А что ты мне посоветуешь?

– Я и тебе даю совет: не затевать войны с Хаканом Туклуком, а явиться к нему с изъявлением покорности, таким образом заслужить его расположение.

– Это дурной совет, – сказал Барлас.

– Ты учти, что при Хакане собралось много врагов нашего племени и много твоих личных врагов. Я слышал, что там и Тамулл, я советую тебе бежать. Беги в Хорасан!

– Я не буду ждать, когда мне отрубят голову, я как можно скорее переправлюсь через Джейхун со всем народом и добром и уйду в Хорасан.

– Я еще подумаю, – сказал Тимур.

– Думай, думай, пока Хакан, как барана, не сварил тебя в котле! Баран тоже думал, да в котел попал! – Барлас нервно засмеялся и выбежал.

– Может, он прав, надо бежать? – говорит Саид.

– Только одна дорога выведет меня из мучительного положения, – сказал Тимур, – совет моего уважаемого духовного руководителя, который после смерти святого амира Куляла стал мне духовным отцом.

Шейх Зайетдин Абубак возлежал на красной кушетке, обложенный книгами и рукописями.

– Я в тяжелой нерешительности, святой шейх, – говорит Тимур. – Последовать ли общему примеру и спасаться бегством в Хорасан или добровольно присоединиться к войску Хакана Туклука?

Шейх поднял на Тимура глаза из-под тяжелых век.

– Четвертый халиф Али привел такое изречение: «Если небо – лук, а судьба – стрелы, то стрелок сам Аллах!». Куда убежишь от него?

– Я понял, почтенный шейх, – сказал Тимур, – что Аллах велит мне действовать заодно с Хаканом Туклуком.

– Прибегни к самому себе, – сказал шейх. – Присоединись к Хакану Туклуку, потому что он тень Аллаха.

– Я сейчас же начну готовить дары, чтобы вместе с выражением покорности преподнести их Хакану Туклуку, – сказал Тимур. – Но мой отец амир Тарагай сегодня вдруг опасно заболел. Мне пока придется остаться при больном и ухаживать за ним.

Умирающий отец Тимура амир Тарагай лежит на подушке, положив бледную руку свою на руку Тимура. У изголовья умирающего мулла негромко читает Коран: «Сам Аллах старается примириться с теми, которые согрешили по неведению, и тотчас же раскаиваются. Аллах прощает». Тарагай шепчет:

– Помни, что все мы рабы Аллаха. Будь доволен всем дарованным тебе Аллахом. Будь ему благодарен за все милости к тебе. Повторяй непрестанно имя Аллаха, исповедуй его единство, будь послушным его велениям и не делай того, что запрещено.

– «Раскаяние бесполезно тому, – читает мулла, – кто постоянно делает дурные дела и только видя приближение смерти кричит: я раскаиваюсь! Для тех нет пощады, кто умирает неверующим. Мы приготовили для них строгое наказание».

– Не рви родственных уз, – с трудом произносит Тарагай. – Никому не делай зла, обращайся снисходительно с каждым созданием Аллаха, – он затихает.

Повозка с мертвым телом Тарагая останавливается у мазара Кисхат. Торжественный обряд похорон. Лицо Тимура залито слезами.

Печальный Тимур сидит с Кораном в руках, читает. Входит Саид.

– Хакан Туклук прислал вторую грамоту, – говорит он. Тимур берет грамоту.

– Он недоволен моим промедлением и послал против меня войска под предводительством Ходжи Мухаммед шаха. Надо немедленно выступить ему навстречу.

– Наши воины уже собрались, – говорит Саид. Тимур выходит во двор, полный вооруженными воинами и народом.

– Хакан Туклук зовет меня к себе, – говорит Тимур. – Он требует моего подчинения ему! – Раздаются выкрики: «Мы не желаем вашего подчинения Туклуку! Под вашей властью, о великий эмир, в стране установилось полное спокойствие! Мы – ваш народ, готовы силой оружия отстаивать свою независимость».

– Я понимаю ваши чувства, – говорит Тимур. – Я согласен с вами. Но на все просьбы моего народа я вынужден ответить: нельзя сейчас возмущаться и вести войска против Туклука! У него большое количество воинов. Нет теперь другого исхода, как подчиниться ему безусловно!

Тимур с воинами своими и дарами движется по степи. Навстречу в панике бегут люди, многие из них израненные, избитые, растерзанные. Увидав Тимура, с надеждой кидаются к нему:

– Помоги нам, эмир, спаси нас от нашествия Джетты!

Тимур опустил голову, проезжает мимо кричащих. Вот впереди, преследуя идущих, показались передовые войска Туклука. Воины Тимура хватаются за оружие.

– Оставьте оружие, – говорит Тимур, – мы идем с миром и добрым словом!

Он подъезжает к предводителю передового отряда:

– Благородный Мухаммед шах! Я спешу с воинами и представителями народа и дарами к Хакану Туклуку, чтоб выразить ему покорность. Прими, верный амир великого Хакана, скромные дары, прошу тебя также, вели не грабить мою страну и напиши от себя обо мне доброжелательное письмо Хакану, – сказав это, Тимур спешился.

Тогда Мухаммед шах тоже сошел с коня и обнял его.

– Я напишу письмо о тебе Хакану, ему и главному амиру Миркичикбеку и попрошу удержать наших воинов от грабежей.

– А где стан самого Хакана Туклука, да продлит Аллах его годы? – спрашивает Тимур.

– Он расположился в степи возле Ходжета, – отвечал шах.

Хакан Туклук важно восседал на коне в окружении своих приближенных. Тимур спешился, пошел пешком, поклонился Хакану и поцеловал его стремя.

– Да будет благословен твой приход, – сказал Тимур,— ибо имя твое Туклук означает «благословенный».

– Я доволен твоей покорностью, – усмехнулся Туклук. И посмотрел на повозки с богатыми дарами.

– Прости, великий Хакан, – сказал Тимур, – я задержал свой выезд на встречу, потому что должен был похоронить своего отца, амира Тарагая.

– Это похвально, – милостиво оказал Туклук, – мой великий дед Чингисхан всегда почитал старших своей Орды.

В шатре за чаем, лепешками и урюком Хакан Туклук сказал:

– Кое-какие люди из здешних мне плохо говорили о тебе.

– У меня, как у каждого человека, имеющего власть, есть враги, – сказал Тимур.

– Да, это так, – согласился Туклук, – вот и у меня повсюду враги, сейчас мне сообщили, что амиры Кипчакской степи подняли знамя бунта. Скажи, как мне лучше поступить. Самому ли идти на кипчаков и примерно их наказать или послать одного из богодуров наказать их.

– Если ты пошлешь кого-нибудь, – сказал Тимур, – то будет две опасности. Если ты пойдешь сам, то одна опасность. Умный человек – это тот человек, который предпочитает одну опасность двум.

Туклук захохотал:

– Ты умен, ты мне нравишься. Я весьма доволен, что ты добровольно присоединился ко мне. Скажи, как сделать власть мою прочной?

– Посмотри на этот шатер, – ответил Тимур, – твое величие подобно огромному шатру, который раскинут над всем Мавераннахром. Столбы, которые поддерживают этот шатер – справедливость. Веревки, на которых покоится крыша, – беспристрастие. Колья, которыми укрепляются палатки, – правда. Поддерживаемое этими тремя качествами твое величие, как колья, столбы и веревки поддерживают шатер. Всякий найдет спасение под сенью шатра. А идущий против – погибнет.

Хакан Тулук обнял Тимура и сказал:

– Ты мне нравишься, ты брат мой! Поедем со мной вместе осматривать владения?

Тимур верхом едет рядом с Хаканом Туклуком в сопровождении свиты. Все вокруг кланяются им. Амир Баязит Джалаир, подъехав, поцеловал Хакану Туклуку руку, а Тимуру сказал: – Благодарю тебя за то, что ты заступился перед великим Хаканом за наши земли. Прости меня за то, что я был к тебе несправедлив.

– Если лев перепрыгивает через сайгака, – сказал Тимур, – то прощает его и отпускает на волю.

– Ты хорошо ответил, – сказал Туклук, – я вижу, тебя уважают амиры Мавераннахра, как ты добиваешься этого?

– Хороших людей – поощряю дарами, – ответил Тимур, – дурных стараюсь исправить наказанием.

Городские ворота. Хакану Туклуку делегация горожан вручила послание.

– Читайте, – велит он своему приближенному.

– «О великий Хакан Туклук, мы – пострадавшие – приносим тебе жалобу на твоих приближенных, которые ограбили народ и продолжают его притеснять».

– Я ведь запретил грабить здешних жителей! – сказал Туклук и приказал начальникам отрядов немедленно вернуть все награбленное.

– Начальники оскорблены этим приказанием, – сказал Мухаммед шах. – Вот-вот может вспыхнуть бунт!

– У турок ум такой же узкий, как и глаза, – сказал Тимур, – чтобы добиться от них преданности, необходимо насытить их глаза и сердце.

– Хороший ответ, – опять рассмеялся Туклук. – Но я хотел бы с тобой посоветоваться, как поступить в подобных обстоятельствах?

– Не всегда воин грабит от жадности, – сказал Тимур, – иногда он грабит потому, что ему все время не выплачивают жалованье; снабжай своих воинов всем необходимым, а слугам своим плати жалованье исправно! Пусть твой воин будет убит, но жалованье его должно быть уплачено!

– Я очень доволен твоими советами, – сказал Туклук.

Тимур и Туклук вместе молились в мечети. После молитвы Хакан Туклук спросил Тимура:

– Как мне поступить? Кипчаки бунтуют, и амиры тоже взбунтовались!

– Я посоветовал бы вам, великий Хакан Туклук, – удалиться в страну Джетта, откуда вы пришли в Мавераннахр. А здесь, вместо себя, оставьте верного человека, который хорошо знает эту страну.

– Этот совет мне нравится, такой человек – ты! Я хочу отправиться походом на кипчаков с преданными мне воинами, дам им там пограбить и этим придушу бунт, а власть над Мавераннахром на время моей отлучки передам тебе.

Он позвал писцов и продиктовал:

– Грамота-направление: «Я – Хакан Туклук, отдаю страну Мавераннахр брату своему – амиру Тимуру. Я так сделал для того, чтобы избежать притязаний со стороны моих врагов и междоусобиц. Хакан Туклук».

– Теперь можешь отправляться прямо в Самарканд как правитель. Ты любишь Самарканд.

– Благодарю за доверие, – сказал Тимур. – Я люблю Самарканд, но там слишком много врагов, я сделаю пока столицей моей Шахрисабс (зеленый город).

Торжества в Шахрисабсе. Амиры, шейхи, улемы, саиды приносят Тимуру поздравления. Читается молитва.

– Такую молитву читают лишь для лиц, получивших власть хана, – шепчет Баязит Джалаиру Барлас.

– Я вернулся в Хорасан на родину, после ухода Туклука царит справедливость, а Тимур еще хуже Туклука, – ответил Барлас.

– Его величие возрастает с каждым днем, – сказал Баязит.

– Он овладел уже всеми городами Мавераннахра, а у него нет прав! Он потомок Кучули Богодура и незаконно принял верховную власть, – сказал Барлас. – Потомки Богодура не должны иметь власти.

– Надо образовать коалицию недовольных, – сказал Баязит, – надо прогнать и уничтожить Тимура, иначе он одних поработит, а других погубит!

Крепость Шадман. Возбужденная толпа. Амир Баян Сальдур в доспехах и полном вооружении выезжает из дворца и остается в толпе.

– Мы не признаем власти отступника Тимура! Он ее получил из рук чужеземца.

Крики: – Смерть! Смерть! Смерть отступнику!

– Я решил послать против бунтовщиков тебя! – говорит Тимур амиру Хазару, – по дороге ты соединишься с амиром Хусейном.

– Я счастлив, что именно мне поручено наказать бунтовщиков, – говорит амир Хазар.

– Иди, – говорит Тимур и обнимает Хазара. – Я сам отправлюсь следом.

Распахнутые ворота. Радостный амир Хазар и амир Хусейн выезжают навстречу Тимуру.

– Амир Баян Сальдур без боя бежал в большом страхе в сторону Багдасара, – говорит Хазар.

– Мы преследовали Сальдура, – говорит амир Хусейн, – но он укрылся в горах. Вместе с ним в горы бежали и многие знатные люди Багдасара. Вся область захвачена, поэтому если ты находишь нужным, то можешь возвращаться в свою столицу! А уж я сам позабочусь, чтобы бунтовщики более не захватывали власть в крепости Шадман, во всем Багдасаре.

– Крепость Шадман я решил пожаловать моему главному амиру Хазару.

– Благодарю Вас, ваше превосходительство! – говорит амир Хазар. – Я оправдаю доверие!

– Надеюсь, мне ты позволишь быть здесь, – говорит Хусейн, – поскольку я имею право на эти земли от деда моего, амира Казгана! Но тебе как нынешнему правителю я приготовил богатые дары. Вместе отпразднуем нашу победу.

Ночь. Остатки пиршества. Гонец торопливо приходит, стучит в дверь к спящему Хусейну. Сонный Хусейн читает письмо.

– Амир Баян Сальдур заключил союз с амиром Тамуллом, – говорит он испуганно, – они собрали много воинов, нечего и думать одному справиться с этим могущественным неприятелем. Надо послать Тимура, чтобы он вернулся и оказал мне помощь.

Тимур со своими воинами скачет ночной степью, преследуя отступающего Сальдура и Тамулла. Амир Хусейн выезжает навстречу Тимуру.

– Мне очень хотелось выручить тебя из беды, – говорит Тимур. – Теперь ты можешь спокойно владеть Багдасаром. – А я, наконец, могу вернуться в свой стольный город Шахрисабс.

– С Тимуром надо покончить общими силами, – говорит Барлас Баязиту.

– Да, жаль, что мы вовремя не поддержали Баяна Сальдура и Тамулла, – отвечает Баязит Джалаир.

– Он громит нас поодиночке, – говорит Барлас, – и вы не должны позволить ему соединиться со своим союзником. Надо преградить ему дорогу, устроить засаду! И в такой местности – Адха Джагатай.

Железные ворота вблизи Термеза, на берегу Амударьи.

– И это сделал амир Барлас, – говорит Тимур, – мой близкий родственник. Я хотел кончить дело миром, я написал ему письмо, напомнил о наших родственных связях, об услугах, которые я ему оказал, но он не обратил внимания на мое письмо. Что ж, если нельзя добиться мира, надо готовиться к войне!

Тимур обходит своих воинов.

– Амир Хазар с другими богодурами будут на правом фланге. Ты, амир Джугай, со своими воинами – на левом. А я буду в центре.

Яростный бой под ослепительным солнцем.

Ночь. Горят костры. Спят усталые воины. Стонут раненые. Тимур молится вместе с улемами и саидами.

– Надо броситься на вражеский стан сейчас, когда ночь, когда там глубокий сон, – говорит Тимур.

– Бои длятся уже три дня, – говорит амир Хазар. – Мои воины утомлены, наши силы на исходе.

– Я призвал на помощь Аллаха, – говорит Тимур, – пойдем в бой сейчас.

Усталые воины с трудом поднимаются на ноги, строятся в боевой порядок. Ночной упорный бой: крики, стоны, ржанье.

Рассвет.

– Все воины неприятеля разбежались, – радостно говорит Тимур. – Исправим после боя военные доспехи, приведем в порядок воинов, и начнем преследовать.

– Разве не будет отдыха? – спрашивает эмир Хазар.

– После полного разгрома врага, – говорит Тимур, – ты, амир Хазар, с передовым отрядом пойдешь за Барласом по направлению Самарканда. А я двинусь следом.

Усталые, измученные воины преследуют отступающего противника.

– Тимур – это тиран, – говорит амир Джугай, – он не считается ни с чем, лишь бы добиться власти!

– Перейдем на сторону Барласа, – говорит Хазар. – Повернем своих воинов против тирана!

– Амир Хазар, которому я верил больше, чем родному, поддался искушению шайтана, – говорит Тимур Саиду. – Надо послать ему грамоту, я ему предлагаю помириться. Ты послал ему грамоту, где я предлагаю ему помириться?

– Он не дал на грамоту никакого ответа, – говорит Саид. Изменник укрепляется на местности. Саридин готовится дать нам бой.

– Возьмешь мое знамя, – говорит Тимур, – я буду в резерве, Саид.

– Знамя Тимура, – кричит Хазар, – он сам ведет передовой отряд! Уничтожим Тимура!

Бой усталых, истощенных людей. То одни теснят, то другие. Тимур с резервом бросается на изменников. Они бегут.

– Пока Тимур жив, у нас не будет покоя, – говорит Барлас Баязиту Джалаиру. – Надо хитростью отделаться от него.

– Сам Тимур хитер и коварен. Такие люди часто попадают в ловушку. Надо заманить его в ловушку, – сказал Баязит. – Но не сюда, в Самарканд, сюда он не пойдет. Надо предложить ему встретиться где-нибудь в степи. Есть хорошая местность, около Шаша, там недалеко овраг и легко спрятать воинов.

– Он знает, что многие им недовольны, – говорит Барлас, – ему изменили даже самые верные амиры. Он, конечно, не доверяет и нам! Но все-таки попытаемся использовать его тщеславие. Кроме того, когда вокруг измена, он же должен искать союзников для своих тщеславных планов? Напишем ему письмо!

– «Мы – друзья друзьям великого амира и враги его врагам, – читает Тимур, – решили овладеть Ходжентом. Если ты веришь в нашу дружбу и верность, то присоединись к нам. Это для всех нас будет выгодно».

– Они хотят хитростью заманить вас и навсегда покончить с вами, – говорит Саид.

– Положение в Мавераннахре тяжелое, – задумчиво говорит Тимур, – вокруг вражда и измена, у меня мало воинов, чтобы навести порядок. Мне нужны союзники. Кроме того, Барлас – родной брат моего отца. Как правоверный я должен поверить правоверному?

– Если уж вы хотите им верить, то хотя бы возьмите с собой побольше воинов.

– Я пойду на соединение со всеми своими воинами, – сказал Тимур.

Тимур со своими войсками приближается к стану. Среди множества юрт и лачуг высится большой шатер.

– Я думаю, что это место, приготовленное для меня, – указав на шатер, тихо сказал Тимур Саиду.

Навстречу под звуки музыки вышли Барлас и Баязит.

– Не надо входить в шатер, – тихо шепнул Саид.

Но Барлас и Баязит обняли Тимура, один слева, другой справа, и дружески повели внутрь. Внутри шатра было много угощений.

– Ты сделал благое дело, что поверил нам, – радостно сказал Барлас и переглянулся с Баязитом.

– Но твой племянник, кажется, тосклив? – сказал Баязит и улыбнулся Барласу.

– Его не радует наша встреча? Мы его развеселим, – сказал Барлас. – Вот лучшее греческое вино, вот китайское мясо.

– Покойный Казган привил тебе любовь к китайской еде. Возьми этот кусок, – и протянул кусок мяса Тимуру.

– Я не люблю мясо с кровью, – сказал Тимур.

– О какой крови ты говоришь, племянник? У меня руки чистые, смотри, я их отмыл!

– Я говорю о той крови, которая течет у меня из носа. Я должен покинуть палатку. – Тимур резко пошел к выходу, Баязит и Барлас бросились следом, но перед ними появился Саид с обнаженным ножом. Воины Тимура поскакали навстречу. Тимур вскочил на коня.

– Аллах спас меня от верной смерти, – сказал Тимур, подхлестывая коня. – Милостью Аллаха я каким-то чутьем угадал намерение моих врагов. Давно моя жизнь не подвергалась такой опасности! Клянусь! Я им отомщу! Я почувствовал, что они сговорились покончить со мной тотчас после приема и угощения. Они это сделать не решились сразу, видимо, рассчитывали сначала меня напоить. А может быть, дядя хотел отравить меня, как он отравил амира Сальдура!? Но меня спас Аллах. Когда мне на сердце легла тревога неминуемой гибели, я стал в душе молить Аллаха спасти меня от смерти. К великому счастью, у меня пошла кровь носом, и враги мои растерялись. Да будь благословен Аллах!

– Да будь благословен Аллах за наше чудесное спасение, – сказал Саид. – Удачи час!

– К Термезу, – сказал Тимур. – Там правитель Алиджар Джали, который когда-то получил власть с моей помощью. Уж он-то должен быть мне благодарен!?

Недалеко от Термеза Тимур увидел всадников, расположенных в одну линию. В центре сидел на кобыле шейх Алиджар Джали.

– Дружески он нас встречает, – сказал Саид.

– Шейх Алиджар Джали выехал вперед, – крикнул Тимур, – он хочет воевать со мной!

– Да, – крикнул тот, отвечая, – я собираюсь отразить твое нападение!

– Разве я нападаю на тебя? Напрасно ты испугался! Я пришел с миром. Вспомни об услугах, которые я раньше оказал тебе. Хотя бы из простой благодарности не воюй со мной?!

– У меня много воинов, – ответил шейх, – больше, чем у тебя. И я надеюсь на свои силы.

– Ты, должно быть, не знаешь слов Корана, что столько раз небольшое ополчение побеждало большие полчища? По изволению Аллаха.

– Я начинаю бой! – крикнул шейх.

– Что же, начнем, – сказал Тимур.

После первого же натиска воинов Тимура войска шейха бросились врассыпную. Тимур въехал в Термез.

– У тюрков есть пословица: «Для тысячи воров достаточно одного комка глины». Эта пословица в бою с шейхом Алиджаром Джали вполне подтвердилась.

Шейх встречает Тимура пеший, целует его стремя и падает перед ним на колени.

– Что же ты не бежал к своему покровителю – амиру Баязиту, – насмешливо спрашивает Тимур.

– Я хотел к нему бежать, но побоялся, что он меня убьет.

– Я решил проявить к тебе великодушие, – сказал Тимур, – ты такой униженный и пристыженный! Я прощаю тебя и даю тебе много богатых подарков, как будто между нами ничего не случилось. Термез я возвращаю тебе, а сам возвращаюсь в свою столицу – Шахрисабс.

В Шахрисабсе Тимур принимает делегацию.

– Мы, знатные и простые люди Мавераннахра, явились к тебе с жалобой, что во всех городах и селениях страны народ изнемог от жестокости и несправедливости твоих правителей, – говорит глава делегации. – Необходимо, чтобы великий эмир, отличающийся своей храбростью и распорядительностью, сделался единым и полновластным правителем нашей страны.

– Я изумлен просьбой народа! И обещаю, что сделаю все, чтобы освободить Мавераннахр от жестоких и несправедливых правителей, – говорит Тимур.

Тимур в задумчивости сидит перед зеркалом.

– Надо как следует подумать, Тимур, – говорит он сам себе. – Надо подумать, кто может помочь мне освободить Мавераннахр? Хусейн? Я написал ему письмо. Он мне ответил, что согласен, но я знаю, он со мной неискренен. Нужно ожидать вероломства с его стороны! Значит, другого выхода нет? Надо написать письмо Хакану Туклуку, просить его вторично придти в Мавераннахр, чтобы навести порядок. Не хочется этого делать, я понимаю опасность моего замысла, но у меня нет сил самому навести здесь порядок. Придется для сокрушения своих врагов позвать чужеземцев.

Конница Туклука густой массой скачет по степи. Опять Тимур, встречая Хакана, вынужден покорно и униженно припасть к стремени Туклука.

– Эти дары, о великий Хакан, их прислали мне со всех концов Мавераннахра, – говорит Тимур, – племена, желающие избавиться от грабежей и насилия со стороны воинов Джетта.

– Я тобой очень доволен, – сказал Хакан, – грабежи и насилие я запретил, а с тобой я хочу кое о чем поговорить! Посоветоваться по многим делам, потому что ты давал мне прежде хорошие советы. Я пришел сейчас не один, со мной мой сын Ильяс Ходжа, я надеюсь, вы с ним подружитесь.

Во дворце Ходжента Тимур сидит по левую руку от Туклука, по правую сидит Ильяс.

– Положение Мавераннахра тяжелое, – говорит Тимур. – Люди, и простые, и знатные, терпят жестокость от несправедливых правителей.

– Я наведу порядок с помощью моих воинов, – самодовольно говорит Туклук.

– Это будет подвиг славный, – говорит Тимур.

– Пускай амиров, – говорит Туклук своим приближенным. Амир Баязит Джалаир входит и падает ниц перед Туклуком.

– О великий Хакан, – говорит он, – я выражаю полную покорность и готовность верно служить тебе. Я запер ворота Самарканда и двинулся к вам.

– Где ключи Самарканда? – сурово опрашивает Туклук. – Передай мне ключи!

– Видите, великий Хакан, он колеблется! – говорит Тимур.

– Великий Хакан, – говорит Баязит Джалаир, – я боюсь, что он лестью и коварством уговорит вас отдать ключи ему! – и указал на Тимура. – Он нагл и честолюбив, опасайтесь его!

– Немедленно убить! – говорит Туклук.

Воины убивают амира Баязит Джалаира.

– Голову отослать в Самарканд. Теперь другого!

На аркане втягивают Барласа.

– Что, опять хотел бежать от меня? – засмеялся Туклук.

– Племянник! – говорит Барлас, плача. – Заступись, мы ведь близкие родственники.

– Какой совет ты мне дашь? – спросил Туклук.

– Я вам советую поддерживать всеми силами в Мавараннахре добрых людей, – говорит Тимур, – а злых предоставить самим себе, чтобы они сами пожинали плоды своих злодеяний.

– Немедленно убить! – говорит Туклук. Воины убивают Барласа.

– Я очень доволен твоими советами, – говорит Туклук. – Мое расположение к тебе возросло еще больше. Даю тебе во владение Шахрисабс, Самарканд, вплоть до Балха. А насчет всего Мавераннахра мы еще поговорим.

Он прочитал поданное ему донесение.

– Вот, смешно просто! Мне сообщают, что амир Хусейн, эта пешка, выражает непокорность! Он со своими воинами остановился на берегу реки Вахш и собирается напасть на меня! На Туклука!

– Я тоже страшно удивлен дерзостью амира Хусейна, – говорит Тимур, – думаю, что он делает это с испуга. У него главный начальник воинов Кайхислай Джиляу, его можно подкупить. Можно пообещать ему крепость Шадман и Хаклан. Я уже троим пообещал эти крепости. Это заманчивое предложение, поищите четвертого.

– Хорошо, ты напиши такое письмо, а я пошлю против амира Хусейна мир Кичикбека. Мы с этим дерзким Хусейном покончим.

Хусейн вместе со своими воинами в страхе и изнеможении бежит. Скачет по степи, торопливо переправляется через реку. В изодранной одежде, без чалмы, карабкается на гору.

– Мир Кичикбек, – со смехом рассказывает смеющийся Туклук сыну Ильясу и Тимуру, – рассказал мне, что Хусейном и его воинами овладел невероятный страх. Его преследовали до самых гор Индустана и захватили большую добычу. Ты всегда подаешь хорошие советы, – говорит Туклук Тимуру, – Что теперь делать дальше?

– Покончишь с Хусейном, о великий Хакан, – говорит Тимур, – надо отправиться в Самарканд и убить там Баян Сальдура.

– Еще один хороший совет, – соглашается Туклук.

Туклук, Ильяс и Тимур въезжают в Самарканд. Народ приветствует их. Баяна Сальдура волокут на аркане.

– Великий Хакан, – лепечет Баян Сальдур, – припадаю к вашим ногам, выражаю полную покорность!

– Что ты скажешь, Тимур? – спрашивает Туклук.

– Неискренний, нехороший человек, – говорит Тимур.

– Немедленно убить, – говорит Туклук.

Баяна Сальдура убивают.

– Мир и слава вам, великий Хакан, – говорит Тимур. – Таким образом вы учинили порядок во всех городах Мавераннахра, очистили их от злых людей. Мир и слава вам, великий Хакан!

Туклук и Тимур подъезжают к дворцу. Музыка, крики толпы.

Тишина. Тимур в одиночестве сидит перед зеркалом.

– Тихо, – говорит сам себе, глядя в глаза: – Теперь опасный момент, до сих пор я проявлял умеренность и довольствовался малым, но теперь, когда все мои враги истреблены, какие советы подать Хакану Туклуку? Чтобы он сам ушел из Мавераннахра, а меня утвердил здесь правителем? Вот о чем подумать надо!

Пиршество. Туклук берет кусок жареного мяса и подает его Тимуру.

– Возьми из моих рук этот хребет быка как почетный дар! Мне говорили, что прежний правитель амир Казган приучал тебя к изысканной китайской еде. Но теперь тебе придется привыкнуть к простой пище, которой питался твой славный предок Кучули Богодур.

– Я всегда любил простую пищу, от которой становишься здоровее душой и телом, – говорит Тимур. – Люди, соблюдающие умеренность в еде, скромны и воздержаны во всем. Мозг их не заплывает жиром, и они ясно видят все вокруг.

– Что ж ты видишь вокруг?

– Великий Хакан, в Мавераннахре навели порядок. И сейчас самое удобное время овладеть Хорасаном, стоит только перейти реку Джейхун, чтобы захватить богатую страну.

– Я был бы готов последовать твоему умному совету, – говорит Туклук, – но ко мне, к несчастью, пришла плохая весть – амиры Джетты возмутились против меня и передали власть одному из потомков Чингисхана – Томликхану, поэтому я пригласил тебя, чтобы немедленно спросить твоего совета: что мне делать?

– Великий Хакан Туклук, нужно тотчас послать в Джетту побольше воинов, пока новый хан не успел укрепиться. При быстром способе действия удастся легко усмирить население Джетты. Если же наоборот, промедлить, то дело впоследствии окажется очень трудным.

– Я, кажется, согласен с твоим советом, – говорит Туклук. – Здесь, в Мавераннахре, оставлю вместо себя сына своего Ильяса Ходжу. Ильясу Ходже я пожалую грамоту на ханское достоинство, а тебя, Тимур, я поставлю первым визирем. Ты доволен, Тимур? Справедливый я правитель? Что ты думаешь?

– При первой нашей встрече я говорил вам, что такое справедливость, – сказал Тимур.

– Да, да! – сказал Туклук. – Ты очень хорошо говорил, – ну-ка, напомни мне, кратко.

– Всякая власть подобна палатке, которая опирается на столбы. Справедливость правителя – это столбы, на которых зиждется крыша власти. Без этой опоры власть разумная немыслима!

Туклук поморщился.

– Первый раз твои слова мне больше понравились, – помрачнев, сказал он. – В этот раз я что-то их не совсем понял.

– А я его понял, – сказал Ильяс, – в его словах намек на вашу несправедливость!

– Ты недоволен? – спросил Туклук. – Скажи мне прямо.

– Да, я глубоко обижен, что у меня отняли власть и что сделали главным начальником воинов, – сказал Тимур. – Такое унижение причиняет мне большое горе.

– Я потомок Чингисхана, – крикнул Ильяс, – а ты, Тимур, едва ли в родстве с Чингисханом?! Это твоя выдумка.

– Вы не должны между собой ссориться, – сказал Туклук, – вы нужны друг другу, чтобы без меня управлять страной! Мы с Тимуром ненадолго устранимся для беседы.

Он поднялся и позвал Тимура в небольшую комнату.

– Тимур, – сказал Хакан Туклук, когда они остались одни, – если ты очень недоволен моим распоряжением, то я покажу тебе завещание твоего предка – Богодура. – Принести доску! – приказал он.

Принесли доску.

– Вот здесь, на стальной доске для вечного хранения начертано, что наследственное достоинство хана предоставляется потомству Камальхана, а потомству Кучули Богодура – наследование высшей власти над всеми воинами. Согласен ли ты с этим завещанием? Скажи прямо, согласен ли ты с завещанием наших предков?

– Да, великий Хакан, – сказал Тимур, – я убедился, что назначение меня главным амиром воинов согласно с волей моих предков, и успокоился.

Они вновь вошли в комнату.

– Согласно давним условиям наших предков, – сказал Туклук, – ханская власть переходит по наследству от отца к сыну. – Обнимитесь, – сказал он Ильясу и Тимуру. – Завещание требует от представителей того и другого рода поддерживать друг друга, тогда они не будут враждовать между собой из-за власти!

Тимур и Ильяс обнялись.

– А своим амирам я приказываю повиноваться Тимуру, я отправляюсь против мятежников Джетты, а здесь оставляю надежный порядок.

Женский визг. Воины Ильяса силой выволакивают девушек, вяжут их и уводят.

– Жители Мавераннахра пожаловались мне, – говорит Тимур Ильясу, – что твои воины требуют предоставить им тысячу девушек, они уже четыреста девушек схватили!

– Я запретил им всякое насилие, – говорит Ильяс. – Ты ведь начальник амиров, почему они не обращают внимания на твои распоряжения?

– Кто-то велит им не слушать меня! – говорит Тимур. – В стране нет правителя.

– Значит, я не правитель? Я знаю, что ты всюду распространяешь слухи, что я не обладаю качествами, необходимыми для правителя!

—Но ты ведь никогда не был правителем?

– Я знаю, чего ты хочешь! Ты хочешь власти, ты нарушаешь повеление Хакана Туклука! – крикнул Ильяс.

– Хакан Туклук в переданной первый раз грамоте передал всю власть мне! А ты не обладаешь для того способностями.

– Ну, хорошо! Я покажу тебе свои способности, и тебе, и твоим саидам, которые агитируют против меня!

Воины Ильяса хватают саидов, бьют их, вяжут и волокут в тюрьму.

– «От насилия чужеземцев Джетты в мир пришло расстройство, – читает посланник Тимура, – люди уважаемые ограблены, имущество правоверных разграблено. Мы – факры, шейхи, саиды – решили как один подчиниться тебе, Тимур. Если приложишь все силы и истребишь чужеземцев, то все как один встанем за тебя! Если же не защитишь нас от чужеземцев, то в день Страшного Суда будем обвинять перед Аллахом».

– Чужеземцы Джетты схватили и увели в плен семьдесят саидов, – говорит Саид.

– Эта дерзость вывела меня из терпения, – говорит Тимур. – Наконец, все-таки пора действовать!

Слышен шум на улице. Перед домом Тимура большая толпа. Крики: «Ля-илля-Гадин, илляго Мухаммед, русуль улла. Нет божества кроме Аллаха и Магомет посланник его!» Один из кричавших «Аллах, Аллах!» вдруг упал с пеной у рта и забился в падучей.

– Они связали и бросили в тюрьму восемьдесят саидов, – кричит один из толпы. – Вот до чего дошла их наглость!

– Мы – правоверные, произнося исповедание Ислама, просим тебя, Тимур, освободить ни в чем не повинных саидов.

– В таком деле безумство свойственно храброму, и пожертвование жизни – источник жизни! – говорит один из народа.

– Эти слова меня воодушевили, – говорит Тимур. – Я ни с кем советоваться не буду, начну действовать решительно, надо быстрее двинуться в погоню.

Воины Тимура нападают на тюрьму. Жестокая схватка. Саидов освобождают. Утомленный схваткой Тимур засыпает быстро. Большая птица прилетела к нему во сне и уселась на руку.

– Эта птица Сагин, – тихо произнес кто-то.

Послышалось мычание. Много коров подошло к Тимуру, и он начал доить их.

– Это птица Сагин предвещает тебе счастье, – сказал чей-то голос. – Птица, усевшаяся на руку, означает могущество, а множество коров предвещает многие выгоды для тебя. А то, что ты освободил из неволи моих потомков, за это получишь награду. Аллах говорит, что три четверти твоих потомков будут правителями.

Хакан Туклук читает письмо, которое привезли ему два посланца Ильяса. Рядом, почтительно склонившись, сидит Тамулл.

– Тимур нарушил свое обещание и заповеди предков, – сердито говорит Туклук. – Я ему верил, верил, а он произвел возмущение против меня и пытался овладеть Мавераннахром.

– Он занимается тайными кознями против вашего сына Ильяса, великий Хакан Туклук, – говорит один из посланцев. – Он замышляет убить Ильяса Ходжу.

– Я давно говорил вам, великий Хакан, что он намерен восстать против вас и сделаться самостоятельным правителем, – говорит Томулл. – Я давно знаю его коварство. Это Барлас – род отступников. Они не только не имеют права на правление, они и Кучули Богодура не прямые потомки! Сказано: кто не ханского рода, тот не для народа. Кто не знает своего народа, тот бывает ненасытным.

– Немедленно убить! – сказал Туклук. – Вы его и убьете, – говорит он посланцам. – А чтобы все было по закону, я напишу грамоту с приказанием казнить Тимура за измену.

Два писаря в канцелярии правителя тасуют скопившиеся бумаги.

– Начальники ругают нас за то, что бумаги не отправляются, а правителя уже давно нет, некому подписывать, – говорит один из писарей.

– У тебя все перепутано, – говорит второй, – смотри, пьяный Бунимас, ты человек, не читающий молитвы, смотри, что у тебя в бумаге? Бумаги с рынка перепутаны с указами! Что это здесь у тебя? Это послано с мыльного и свечного рынка, перепутано с указами правителя! О, снимут нам головы!

Входит озабоченный Тимур. Писари кланяются.

– Великий амир, да продлит Хакан ваши годы, у нас скопилось много бумаг, подпишите их нам вместо правителя, который в отлучке. Тут по хлебному рынку, тут по свечному.

Тимур автоматически подписывает.

– А это что за бумага? – Тимур начал читать. – «Амира Тимура за чудовищную измену…» – Эту бумагу я беру с собой, – говорит Тимур.

– Хакан Туклук прислал грамоту с приказанием казнить меня за измену, – говорит Тимур Саиду. – К счастью, грамота случайно попала мне в руки. Невозможно без помощи Аллаха предохранить себя от совершенно не заслуженной казни.

– Мы примем меры предосторожности против убийцы, – говорит Саид.

– Надо понемногу собирать воинов и готовиться к выступлению, чтобы наказать чужеземцев, – сказал Тимур.

– По Самарканду ходят слухи, что Тимур готовится к выступлению, – докладывает один из амиров Ильяса.

– Немедленно собраться в одном месте, – говорит Ильяс. – Я получил от отца – Хакана Туклука – еще одну грамоту с приказом казнить Тимура.

– Наша тайна открылась, – говорит Тимур,— и придется отказаться от выступления. Население Самарканда, правда, подчиняется мне, но я не решаюсь открыто поднять знамя восстания.

– Убийцы тоже выжидают, – сказал Саид, – наверное, не знают, как удобнее исполнить задуманное.

– Наверное, они решили убить меня исподтишка, – говорит Тимур, – и ждут удобного случая, чтобы покончить со мной! Я опасаюсь измены со стороны окружающих меня амиров, надо под предлогом охоты выехать из Самарканда.

Тимур, Саид и еще несколько всадников подъезжают к мазару. Темнеет.

– Укроемся в этом мазаре, – говорит Тимур, – я очень утомлен всем происходящим. Хорошо бы крепко уснуть, чтобы восстановить силы.

Тимур ложится на землю, кладет голову на камень и засыпает. Утром, когда начало всходить солнце, большая птица уселась у него в изголовье и распрямила крылья, образовав тень.

Когда солнце было уже высоко, мимо прошло большое стадо баранов. Гуртовщик баранов, проходя мимо, сказал: «Без бека ты бек, без государства – ты государь».

Разбуженный этими словами, Тимур открыл глаза.

– Эти слова я принимаю за хорошее предзнаменование, – сказал Тимур Саиду, – я выспался хорошо, и то ли мне снилось, то ли наяву большая птица своими крыльями прикрыла мою голову, и лучи солнца нисколько не беспокоили меня. Все это не без покровительства Аллаха. Несмотря на то, что пришельцы Джетты горят сильной враждой против меня, я отважусь вернуться в Самарканд, ибо судя по всему Аллах поставил меня хранителем своего права. А посланник Аллаха вручил мне ключи от него.

Улицы Самарканда полны воинов Джетты. Тимур пробирается глухими переулками. Один из сторонников встречает его и тайно, шепотом говорит:

– Хакан Туклук прислал третью грамоту с приказом казнить тебя.

– Я должен посоветоваться с почтенным шейхом Зейетдин-Абубак-Таэ-Табайди, – говорит Тимур.

– Посланник Аллаха пошлет тебе помощь в задуманном тобой деле, – говорит шейх Тимуру.

– Эти ваши слова, почтенный шейх, приносят мне громадное успокоение, – говорит Тимур.

– Но сейчас я даю тебе совет, – сказал шейх, – немедленно удались в Хорезм. Всегда следует отступить перед превосходящими силами и удалиться от врага, которого не можешь одолеть. Так поступали пророки. Сказано: «Если нельзя сладить с врагами, которые превосходят тебя силой, следует искать спасение в бегстве». Так установлено и самим посланником Аллаха.

– Я последую совету моего духовного наставника, – сказал Тимур, – я лишь хочу знать, что меня ожидает в пути, и хочу загадать на Коране.

Тимур открыл наугад Коран и прочел:

– «Солнце течет к назначенному месту. Такова воля сильного и знающего». Я понял, что мое путешествие обещает быть благополучным. Я, почтенный шейх, окончательно решил двинуться в путь-дорогу.

– Всякое путешествие совершай по примеру посланника Аллаха, всякое дело начинай по благословению и с помощью Аллаха!

И Тимур вместе с шейхом Табайди помолился.

Тимур и его жена Альджаль, Саид и сопровождающие их всадники ночью выехали из Самарканда.

– Ильяс отправил за нами погоню,— говорит Тимур, – поэтому несколько дней будем скрываться в горах.

По горным тропам поднимаются они все выше. У одного из перевалов вдруг послышался топот копыт. Тимур и его спутники схватились за оружие. Но всадник, выехавший навстречу, приложил ладонь к груди и почтительно сказал:

– Амир Хусейн, который подобно вам тоже скрывается в горах, желает примириться с вами и просит вас присоединиться к нему.

– Передай амиру Хусейну, что я с радостью принимаю его предложение, – сказал Тимур.

– Я очень довольна увидеть своего брата! – говорит Альджаль.

– Амир Хусейн хочет, чтобы встреча состоялась в местности Сочик Адул, – сказал всадник.

– Я согласен, – сказал Тимур.

Тимур и амир Хусейн обнимаются и целуются.

– Я рад, что мы примирились! – говорит Хусейн. – Мы родственники и должны быть вместе.

Он обнимается и целуется с сестрой, Тимур целует жену Хусейна.

– Мы должны заключить меж собой тесный союз для изгнания чужеземцев, – говорит Тимур, – надо предложить правителю области Хавекхиви Тугулю Богодуру присоединиться к нашему союзу для спасения родины.

Тимур и Хусейн спускаются с гор. Тугуль Богодур выезжает им навстречу.

– Мир тебе, Тугуль Богодур! – говорит Тимур,— мы с амиром Хусейном просим тебя присоединиться к нашему союзу против чужеземцев – угнетателей нашей родины!

– Я не могу согласиться, – говорит Тугуль, – я дал обещание быть верным Ильясу, а у нас в Хиве кто не держит слова, тот не мужчина, но я вижу, что вы утомлены переходом и потому разрешаю вам остаться передохнуть и переночевать.

Тимур и Альджаль лежат в палатке.

– Мы скрываемся здесь как разбойники! – говорит Альджаль. – А наши враги царствуют!

– Что ж! – улыбается Тимур. – Если нас победят, то победят лишь разбойников, а если мы победим, то победим царей!

– Мы изгнаны отовсюду, а ты веришь в победу! – говорит Альджаль. – Скорее всего, мы погибнем, вокруг враги!

– Альджаль, я сам смертный и иду против смертных, а куда склонятся весы победы, зависит от высшего промысла!

– Что будет с нашими детьми, если мы погибнем? – говорит Альджаль. – Хакан Туклук верил тебе, может, он простит тебя, если ты покаешься и попросишь простить моего брата Хусейна?

– Альджаль, – сказал Тимур, – что сделано, то сделано! Налей-ка мне лучше вина! – и он поцеловал жену. – Вспомни, что писал Хайям: «Когда фиалки льют благоуханье и веет ветра вешнее дыханье, мудрец, кто пьет с возлюбленной вино, разбив о камень чашу покаянья».

– Что-то здесь не пахнет фиалками и вешними ветрами! – говорит Альджаль. – Я слышала шаги!

– Тимур, вставай! – слышен крик Саида. – Тугуль Богодур велел схватить нас и передать Ильясу Ходже!

В темноте мелькали всадники, слышен был звон оружия. Тимур и Альджаль полуодетые выскочили из палатки.

– Не отставай от меня! – крикнул Тимур, беря одной рукой повод лошади, а другой Альджаль. Бешено понеслись напролом. Вокруг скакали Хусейн, амир Хазар, амир Тугай, амир Сафаэтдин и остальные из отряда Тимура и Хусейна. Воины Тугуль Богодура, не выдержав напора, шарахнулись в стороны. Собрались в горах, перекликаясь в темноте.

– Слава Аллаху, все целы! – сказал Хусейн.

Тимур страшно ругался.

– Будь ты проклят, гнойный сифилитик, пусть загниет мясо на теле твоей матери. Кто не держит слово в Хиве, тот не мужчина – врет, как последний побитый камнями обманщик!

– Все пропало: палатки, еда! – сказала Альджаль.

– Сюда они не сунутся, особенно ночью! – сказал Хусейн. – Надо выставить часовых и передохнуть до рассвета, чтоб свежими прийти в Фабр.

Тимур лег рядом с женой на голые камни. Было холодно и неудобно, но от усталости быстро закрыл глаза. Черный ворон сел на плечо Тимура, и от тоски, сжавшей его сердце, Тимур заплакал. Рой мух со всех сторон слетелся к плачущему Тимуру. Он отгонял их, но они все летели и летели. Он задыхался от невозможности их отогнать и от усталости и ярости. Он открыл глаза, Альджаль трясла его за плечо.

– Ты плакал во сне,— сказала Альджаль.

Был холодный сырой рассвет. Поеживаясь, Тимур сел со скорбным лицом.

– Сон не освежил меня, – сказал он, – мне снился черный ворон, что означает предстоящее горе, и множество мух, что означает войска моих врагов, но все равно мне суждено победить их.

Тимур и Хусейн осматривают местность Фабра, идя пешком и ведя коней под уздцы.

– Нам надо подумать, как овладеть крепостью Хорезмшах, – сказал Хусейн.

– Я хорошо знаю этот город, – сказал Тимур, – я ведь в этом городе был когда-то правителем. В этом городе днем очень большая толчея, много стражи, и нам не удастся войти в него днем, лучше войти в него ночью, перед рассветом, а днем мы можем подождать у гробницы имама Абу Касила в селении Замахшар, недалеко от Хорезма.

– Слышны звуки, – сказал Хусейн, – пока далекие, но все ближе!

– Да, – сказал Тимур, – как будто из степи к нашему лагерю движется чье-то войско, я слышу топот коней и звон оружия!

Тимур вскочил на коня и выехал на возвышенность.

– Амир Тугуль Богодур! – кричит он. – Амир Тугай Бугай, срочно выехать вперед и разведать, что нам угрожает! А ты, амир Хазар, собери весь наш отряд! – Воины выстраиваются, амир Хусейн считает их.

– По счету оказывается, что мы располагаем всего-навсего шестьюдесятью воинами! – говорит Хусейн.

Возвращается амир Тугай Бугай:

– На нас движется Тугуль Богодур! – сказал он.

– Сколько у него всадников? – спросил Тимур.

– Много, может пятьсот, а может и тысяча!

– Наш ничтожный отряд я разделю на пять частей, – говорит Тимур, – в каждой части назначу начальника: амир Хусейн, амир Тугай Бугай, амир Сафаэтдин Кудейский, амир Садмаджи, – вы станете во главе отдельных отрядов из нескольких всадников.

– Нас так мало, что я и жена брата возьмем пращи, – говорит Альджаль.

– Я с избранным богодуром буду стоять на вершине горы, – говорит Тимур.

– Тугуль Богодур приблизился, – крикнул Хусейн.

Амир Тугай и Сафаэтдин со своими воинами устремляются на врага.

– Амир Тугай Бугай и Сафаэтдин очень храбрые воины, – говорит Тимур, – хорошо рубятся, хорошо! Много уже порубили.

– Они дерутся пешие! – кричит Саид.

– Под ними пали кони, пошлите им двух коней, – говорит Тимур. А сам слезает с коня и отдает одному из воинов.

Амир Хусейн успел вскочить на коня Тугуль Богодура, который упал со своего коня и бросился на врагов. Он окружен. Тимур пеший бросился на помощь, изрубил несколько врагов. Звон мечей, крики, вздохи, ржанье.

Вдруг слышен крик: «Ассаф – послеполуденная молитва!».

Опускаются мечи, стихает драка. С той и другой стороны воины становятся на молитву. Воины Тимура еще продолжали молиться, когда враг устремился опять на них.

Тимур и Хусейн рядом рубят врагов. Вместе с ними рубятся и остальные.

– Я сажусь на твоего коня!

– Садись на коня моей жены, – кричит Тимур.

Альджаль вскакивает на коня позади Тимура.

Бой кончается. Израненные воины Тугуль Богодура отходят.

– Не помогло им вероломство, – говорит Тимур, – не заслуживает похвалы Ильяс Ходжа – согласился бы на союз с нами, лучше было бы и ему и нам! А теперь, отчаявшись, останется в степи. Мы же двинемся в дальний путь. Сколько нас осталось? Семеро. Из шестидесяти – семеро! Потери отчаянные! И у Тугуль Богодура не больше пятидесяти осталось человек.

Едва остатки отряда Тимура спустились с горы, как остатки воинов Тугуль Богодура опять напали на них сзади.

– Как идти будем? – спрашивает Хусейн.

– Пойдем вперед, – говорит Тимур, – медленно, но пойдем.

Отряд Тимура движется с остановками, отбиваясь стрелами и пращами. Вперед выезжает Тугуль Богодур.

– Он хочет сразиться со мной, – говорит Тимур, – что ж, вступлю с ним в единоборство.

Тимур и Тугуль Богодур схватываются в единоборстве. Тимур сбивает Тугуль Богодура с коня, тот едва успевает вскочить на другого коня и ускакать.

– Я одолел его, – сказал Тимур, – он раскаялся, что сразился со мной. – Но и нам теперь крепость Хорезм не взять, придется уходить в страну туркмен.

– Впереди колодец, – сказал Тимур, привстав в стременах, – дальше степь кончается, начинается пустыня.

– Как бы не встретить нам разбойников, – говорит Хусейн, – здесь бродят шайки разбойников-туркмен. Их главный товар – рабы, особенно молодые женщины, которых они продают дорого. Может быть, мы вернемся назад?

– Раз уж мы отбились от войска, то уж как-нибудь отобьемся от разбойников, – говорит Тимур. – У колодца надо подкрепиться, купить у пастухов бараньего мяса и передохнуть.

Тимур и его спутники подъехали к колодцу и спешились. У колодца было много народа. Шла меновая торговля. Несколько пастухов брали воду для овец. Под ветвистым деревом сидело трое: ходжа и двое непонятно что за люди, у них на лицах виднелись следы от побоев. Ходжа громко распевал гимны из Корана, а двое его спутников молча, испуганно озирались.

Заметив Тимура, который мыл ноги у колодца, один из них подбежал к нему и, низко кланяясь, сказал:

– Великий амир Тимур, позволь мне поцеловать твои ноги.

Тимур брезгливо посмотрел на грязное небритое лицо кланяющегося.

– Я совершил обряд омовения и не хочу быть оскверненным.

– Тогда позволь мне хотя бы поцеловать пыль у ног великого Джахангира! Покровителя мира! – сказал человек.

– Кто ты? – спросил Тимур, несколько смягчаясь после этих слов.

– Я старый, немощный верблюд, – сказал человек, – я верблюд, который никому не нужен, которого никто не хочет купить. А кто покупает, требует деньги назад. Но туркмены не брезгуют даже дохлятиной, они продадут меня за драхму.

– Что ты занялся разговором с этим дураком? – сказал Хусейн. – Разве ты не видишь, что это комедиант, странствующий комедиант?! И тот, пожалуй, тоже, а ходжа слишком бел лицом, а одежда ходжи нередко служит прикрытием для лазутчиков и шпионов из греческого Рума.

– Да, господин прав, мы актеры, – сказал человек. – Мое имя Хатиф, а его Фурат, а ходжа настоящий. Тут господин ошибается. Мы странствуем повсюду, великий Джахангир, но мир тесен, я веселил публику на празднике вашего обрезания. Ваш почтенный отец амир Тарагай еще жив?

– Нет, он умер, – сказал Тимур.

– Мир праху его, а вам долгих лет жизни. А дядя, почтенный амир Барлас?

– Он тоже умер, – ответил Тимур, – но чего ты просишь?

– Только разрешения присоединиться к вашему отряду, – сказал Хатиф.

– У вас есть лошади или ослы? – спросил Саид.

– Нет, мы пешие!

– Вы нас будете стеснять, мы должны идти быстро! – сказал Саид.

– Хотя бы вместе здесь переночевать, – сказал Хатиф, – здесь очень опасно. Туркмены будут захватывать людей и продавать их на рынке.

– Прогони их, они мне не нравятся, – сказал Хусейн.

– Опасности они для нас не представляют, – сказал Тимур, – а я хотел бы поговорить с ученым ходжой. Он мне занятен, – Тимур улыбнулся. – Кто тебя побил? – обратился он к актеру.

– Зрители, – сказал, всхлипывая, Хатиф, – из-за денег я вынужден играть убийц. Хозяину всегда трудно найти комедианта на роль убийц. Они рискуют быть забросанными грязью, а иногда и побитыми камнями во время представления.

В это время, кланяясь, приблизился второй актер.

– Меня побили из-за него, – сказал Фурат, – я никогда не соглашался играть роль убийц, даже когда голодал, нас побили из-за него одного.

– Ты говоришь глупости, – закричал на партнера Хатиф, – господин согласился, чтобы мы вместе ночевали.

– Я играл роль маленькой сестры святого Хусейна – Рухи, – всхлипывал Фурат.

– Ты, с животом и бородой, играл Рухи? – захохотал Тимур.

– Прогони их, – сказал Хусейн.

– Они веселят меня, – сказал Тимур, – я слишком устал от крови. Я хочу немного посмеяться, а может быть, и поговорить с ученым ходжой, когда он перестанет петь свои гимны.

– Тогда мы будем ночевать отдельно, – сказал Хусейн, – сестра моя пусть ночует не с ними, – от них воняет. От них могут переползти вши. Я уже договорился в одной богатой юрте.

– Может быть, ты прав, – сказал Тимур, – Альджаль, иди с ним.

– Один добрый туркмен согласился за небольшую плату приютить нас и угостить ужином, – сказал Хатиф, – пойдемте, я покажу где, а ходжа придёт туда, как только кончит петь свои гимны.

Тимур сидел за чаем с Хатифом и Фуратом. В стороне сидел хозяин Хандузшан и его сын Бабишан.

– Прошу простить меня, – говорил Хандузшан, – сейчас приготовится ужин, мы люди небогатые – только вареная рыба и кислое молоко, зато у нас хорошая палатка, и прохлада освежит вас.

В палатку заглянул человек:

– У тебя тоже гости, Хандузшан? – сказал он. – Поздравляю тебя с гостями! – он незаметно подмигнул.

– И тебя, Абали! – ответил Хандузшан.

– Наше племя очень гостеприимно, и мы очень любим гостей, – обратился он, улыбаясь, к Тимуру и его собеседникам, – поужинайте и сладко уснете.

– Когда я еще был маленьким, – рассказывал Хатиф, – и учился актерскому ремеслу у одного шута, тот говорил мне: «Смотри и учись, как смешить людей, делая противоположное тому, что они просят, например, тебе скажут: уйди – оставайся, когда скажут оставайся – уйди. По утрам говори «добрый вечер», а вечером «доброе утро», если тебя просят уснуть – надо бодрствовать, и наоборот.

Сын Хандузшана рассмеялся, но отец прикрикнул на него:

– Чего ты своим смехом мешаешь людям, иди скажи, чтобы подавали быстрее ужин!

В это время вошел ходжа и благословил всех. Хозяин подал ему лепешки.

– Туркмен никогда не отпускает дервиша с пустыми руками, – сказал хозяин.

– Ты дервиш? – спросил Тимур, подавая ему деньги.

– Да, эфенди, – сказал дервиш, – мы, дервиши, живем своим благочестивым трудом, знаешь, у каждого найдется для нас какое-нибудь подаяние, но деньги мы никогда не берем. У дервиша деньги считаются грехом.

– А мы берем! – сказал Хатиф и рассмеялся.

– На кого похож артист? – спросил Фурат Тимура. – Знаешь? На нищего, у которого в левой руке комок грязи, а правой он просит подаяния. Если не скажешь ему «Возьми», он запачкает тебя.

Ходжа между тем вынул Коран из особого мешочка и начал читать.

– Куда ты идешь? – спросил Тимур у дервиша.

– По святым местам, эфенди, – сказал дервиш, – сейчас я иду в Хорезм, к гробнице благословенного ученого имама Касима Мухамеда Ибн Умари Аззамахшари, встретил в пути этих двух комедиантов и теперь мы идем вместе. В этих местах лучше не быть одному.

– Это правда, – сказал Тимур, – но лицо у тебя слишком белое для дервиша и взгляд слишком умный, как будто ты начитался много греческих книг.

– Моя память не осквернена греческой наукой и книгами, – сказал дервиш.

– Ты хитер и изворотлив! – сказал Тимур. – Но ты мне нравишься.

– Недостаток, который нравится царю, уже достоинство, – ответил дервиш.

– Почему ты называешь меня царем?

– Из желания говорить все наоборот, чтоб понравиться! – засмеялся Хатиф.

– Я умру с голоду! – сказал Фурат. – Чего не подают ужин? Хозяин, где ужин? – крикнул он.

Меж тем хозяин в соседней половине за занавесом ругал жену:

– Почему ты не кладешь цепи куда следует, где цепи? Немедленно найди и подай их. Почему ничего не лежит здесь на месте, где цепи?

Потом он обратился к сыну:

– Бездельник, негодяй. Почему ты не подсыпал опиум в чай, они бы уже давно заснули. Что из тебя получится, ты никогда не станешь настоящим мужчиной. У Белиля сын младше тебя, а он уже убил двух персов и захватил пятерых в рабство. Поэтому Белиль богат, а мы нищие! За двух персидских девушек, которых он продал в Бухаре, он купил десять верблюдов!

– Но ведь это не персы, это правоверные, – сказал сын.

– Молчи, бездельник! – раздосадованно сказал хозяин. – Все годятся в рабы, все! Разве одних неверных продают на невольничьих рынках?

– Хозяин, где ужин? – вскричал Фурат.

– Они требуют ужина, а могли бы спать в цепях, – сердито сказал хозяин. Надев на лицо улыбку, вошел с поклоном. – Прошу простить, сейчас, сейчас!

Вошел невольник в цепях с блюдом рыбы. Бабишан взял у него блюдо и подал. Потом он уселся неподалеку, глядя, как гости едят. Хозяин то входил, то выходил, успевая надевать на лицо улыбку, потом, выходя, опять снимал ее с лица.

– Я слышал, он ищет цепи, – сказал Хатиф.

– Но ведь с нами ходжа? – сказал Тимур.

– Это такой народ, – сказал Хатиф, – они продали бы в невольники самого Пророка, если бы он попал к ним в руки!

Хозяин, наконец, вошел, так и не найдя цепей, и сел неподалеку. Следом вошел невольник убрать пустую посуду. По окончании еды стали молиться. И хозяин, и его сын молились со всеми. Ходжа вымыл руки и все последовали его примеру.

– Аллах Акбар! – произнесли все и взяли себя за бороды.

Потом подали зеленый чай, халву и сладкий кумыс, невольник в цепях ходил и убирал.

– Хозяин, – спросил ходжа, – вы человек набожный, как же вы можете продавать своего единоверца в неволю вопреки постановлению Пророка, которое гласит, что каждый мусульманин свободен.

– Кхей, – ответил хозяин, – Коран – книга божья, конечно, благородней человека, а все-таки и Коран продается и покупается за несколько кранов.

– Наше туркменское племя неученое, – сказал сын, – но мы гордимся нашими братьями в такой стране Азербайджан, они очень ученые. – Бахши, – обратился он к Хатифу, – у тебя музыкальный инструмент, ты играешь и поешь?

– Да, я играю и пою за деньги и ночлег, – ответил Хатиф.

– Спой азербайджанскую песню, – если нам, туркменам, хочется послушать что-нибудь необыкновенное, мы просим азербайджанскую песню.

При свете костра Хатиф с дутарой, Фурат с бубном поют песню. Чем больше убыстряется ритм, тем сильнее и сильнее раскачиваются туркмены: горят глаза, слышны гортанные выкрики, тяжело дыша, вдруг вцепились себе пальцами в кудрявые волосы и раскачиваются взад, вперед.

– Хорошие воины! – сказал Тимур. – Они как бы вступают в бой сами с собой. Настоящий правитель в боевом походе всегда хотел бы иметь у себя туркменских всадников. Когда я буду правителем, у меня обязательно будут туркмены.

– Однако бедному путнику лучше с ними не встречаться! – сказал ходжа. – Надо постараться как можно быстрее покинуть эти места, чтобы не очутиться в цепях!

– Тебе и верно надо быстрее покинуть наши места, – сказал Тимур, – ты ведь итальянец или испанец, ну говори прямо, как тебя зовут?

– Николо, – тихо ответил дервиш, – я из Венеции, я уже не первый раз здесь. Но я не шпион, я путешествую по Азии, потому что хочу знать здешних ученых и поэтов. Я тоже поэт и перевожу на итальянский Омара Хайяма и Беруни.

– Прочти что-нибудь, – сказал Тимур, – чтоб я удостоверился, что ты не врешь. Прочти сначала по-нашему, а потом по-итальянски.

– «Если в городе отличишься, станешь злобы людской мишенью, если в келье уединишься – повод к подлому подозренью. Будь ты даже пророк Ильяс, будь ты даже бессмертный Хазар, лучше стань никому неведом, лучше стань невидимой тенью».

– Да, да. Тебе надо стать невидимой тенью, – сказал Тимур. – Уходи из этих мест. Я любитель поэзии и тебя не продам, но ты можешь попасться и другому, который стихов не читает. И он отрубит тебе голову. Если же ты когда-нибудь опять вернешься, привези мне из Венеции латинские книги: Аристотеля и других.

– Как я тебя найду?

– Ты меня найдешь, – сказал Тимур, – когда ты вернешься, ты меня найдешь. Ты можешь переночевать с моими людьми. Так безопаснее.

– Нет. Я лучше останусь с моими спутниками, – сказал Николо, – Мы пойдем пешком, и нам надо вставать с рассветом.

– У нас украли коней! – крик этот разбудил Тимура.

– Перед рассветом я пересчитал коней. Все были на месте, – сказал Саид. – А сейчас трех не хватает.

– Эти трое украли. Эти трое пеших, которые к нам присоединились, – сказал Хусейн, – я говорил тебе, их надо прогнать.

– Проклятый итальянец! – пробормотал Тимур. – Недаром говорят: «Ум итальянца занят у дьявола».

– Потеря очень чувствительная, – сказал Саид.

Проснулись и хозяева. Проснулся хозяин, его жена, его сын. Подошли, сочувственно кивая головой.

– Ай, нехорошо, – сказал Хандузшан, – это ходжа украл. Я сразу понял, он не ходжа – переодетый шпион. С женой моей нехорошо говорил. Говорил, почему мы кочуем? Неудобная жизнь.

– Я ему сказала, – вступила в разговор жена, – мы не такие ленивые, как вы, муллы. Мы не станем сидеть на одном месте. Человек должен двигаться, потому что все движется: Солнце движется, Луна движется, звезды движутся, вода движется, животные движутся, птицы и рыбы движутся. Только мертвые и земля неподвижны, – так я ему сказала.

– Ты хорошо сказала: «Только мертвые и земля неподвижны!» – улыбнулся Тимур. – Поэтому мы двинемся в путь.

– Как же в путь пойдете без коней? Подождите до завтра, – сказал хозяин, – вместе пойдем. Мы тоже кочевать дальше будем, в местность Махмудья. Там старый колодец.

– Нет, нам надо торопиться, – сказал Тимур. – Из-за кражи коней моя жена и жена Хусейна будут вынуждены идти пешком.

Маленький отряд движется по барханам. Вокруг тишина и пустота. Мужчины едут на лошадях, женщины идут пешком, держась за стремя, утирая пот.

– Красивая местность, – говорит Тимур, – солнце красиво освещает пески.

– Жаль только, – говорит Хусейн, оглядевшись, – отовсюду можно ожидать врагов.

– Тише говорите, – вмешивается Саид, – в пустыне слова слышны далеко.

– Погибнуть здесь легко, – шепотом говорит Тимур, – сделаем привал. Попросим в своих молитвах о безопасности.

Все молятся.

– Смотрите, люди, – шепнул Саид.

Впереди мелькали фигуры.

– Построимся в боевой порядок! – говорит Тимур. – Женщин поставим позади себя, если надо, будем защищаться силой оружия, в пустыне каждого человека следует встречать с оружием в руках.

– Туркмены! – крикнул Хусейн. – Разбойники.

– Они обычно нападают в уединенном месте, – сказал Саид.

– Может, они принимают нас за воров, – сказала Альджаль, – потому хотят напасть на нас?

– Они знают, кто мы, – сказал Тимур,— знакомые лица. Смотри, вон хозяин и его сын!

Туркмены бросились со всех сторон одновременно, небольшими группами. Но когда они приблизились вплотную, вдруг один из них закричал:

– Амир Тимур, это амир Тимур!

– Мухаммед Ходжа! – обрадовался и Тимур. – Это Мухаммед Ходжа!

– Я сразу узнал тебя, благородный Тимур! – соскочив с лошади и бросившись к ногам Тимура, сказал Мухаммед Ходжа. – Молю тебя, прости моих сородичей, прости оскорбления, которые они нанесли тебе и твоим спутникам, не зная, кто ты! Перед вами амир Тимур, правитель Мавераннахра!

– Благодарю тебя, Мухаммед Ходжа! – сказал Тимур. – Ты избавил нас от неминуемой гибели!

– Мы постараемся загладить свою невольную вину! – сказал Мухаммед Ходжа. – Будем вас угощать, дадим на дорогу съестных припасов и снарядим провожатых, такой закон нашего племени, недаром враги становятся друзьями-кунаками.

– Я не согласен, – тихо произнес Хандузшан, – почему Мухаммед Ходжа распоряжается? Такие деньги пропадают, особенно женщины. Если женщин повести в Хиву, можно хорошо заработать, а если на рынок в Бухару, можно заработать еще больше. Я не согласен, я отправлюсь к нашему эмиру Алибекджану Курбану и скажу, что в нашу местность пришли чужие люди с враждебными намерениями.

– Еще два дня пути, – сказал туркмен-проводник, – и мы достигнем твердой равнины, смотрите, впереди виден хребет!

– Горы, горы! – радостно закричали все.

– Слава Аллаху, мы уже близки к цели! – сказал Тимур.

– Песка становится меньше, – сказал Хусейн, – вон впереди облако пыли, наверно, стадо!

– Это не стадо! – тревожно сказал проводник. – Если ветер застанет нас в степи, то мы погибнем.

Стало темно, послышался сильный шум. Вначале им удавалось перекликаться, но затем голоса пропали. Все заглушил шквал. Тимур и Альджаль успели соскочить с лошадей, которые тоже поспешно легли. Ветер густым шумом пронесся, покрыв все тяжелым слоем песка. Когда Тимур и Альджаль выбрались из-под песка, вокруг никого не было.

– Эй! Эгей! – закричал Тимур. Ответа не было. – Они пошли в другую сторону, – сказал Тимур.

– У меня, кажется, лихорадка, – сказала Альджаль.

– Мы уже недалеко от места назначения, – сказал Тимур, – сделаем остановку на несколько дней. Может быть, наши люди догонят нас.

Тимур едет, поддерживая в седле Альджаль.

– Альджаль, потерпи, скоро колодец, еще не разоренный пастухами.

– Я не могу сама сойти с седла, – говорит Альджаль, – наступил мой последний день, Тимур!

– Потерпи, потерпи! – говорит Тимур, снимая ее с лошади. Лошади, измученные жаждой и ветром, торопливо пили. Но когда Альджаль выпила, ее вырвало. Тимур тоже попытался и плюнул. – Вода пригодна для животных, но не пригодна для людей, – сказал он. – Все-таки поспим здесь, может, здесь, у колодца, нас найдут пастухи, – сказал Тимур. Он обнял жену, и они улеглись, утомленные, прямо на земле и быстро уснули. Проснулись они оттого, что их окружили люди.

– Ты ведь не ходжа? – говорили они.

– Персы, – сказал Тимур, – не туркмены, а персы! Мы ушли далеко в сторону, мы в Персии.

– Пить, пить! – повторяла Альджаль. Подали сосуд.

– Хорошо, хорошо! – говорили персы. – Пей, пей! Пей кислое молоко смешанное с водой и солью, это помогает.

– Персы, – улыбнулся Тимур и вдруг заметил, что у всех окружавших их людей на руках и ногах цепи.

– Это персы-невольники, которые стерегут туркменских овец, – сказал Тимур. – Альджаль, надо идти дальше, чтобы миновать туркменскую степь.

– Не могу, – сказала Альджаль.

– Тогда придется ночевать здесь, – сказал Тимур.

Отряд туркмен пробирается ночью, ведомый одним из невольников. Невольник показывает на спящих Тимура и Альджаль. Туркмены набрасываются на Тимура и Альджаль и вяжут их.

– Зачем ты это сделал? – говорит проводнику другой невольник. – Разве ты не знаешь, что такое рабство?

– Мне за это была обещана свобода, – говорит невольник, – и я хочу увидеть своих детей и свою старую мать!

Туркменский эмир Алибекджан Курбан сидел на войлочной кошме и ел урюк, в то время как цирюльник брил ему бороду. Связанных Тимура и Альджаль привели и поставили перед ним. Туркменский эмир, ничего не говоря, продолжал есть урюк. Так в молчании прошло несколько минут.

– В тюрьму, – сказал он. Тимура и его жену поволокли и втолкнули в темную яму.

Тимур и его жена Альджаль в тюрьме, в яме. Рассвет. Тимур делает зарубки камнем на стене.

– Скоро уже два месяца, как мы томимся в этой кишащей паразитами темнице, – говорит Тимур.

– Солнце бывает здесь только рано утром, – говорит Альджаль. – Маленький луч ненадолго освещает край стены, я всегда жду этого момента, он длится недолго. Я хотела бы хотя бы перед смертью увидеть солнце. От темноты кожа у меня стала как киноварь. И от паразитов чешется тело.

Тимур сидит, сжав голову руками.

– Надо вырваться отсюда, – говорит он, раскачиваясь, – выбраться любой ценой! Вчера один из стражников, которому я обещал щедрую награду за помощь, не дал мне никакого ответа, но и не ругался. Может, он задумался.

Слышны шаги, в дыру просовывается голова стражника:

– Эй, что ты разболтался!?

– Подумай о награде, которую я тебе обещал, – говорит Тимур, – принеси лестницу.

– Я могу принести веревку, на которой тебя повесят! – и стражник захохотал, позвал других стражников, чтобы посмеяться вместе.

– Проклятый, – говорит Тимур, отходя от дыры, – проклятый! Жеватели опиума! Плуты! Паразиты! Меня охватывает глубокое отчаяние, когда смотрю вокруг, когда вижу эту темницу. Мне чудится весь созданный Аллахом мир. Аллах задумал мир как прекрасный рай! Но мир этот попал в руки еретиков. Все прекрасные страны на свете перешли в руки еретиков, отступников или неверных: Индостан, Китай, Персия, Россия, Греция, все, все в руках еретиков! И наша любимая родина Мавераннахр в руках отступника Туклука и его глупого сына Ильяса! А меня лишили власти и почета. Я должен бежать, скитаться по диким степям дикой Туркмении, меня бросили в тюрьму! Меня, которого сам Аллах предназначил высоко поднять Вселенную. Меня бросили в темницу, недаром говорил Пророк: «Мир – это верным темница, неверным – рай!». Но я клянусь Пророку, что я выполню его пожелания! Сначала я освобожу свою родину, а затем и весь мир. – Отсюда, – закричал он совсем громко, в лихорадке, блестя глазами, – из этой смрадной ямы начнется мое движение к власти над миром!

– Эй! – просунувшись в дыру, сказал стражник, – если ты будешь кричать, то я пущу к тебе скорпионов.

– Принеси лестницу! Ты станешь богатым человеком, – говорит Тимур.

– Может быть, тебе еще принести коврик, чтобы ты подкрепился на нем?! Подать куски нежного мяса козленка, жареных кур, яйца, мягкие, как задница?! А? Принести тебе все это, а?! Ты, висельник! – и он опять захохотал.

Альджаль подошла, обняла Тимура, они уселись на камень.

Тимур положил ей голову на плечо, говоря хрипло:

– Если Аллах изменил свое решение за мои грехи, если мне не суждено стать Джахангиром, то лучше совершить безумный поступок, вырваться во что бы то ни стало из этой темницы и биться снаружи за свободу. Если я освобожусь, то, значит, все-таки я угоден Аллаху. А если моя попытка не будет успешной, значит, Аллах отвернулся от меня, и я непременно буду убит, и мертвого меня похоронят на воле. Значит, так или иначе надо сделать безумную попытку, так или иначе выбраться на вольный свет.

– Смотри, Тимур, – вскричала Альджаль, – солнце! Я вижу его каждый день, но сегодня оно особенно как-то слепит и горит!

– Это знамение, – поднимаясь, сказал Тимур, – Аллах не оставил меня, я вижу себя на высоком холме, освещенном солнцем, обозревающим тысячи диких всадников на крепких конях с жаждущим крови оружием, готовых совершить геройские подвиги, всадников, которые стекаются под мое знамя из самых отдаленных районов, я вижу себя покорителем и победителем мира.

– Эфенди! – позвал его кто-то. – Эфенди!

В дыру смотрел молодой стражник.

– Ты думал о том, что я тебе говорил вчера? – спросил Тимур.

– Я думал, эфенди, я думал!

– Если хочешь спасти свою душу, получить блаженство на небе, получить награду на земле, принеси мне лестницу и меч.

– Возьмите, эфенди! – и меч вонзился в землю недалеко от ног Тимура.

– Свершилось, – сказал Тимур, – это рука Аллаха.

По веревочной лестнице Альджаль и Тимур поднялись наверх.

Стражники играли в кости, когда Тимур неожиданно появился перед ними с мечом.

– Я сейчас дерзко пройду мимо вас и никто не двинется из страха за свой живот. Не решится преградить мне дорогу, слышите!? Кто из караульных решится преградить мне дорогу, кто хочет, чтобы мой меч оказался у него в кишках?

Тимур бросился на них. Стражники, вскочив, разбежались. Держа Альджаль за руку, Тимур вышел на улицу. Вокруг были слышны крики: «Бежал! Бежал!». Тимур остановился.

– Мне стыдно за свой поступок, – вдруг сказал он, – разве может Джахангир, избранный Аллахом, бежать как последний вор. Прямо из темницы, вооруженный мечом, пойду я к хану Алибекджану Курбану.

Тимур пошел по улице, народ расступался перед ним. Он шел к хану Алибеку.

– Ты не ожидал меня, хан Алибек? – спросил Тимур. – Мне пришлось перенести много трудностей, однако я вырвался из твоей темницы.

– Амир Тимур, – сказал Алибек, – я чувствую уважение к твоей доблести и очень пристыжен. Я собирался освободить тебя сам, потому что получил два письма от моего брата Мухаммедбека Курбана. В первом письме он пишет, что если ты посетишь страну, подвластную мне, чтобы я принял тебя с надлежащим почетом. Но нехорошие люди не передали мне эти два письма сразу, не передали мне первого письма, я узнал только из второго письма, которое получил сегодня.

– Кто эти нехорошие люди? – спросил Тимур.

– Амир Хусейн, – сказал хан. – Он передал мне только письмо, в котором брат просит принять его хорошо, а письмо насчет тебя он мне не передал.

– Это неправда! – крикнула Альджаль.

– Правда! – сказал Тимур. – Твой брат коварен и подл. Он знал, что я сижу в тюрьме, и не сделал никакой попытки выручить меня, несмотря на то, что сижу с тобой, его сестрой!

– Я прочитаю тебе второе письмо, – сказал хан: – «Ты бесчеловечно и несправедливо поступил с амиром Тимуром, нанес ему тяжелое оскорбление, и я посылаю амиру Тимуру богатые дары, прошу тебя, непременно передай их ему. Затем, советую тебе, чтобы несколько смягчить твою вину, выпросить у Тимура прощение. Посадить на своего коня и отпустить его». – Потому прошу простить, что я не знал, кто ты! И жестоко обошелся с тобой.

– Ислам учит, – сказал Тимур, – быть терпимым к несчастьям, раскаиваться в своих дурных проступках и прощать, когда мы сильны и властны. Чувствуя свою силу, я прощаю тебя, хан Алибекджан Курбан.

– Я счастлив, что ты простил меня. Я дам тебе своего коня и двенадцать всадников для сопровождения, во главе с Богодуром Ширбаграмом. Куда ты пойдешь отсюда?

– В Хорезмскую степь, – ответил Тимур.

Отряд Тимура движется по степи.

– Всадники на горизонте, – говорит Ширбаграм, – в этой местности кочуют туркмены другого племени, потому надо быть готовыми к нападению.

Действительно, всадники приблизились вплотную, в боевом порядке.

– Они приняли нас за воров, – говорит Тимур, – я вступлю с ними в бой.

Но когда отряды сблизились, один из туркмен крикнул: «Амир Тимур!».

– Это Ахмат, – обрадованно сказал Тимур, – знакомый мне человек. Во время моего могущества он находился при мне и получил от меня много милости.

Ахмат что-то возбужденно говорит своим сородичам. Потом он во главе группы всадников медленной рысью направился к Тимуру.

– Он сумел успокоить своих сородичей, – сказал Ширбаграм.

– Амир Тимур, – сказал Ахмат, – я и пятьдесят всадников присоединяемся к тебе. Скоро здесь должен пройти в Хорезм богатый караван, и мы вместе сумеем обогатиться.

– У меня другие планы, – сказал Тимур, – мы хотим освободить нашу родину от чужеземцев.

– Я поговорю со своими соплеменниками, – сказал Ахмат.

Он коротко переговорил с ними, а затем опять обратился к Тимуру:

– Все равно мы останемся, ведь мы будем захватывать города, а это всегда доходное дело.

– Благодарю тебя, Ахмат, – сказал Тимур, – раньше я помогал тебе, теперь ты помог мне.

– Мы должны разбить здесь лагерь и послать во все концы конных гонцов, – сказал Ширбаграм, – пусть все, кто захотят идти сюда, присоединятся к нам.

Вечерний лагерь. Горят костры. Кипит плов в большом котле.

Гонец докладывает:

– Мубарак шах Юзбаши со своими воинами и подарками идет к нам.

Шумно в лагере, уже кипят три котла. Тимур и Мубарак едят и пьют рядом.

– Отряд из Хорасана, – докладывает гонец.

Во главе отряда Саид. Тимур и Саид обнимаются.

– Вот мы опять вместе, – говорит Тимур, – я уж думал, не увидимся! Мне было не раз предсказано, что я буду великим владыкой, поэтому я не теряю надежду снова овладеть Мавераннахром.

– Сколько ты привел воинов?

– Двести всадников, да много пеших, – ответил Саид, – Зайетдин амир Севарский тоже собирается присоединиться к нам.

– Нам надо обсудить, что делать дальше, – говорит Тимур.

Утро. В палатке у Тимура военный совет.

– Я считаю, что место, где мы стоим лагерем, выбрано неудачно, – говорит Зайетдин.

– Я тоже так думаю, – говорит Мубарак.

– Местность слишком открыта, а у нас мало воинов, чтобы ее защищать. А пойти прямо на Самарканд у нас тем более сил не хватает, – говорит Тимур.

– Из Бухары еще должны придти двести всадников, – говорит Зайетдин.

– Пусть они идут в Кеш, – говорит Тимур,— а сам я надену платье странствующего монаха и пойду к своему народу.

Тимур в нищенском платье странствующего монаха идет в сопровождении группы сторонников, тоже одетых нищими монахами, выкрикивая гимны и изречения из Корана.

– Время молитвы, – говорит Тимур, – надо совершить омовение водой, но лучше совершить омовение песком и пылью, которое пророк повелевает совершать в безводных пустынях.

Тимур и его люди натирают себя пылью и песком.

– Теперь нас совсем уж трудно узнать! – улыбается Тимур, глядя на себя в зеркало.

Вдруг показалось громадное облако пыли.

– Это конница,— сказал Саид,— кто-то выдал нас, мы пропали!

– Становитесь на молитву и приготовьте оружие! – сказал Тимур.

Движущаяся масса была уже недалеко.

– Они выстроились в колонну и готовятся к атаке! – сказал Тимур. – Неужели Аллах покинул меня!

– Они движутся в общем ритме, – сказал Саид,— там тысяча умелых всадников!

Неожиданно вся масса остановилась. Это было множество диких ослов, выстроившихся в линию. Тимур засмеялся, засмеялись и остальные.

– Они видимо приняли нас за своих сородичей! – смеясь сказал Тимур.

Ослы повернули и помчались прочь.

– Хорошее предзнаменование, – сказал Тимур. – Аллах решил просто пошутить над нами, но мы должны принять его шутку всерьез.

Тимур поднял руки к небу и произнес молитву:

– Боже, Господи наш, дай нам знать благословенное место, ибо поистине ты лучший местодарователь.

Потом встал и сказал:

– Надо торопиться, наши люди ждут нас у реки Джейхун в условленном месте.

– Я рассчитываю отправиться к своему народу и набрать там воинов, – говорит Тимур одному из своих сторонников, – таковы мои планы. Ты, Кудши, пойдешь со своими людьми в Кеш.

– Зачем мне идти в чужую местность? – спросил Кудши. – Мои люди не хотят!

– Я строго-настрого приказываю! – сказал Тимур. – И как только дойдет до тебя весть, что я захватил Самарканд, немедленно явиться ко мне!

Ночь. Тимур со своими людьми входит в Самарканд. Стражники смотрят на них.

– Откуда вы? – спросил старший стражник.

– Мы ходим по святым местам, – говорит Тимур.

– Лица у них черны, как у эфиопов, а не как у правоверных! – говорит один стражник.

– Ты знаешь поговорку, – говорит Тимур, – кто правоверного даже в шутку назовет неверным, тот сам неверный! Подай лучше мне милостыню, чтоб я мог продолжить свой путь!

По темным улицам Самарканда растеклись они.

– Идите все по своим местам! – шепотом сказал Тимур. – А я спрячусь у своей сестры Тулканага.

Тимур обнимается с Тулканага.

– Сестра, никто не должен знать, что я у тебя! – говорит он. – Есть ли у тебя хорошее сухое место, где я мог бы провести это время, хороший сухой и чистый подвал?

По лестнице спускаются они в подпол, где стоят бочки с соленьями и гроздья сушеных фруктов.

– Здесь я буду тайно совещаться с людьми, полезными для задуманного дела, – говорит Тимур.

Ночь. Тимур один, ему не спится. Он по привычке вынимает свое зеркальце и смотрит на себя.

– Все готово, успели вдоволь запастись оружием, люди тоже готовы, можно начинать, но тревожно на сердце. Может, это оттого, что я целых сорок восемь дней не выходил из дома, не дышал свежим воздухом. Все готово и скоро должно свершиться. Я достоин власти, кто как не я достоин власти. Сколько раз я читал святую книгу, и она мне предсказывала победу, но кроме этой книги есть грешные книги неверноязычников, и в них человеком управляет судьба, в них мудрый, но дурной человек оказывается обманутым, или мужественный, но несправедливый человек оказывается побежденным, тогда не помогают даже святые молитвы.

Слышны шаги, тревожные голоса, входит Саид:

– Тимур, наши враги узнали, что мы тайно проживаем в городе!

– Проклятье! – говорит Тимур. – Неужели я подвластен судьбе?! Неужели я дурной и несправедливый человек!

– Мы начнем борьбу, – говорит Саид, – у нас достаточно оружия и людей!

– Нет, – говорит Тимур, – судьба против нас! В таких условиях, я считаю опасным оставаться в Самарканде. Отправимся из города в окрестности Кеша. Сколько готовились и опять неудача! – с горечью добавил он.

Степь возле Кеша. Горячий солнечный день. Тимур сидит в тени, прислонившись к полуразрушенной стене. Он пристально смотрит, как муравей пытается забраться на эту стену: взберется немного, упадет вниз, потом опять взберется, доберется до верху, опять упадет.

– Тимур,— позвал его Саид.

– Тише! – шепотом оказал Тимур.

– Ты отдыхаешь?

– Нет, я учусь!

– У кого ты учишься?

– У этого муравья. Он ползет, падает и опять ползет! Судя по тому, как он тычется в разные стороны, муравей слеп и хром, и видишь, с большим трудом он все-таки дополз до верха стены. Этот маленький муравей, и слепой, и хромой, упорством и настойчивостью достиг все-таки своей цели. Упорству и настойчивости надо учится не у львов и орлов, а у маленьких насекомых.

Подошли и другие спутники Тимура… […]

– Но сейчас нам надо уходить! – сказал Саид. – Под Кешем нельзя долго оставаться, потому что сюда идут воины Джетта, а у нас всего пятьдесят конных богодуров, остальные пешие!

Движется отряд Тимура, впереди всадники, позади пешие.

– Табун лошадей, – говорит Ширбаграм, – захватим!

– Мы не в туркменских степях, – отвечает Тимур, – и я не занимаюсь грабежом!

Отряд подъезжает ближе. Хозяева табуна узнают Тимура и кланяются ему.

– Это подвластные мне люди, – сказал Тимур, – мне очень легко уговорить их уступить нам коней!

Отряд Тимура быстрой рысью движется в конном строю. Впереди блестит река.

– Смотрите! – кричит Саид. – На другом берегу Джейхуна воины Джетта!

– Нет, это наши люди! – говорит Тимур, – это Мубарак шах и амир Сенджавирский пришли, чтобы присоединиться ко мне. Радостная встреча! Теперь у меня собралось тридцать тысяч всадников, – говорит Тимур, – для захвата Самарканда. Сил пока не хватает, но с общего согласия пойдем к городу Карабызу и захватим его.

Ночь. Воины Тимура при звуках труб подходят к Карабызу. Разбуженные жители и воины заполнили степь.

– Надо послать к правителю Карабыза, чтобы щедрыми подарками склонить его сдать нам город. А пока, на всякий случай, приготовим штурмовые лестницы, – говорит Мубарак.

Рассвет, распахиваются ворота. Правитель со своими сторонниками выходит навстречу.

– Слава Аллаху, – говорит Тимур. Амир Магды польстился на мои обещания и вышел из города мне навстречу. Надо принять его с подарками и предложить ему роскошное угощение.

Пир. Еда. Питье.

– Мы очень довольны тобой, – говорит Тимур, – что волей Аллаха этой ночью Карабыз подчинился мне.

– Амир Хусейн просит принять его, – сказал на следующее утро Саид, войдя в комнату, где Тимур отдыхал.

– Пришел униженный, просить прощения, – сказал Тимур, – как это похоже на него! Подлый, коварный человек!

– Что ответить ему?

– Пусть войдет. Хоть Карабыз подчинился мне, наше положение очень затруднительное. Когда ни на кого нельзя надеяться, приходится вступать в вынужденный союз с негодяем.

Входит улыбающийся Хусейн.

– Как я рад видеть тебя, – говорит он, широко распахивая объятия, – а где моя сестра Альджаль? Я соскучился по ней!

– Альджаль я отправил домой, она болеет после тюрьмы.

– Ах! Это так ужасно! Я пошлю ей полезные для желудка китайские корни, сладкого салата в уксусе и меду. Ты не должен на меня обижаться, я не знал, что ты в тюрьме. Ты должен понять меня, среди этих туркменских дикарей я боялся за себя.

– Не будем об этом, – сказал Тимур, – перед нами общий, чужеземный враг и надо думать о борьбе с этим врагом.

– Да, ты как всегда прав, поэтому я и приехал.

– Я разделю власть над Карабызом и дань с Карабыза пополам, уступлю одну половину тебе, – сказал Тимур.

– Ты благороден, – сказал Хусейн, – но я тоже тебе хочу сделать подарок, чтоб ты не думал, что ты такой щедрый, я тоже щедрый. Хочешь, я подарю тебе русскую наложницу, которую я в Хорезме выменял за туркменскую лошадь? Ты ее увидишь и поймешь, почему я лучшего туркменского скакуна не пожалел. Она вчера как начала танцевать, покачивая бедрами, это привело меня в такое волнение, так закипела кровь, что я чуть при всех не вскочил и не прыгнул на нее сзади, – Хусейн захохотал.

Тимур и Хусейн, сидя рядом, смотрят на танец русской наложницы.

– Ну, что я тебе говорил? – засмеялся Хусейн. – Посмотри, какие у нее светлые волосы, они не крашены хной. Это дело природы. Посмотри, какой у нее румянец на белом лице! Я думаю, что у себя в России ее кормили медвежьим молоком. Посмотришь, как она сильна в работе! И во всем! Ты меня понимаешь? И смышленая! Я ее учу мусульманской вере. – Пойди сюда, Ксения! Расскажи, про что я тебя учил?

Ксения подошла, наморщила лоб:

– Про Сусейня, – сообщила она, – ты Сусейня! И учил меня про Сусейня, про святого Сусейня. У нас тоже святым имя дается.

– Это она про Хусейна говорит – Сусейня, – засмеялся Хусейн.

– Ну, расскажи про святого Хусейна? Внука Мухаммедова.

Ксения опять наморщила лоб и долго молчала.

– А те убили Сусейня, – наконец сказала она, – сусейновых детей и внучат Мохамедовых. Он их проклял. И семьдесят городов развалилось.

Хусейн захохотал. Ксения тоже засмеялась и уселась к нему на колени.

– Нет, теперь вот твой хозяин, – сказал Хусейн, – я тебя ему подарил.

– Тимур, – повторила Ксения и уселась к Тимуру на колени. Тимур отстранил ее.

– Знаешь, как она золотом умеет вышивать, – оказал Хусейн.

– Коран предостерегает мусульман от применения золотых нитей и украшений, – сурово сказал Тимур. – Я отошлю ее в свой улус, и старшая жена найдет ей работу на скотном дворе.

Тимур глянул, увидел смотрящие на него голубые глаза, сердце его вдруг встрепенулось, он постарался сохранить суровость и отвернулся.

– Ты уж слишком с ней суров, – сказал Хусейн, когда Ксения ушла. – Если бы я знал, то не подарил бы ее тебе, такую красавицу и для скотного двора!? Для скотного двора достаточно и безносой старухи.

– Шариат и улемы учат нас праведной жизни и предостерегают от прелюбодеяний, – сказал Тимур.

– А может быть, ты с ней так суров потому, что она тебе понравилась?! – Хусейн громко захохотал.

Тимур отвернулся.

– Прибыло посольство владетеля Сейстана, – сказал Саид.

– Это неожиданно, – сказал Тимур, – но это радует. Я давно выжидаю удобного случая, чтобы отнять Кандагарскую область у бурийцев из Афганистана.

Входят послы, кланяются. Передают Тимуру дары.

– Владетель Сейстана – Анвар Малик Мухаммед просит великого амира Тимура заключить союз и помочь ему в большом предприятии, – говорит посол, – вас, великий амир Тимур.

– Отстраненным своими врагами от власти должно быть понятно горе амира Малик Мухаммеда, который тоже теперь в изгнании, но я старался жить в мире, а Малик Мухаммед враждовал со своими соседями, – говорит Тимур, – значит, теперь, побежденный, он бежал из своей страны?

– Да, он принужден был бежать и просит вас помочь. В награду за помощь он предлагает вам подарки – несколько крепостей.

– Я в Карабызе управляю не один, – говорит Тимур, – а вместе с амиром Хусейном. Передай ему часть даров, принесенных послами. Потом мне надо посоветоваться, как поступить.

Послы, кланяясь, уходят.

– Я думаю, – говорит Хусейн, – что один, без тебя справлюсь и помогу тебе. Амиру Мухаммеду Сейстанскому я помогу сам, зачем идти вдвоем, какая там армия? Погонщики верблюдов и прочие бунтовщики.

– Ты недооцениваешь упрямство сейстанцев, – говорит Тимур, – бой может быть жестоким! Поэтому возьми с собой Ширбаграма. Он хороший советник и хороший военачальник.

– Я буду твоим верным мечом, – говорит Ширбаграм Тимуру, – можешь верить мне и надеяться на меня как на самого себя!

После молитвы Тимур сидел перед зеркалом. Вошла Ксения и внесла дымящееся блюдо.

Тимур посмотрел раздраженно.

– Саид, – крикнул он, – почему эта девка не на скотном дворе? Я велел ее отправить.

– Повар заболел, – сказал Саид, – а она вкусно готовит.

– Что же она варит? – Тимур посмотрел на блюдо. – Разве это барат чугва? Это же какая-то христианская еда! Она меня еще свининой накормит!

И он бросил блюдо на землю.

Ксения продолжала стоять, смотреть своими голубыми глазами на Тимура. Тимур взглянул опять на нее мельком.

– Чего ты стоишь? Подбери!

Она наклонилась и начала подбирать осколки разбитого блюда. У нее были стройные крепкие ноги, крепкие бедра, высокая грудь.

– Что ты молчишь? – спросил ее Тимур.

– А что мне делать?

– Почему ты не плачешь?

– Я привыкла, господин! – сказала Ксения. – Меня все обижают. Только когда жила при матери и отце, меня любили.

– Ты сильно тоскуешь по дому? – спросил Тимур.

– Тоскую, господин, – сказала Ксения. – Земля у нас красивая, лесной бог украшает цветами землю, птицы поют! А зимой на санях ездят и блины едят.

– Кто тебя учил варить?

– Отец – хлебник, – сказала Ксения. – При нем печь хлеб научилась и стряпать научилась.

– Ты пробовал ее еду? – спросил Тимур Саида.

– Пробовал, вкусно!

– Ну-ка, еще принеси, пока она осколки собирает, – сказал Тимур Саиду.

– Вкусно, – попробовав, сказал Тимур, – только мало перца. У вас как это называется?

– Пельмени, – улыбнулась Ксения.

– Вкусно, – сказал Тимур, – как барат чугва, только лук надо с мясом, рубленный. Я тебя научу, сядь! – Ксения присела.

– Ты можешь идти, – сказал он Саиду. Саид вышел.

– Поешь!

– Спасибо, господин, я уже сыта.

– Садись, поешь!

– Как вам угодно, – она села, робко взяла пельмень и начала есть. Некоторое время они молчали, ели молча, потом переглянулись и оба засмеялись.

– Плохо тебе без отца и матери? – спросил опять Тимур.

– Плохо без заступников, – сказала Ксения, – и птенцы радуются под крылом у матери своей.

– Тебя амир Хусейн исламу учил? – спросил Тимур.

– Учил, только я ничего не понимаю.

– Значит, плохо учил! Всегда быть справедливым и милостивым, вот, в двух словах, чему учит ислам. Я тебя сам учить буду. Пророк говорит: обучить одного неверного важнее, чем тысячу верных.

– Я вашей милости, господин, радоваться буду, как дерево сухое теплому дождю.

Вошел Саид.

– Гонец амира Хусейна, – сказал он.

– Иди, Ксения, – сказал Тимур, – я подумаю, что с тобой делать.

Ксения поклонилась и вышла. Вошел гонец, подал бумагу, Тимур прочитал.

– Только вчера выступил и уже извещает, что амир Шахбаран возмутился против него. Если так пойдет дальше, не знаю, что с ним делать. Я должен идти ему на помощь, иначе мы не выполним задуманное. Нам немедленно надо выступать, – сказал он Саиду, – надо вытащить Хусейна из говна, куда он попал. Он может погубить все дело.

Войско Тимура приближается к Сейcтану. Навстречу Тимуру выходит амир Малик Мухаммед Сейстанский с богатыми дарами.

– Амир Тимур, – говорит Малик Мухаммед, – я даю торжественную клятву: служить тебе верой и правдой до конца дней своих.

– Амир Малик Мухаммед, – говорит Тимур, – ты оказал мне самое широкое, радушное гостеприимство. Я вижу твою искренность и преданность и решил помочь тебе.

Тимур, Хусейн и Малик Мухаммед совещаются, как вести войну.

– В руки моих врагов перешло семь крепостей, – говорит Малик Мухаммед, показывая план. – Все они укреплены. В этой хранится большое количество хлеба, в этой – склады оружия.

– Начнем с хлебной, – говорит Тимур, – напасть надо внезапно, ночью. Приступ вести одновременно со всех четырех сторон.

Жестокий ночной бой. Поднимается солнце, бой продолжается. Опускается солнце, темнеет. Войска Тимура и Хусейна врываются в крепость.

Большие хлебные склады. Амир Хусейн распределяет зерно между своими.

– Отчего амир Хусейн не спрашивает тебя, Тимур? А делит по своему усмотрению всю добычу?

– Среди своих! – говорит возмущенный Саид.

– Словно я не принимал никакого участия в захвате крепости, – говорит Тимур, – но я запомню это и присоединю к другим неправдам Хусейна. Двинемся к другим крепостям.

Бой во второй крепости. Воины и вооруженное население делают вылазку. Рукопашная. С трудом воины Тимура заставляют врагов отступить.

– Пришлось употребить немало усилий для того, чтобы снова загнать их в крепость, – говорит Саид, утирая кровь с лица. – Клинком мне чуть глаз не зацепили.

– Теперь, не теряя времени, нашим богодурам надо забраться на вал для того, чтобы запереть жителей в крепости и поставить их в безвыходное положение, – говорит Тимур.

– Аля ман! Аля ман! – кричат жители. («Пощади, пощади!»)

Амир Хусейн со своими воинами врывается через заставленные сторожами ворота и начинает грабеж. Тимур въезжает в крепость, грабеж в разгаре.

– Амир Хусейн разделил меж своими богодурами добычу, взятую во второй крепости, опять не спрашивая согласия, – говорит Саид.

– Я прощаю амиру Хусейну и эту его вину, – говорит Тимур. – Но теперь уж постараюсь опередить его. Пока он здесь грабит, пойду к третьей крепости.

Высокие стены, башни. Глубокие рвы.

– На этот раз нам придется иметь дело с почти неприступным укреплением, – говорит Тимур Саиду, разглядывая крепость. – Надо спешить всадников и ночью окружить крепость со всех сторон.

В крепости тихо. Воины спешиваются.

– В крепости тихо, – говорит Саид, – воины и население, по-моему, спят богатырским сном. Пойдем на штурм!

– Нет, – говорит Тимур, – сначала надо запастись арканами.

Он обращается к воинам: – Приказываю всем запастись арканами!

– Аркан хорош в одиночном конном бою, – говорит один из воинов, – чтобы стаскивать врага с лошади, а при штурме крепости я не слыхал, чтоб применяли арканы.

– Мы применим арканы впервые, – говорит Тимур, – надо только удлинить веревки. Будем набрасывать арканы на зубцы крепостных стен. Без помощи арканов на такую стену не взобраться.

Воины забрасывают арканы и взбираются на крепостную стену. Рассвет. Спит город.

– Теперь призовем имя Аллаха, – говорит Тимур, также взобравшийся на стену. Приказывает трубить в трубы. Звуки труб. Тимур с воинами устремляется вниз, внутрь крепости.

Тимур за утренней молитвой. Мимо него гонят большую толпу связанных людей.

– Много взяли при штурме в плен! – радостно говорит Саид. – И богатая добыча досталась. На этот раз опередили Хусейна.

Саид делит добычу между своих воинов. Хусейн въезжает в крепость, смотрит мрачно и раздраженно на делящих добычу воинов Тимура. Но приблизившись к Тимуру опять улыбается.

– Я получил весть о твоей удаче, – говорит он, – и лично решил принести поздравления с захватом неприятельской крепости. Слух о твоей блестящей победе, Тимур, пошел по всему Сейстану.

Улыбается и Малик Мухаммед:

– Поздравляю тебя, – говорит Малик Мухаммед.

Правитель Сейстанский Малик Мухаммед ночью принимает делегацию.

– У меня грамота от остальных четырех крепостей, занятых Тимуром, – говорит посланник. – Воины и жители выражают желание без сопротивления сдать крепости тебе, амир Малик Мухаммед, нашему законному правителю. Зачем нам рисковать. А то, если Тимур овладеет всеми крепостями, он и тебя лишит Сейстана и нас истребит.

– Я с вами согласен, – говорит Малик Мухаммед, – я его пригласил, чтобы он мне помог, а он все подчиняет себе. Мне не нравятся его великодержавные замашки. Обратившись к нему, я совершил ошибку.

– Население крепостей и другие жители Сейстана порешили общими силами напасть на него, на Тимура. Согласен ли амир Малик Мухаммед нас возглавить?

– Я согласен, – говорит Малик Мухаммед.

– Не хочешь ли сыграть партию в шахматы, – спрашивает Хусейн Тимура после совместного завтрака.

– Я люблю игру в шахматы, но давно уже не играл. Много лет назад мне это запретил тогдашний духовник – святой амир Кулял – как пустое времяпрепровождение.

– О, амир Кулял был слишком стар и все понимал буквально! – улыбаясь говорит Хусейн. – Если состоянию не грозит опасность убытка, а молитве пренебрежение, то тогда игра в шахматы приятное занятие двух друзей!

Он расставляет фигуры.

– Садись, поиграем!

– Что ж, попробуем, – говорит Тимур и усаживается за доску. Некоторое время они играют молча. Тимур делает ход конем, беря пешку.

– Тебе везет, – говорит Хусейн.

– Мне уж давно приходилось слышать, – говорит Тимур, – что тех, кому везет, преследует зависть.

– Зависть судьбы? – улыбается Хусейн.

– Я не язычник, чтобы верить в судьбу, – говорит Тимур, – я верю в предначертания Аллаха.

– Но согласись, – говорит Хусейн, – кроме святых молитв есть еще радости жизни. Эту русскую наложницу, которую я подарил тебе сгоряча, я хочу получить назад. Ведь она тебе не нужна. Ты отправил ее на скотный двор.

– Она мне нужна, – помрачнев, сказал Тимур, – она хорошо варит.

– Вот как? Ну хорошо! Я тебе дам хорошего повара, верни мне ее!

– Нет, она мне нужна, – сказал Тимур.

– Ну хорошо!

– Я не хочу, чтобы ты мне ее дарил, я тебе заплачу. Хочешь, белую арабскую кобылицу?

– Я не понимаю, почему ты так смотришь на меня сердито? А может быть, ты в нее влюблен? – Хусейн засмеялся. – Ты не обижайся, даже мудрые философы не пренебрегали своим телом.

– Я ценю истинных философов, а не вульгарных болтунов, – сказал Тимур. – Я забочусь о своем теле не как какой-нибудь похотливый козел, не напоказ и не пренебрегая им: тебе шах!

– Да, тебе везет! Однако позволь на правах родственника, искренне любящего тебя как мужа моей искренне любимой сестры, дать тебе совет: ты живешь слишком сложно. И хочешь слишком многого. А я спокойно беру то, что есть, и не нуждаюсь в том, чего нет.

– Дорогой брат мой, амир Хусейн, – сказал Тимур, – если уж ты начал такой разговор, то я могу тебе на это ответить вот что…

В этот момент вошел Саид.

– Амир Малик Мухаммед ночью тайно удалился от нас и ушел в Сейстан. Получена весть, что нам угрожает нападение сейстанцев.

– Что ж, от Малика Мухаммеда этого следовало ожидать, – сказал Тимур, – слишком горячо он клялся мне в своей верности.

– Хорошо, что я еще не успел ответить тебе, амир Хусейн. Мы могли бы очень сильно поссориться, а нам сейчас надо быть вместе перед лицом общего врага.

Туманное рассветное поле. Воины выстраиваются в боевой порядок перед боем.

– Надо поделить воинов на три части, – говорит Тимур, – ты, амир Хусейн, с одной частью богодуров составишь мое правое крыло. Ты, Саид, другое, расположишься слева, я сам буду предводителем третьей части, составлю середину боевого порядка. В первый ряд поставим стрелков-лучников, за стрелками воинов, вооруженных копьями.

– Они приближаются! – крикнул Саид.

– С нами Аллах, – сказал Тимур, – пошли мы.

Тимур с холма окруженный двенадцатью личными телохранителями следит за боем.

– Бой упорный, – говорит он, – пора и нам! – Он бросается в самую середину сражения. Лязг мечей, свист стрел. Две стрелы почти одновременно попадают в Тимура. Одна в правую ногу, другая в правый локоть. Разгоряченный боем, Тимур не замечает и, раненный, продолжает сражаться с торчащими в теле стрелами. Враги бегут, воины Тимура преследуют их.

– С помощью Аллаха мне удалось опрокинуть врагов и обратить их в беспорядочное бегство, – говорит Тимур.

– Ты ранен, – тревожно говорит Саид.

– Ранен? Только теперь я заметил, – говорит Тимур. Он слезает с коня. – Рана небольшая, немножко вытекло крови. Пить только вот очень хочется. – Он сделал несколько шагов и упал без сознания.

– Быстро лекаря, – говорит Саид, – надо вытащить стрелы, он потерял много крови.

Бледный Тимур лежит в саду под цветущим абрикосовым деревом. Ксения осторожно массирует ему тело специальной мазью.

– Слаб я стал, как ребенок, – тихо говорит Тимур, – мне теперь и ходить надо учиться, как ребенку.

– Выучишься, – говорит Ксения, улыбаясь, – я тебе матерью буду. Обопрись на меня.

Тимур с трудом встает и, опираясь на плечо Ксении, идет хромая.

– Рука не сгибается, – говорит он, – теперь левой рукой надо учиться многое делать.

– Выучишься, амир, выучишься! – говорит Ксения. – Бог захочет, выучишься. Отец меня в детстве учил: Бога любить, людей любить и будет тебе награда.

– Хорошая ты, Ксения, – говорит Тимур и целует ее, – Бога я люблю, а людей мне любить теперь не обязательно. Мне теперь, хромому и однорукому, людей особо понимать надо. Жизнь надо понимать не хуже муравья, чтобы до цели добраться. Всю злобу, которую я от многих людей испытал, собрать воедино, как тяжелый камень, и обрушить на их же головы.

– Не злись, милый! От злобы раны плохо заживают.

– Раны на теле заживут, а с врагами я посчитаюсь. А в чем я не прав, буду держать ответ перед Аллахом. Ты только, Ксения, дай мне свою любовь. Ты мне как наложница не нужна. Хочешь, я тебя на волю отпущу, в родную свою землю, пойдешь к отцу, матери, я тебе денег дам.

– Я очень хочу, но оставить тебя одного сейчас не могу.

– Благодарю тебя, Ксения. Ты меня очень обрадовала. Но устал я, прилечь бы!

Ксения помогает Тимуру лечь в постель.

– Саид! – зовет он. Входит Саид.

– Что ж ты про Хусейна ничего не сообщаешь? Уже давно послал его с двумястами всадниками в сторону Багдасана.

– Амир Хусейн овладел Багдасаном, – говорит Саид, – и все заботы направил на то, чтобы побольше награбить богатства. Он забросил все дела, управление страной. Все богодуры страшно злы на него.

– Что ж ты мне не сообщил?

– Не хотел тревожить, – сказал Саид, – пока раны не зажили.

– Раны уже зажили, – говорит Тимур, – где теперь Хусейн?

– Ахунбек с воинами Джетты напал на амира Хусейна, тот был разбит в бою и бежал в селение Шарку.

– Он погубил лучших моих воинов! – сердито говорит Тимур, – меня до глубины души возмущают дела амира Хусейна, но я ничего не могу сделать, чтобы загладить опять его ошибки. Все мои богодуры рассеяны по разным местам. Сколько мы можем собрать всадников?

– Не больше сорока.

– Проклятый Хусейн, когда-нибудь он будет держать ответ и за свою злобу, и за свою жадность, и за свою глупость.

– Не сердись, милый! – сказала Ксения, утирая вспотевший лоб Тимура, и поднесла ему кувшин.

Тимур жадно и долго пил.

– Саид, – сказал он, оторвавшись от кувшина, – надо собрать решительно всех воинов и моих телохранителей, всех, кто только может со мной следовать, идти с ними в горы и там встать на стоянку. – И сказав это, Тимур опять жадно припал к кувшину.

Среди гор движется небольшой отряд Тимура.

Тимур сидит, непривычно скособочившись, держа поводья левой рукой. Навстречу ему выезжают воины.

– Это Садык Барлас с отрядом воинов явился ко мне, – обрадованно говорит Тимур.

Тимур и Садык обнимаются.

– Я прежде служил тебе, – говорит Садык, – и мне приятно вновь служить тебе.

– Двинемся в долину Арсаф, – говорит Тимур.

Всадники движутся по дороге.

– Впереди черное пятно, – говорит Саид.

– Надо выслать разведчиков, чтобы неожиданно не наткнуться на врага, – говорит Тимур. – Возьми с собой трех человек, Саид.

Саид поскакал вперед, Тимур с тревогой смотрит ему вслед. Несколько минут напряженного ожидания. Саид возвращается с улыбкой.

– Это идет нам на помощь Кираджи Богодур с сотней всадников, – говорит он.

– Старый мой соратник Кираджи Богодур, – говорит Тимур,— благодарю Аллаха за помощь в такую минуту.

Еще более увеличившийся отряд движется. Гонец привозит письмо.

– Это от Хусейна, – говорит Тимур, – амир Хусейн выражает желание присоединиться ко мне, но просит для этого прислать ему воинов. Садык, возьмешь сорок всадников и иди помочь амиру Хусейну, скажи, что мы ждем его у реки в степи Арсаф.

Поздний вечер. Воины расположились на берегу большой реки у костров, где готовится ужин. Ярко сияет луна.

– Вокруг стана расположите сторожей, – говорит Тимур, – а я пойду помолюсь.

Хромая, с согнутой правой рукой Тимур медленно и долго взбирается на гору. Неподвижно сидит при лунном сиянии один.

– Наступает перелом в моей судьбе, – тихо произносит он, – отсюда, из долины Арссаф, я пойду от крайнего унижения к большой славе. Слепой и хромой муравей достигнет своей цели. Я пока еще слеп к путям судьбы и хром по велению судьбы, но Аллах управляет судьбой.

[…]

– Двести всадников я отправлю в сторону Балха, – говорит Тимур. – А тебя, Суб Богодур, я посылаю с поручением разведать и принести мне точные сведения, что делается в стране Джетта.

Термез. Пешие воины Танаб Богодура входят в город и начинают грабить лавки и базар. Крики. Ругательства. Вдруг появляются воины Джетта. Короткое сражение. Воины Танаб Богодура, обремененные продовольствием, бегут. Достигнув реки, начинают в панике переправу. Воины Джетты пускают им вслед стрелы, хохочут, глядя как воины Танаб Богодура, обремененные продовольствием и прочим добром, тонут один за другим. Мокрый, истерзанный Танаб Богодур появляется у Тимура.

– Тимур! – говорит он. – Нас постигло страшное несчастье. При переправе через реку Термез все мои воины с оружием и продовольствием погибли в волнах реки. Ни один богодур не возвратился к своей семье. Я сам уцелел чудом. Войска Джетта движутся на нас. Мой отряд был не в состоянии остановить движение их полчищ. Правда, несколько воинов Джетта мы убили, но остальные безнаказанно грабят окрестности Термеза.

– Надо непременно двигаться к реке Джейхун, – говорит Тимур.

Широкая река Джейхун. Множество людей на лодках, на плотах, с имуществом переправляются через реку.

– Ильяс Ходжа грабит окрестности Термеза и Балха! – докладывают Тимуру. Население Балха вынуждено переправляться через реку, чтобы встать под вашу защиту.

– Надо любой ценой выиграть время, – говорит Тимур. – Теперь богодур, который оказался счастливее Танаб Богодура, принес мне сведения, что амир Муса и некоторые другие амиры недовольны Джеттой и хотят переходить ко мне. Надо выиграть время.

На другой стороне реки появляются воины Джетты и останавливаются на берегу.

– Только река разделяет нас теперь, – говорит Тимур. – Ходжа Богодур, я снаряжу тебя послом мира к нашим врагам. Я поручаю тебе убедить наших врагов отказаться от враждебных действий против меня. Затягивай подольше переговоры. Поучай амиров Ильяс Ходжи любить человеческий род и отказаться от войны.

Ходжа Богодур стоит с Ильяс Ходжой и его эмиром. Он читает послание Тимура: «Все люди, населяющие Землю, составляют как бы одно тело, одно целое. Если кто нападает на других, причиняя ему беду, это равносильно тому, как если бы человек стал рубить собственное тело. Значит, всякое враждебное действие друг против друга лишено смысла. Война не нужна!».

– Я посоветуюсь со своими амирами и пришлю ответ, – говорит Ильяс Ходжа.

Ходжа Богодур стоит перед Тимуром.

– Твои слова, переданные мной, сильно подействовали на врагов, – говорит Ходжа.

– Значит, они отказались от намерения напасть на меня?

– Да, но они требуют, чтобы ты отошел от реки и двинулся с воинами обратно.

– Что же, – говорит Тимур, – пока сил у нас мало, я рад, что нам удалось без кровопролития примириться с врагом.

– Они уходят! – говорит Ильяс Ходже один из его амиров.

– Менглибу! Надо неожиданно переправиться через реку, – говорит другой амир. – И на том берегу поставить боевой порядок для нападения.

– Ильяс Ходжа не должен позорно возвращаться с боя, – говорит Менглибу. – Хакан Туклук будет этим недоволен.

– Воины Ильяс Ходжи нарушили перемирие и переправились через реку! – говорит в страхе Хусейн. – А воинов у нас мало.

Тимур оглядывает войско.

– Да, нас мало, – говорит он, – и противник числом превосходит нас. Поэтому злонамеренные люди убедили неприятеля напасть на меня. Но враги не учли, что мое войско состоит из отборных храбрых богодуров. Амир Хусейн, не надо смущаться малочисленностью наших сил! Я, наоборот, очень бодро настроен, вспоминая слова Корана. Сколько раз небольшое ополчение побеждало бесчисленные полчища, – по изволению Аллаха!

Вечер. Оба войска расположились друг против друга. Тимур и его союзники на совете решают, как быть.

– Я понимаю глубокий смысл слов Корана, – говорит Тимур. – Столь немногие с помощью Аллаха могут валить сильнейшего противника.

– А если и противник призовет на помощь Аллаха? – говорит Хусейн. – И Аллах, как судья, просто станет взирать с неба на наше сражение, никому не оказывая поддержку?

– Что решит Аллах – это дело Аллаха, – говорит Тимур, – а мы должны решить, как нам лучше врасплох напасть на воинов Джетта.

– Но меня все время не оставляет опасение за малое число наших воинов, – говорит Хусейн.

В ночной тиши перекликаются сторожа. Тимур обходит расположение войск. Вдруг тревожные голоса.

– К нам приближаются три отряда воинов! Враги начали нападение, – говорит Хусейн. – Они опередили нас.

– Тогда надо приготовиться как следует встретить их! – говорит Тимур.

Напряженное ожидание. Вдруг крик.

– Тимур! Это амир Муса! Мы к тебе на помощь! Мы восстали против Джетты и Ильяс Ходжи!

– Амир Муса! Амир Сулейман! Хвала Аллаху за такую чудесную помощь в такую тяжелую для меня минуту!

Поле боя. Раннее утро. Звон мечей. Конское ржанье.

Вечер. Усталые воины продолжают сражаться. Заходит солнце. Утомленные воины расходятся каждый в свой стан.

– Ну и день!— говорит амир Муса. – Ни одна из сторон не достигла успеха. – В иссеченных доспехах он устало опускается на землю возле Тимура.

Усталые воины ложатся неподалеку, где попало. Многие из них ранены.

– Вот мой отряд и вражеский одинаково выбились из сил, – говорит Тимур. – Но в моем распоряжении еще две трети воинов совершенно неутомленных. С этими силами надо ночью врасплох напасть на врага, который истомлен боем. Ночью.

Тимур во главе отряда приближается к вражескому стану.

– С нами Аллах! – кричит он.

– Аллаяр! – кричат воины. – Помоги, Аллах!

При звуке труб, с боем барабанов бросаются на врага.

Яростная схватка. Воины Тимура отступают под натиском упорно сражающегося врага.

Тимур на коне останавливает бегущих.

– Аллах предсказал мне победу! – кричит он. – Враг утомлен! Еще раз ударим! С нами Аллах!

– Аллаяр! – опять кричат воины и бросаются вперед. Враг встречает нападающих стрелами. Несколько воинов падают. Остальные отходят.

– Лучников вперед! – кричит Тимур.

Перестрелка. Враг делает вылазку из стана и гонит воинов Тимура назад.

– Амир Тимур, – говорит один из воинов, – у врага много войск, нам не одолеть.

– Вы пали духом, как я заметил, – говорит Тимур. – Но Аллах обещал мне победу! Аллах не может обмануть! Нас выручит счастье!

И он поскакал к вражескому стану с криком «Аллаяр!».

– Аллаяр!— закричали воины и бросились вперед за Тимуром.

Они врываются в стан. Враг бежит, бросая оружие, оставляя много добра.

– Наконец мы обратили неприятеля в бегство, – устало говорит Тимур. – Хвала Аллаху, пославшему нам победу над сильнейшим противником.

Тимур принимает поздравления.

– Блестящий успех! – говорят вокруг. – Мудрый правитель! Хранитель ислама!

Со всех сторон слышны голоса поздравлений.

– Я рад поздравлениям преданных мне людей, – устало говорит Тимур. – Славный – теперь полный – разгром врага.

Общее торжество и веселье.

– Тебя я посылаю преследовать врага, – говорит он Хусейну.

– Негодяи! Потомки рабов! – кричит Ильяс Ходжа на своих аскеров. – Вы опозорили свое оружие.

– Мы сражались до конца, но им помогал сам шайтан! – говорит Омер Менглибу.

– Это в вас вселился шайтан! Вы слеплены из грязи! – Меркичикбек! – обратился он к своему любимому амиру. – Вместе с Богодуром возьми большое войско и иди против Тимура! Как вы могли допустить, что какая-то шайка разбойников разбила вас?! Воинов Джетты!

– Мы накажем Тимура, – говорит Меркичикбек.

Палатки Тимура в степи на берегу Джейхуна. Ночь. Общий сон. Спят сторожа. Войско Меркичикбека тихо приближается, неожиданно набрасывается на палатку. Воины, спавшие в палатке, вскакивают. Одни падают мертвые, другие разбегаются по степи. Тимур собрал вокруг себя воинов и отбивается стрелами.

– Со стороны реки неприятеля нет! Немедленно передвигаться в противоположную сторону! – кричит Саид.

Тимур на лодке в окружении других лодок с воинами переправляется через Джейхун.

Река Джейхун. Войска стоят на противоположных берегах. Воины кричат друг другу оскорбления, гримасничают.

– Эй! Бродяги! – кричат со стороны Джетты. – Где ваша хромая собака? Мы хотим на ней поджечь шерсть!

– Вы злобные собаки! Плывите сюда! – кричат воины Тимура. – Этим вы проявите свою храбрость! Мое копье соскучилось по вашему мясу!

Воины снимают штаны, показывают друг другу задницы. Смеются. Тимур в сопровождении амиров выходит на берег.

– Месяц уже стоим, – говорит он. – И войска неприятеля тоже стоят на противоположном берегу. Чтобы напасть на них, силы у нас недостаточно, но и они нас боятся. Тут победит тот, кто сохранит больше терпения.

– Хромая собака! – кричат воины Джетты. – Жаль, что забыл свою плетку! Плыви сюда!

– Хорошо бы этой ночью их потревожить, – говорит Тимур.

– У нас мало воинов для общего наступления – говорит Саид.

– Мне много не надо, – говорит Тимур. – Я возьму с собой только тех, кто сам готов рискнуть. Ради маленького удовольствия пустить этим крикунам немного крови. Сегодня ночью пойдем. Перед рассветом.

Рассвет. Тимур на лодке плывет в глубокой тишине с небольшим отрядом. Высаживаются на противоположный берег.

– Аллаяр! – тихо шепчет он. – Аллаяр! Помоги, Аллах!

Тишина. Приближаются к вражескому стану. Тихо. Не видно сторожей. Пусто.

– Они ушли, – шепотом произносит один из воинов.

– Ушли! – громко кричит другой. – Ушли ночью в свои улусы! Победа!

Крики радости в стане Тимура.

– Теперь мы можем победоносно двигаться в сторону Балха, – радостно говорит Тимур.

Амир Хусейн торжественно встречает Тимура в Балхе.

Веселый пир. Музыка.

– У меня есть план, – говорит Тимуру Хусейн, – как отнять все города Турана. Пойдем по направлению Багдасары.

– В Багдасары? В местности Кундуз ко мне должны присоединиться два отряда воинов, – говорит Тимур. – потом уже двинемся против Джетты.

Каменный мост по пути из Самарканда в Ташкент. – Огромная армия Ильяса Ходжи движется через мост.

– Ильяс Ходжа перешел каменный мост и разбил шатер, – докладывает Саид Тимуру. – С ним амир Меркичикбек, Тамурды, Туклин, Сарик Богодур, Сунг Богодур, Куч Богодур, с ним движутся прежние наши амиры – Каих Исраил, Джияйи и Сальдур.

– Огромное полчище, – говорит Тимур. – А у нас всего шесть тысяч.

– Амира Пулат Багира, которого мы взяли с собой в местности Зилялы, я бы не считал, – говорит Хусейн, глядя с усмешкой на Пулат Багира. – Он пошел с нами грабить, а перед силой противника он не устоит и изменит.

– Если кто изменник, так это ты, амир Хусейн, – гневно сказал Пулат Багир. – Твое коварство известно давно. Тимур! Разве ты не знаешь, что амир Хусейн желает тебе зла втайне, но пока не решается открыто выступить против тебя?

– На нас движется огромная армия врага, – говорит Тимур, – ссора только ослабит наши силы. Мы пятикратно слабей противника.

– А разве лучше, если Пулат Багир изменит в решающую минуту? Я ему не доверяю, – говорит Хусейн.

– Хорошо, я уйду, если мне не доверяют, – говорит Пулат Багир. – Но ты, Тимур, еще убедишься в коварстве Хусейна, как убеждался прежде. Я удивлен, Тимур, такой прозорливый человек, и так доверяет этому коварному врагу?

Амир Пулат Багир поворачивает со своим народом назад.

Отряд Тимура продолжает путь. Тимур суров и мрачен.

– Может, лучше, что такой непорядочный человек, как Пулат Багир, покинул нас? – говорит Саид.

– Пулат Багир прав, – тихо отвечает Тимур. – Я знаю, что амир Хусейн желает мне зла. Чтобы повредить мне, ослабить мои силы, он затеял умышленно ссору с Пулат Багиром.

Дозор разведчиков возвращается.

– У Ильяс Ходжи тридцать тысяч, он выделил шесть тысяч и расположил их в одну линию, чтобы начать бой, – докладывает дозорный.

– У меня, за исключением войск Хусейна, – тихо говорит Тимур Саиду, – всего шесть тысяч. А на верность Хусейна я никогда не могу рассчитывать. Я примерно в пять раз слабее неприятеля.

Впереди слышны звуки труб и барабана.

– Противник начал наступление, – говорит дозорный.

– Не примем здесь бой, – говорит Тимур, – отступим в сторону Джильяна. Уходим.

Воины Тимура отступают. Клубится пыль. Позади тишина.

– Слава Аллаху! Они не преследуют меня, – говорит Тимур. – Враг подумал, что я отступил из страха перед ним. Сделаем четыре форсайда вперед в сторону Джильяна. Четыре часа малой рысью. А потом повернем назад. Как раз к вечеру вернемся.

Отряд Тимура на малой рыси движется по степи. Опускается солнце. Солнце опустилось на высоту копья.

– Теперь повернем назад, – говорит Тимур. – Только бы враг не ушел. Только бы он преспокойно остался на месте.

Стан врага. Воины ужинают.

– Неприятель беспечно отдыхает, – радостно говорит Тимур, – и совсем не ждет нашего возвращения. Начнем.

Отряд Тимура внезапно нападает, опрокидывает котлы с пловом. Одновременно одна часть из отдыхающих воинов, завидев отряд Тимура, приветствует его, вместе с ними набрасывается на оставшихся.

– Они перешли на мою сторону! – радостно кричит Тимур.

Враги бегут с криками: «Аль фара! Аль фара!» («Бежим! Бежим!»).

Воины Тимура разбегаются по степи, хватают пленных.

– Много пленных, – говорит Саид. – Сбежали лишь те, у кого хорошие кони. Удалось ускакать лишь главному отряду Ильяса Ходжи.

– Пойдем вслед за ними к каменному мосту и расположимся в горах, – говорит Тимур.

– Я отодвинусь со своими воинами от берега реки, – говорит Хусейн, – и пойду по направлению к Джильяну.

– Что ж, иди, – говорит Тимур, – Враги наши несколько успокоились и не решатся преследовать нас. Они увидели, что у меня достаточно сил оказывать им серьезное сопротивление.

Ночь. Отряд Тимура занимает возвышенность у каменного моста.

– Остановимся здесь, – говорит Тимур, – разобьем палатки. На вершине горы надо разложить как можно больше костров.

Тимур сидит у костра, говорит амиру:

– Из этого боя с войсками Джетты надо извлечь опыт. Ясно, какой тактики держаться в борьбе с громадными отрядами неприятельских войск. Открытой силой их очень трудно победить. Лучше всего сначала отступить, как будто в испуге перед численным перевесом неприятеля, а потом, когда удачно убедим врага в своей мнимой слабости, усыпим его бдительность, неожиданно произвести натиск.

– Поначалу наши воины пришли в уныние, – говорит Эдим Изым амир, – но теперь дух наш поднялся, и мы освободились от гнетущего страха перед впятеро сильнейшим неприятелем.

– Против неприятеля у каменного моста поставим половину отряда, – говорит Тимур. – А я с отборными богодурами останусь на возвышенности.

Утро. Тимур в палатке совершает намаз. Он сделал поклон до земли, и в этот момент кто-то ясно сказал: «Тимур! Тебе дарована победа».

Тимур поднял голову, огляделся. Никого нет. Через какое-то время он опять услышал голос: «Тимур! Поздравляю тебя с победой!».

Когда вошел Саид, Тимур сидел с закрытыми глазами. То ли спал, то ли отдыхал. Он открыл глаза, посмотрел на Саида и сказал:

– Не знаю, во сне или наяву, но я услышал чей-то голос о моей победе. Я очень рад этим словам. Это голос из мира тайн. Я приношу Аллаху благодарность за помощь свыше.

– После утренней молитвы Ильяс Ходжа уходит со своими воинами под бой барабанов, – говорит Саид.

Тимур быстро вышел из палатки.

– Он испугался, – говорит Кайхи Сраил Зиганы, – надо броситься преследовать его.

– Спустимся с гор и уничтожим врага, пока он на марше, – поддержали другие амиры.

– Нет, я не брошусь преследовать Ильяс Ходжу, – сказал Тимур. – Я догадываюсь, это только уловка заставить меня сойти с возвышенности. Всем оставаться на своих местах. Будем стоять до середины дня. Враг вернется.

День. Воины Тимура заняли оборону на горе.

– Они возвращаются! – закричали дежурные.

– Я угадал правильно, – говорит Тимур. – Врагам не удалось заставить нас сделать по-своему. Наоборот, им приходится вернуться и начать бой в самых невыгодных условиях у подножья горы. Будем с возвышенности поражать их пращами.

Град камней летит на воинов Ильяс Ходжи. Много воинов врага падает.

Ночь. Тимур собрал на совет амиров.

– Теперь, когда у Ильяс Ходжи перебито и ранено много богодуров, для нас невыгодно неподвижно стоять на горе, – говорит Тимур. – Гораздо лучше сойти вниз и вступить в бой с неприятелем у подошвы горы.

– Однако у противника все равно намного больше воинов, – говорит Кайхи Сраил Зиганы.

– Что ж, если посчастливится в бою, то мы достигнем своей цели, – говорит Тимур. – Если же не посчастливится, то мы все-таки передвинемся отсюда в другую сторону.

Воины Тимура строятся.

– Приказываю двигаться сомкнутыми рядами в полной тишине, – говорит Тимур. – Нападать на войско Ильяс Ходжи будем со всех сторон.

Рукопашная. Тимур в темноте ночного боя сталкивается с Ильяс Ходжой.

– Счастливого пути! – насмешливо кричит Тимур.

Утро. Войско Ильяс Ходжи, отстреливаясь, уходит. Войско Тимура движется за ним. В это время появляется Хусейн со своим отрядом.

– Я присоединяюсь к тебе, – улыбаясь, говорит он, – расположимся вокруг города.

Угрюмый, растерянный Ильяс Ходжа сидит в окружении своих амиров.

– Я собрал вас на совет, пристыженных поражением и бегством, чтобы спросить: что думаете вы делать дальше? – говорит Ильяс Ходжа.

– Мы собрались в полном унынии, – говорит амир Хамаз.

Ильяс Ходжа говорит:

– Меркичикбек, – со слезами на глазах, – на общем совете мы порешили биться с Тимуром, пока не победим его или сами не будем перебиты до последнего человека. Порешив так, приготовимся к бою.

Входят запыленные гонцы. Кланяются Ильяс Ходже с плачем.

– Мы принесли тебе печальную весть, – говорят они. – Прости, прости нас! Великий Хакан Туклук умер.

– Горе мне! Горе! – закричал Ильяс Ходжа. – О, мой тысячестрелоликий отец! Я уже приготовился к бою, если бы меня убили в бою, то не стало бы вовсе Хаканов в Джетте. Я должен немедленно ехать для вступления на престол своего отца. Но вы, амиры мои, оставайтесь в крепости Карши и держитесь до моего прихода. Я обещаю вернуться, как только покончу со своими делами.

– Хакан Туклук умер, – докладывает гонец Тимуру. – Новый Хакан Ильяс Ходжа поспешил отправиться к умершему отцу.

– Вы не гонцы, – радостно говорит Тимур, – вы – вестники Аллаха, принесшие мне благую весть! Я решил убить Ильяс Ходжу, чтобы прекратить их род. Соединюсь с амиром Хусейном и двинусь вслед за Ильяс Ходжой.

Отряды Тимура и Хусейна скачут по дороге.

– Нужно привести в заблуждение врага относительно численности наших воинов, – говорит Тимур. – Приказываю двигаться по дороге, как можно больше пыля.

В облаках пыли движется отряд.

– Надо еще больше пыли, говорит Тимур. – Привязать ветки деревьев к хвостам коней, чтобы произвести побольше пыли.

– На нас движется огромное войско Тимура! – видя тучи пыли кричат воины Ильяса Ходжи.

Паника. Бегство. Тимур и Хусейн занимают Карши. К Тимуру подходят для преклонения и поцелуя стремени перешедшие на его сторону амиры и среди них Ширбаграм.

– Ширбаграм, – говорит Тимур, – опять ты изменил мне! До скольких же раз тебе прощать?

– Я прошу у тебя прощения, – говорит Ширбаграм со слезами, – и поздравляю с блестящей победой. Я докажу в бою свою преданность.

– Хорошо, – говорит Тимур. – Нам предстоит тяжелая битва, а ты – хороший воин. А мне нужны сейчас хорошие воины. Идем в поход на Ильяс Ходжу.

Гористая местность в Бет-Арыке.

– Здесь в местности Бет-Арык я тебя оставлю, – говорит Тимур Хусейну. – Всем вам быть настороже, чтобы враги, когда будут приближаться, не смогли сглазить наши силы.

Хусейн остается. Тимур движется дальше.

[…]

Тимур наблюдает сражение с отборными богодурами.

– Сражение затягивается, – говорит Тимур.

– Наше войско в замешательстве, – кричит Саид.

– Пойдем, – говорит Тимур.

– Аллаяр! Аллах помоги! – ожесточенный голос.

Меркичикбек сталкивается с Ширбаграмом. Они зацепились стремя за стремя, сражаются вплотную. У обоих вылетели из рук сабли. Схватились за ножи. Вылетели ножи. Сидя на конях дерутся кулаками и головой. Ширбаграму удается ударом головы сбить Меркичикбека. Он попадает в плен.

Тимур въезжает на гору и собирает вокруг себя воинов.

– Вот Ильяс Ходжа, – кричит он. – Схватить самого Ильяса Ходжу.

На помощь Ильясу Ходже бросаются амиры Хамад и Искандер. Под их прикрытием Ильяс Ходжа бежит. Амиров хватают в плен.

– В моем войске нет ни одного богодура с пустыми руками, – радостно говорит Тимур. – Мы захватили много пленных, коней, оружия, имущества. Приношу Аллаху благодарность за победу. Будем пировать и веселиться! Завтра привести ко мне всех пленников, чтобы переговорить с каждым из них, согласно его положению.

Пленные выстроились перед Тимуром.

– Прежде всего я хочу обратиться к тебе, Меркичикбек, – говорит Тимур. – Хвалю тебя за верность своему хану, но обещаю тебе, что со мной ты добьешься больше почета и удач.

– Нет, амир Тимур, я останусь верным Ильяс Ходже, я не согласен подчиниться тебе.

– А ты, амир Искандер, пожертвовал собой, чтобы защитить правителя Ильяса Ходжу. Я удивлен и восхищен твоим подвигом! Перейдешь ли ты ко мне, чтобы вместе добиться большего успеха?

– Нет, я останусь верен своему правителю.

– А скажи мне, как вы объясняете мои победы над вашим сильнейшим войском?

– Слава о твоей непобедимости внушает такой необычный страх нашим воинам, что каждый твой удар равняется по силе тысяче ударов, – отвечает амир Хамад.

– Какой же казни я должен подвергнуть вас? – спросил Тимур.

– Конечно, мы заслужили казни, – говорит Меркичикбек. – Но в стране Джетта найдется немало людей, которые сочтут долгом отомстить за своих родичей. Ведь ты не хуже нас знаешь, что такое обычай кровной мести.

– Отпустишь пленников – слава о твоем великодушии принесет тебе многих, – сказал амир Хамад.

– Они подчинятся тебе только за то, что ты так милостиво относишься к пленникам, – сказал Искандер.

– Ты сам знаешь, что лучше – месть или прощение, – сказал Юсуп.

– Ну, подумайте, как заманчивы блага, которые я вам обещаю, если вы склонитесь к переходу на мою сторону, – сказал Тимур.

– Нет, мы останемся верны своему правителю, – за всех ответил Меркичикбек.

– Что ж, я убедился в вашей непоколебимости, преданности своему правителю. Ширбаграм! Вот что такое настоящая преданность! Амиры! Я даю вам щедрые подарки, освобождаю вас с другими пленниками и отправляю вас к Ильясу Ходже.

– Ильяс Ходжа пришел на берег Сайхуна и Ходжента, – говорит Саид сидящему за чтением книг Тимуру.

– Соскучился по чтению, – говорит Тимур. – А читать некогда. Немедленно двинуться туда с полками. Вперед послать амира Сайфутдина Накудийского и амира Ачугай Барласа.

Берег Сайхуна.

– Ильяса Ходжу мы не нашли, – говорит Сайфутдин. – Есть сведения, что племена Джетты начали враждовать между собой и возмутились против своего хана.

– Это хорошие сведения, – говорит Тимур. – Они возмутились сами по себе, без моего подстрекательства. Но я желаю быть единственным правителем Мавераннахра и решил вмешаться в их дела. Теперь – время овладеть Самаркандом!

Тимур торжественно въезжает в Самарканд. Звуки музыки. Толпы народу приветствуют его криками.

– Истинное дело совершилось! Я остаюсь в Самарканде, – говорит Тимур. – Надо послать людей собрать оставшихся по дороге воинов.

Хусейн с главами племени тумны.

– Я пригласил вас, главы племени тумны, – говорит он, – чтобы сообщить об опасности, нам угрожающей. Тимур из племени Барлас захватил Самарканд и объявил себя ханом. Он не потомок ханов. На стальной доске, где вырезан договор между племенами, указано, что он не должен быть правителем. Как вы думаете, главы племени тумны?

Главы племени тумны закивали головами:

– Кто не служил ханом, тот, случись это делать, захочет питаться и человеческим мясом, – сказал один.

– Кто не имеет скота и сразу много его получает, тот гордым становится, – сказал другой.

– Такие люди и богатых считают бедняками, хороших – дурными, родовитых – простыми, – сказал третий.

– Где такие люди, там нет единодушия, – сказал четвертый.

– А я рад, что вы согласны со мной, главы племени тумны, – сказал Хусейн. – Ханом следует сделать не безродного Тимура из племени Барлас, а родовитого Караджай Джагатайхана из племени тумны.

– Умер Караджай Джагатайхан, – сказал первый глава.

– Тогда сделаем ханом его сына, – сказал Хусейн.

– Умер, – сказал второй глава.

– Тогда – внука.

– Внук Джагатайхана Кабулшах живет неизвестно где и, по слухам, в полной бедности, – сказал третий.

– Отыскать! – сказал Хусейн. – Отыскать и сделать ханом.

– Нехорошие вести, – сказал Тимуру Саид. – Амир Хусейн тайно действует во вред тебе, сговаривается с главами племени тумны, что ханом следует сделать не тебя, а Кабулшаха, внука Караджай Джагатайхана.

– Когда Хусейна постигнет беда, он не должен будет жаловаться на судьбу, ибо в который раз осквернил себя нечестивыми делами, – сказал Тимур. – Но я надеюсь, что хотя бы разум не оставил его. Он должен понимать, что достоинства хана может получить тот, кто много и счастливо воевал и кто уничтожил врагов Мавераннахра. Я напишу ему письмо и выскажу свое мнение.

Толпы народа и музыка. Худой, напуганный юноша Кабулшах в сопровождении Хусейна и его амира въезжает в Самарканд.

– Сто двадцать лет жизни великому хану Мавераннахра Кабулшаху! – кричит Хусейн.

Народ громко закричал приветствия. От криков этих Кабулшах вздрогнул и съежился.

– А сейчас, по случаю въезда хана, в Регистане будет праздник! Там поставлены большие котлы с ханским пловом!

Тимур смотрит на суету народа вокруг котлов.

– Трудно добиться похвалы от своих сограждан, – говорит Тимур. – Ведь даже если кто-нибудь явится к ним в блеске славы, они стараются отнять ее у него и всяческими уловками умалить его значение. Хусейн, конечно же, превратит бедного Кабулшаха в марионетку и будет им управлять, как хочет. На мое письмо он не ответил, не обратил никакого внимания, и я промолчу, как учит Омар Хайям: «Ты, счет ведущий всем делам земным, среди невежд будь мудрым, будь немым, глухим, слепым». Саид, собирай наше имущество, я поеду в Кеш и останусь там. Наконец у меня появится возможность обложить себя рукописями и книгами.

Кеш. Зимний вечер. Холодный ветер с дождем и снегом. Тимур ходит по комнате, диктуя писцу.

«В молодости я хотел остаться в мечети, посвятить себя Высшему. Не совершил ли я ошибку, отказавшись от этого своего призвания? Аллах создал людей и населил ими Землю. Пищу щедро доставляла земля. Были у них пышные луга, на которых пасся скот, зеленые горы и достаток плодов. Аллах создал жизнь без войн, без оружия, без охраны, мирную жизнь без распрей, здоровую и не знающую нужды. Не Аллах, а сами люди придумали войны из зависти к величию Аллаха, стремясь возвеличить себя. Они начали мучить землю, отыскивать в ней металлы для оружия, они начали делить все, обнося оградами и стенами, и каждый захватил себе какую-то часть. Они молятся Аллаху, ожидая от него помощи, но творят такие дела, что трудно поверить в их набожность, ибо они не боятся приносить ложные клятвы на Коране, будто Аллаха вовсе не существует.

Прежде всего, в жизни Аллахом придуманы поэты. Люди же превратили жизнь милосердного в тюрьму. Разве власть, как и прочие земные наслаждения, не есть бремя, несущее постоянную тревогу и беду? У человека здорового, живущего светлой чистой жизнью, как задумано было творцом нашим, руки не связаны, свободно поворачивается шея, поднимается взор к солнцу, он видит звезды, различает день и ночь, спокойно ждет прихода времен года, чувствует дыхание ветра и наслаждается чистым и вольным воздухом весны.

Мне тридцать семь лет. В тридцать пять лет я стал калекой. Я провел большую часть этих лет в войнах, ненависти, я пролил слишком много своей и чужой крови. Я давно уже жду весны не как времени свежих запахов, а как времени, когда подсыхают дороги, когда степь делается пригодной для передвижения конницы».

Цветущие сады Самарканда. Хусейн собрал совет.

– Ходят упорные слухи, что Джетта с большим количеством воинов собирается напасть на Мавераннахр, – говорит Хусейн. – Я собрал вас, преданные мне амиры, и жду вашего решения, что делать.

– Воевать с воинами Джетты без участия Тимура – немыслимая вещь, – говорит Ширбаграм.

– Не нужно обращаться к Тимуру, – говорит сидящий на троне Кабулшах. – Я – ваш хан, и запрещаю это делать.

– Прогоните этого дурака, – говорит Хусейн, – пусть не мешает нам. Где воспитатель? Воспитатель, увести своего воспитанника.

– Вы не смеете так обращаться со мной! – кричит Кабулшах. – Я – ваш повелитель.

Огромный воспитатель хватает Кабулшаха за шиворот, стаскивает его с трона. Выволакивает кричащего и плачущего хана из комнаты.

– Не хочется обращаться к Тимуру, – говорит Хусейн. – Но в безвыходном положении придется обратиться к нему с просьбой. Я напишу ему письмо.

Диктует писцу письмо.

«Благородный амир Тимур!

Я – амир Хусейн, твой верный друг, но свою дружбу я докажу только потом. Я не буду больше поступать как раньше, уверять в своей преданности, писать об этом. Я догадываюсь о твоем расположении ко мне по своему расположению, которое сам чувствую к тебе».

Тимур читает письмо Хусейна.

– Какой-то человек просит принять его, – говорит Саид. – Он сообщает, что он приближенный Кабулшаха.

– Это несчастный юноша, – говорит Тимур, – мне жаль его, пусть войдет. Может, он принес мне от него весть?

Входит воспитатель с мешком, кланяется.

– Я узнал о просьбе амира Хусейна и поспешил к вам, ваше превосходительство, амир Тимур. Хотя вы назначили меня воспитателем Кабулшаха, я всегда считал, что настоящим шахом Мавераннахра должен быть такой мудрый, храбрый воин, как амир Тимур, а не глупый, трусливый Кабулшах. Прошу принять к себе на службу. А чтобы доказать свою преданность – вот, – он выбрасывает из мешка голого Кабулшаха. – Я сейчас же умертвил его и поспешил придти к вашему величеству.

– Только очень дурной человек мог решиться убить своего повелителя! – гневно говорит Тимур. – Такого человека следует за гнусное злодеяние наказать самым достойным образом. Схватить его!

Воины хватают и вяжут воспитателя.

– Отослать его к родственникам убитого Кабулшаха, чтобы они отмстили злодею так, как он этого заслуживает!

Воспитателя уволакивают.

– Надо послать гонца к амиру Хусейну, сообщить, что я собираюсь идти войной на Джетту. Соберу много воинов и отправлю для защиты путей через Джейхун. Пусть амир Хусейн присоединяется там ко мне.

Река Джейхун. Лагерь Тимура и Хусейна. Шпионы доносят.

– Зият Ходжа со своими воинами остановился в местности Баг. Правым и левым флангами командует Ходжибек. Сам Ильяс с избранными богодурами занимает центр. Вперед в разведку выслал Кичик Богодура.

– Надо опять послать лазутчика, – говорит Тимур. – Направлю Солджиорнада. С левого фланга – Сазбук, с правого – Ходжибек. Я буду в резерве с избранными. А ты, амир Хусейн, оставайся за рекой.

– Нет, я перейду реку, – сказал Хусейн.

– По моему мнению, нам надо с двух сторон одновременно напасть на войско Ильяса Ходжи, – говорит Тимур. – А если ты перейдешь реку, некому будет напасть на резерв Ильяса.

– Нет, я не согласен с тобой, – сказал Хусейн. – По моему мнению, нам не следует распылять свои силы, у нас их и так во много раз меньше.

– Убедить тебя нет никакой возможности, – сказал Тимур. – Волей-неволей приходится подчиниться.

Слышны крики дозорных:

– Воины Ильяса Ходжи выступили!

– Превосходство неприятеля небольшое, – говорит Саид.

– Я, по обычаю, загадаю на Коране, – говорит Тимур. Открывает, читает: – «Аллах помогал вам уже во многих битвах».

– Прочитав этот аят, я утратил смущение и получил уверенность в себе, – говорит Тимур.

Бой. Воины Хусейна отступают.

– С первого же натиска воины Хусейна побежали! – кричит Тимур. – Надо идти на помощь!

Воины Тимура теснят врага. Среди врагов паника.

– Послать гонцов к Хусейну! – кричит Тимур. – Пусть поскорее двигается ко мне!

Бой, паника среди воинов Ильяса Ходжи.

– Амир Хусейн не идет на помощь! – кричит Саид.

– Послать к нему нового гонца! – говорит Тимур. – Легче победить и обратить в бегство неприятеля, который уже пришел в расстройство, чем взаимодействовать с Хусейном.

Бой. Неприятель оправился. Оказывает сопротивление.

– Амир Хусейн без всякой причины не исполнил моего распоряжения и не пришел ко мне, хоть я просил, посылая к нему уже десятого гонца! – гневно говорит Тимур Саиду. – Мне становится ясно, что амир Хусейн изменяет мне. Придется отступить. Воины неприятеля также измучены, и преследовать нас не будут.

Темнеет. Усталые воины Тимура отходят. Недалеко у реки Хусейн присоединяется к Тимуру.

– Я спешил, как только мог, – говорит он.

– Удобный момент уже упущен, – устало говорит Тимур, – и надобность в тебе миновала. Теперь надо поставить с четырех сторон сторожей и под их прикрытием спокойно провести хоть остаток ночи. Всю эту ночь я ни на минуту не слезал с коня.

Раннее утро, началось заклинание Ядаги-шамана. Вдруг пошел сильный дождь.

– Несмотря на дождь, трубите в трубы, – приказывает Тимур. – Начнем бой, хоть дождь затрудняет наше движение.

Воины Тимура движутся навстречу ветру и дождю. Саид с несколькими богодурами подкрадывается к Ядаги-шаману и хватает его. Шамана волокут к Тимуру.

– Он накликивал дождь, – говорит Тимур, – убить его, чтобы прекратился дождь!

Саид ударяет шамана саблей. Тот падает мертвый, и дождь прекращается.

– Теперь вперед! – кричит Тимур. – Молю Аллаха послать побольше твердости в бою.

Воины Ильяс Ходжи разбегаются.

– Преследовать их! – кричит Тимур. – Я же с остальными богодурами остаюсь на месте! Приказываю играть музыку.

Играет музыка. Вдруг масса свежей вражеской конницы показывается на горизонте.

– Это амир Сафеддин, глава амиров Ильяса, – говорит амир Саид. – Их несметные полчища!

– Послать им навстречу отборных богодуров, – приказывает Тимур. – Ты поведешь их, Саид!

Темнеет. Слышны ржанье и крики. Тимур с тревогой вглядывается. Вот появилась лошадь без седока. Вот проковылял один раненый, второй. Возвращается Саид весь в крови.

– Отряд погиб, – с трудом говорит он. – Весь отряд целиком.

– Больше продолжать бой невозможно, – с горечью говорит Тимур. – Надо уходить, отступать по направлению к городу Кеш.

Тимур с немногочисленными уцелевшими воинами отступает. Рядом раненый Саид.

– Вот какая незадача постигла нас только потому, что амир Хусейн упрямо не захотел последовать моему совету напасть на Ильяса Ходжу с обеих сторон, – говорит Тимур. – Потеряно много. Наша победа превратилась в поражение. Но ведь и посланник Аллаха Мухаммед отступал перед более сильным врагом, но Мухаммед добился вечной славы. А где теперь его враги?

Разозленная толпа в панике движется по дороге навстречу. Встречается с отрядом Тимура. Повозки, нагруженные скарбом. Впереди на лошади амир Хусейн.

– Хорошо, что я встретил тебя, – испуганно заговорил Хусейн. – Где моя сестра Альджаль?

– Альджаль дома с детьми, – говорит Тимур.

– Как? Разве ты не собираешься бежать? Я, например, вместе со своими родственниками и близкими, с амирами хочу перейти Джейхун. Буду ждать на берегу. Если воины Ильяса Ходжи двинутся в мою сторону, я рассчитываю бежать в Индустан. Приглашаю и тебя последовать моему примеру.

– Нет, наоборот, я рассчитываю набрать побольше воинов, а потом уже с большим успехом произвести нападение на воинов Джетты.

– Нам вдвоем не удалось разбить Джетты, а ты надеешься это сделать один?

– Двоевластие во время боя всегда пагубно отражается на исходе сражения, – сказал Тимур.

– Я понимаю, ты во всем обвиняешь меня, всегда обвиняешь меня!

– Просто подтвердилась поговорка, – говорит Тимур, – две головы рогатых баранов нельзя сварить в одном котле.

– Ну, хорошо. Теперь вари свою голову! – он хлестнул лошадь, отъехал немного и обернулся. – Теперь Ильяс Ходжа сорвет с тебя голову!

Отряды разъехались в противоположные стороны.

Гористая местность у Самарканда. Тимур расставляет вновь набранные отряды.

– Первые три отряда, – говорит он, – твой, Ходжа Углар, твой, Аббас Богодур, твой, Аджари Богодур, пойдут впереди и нападут внезапно на воинов Джетты. За первыми тремя отрядами пойдут два других, твой, Даудхан, и твой, Саидхан. Вы будете в резерве.

Резервные отряды движутся к Самарканду.

– Надо не спешить, – говорит Даудхан, – Тимур приказал выждать, пока передовые отряды завяжут бой.

– Посмотри вперед! – кричит Саидхан, – они не ведут бой! Они бегут! Надо их остановить, иначе они придут сюда!

– Поздно! Поздно! – кричит Даудхан.

Передовые отряды врезаются в резерв.

Вскоре образуется одна бегущая в панике толпа.

Гонец прискакал к Тимуру, который скакал с несколькими всадниками.

– Амир Тимур, – начал, тяжело дыша, гонец.

– Не говори ничего! – коротко сказал Тимур. – Опять неудача? Я вижу, весть о неудаче?!

Рассеянные воины поодиночке собираются вокруг Тимура.

– Передние отряды своей трусостью нагнали страх! – говорит Даудхан.

– Они уничтожили в наших воинах всякую уверенность в победе! – говорит Саидхан.

– Но ведь и вы с позором повернули обратно, – сказал Тимур. – Нам теперь ничего не остается, как собрать рассеявшихся воинов и двинуться в сторону Балха. Мы остановимся на берегу реки Джейхун, и я уверен, что скоро ко мне присоединятся новые воины.

Зима. Тимур в своей палатке сидит перед переносным китайским зеркалом, он смотрит на себя.

– Поражение за поражением! – говорит он. – Конечно, враг превосходит мои силы. Но ведь и раньше враг был силен, а мы побеждали. Нет, в последнее время я слишком много сражаюсь и слишком много проигрываю, и слишком мало думаю. В чем-то важном я ошибаюсь.

Входит Саид.

– Воины Джетты взяли и разграбили несколько городов, – говорит он.

– Они движутся к Самарканду. Это меня очень тревожит, – говорит Тимур. – Враги не дают нам передышки, отступи за реку Джейхун, и сколько бы не было сил, пойдем к Самарканду.

Отряды Тимура движутся по занесенной снегом скользкой дороге. Холод.

– Самарканд обложен неприятелем со всех сторон, – докладывает разведчик.

– Будем прорываться, – говорит Тимур. – Жители Самарканда ждут, что я приду к ним на выручку.

Жестокий холод сковал Самарканд. Слышны звуки чумного колокола. Хоронят мертвецов. Тимур медленно едет по улицам Самарканда.

– Холод и моровая язва, – говорит Тимур.

Вокруг враги. Жители Самарканда находятся в самом ужасном состоянии. Озябшие, согнутые от ветра жители перегораживают улицы, увидев Тимура, кланяются ему и приветствуют его.

– Этот город сейчас страдает, – говорит Тимур Саиду, – но когда-нибудь он расцветет. Я построю здесь мечети, медресе и дома, красивее, чем в Багдаде, Дамаске и Каире. В Самарканде нет даже крепости, и сейчас его трудно оборонять. Я построю здесь мощную крепость. Но сейчас я оставляю для боев с Джеттой амиров Джугай Барласа и Саидэддина Никудийского, а сам отправлюсь в сторону Баклана. Мне надо подумать о своих неудачах в спокойной обстановке.

– Амир Хусейн собирается в Балх, – сказал Саид.

– Вот, – говорит Тимур, – я понял свою ошибку! Хусейн – вот моя ошибка. Конечно, я ему никогда не доверял. Но когда вокруг много врагов, нужно всегда определить главного врага. Главный враг – не Джетта, а Хусейн. Я прекращаю войну с Джеттой. Победа над Джеттой мне сейчас невыгодна, потому что хитрый Хусейн опять воспользуется ею, чтобы посадить свою марионетку хана, а меня не допустит к власти. Нет, я хочу пожить мирной жизнью, о которой давно мечтаю.

– Мы сейчас в Балх? – спросил Саид.

– Ненадолго, – сказал Тимур. – Из Балха я пойду в Карши, чтобы там провести эту суровую зиму.

Карши. Тимур перед строем своих воинов.

– Воины мои! – говорит. – Благодарю вас за пролитую кровь и за отданные силы. А за трусость вашу я не ругаю вас, потому что бесполезно ругать за слабость и глупость. Хочу лишь сказать вам: никогда не возлагайте на меня надежды, если вы при этом не проявите вашу храбрость. У нас позади много тяжелых, горьких дней, Я знаю, что вы все, как и я, устали. Поэтому я решил дать вам отпуск, я распускаю вас по домам и призываю вас вновь собраться ко мне на будущую весну к празднику Навруз.

– Войска мне сейчас не нужны, – говорит Тимур Саиду. – После смерти Хакана Туклука войска Джетты сами уйдут в свои улусы. А против хитрости Хусейна поначалу тоже попробуем бороться хитростью.

Строительная площадка в Карши.

Множество людей роют котлованы. Кладут стены домов. Возводят стены вокруг города.

Тимур без оружия, в перепачканной глиной и известкой одежде ходит в сопровождении руководителей строительства.

– Пока у меня нет Самарканда, – говорит Тимур, – я сделаю Карши своей столицей. Этот город построен чагатайским ханом Кошельханом, но не имеет ни хороших стен для обороны, ни красивых зданий. Кошельхан не понимал ни что такое сила, ни что такое красота. Сила бесполезна, если она не заботится о красоте.

Он смотрит принесенный план.

– Ваше превосходительство, – говорит один из строителей, – прежде с этой стороны здания надо провести каналы, подающие воду.

– Я согласен, – сказал Тимур. – Когда победитель мира Александр Македонский строил Александрию, он велел очертить ее план мукой, чтобы город был богатым и почитаемым. Поступим и мы подобным образом. А землю, выбрасываемую при закладке фундамента, не сваливать куда попало, а сложить в одно место, как и при строительстве Александрии, чтобы сделать гору. […]

– Ты помолодел, – говорит Тимуру Альджаль, – ты стал опять красивым, как в молодости. Я хочу от тебя новых детей, но я уже не так молода и не так красива. Хочешь ли ты детей от меня?

– Ради слов твоих хороших и ради сердца твоего, Альджаль, хочу я новых детей, – сказал Тимур, – ибо мне предстоит завоевание мира. И потому хоть и радостно мне строить здесь, но пора уже собирать воинов. Скоро война. Ведь и Александр Македонский, строя города, должен был собирать дань для покрытия нужных ему расходов, издержек строительства.

– Я получила письмо от моего брата Хусейна, – сказала Альджаль. – Он намерен приехать в Карши. Я рада, что вы опять вместе, я люблю вас обоих и огорчаюсь, когда вы ссоритесь.

– Ты знаешь, Альджаль, – сказал Тимур, – в борьбе с Джеттой амир Хусейн притеснял жителей Самарканда. Многие жители всячески старались настроить меня против амира Хусейна, всеми силами старались, но я стремился не нарушать правила дружбы по отношению к родичам.

– У моего брата много врагов, – говорит Альджаль, – они стараются вас поссорить, но вы не должны ссориться, чтобы не случилось зла. Ваши ссоры поедают мое сердце.

Казначей амира Хусейна с книгами перед Тимуром. Хусейн показывает Тимуру записи.

– Твои амиры, Тимур, меня совершенно разорили, – говорит Хусейн, – моя казна пуста. Вели взыскать с них все, что они потратили.

– Разве время заниматься этим сейчас, – говорит Тимур, – когда мы опять намерены идти на Самарканд? И ты ведь знаешь, что всю дань они тратили на войны.

– Они производили излишние траты. Вот посмотри. – Казначей начал листать книги. – Смотри, сколько потрачено денег.

– Когда войска Джетты нападали на города Мавераннахра, мои амиры тратили много денег, чтобы привести в порядок крепости перед приходом врага.

– Однако крепости удержать не удалось, – сказал Хусейн. – Все траты оказались ненужными. А твои амиры по-прежнему доказывают свою правоту.

– Тогда взыскивай с меня, – сказал Тимур, – я отдал им приказы построить крепости. Мне некогда было заниматься подсчетами, я все время был в боях.

– В боях я был вместе с тобой, – сказал Хусейн.

– Ты был вместе со мной, но втайне ты завидовал моим успехам, – в гневе произнес Тимур, – поэтому ты стал сейчас взыскивать с моих амиров! Подлый, коварный человек! Я убью тебя! – и он выхватил нож.

– Тимур, – крикнула Альджаль.

Тимур закрыл глаза, и постояв так несколько секунд, отбросил нож.

– Гнев – краткое безумие, – сказал Тимур тихо. – Еще мгновение и пролилась бы родственная кровь, но, к счастью, мне пришел на память аят из Корана: «Старайся заслужить прощение Аллаха и овладение раем, обширным, как небеса эти и земля, назначенным тем, которые боятся Аллаха, тем, которые дают милостыню как при достатке, так и при нужде, которые умеют укрощать гнев свой и которые прощают людям, их оскорбляющим».

– Это хороший аят, – сказал Хусейн. – Я прощаю тебя, Тимур, я прощаю твой злой умысел. Может быть, я тоже не во всем был прав. Но я хотел взять свое.

– Нет, нет, – сказал Тимур. – Я спокойно подумал и не нахожу ничего предосудительного в том, что ты добиваешься получения своей доли добычи. И хоть у меня теперь большие траты по строительству Карши, я пришлю тебе денег, верблюдов и коней.

– Я тоже, – сказала Альджаль, – как твоя сестра пришлю из своего имущества много скота и драгоценностей. Я рада, что нам вместе удалось избежать беды, порадовавшей бы только врагов, и все кончилось миром.

– Я тоже рад, – сказал Хусейн и улыбнулся.

– Он взял все с жадностью, – сказал Тимур Саиду. – Он не знает предела своим желаниям, он остается все время недоволен тем, что имеет. Это не может кончиться добром. Но не надо торопиться и со злом, надо подумать. Надо хорошо подумать!

– Ширбаграм! – сказал Тимур, сидя с амиром за лепешками и халвой. – Я хотел бы посоветоваться с тобой как с опытным человеком, служившим и мне, и амиру Хусейну, и знающему хорошо нас обоих. Враги амира Хусейна, которых у него достаточно, так же, как и у меня, возбуждают против него некоторых его богодуров и направляют их ко мне. Я несколько раз приказывал им возвращаться к амиру Хусейну, но они меня не послушались. Я написал амиру Хусейну и попросил его простить этих изменников, но он на это предложение не согласился. Я продолжаю все-таки по-дружески относится к амиру Хусейну. Однако, что ты думаешь? Как относится ко мне амир Хусейн?

– Я отвечу тебе откровенно, – говорит Ширбаграм. – Для меня не подлежит сомнению: амир Хусейн из зависти желает тебе зла.

– А может быть, виноваты интриги врагов? – сказал Тимур. – Я получил письмо от амиров Хусейна, Муссы и Аль-Дарриса, зятя Хусейна, моего врага, они пишут, что хотят убить амира Хусейна и просят моей помощи, они всячески стараются утвердить во мне вражду к нему. Может, так же и мои враги сеют вражду Хусейна ко мне?

– Удостовериться в искренности амира Хусейна очень легко, – говорит Ширбаграм. – Если амир Хусейн расположен к тебе, он должен милостиво относиться к тому, кто тебе служит. Нужно написать амиру Хусейну просьбу о прощении тех, кто раньше служил амиру Хусейну, а теперь служит тебе. Если амир Хусейн милостиво отнесется к просьбе о прощении, значит, и к тебе он дружески расположен.

Амир Хусейн в гневе разрывает просьбу: – Я не только никогда не соглашусь простить изменников, но и в душе рад был бы их истребить, – говорит он гонцу Тимура. – Отдай ему эти клочки фальшивой бумаги и письмо моей сестры, которая предупреждает меня, что мой родственник, ее муж, по-прежнему замышляет убить меня.

Тимур держит клочки бумаги, которые вернул Хусейн.

– Ты был прав, Ширбаграм, – говорит он, – с Хусейном надо покончить. Я посылаю тебя в область Жилян, чтобы ты там собрал воинов и привел их ко мне.

– Я докажу тебе свою преданность, – говорит Ширбаграм.

Ширбаграм перед Хусейном.

– Тимур послал меня собрать воинов, чтобы выступить в поход против тебя. Но я не хочу больше служить Тимуру. Я пришел к тебе, хоть знаю, что ты меня не простил и хочешь убить как изменника.

– Теперь ты заслужил прощение, – говорит Хусейн. – Ты умен, Ширбаграм, ты правильно понял, что Тимур – это несчастье для нашей родины, и он должен быть уничтожен.

Тимур диктует письмо: «Ширбаграм! Ты сам поссорил меня с амиром Хусейном! Ты зажег огонь, от которого сам же сгоришь! Ты будешь растоптан!».

– Всюду изменники, – говорит Тимур. – Ни на кого нельзя надеяться! Даже на собственную жену.

Бледная Альджаль лежит в постели.

– Альджаль, – говорит Тимур, – зачем ты написала своему брату письмо, что я хочу убить его?

– Я ничего не писала, – слабым голосом отвечает Альджаль.

– Я рад, что ты так отвечаешь! Я надеюсь, что ты говоришь правду! – говорит Тимур. – Значит, это письмо написали мои враги, чтобы навредить мне.

– Мне очень жарко, – говорит Альджаль.

– Я пришлю к тебе хорошего лекаря, Альджаль, – говорит Тимур.

– Тимур! – позвала Альджаль. – Ты должен помириться с моим братом Хусейном.

– Нет, Альджаль, ссора между мной и Хусейном не может больше окончиться примирением.

– Я люблю вас обоих, – тихо сказала Альджаль. – Мне страшно за вас обоих.

– Выздоравливай, Альджаль!— сказал Тимур. Поцеловал ее в лоб и вышел.

Амиры Мусса и Аль-Даррис перед Тимуром.

– Мы слышали, ты собираешь воинов против Хусейна, – сказал Мусса. – Мы хотим присоединиться к тебе.

– Вы должны вернуться к Хусейну, – сказал Тимур, – и убедить его, что я не желаю ему зла.

– Напрасно ты надеешься, что тебе удастся убедить Хусейна. Он ненавидит тебя! А то, что ты не хочешь нас принять, пожалеешь об этом! – И оба амира вышли.

– Я им не доверяю, – сказал Тимур, – они могут изменить в бою в решающий момент. Лучше иметь врагов, чем изменников!

– Не хочу тебя огорчать, – сказал Саид, – но Аббас Богодур и Абдель Тюгай Барлас, мой родственник, которого ты послал в Ходжент, дорогой тоже бежали. Они летают взад-вперед, как птицы. Это происходит потому, что нет твердой власти, особенно теперь, когда воины Джетты ушли в свои улусы. Но что бы не происходило, будем готовы к походу на Самарканд.

Тимур вступает в Самарканд. Его приветствует народ.

– Так бы они приветствовали и Хусейна, – тихо говорит Тимур Саиду. – Когда нет твердой власти, народ подобен развратной женщине.

Дворец. Саид докладывает Тимуру.

– На первом подходе от нас к Самарканду, на первом переходе бежали Анеф Сулейман и Чадарги, они присоединились к Хусейну, от Хусейна, наоборот, бежали и присоединились к нам амиры Альдарыш, Бухари, Аль-Буг.

– Все бегут, – сказал Тимур. – Если бы я сам перебежал и возглавил вас как Хусейн, а Хусейн перебежал бы и возглавил мои войска, никто бы этого не заметил. – Он засмеялся: – Вот была бы хорошая шутка! Не знаю, кого назначить правителем Самарканда. Жители очень просят меня назначить правителем кого я только пожелаю. А кого пожелать – я не знаю. Может, Карахинду? Я ему тоже не доверяю. Кроме тебя, Саид, я никому не доверяю. Из Самарканда в Карши будем возвращаться не гористой дорогой через Сарисэ, а через пустыню, где легче обороняться от внезапного нападения.

Входят гонцы и подают Тимуру письмо.

Тимур читает и закрывает лицо руками. Сидит так долго молча.

– Что-нибудь нехорошее? – спрашивает Саид.

Тимур отрывает руки от залитого слезами лица:

– Моя жена Альджаль Турки Ага, сестра амира Хусейна, скончалась.

Он опять закрывает лицо руками.

– Я вспомнил аят Корана. Те, которых коснется беда, восклицают: «Мы во власти Аллаха и к нему возвращаемся».

– Амир Хусейн уже знает о смерти своей сестры? – спрашивает он у гонца.

– Да, – отвечает гонец. – Он тоже очень огорчен.

– Со смертью моей жены прекращается и наше родство с амиром Хусейном, – говорит Тимур. – У меня не осталось ничего к нему, кроме вражды и ненависти.

Совещание Тимура с амирами.

– Амир Хусейн собирает втайне воинов для борьбы с нами, – говорит Саидэддин Никудийский. Мой отряд, посланный для разведки, дошел до Джейхуна. Хусейн собрал много воинов, надо быть осторожным и бдительным.

– Амир Тимур, – сказал Айдарвиш, – правда ли, что ты вчера получил письмо от амира Хусейна?

– Да, получил, – говорит Тимур. – Он выражает сочувствие по поводу смерти моей жены, его сестры. И он пишет, что теперь нас должно связать общее горе. Я не говорил об этом письме, потому что хотел сначала подумать сам, но раз вы узнали о нем, то посоветуйте, как поступить.

– Мы очень опасаемся амира Хусейна, – говорит Айдарвиш. – Если ты собираешься опять мириться с ним, то знай, что многие из нас уйдут от тебя.

Тимур рвет письмо.

– Вы, мои амиры, убедились, что отныне только меч может разрешить наше дело.

– Твой поступок, амир Тимур, – сказал Айдарвиш, – нам всем очень понравился.

– Надо молить Аллаха, – говорит Тимур. – Сказано: он – лучший защитник и на него можно полагаться.

– Придется отступать, – с досадой говорит Хусейн. – Тимур не собирается мириться со мной. А без примирения мой замысел неосуществим.

– Надо убедить его, – говорит Ширбаграм. – У меня есть один хитрый план.

Хусейн и Ширбаграм скрываются в палатке.

– Достопочтенный амир Тимур, – говорит посол, кланяясь. – Я как казначей послан братом вашим, амиром Хусейном, с этим Кораном к вам. На этом Коране достопочтенный амир Хусейн дал клятву никогда не враждовать с вами. Амир Хусейн просил передать: если он позволит себе сделать что-либо во вред вам, тогда он будет вашим пленником.

– Коран – божья книга, – сказал Тимур. – Если он, амир Хусейн, действительно дал такую клятву, он будет за нее отвечать не передо мной, а перед Аллахом.

– Так, – сказал посол, – но амир Хусейн очень желает для большей убедительности повторить свою клятву в вашем присутствии. Он просит вас повидаться с ним в долине, которая принадлежит Меркичикбеку.

– Передай амиру Хусейну, что я приду, – сказал Тимур, – потому что всегда стремился к миру.

– Где теперь находится Тимур? – спрашивает довольный Хусейн.

– В Харасе, – говорит посол.

– Хорошо. Ты, Ширбаграм, поедешь вперед, я двинусь следом. Сделай остановку в Будгане.

– Надо позаботиться, приготовить хорошую засаду для Тимура.

– Я уже приготовил два отряда воинов, чтобы захватить Тимура в плен, если он придет, – сказал Ширбаграм.

– Новое известие от Хусейна! – говорит Саид.

Тимур берет письмо и читает:

– «Я направляюсь в долину без войска в сопровождении лишь самых приближенных ко мне богодуров. Тебя я прошу довериться мне и так же, как я, идти в долину без войска. В середине долины есть хорошее место, там и встретимся».

– Если раньше у меня была хоть какая-то тень доверия, то она совершенно исчезла, – говорит Тимур. – Теперь нетрудно догадаться, что вся клятва и приглашение не больше, как хитрость со стороны моего врага. Чтобы не торжествовало предательство амира Хусейна, надо расставить в разных местах степи отряды наших богодуров, – сказал Тимур.

– Я тоже чую хитрость Хусейна, – сказал Саид.

Долина. Тимур движется в конном строю. При нем небольшое количество воинов.

– Вот он, – говорит Тимур. – Я издали узнаю амира Хусейна.

– С ним не меньше тысячи всадников! – говорит Саид.

Хусейн останавливается. Тимур, махнув рукой, посылает вперед своих воинов. С разных сторон на них нападают воины Хусейна.

Бой.

Хусейн на холме под своим знаменем стоит, вглядывается.

– Подождем, пока Тимура связанного приведут, – улыбается Хусейн. – Чтобы не показаться невежливым, я скажу ему только два слова, какие говорят покойнику: «Мир тебе! И много лет нам!». А потом я передам слово ему, – и он показал на огромного человека с тяжелой палицей. – Этот известный своей силой и храбростью узбек завершит спор с Тимуром.

Бой.

Богодуры Тимура с яростью преследуют бегущих воинов Хусейна. Со всех сторон бегут воины к знамени Хусейна.

– Они бегут! – с изумлением и страхом кричит Хусейн. – Мой замысел против Тимура потерпел полную неудачу! Ты! Ты обещал мне победу! – закричал он на также прибежавшего Ширбаграма. – Ты – свинья! Ты будешь гнить без могилы!

Он махнул рукой, и палица узбека опустилась на голову Ширбаграма.

Тимур, объезжая брошенный врагами стан, остановился над трупом Ширбаграма.

– Хуже позорной жизни только позорная смерть, – сказал он, – смерть предателя, которого не принимает земля.

Тимур перед своими амирами.

– Я собрал вас, чтобы сказать вам торжественное слово. Кто из вас будет служить мне верой и правдой, пусть будет уверен, что я буду обращаться с ним, как с братом. Я всегда делил поровну между вами всякую добычу, но если кто из вас не чувствует доверия ко мне и преданности, пусть лучше немедленно покинет меня.

– Мы преданы тебе, – сказал амир Аббас. – Доверяешь ли ты нам?

– Скажу честно, на некоторых своих амиров я все-таки не могу вполне положиться, – сказал Тимур, – я не чувствую полной уверенности в их преданности и не слишком хочу это скрывать.

– В таком случае, вот Коран и вот мечи, – сказал амир Саидэддин, – если ты веришь в нашу клятву, так вот – Коран. Если не веришь – убей нас, вот – меч.

– Нам предстоит борьба с хитрым и опасным врагом, – сказал Тимур, – и потому я хочу быть в вас уверен, я хочу убедиться в вашей преданности. Вот обращение. Я прочитаю его всем вам, а вы подпишите его, добровольно, если захотите: «Мы дали великое обещание никогда не покидать амира Тимура. Аллах – наш свидетель. Если мы изменим своему слову, пусть Аллах жестоко покарает нас».

Амиры поочередно подходят и подписывают бумагу.

– Я верю вам, – говорит Тимур. – Вы не раз убеждали меня в своей преданности. Это важно сейчас. Нам нельзя терять врага из виду. Я прилагаю все усилия, чтобы получить точные сведения о том, что делает амир Хусейн и его военачальники. Сейчас мы двинемся в Бакан, чтобы подчинить себе племя Санджар.

Войска Тимура, провожаемые толпой, выезжают из Карши.

– Я покидаю этот город с тяжелым сердцем, – говорит Тимур. – После Самарканда Карши – самый мой любимый город. Я отстроил его, я сделал его своей столицей. Но у меня есть сведения, что амир Хусейн послал около двадцати тысяч всадников под предводительством амира Муссы для захвата Карши и для преследования меня. Я не знаю, что мне предпринять.

– Может отложить поход к санджарам? – говорит Саид.

– Я думал и об этом, – говорит Тимур. – Но санджары раньше получали от меня много милостей, потому из благодарности они дадут нам большие подарки и обещают отряд в тысячу всадников. Нет, поход к санджарам отменять нельзя. Подкреплю обещанием наград бодрость духа моих воинов и продолжим двигаться к санджарам.

– Мы захватили вражеского гонца, – говорит Саид, подъезжая к Тимуру, – при нем письмо.

Тимур читает письмо.

– Синдухан сообщает Хусейну о захвате Карши, – говорит он. – Хоть я и предполагал подобное коварство, эта весть все равно возмутила меня до глубины души. Я решил покончить со злодеем. Для этого надо отвоевать Карши и достойно наказать амира Хусейна.

Тимур с амирами обсуждают план.

– Мы отошли от Карши на четыре дневных перехода, – говорит Тимур. – Пустим слух, что я иду в Хоросан. На самом же деле я отправляю к санджарам те войска, которые считаю худшими. Сам же с отборными войсками двинусь в другую сторону и остановлюсь у колодца Иссаака.

Карши.

– Лазутчики доносят, – говорит Хиндушах Муссе, – Тимур переправился через Джейхун.

– Слава Аллаху! – говорит Мусса. – Теперь можно успокоиться. У Тимура слишком мало войск и он вряд ли нападет на Карши.

Колодец Иссаака. Воины Тимура расположились на отдых.

– Надо послать грамоты в Герат и к Мухаммедбеку Джани Курбану, – говорит Тимур. – У брата его я сидел в тюрьме, но сам он надежен, на его богодуров можно рассчитывать.

– Караван! – докладывает дозорный.

Идет торговый караван. Множество верблюдов с товарами.

– Богатый караван!

– Богатый, – говорит Саид, вглядываясь в вереницу верблюдов. – Мы могли бы обогатиться и поделить добро меж своими воинами.

– Нет, нападать не будем, – говорит Тимур, – Возьмем отступное и этого достаточно. У меня другой замысел.

Начальник каравана с богатыми дарами приходит к Тимуру. Кланяется, передает дары.

– Откуда караван? – спрашивает Тимур.

– Из Хоросана в Карши, ваше превосходительство, – говорит начальник, – опасаясь грабежей и насилия от ваших воинов, я приношу богатые дары и прошу защиты.

– А что в Хоросане? Слыхали ли там обо мне? Знают ли, что я туда иду?

– Слышали, слышали. Все население очень радо, что вы туда двигаетесь, и возносит благодарность Аллаху. Прошу вас, амир Тимур, дать мне провожатого и таким образом оградить от нападения ваших воинов.

– Дать ему провожатого! – приказал Тимур. – И разрешить благополучно проследовать в Карши.

Караван входит в Карши. Начальники с дарами у Муссы и амира Хиндушаха.

– Видел ли ты дорогой Тимура с его воинами? – спрашивает Мусса.

– Видел, ваше превосходительство. Видел.

– Что он делает? – спрашивает Хиндушах.

– Идет в Хоросан. Население Хоросана ждет его.

Мусса и Хиндушах переглядываются.

– Надо идти вдогонку за ним на Хоросан, – говорит Мусса. – А вот в Карши я оставлю своего сына вместо себя – Мухаммедбека.

– Но Мухаммедбек еще очень молод! – говорит Хиндушах.

– Я докажу, что уже не мальчик, а настоящий мужчина! – с горячей свирепостью сказал Мухаммедбек. – Если Аллах поможет и здесь появится Тимур, я отрублю ему голову, зашью в кожу и пошлю тебе, отец, в подарок.

– Он у меня вырос и стал храбрецом, – довольно сказал Мусса и похлопал сына по плечу.

Горят костры. Шпион докладывает Тимуру:

– Амир Мусса с семью тысячами воинов дошел до местности Немурд, здесь остановился. Он написал амиру Хусейну просьбу о подкреплении.

– Подкрепление вышло? – спрашивает Тимур.

– Да, амир Хусейн выслал отряд в пять тысяч воинов. Они расположились в местности Паслун и пируют.

– Видно, знает, что у меня мало воинов, и нисколько меня не опасается, – сказал Тимур. – Что ж, если враг не принимает даже необходимых мер предосторожности, глупо не напасть на него врасплох. Я отберу для этого триста сорок богодуров, лично мне известных своей храбростью. В основном положимся на ночь и на внезапность.

Тимур в своей палатке.

– Перед выступлением, как и всегда, загадаем по Корану, – открывает Коран, читает: – «В этот день верностью возрадуется победе, одержанной при помощи Аллаха». Он помогает кому хочет, он милосерд.

Выходит из палатки.

Амиры восторженно приветствуют его.

—Приветствую тебя, непобедимый амир Тимур! —говорит Муаяд Орлад. – Мы верим в твою удачу!

– Твое выступление, Муаяд Орлад, я принимаю за предзнаменование помощи Аллаха, – сказал Тимур, – ибо арабское слово «Муаяд» означает «получающий помощь».

– Мы будем сражаться с врагом так, что один заменит десятерых, – говорит Тугуль Богодур.

[…]

– Переправимся через Джейхун и двинемся в местность Азсанд, – говорит Тимур. – По дороге на Карши поставим сторожевые отряды, загородим дорогу, чтобы никто не мог пройти незамеченным.

Движется отряд Тимура.

– Мы приблизились к городу Серкент, – говорит Саид.

– По моему мнению, – говорит амир Джигай, – следует здесь остановиться и подождать, пока соберутся оставшиеся по дороге воины.

– Согласен, – говорит Тимур, – приостановим движение отряда.

Войска располагаются на отдых.

– Чтобы остановка не прошла даром, – говорит Тимур, – приказываю готовить крепкие штурмовые лестницы.

Воины готовят лестницы. Темнеет. Наступает ночь.

– Саид, – говорит Тимур, – я хочу тихо, пользуясь темнотой ночи, пробраться в крепость Карши.

– Может, послать кого-нибудь другого? Для вас это слишком рискованно!

– Нет. Никому ничего не говори. Я хорошо знаю Карши. Возьму с собой сорок богодуров.

Тимур со своими людьми достигает рва.

– Ров полон воды, – шепчет один из богодуров.

– Здесь недалеко должен быть крепкий мост для перехода через ров, – говорит Тимур. – Вот он чернеет!

Тимур слезает с коня.

– Возьми коня, Абдулла, – говорит Тимур. – И вы все останетесь здесь. Я один пойду дальше.

Тимур тихо приближается к воротам. У ворот спит сторож. Тимур приготовил нож и постучал рукой в ворота. Но сторож не проснулся. Тимур осторожно обходит стены, осматривает все. Потом возвращается.

– Мы уже беспокоились о вас, – говорит конюх Абдулла.

– Напрасно, – улыбается Тимур, – я убедился, что все население и воины, защищающие крепость, спят богатырским сном.

И он садится на коня.

Ночной совет в стане Тимура.

– Благодаря такой беспечности врага я имел полную возможность хорошо познакомиться с расположением всех укреплений Карши, – говорит Тимур. – Я узнал все входы и выходы, определил места, где всего удобней поставить штурмовые лестницы.

– Мы восхищены, что ты, амир Тимур, лихо ночью ходил для разведки в крепость, – говорит амир Сарибугай.

– Мы удивлены твоей храбростью, – говорит амир Саидэддин Никудийский. – Но можно ли тебе, нашему предводителю, так рисковать?!

– Такое рискованное предприятие требует даже осуждения, – сказал амир Аббас.

– Все кончилось благополучно. Слава Аллаху! – сказал Тимур. – Не будем терять времени. Я хочу подробно рассказать вам о расположении крепости, которую нам предстоит штурмовать.

Войска Тимура движутся к крепости.

– Спешиться, – командует Тимур, – сорок воинов будут приставлены к коням.

Тимур выделяет воинов. И верхом на коне, окруженный пешими, приближается к мосту.

– Соблюдать самую строгую тишину, – командует шепотом.

Богодуры переходят по крепкому мосту, быстро расставляют лестницы и проникают в крепость.

Тишина.

– Удивительно тихо, – говорит Тимур. – Никто в крепости так и не проснулся. Надо занять крепостные ворота. Каждого привратника, который проснется, немедленно убивать.

Воины приближаются к воротам. Первого сторожа удается убить тихо. Но остальные начали кричать. Кое-где жители, разбуженные криком, просыпаются.

– В полной тишине занять крепость не удастся, – говорит Тимур. – Что ж, тогда давай трубить во все трубы и бить во все барабаны.

Сонные жители, оглушенные шумом, в ужасе мечутся. Воины бегут, прячутся в дрова и солому. Мухаммедбек, сын Муссы, выбегает на крышу.

– Проклятье! – кричит он. – Перевес на их стороне, но мы дорого продадим свою жизнь.

Вбегает в дом с несколькими воинами, запирает дверь и отстреливается через окна из пращей и луков.

– Поджечь дом, – командует Тимур.

Дом поджигают. Воины начинают по одному выбегать. Их хватают и ведут в тюрьму. Последним выбежал Мухаммедбек.

– Неужели этот юноша, почти мальчик, который стоит передо мной, есть предводитель?! – говорит Тимур. – Я удивлен твой храбростью! И обойдусь с тобой так же, как с родным сыном. Пусть отдохнет, а потом приведут его обедать со мной.

Мухаммедбека уводят.

– Все население Карши пощадить, – говорит Тимур, – а добычу разделить между воинами.

– Что нам делать с семьей амира Муссы? – спрашивает Саид.

Перед Тимуром среди теток и бабушек – молодая женщина.

Тимур смотрит на нее пристально.

– Как тебя зовут?

– Арзумалик Ага, – тихо отвечает женщина. – Я – жена амира Муссы, дочь Баязита Джаллаира.

– Твой храбрый сын Мухаммедбек похож на тебя, – говорит Тимур. – У него такие же красивые глаза. Я жалую своей милостью все семейство амира Муссы и отправлю вас к нему, – говорит Тимур. – Может быть, Мусса поймет, кто истинный правитель этой страны: я или амир Хусейн!

Семья Муссы стоит перед ним.

– Он проявил к нам милость и отпустил из плена, – говорит Арзумалик.

– Он хочет мира с тобой, отец, – говорит Мухаммедбек.

– Глупец! – кричит Мусса. – Он отпустил вас не по доброте, а чтобы подкупить меня! И направить против амира Хусейна. Но я не такой легковерный, как ему кажется. У меня с Малик Богодуром двадцать тысяч храбрых воинов, а у него не войско, а шайка разбойников в триста человек. И он мне будет предлагать мир?! Наглец! Я сейчас же двинусь по направлению к Карши, чтобы отобрать у него крепость.

Крепость Карши окружена Муссой.

Тимур осматривает поле с крепостной стены.

– Надо произвести вылазку, – говорит Тимур. – Ты, амир Муссаядарлан, с сорока всадниками и ты, Ильчибугай, с сорока всадниками нападите с двух сторон. Проложите через ров дощатый мост.

Воины Тимура по дощатому мосту выбегают и вступают в бой. Действуют пращами. Воины Муссы бегут. Но тут из рядов неприятеля выходит огромный узбек и начинает бить своей огромной палицей. Вдохновленные им воины Муссы перестраиваются и готовятся к нападению. Навстречу ему выходит такой же крепкий, хоть и ниже ростом, но широкоплечий богодур.

– Это Газибулган Богодур, – говорит Саид. – Сейчас произойдет поединок.

Воины обеих сторон невольно останавливаются, дав возможность сразиться двум крепким бойцам.

Узбек замахнулся, чтобы ударить тяжелой палицей Газибулган Богодура по голове, но тот подпрыгнул и схватил обе руки узбека вместе с палицей, заложил их ему за спину и в таком виде привел его в крепость.

– Он ведет его как птицу, схваченную за оба крыла! – восторженно кричат вокруг.

– Этот подвиг напоминает подвиг древнего богатыря Рустама, – восторженно говорит амир Баграм Джаллаир.

– Нет. Это не подвиг Рустама. По-моему, он напоминает подвиг Исфандера, – говорит амир Маджир Хоросанский.

– По-моему, Рустама, все-таки!

Восторженные крики, воины Тимура бросились вперед. Воины Муссы отступают. Амир Баграм и амир Маджир через пролом в стене бросаются в погоню. Амир Баграм догоняет амира Маджира и убивает его.

– Скажу, принял за врага, – говорит Баграм, – пусть знает, как восхвалять язычника Исфандера.

Мусса и Малик Богодур убегают в сады. Бегают среди плодовых деревьев.

– У меня в резерве пять тысяч всадников, – кричит Мусса. – Я сам поведу их!

Войска Муссы наступают. Тимур со своими воинами обстреливают их с крепостной стены из пращей. Один камень попадает прямо в лоб Муссе. Тот падает с коня, вскакивает и в испуге бежит. Его воины в панике устремляются за ним. Воины Тимура преследуют их. Среди брошенных повозок и другого имущества Тимур увидел плачущую Арзумалик Ага.

– Они до того перепуганы, – усмехаясь, говорит Тимур, – что Мусса оставил в степи такую красивую жену. Не плачь, Арзумалик Ага, я обрадую тебя своей милостью.

Тимур осторожно поднимается с постели от спящей рядом Арзумалик Ага.

– Я обрадовал ее своей милостью, – говорит Тимур вошедшему Саиду, – а теперь отошлю ее к одному из шейхов. Далеко ли бежал ее муж?

– Мы преследовали неприятеля до Кизилтога, – говорит Саид.

– Утром я соберу на совет всех амиров, – говорит Тимур.

Совет амиров.

– С помощью Аллаха, – говорит Тимур, – мне удалось рассеять своих врагов, как дым. Теперь, когда наступает зима, не надо преследовать, а лучше подождать и спокойно перезимовать. Согласны ли вы со мной?

– Согласны! Согласны! – заговорили амиры.

– Значит, с общего согласия решено зимовать в Кеше, – сказал Тимур. – Город здесь хорошо снабжен съестными припасами и хорошо укреплен.

– Лазутчики доносят, – сказал Саид, – что войска амира Хусейна, бежавшие от Кеша, двигаются по направлению к Бухаре, чтобы захватить ее. Амир Хусейн их проклял. Они этого устыдились и хотят в Бухаре спасать свою честь.

– Враги запуганы своим поражением, – говорит Тимур, – поэтому в сторону Бухары достаточно будет направить отряд под предводительством Мохмуда Шахбугая. Кто уповает на Аллаха, тому он довольствует. Аллах совершит свое дело!

– Я помню все, что ты мне говоришь и чему меня учишь, – говорит Мухаммед Джахангир, – ибо после Аллаха и его посланника ты для меня – высший пример.

– Я очень обрадован твоими словами, – говорит Тимур. – Будь тверд в намерениях своих! Временными удовольствиями не прельщайся. Исполняй все веления Аллаха, чтоб не подвергнуться вечным мукам ада.

– Я выполню твою волю, отец.

– А вы, амиры мои, будьте верны первенцу моему, наследнику моему, ибо это угодно святым улемам и ими предсказано!

– Мы будем верными твоему сыну, – говорит Саид, – но тебе еще рано уходить от дел.

– Да, – соглашается Тимур, – еще не пройдено и половины пути. Но я чувствую, после стольких поражений и падений хромой и слепой муравей доползет до верха стены, откуда ему откроется весь мир.

Тимур замолчал. Молчали и все.

– Терпение и настойчивость, – наконец сказал Тимур. – Не унывать, не падать духом и стремиться к хорошо намеченной цели. Муборакхан, – обратился он к одному из амиров, – я назначаю тебя аталиком, воспитателем к моему сыну. Учи его всем этим качествам.

– Я выполню твою волю, – сказал Муборакхан.

Тимур во главе своего отряда переходит реку Джейхун. Останавливается на холме, осматривает местность.

– Куда теперь? – спрашивает Саид.

– Я в нерешительности, куда лучше – в Самарканд или в Бухару, – говорит Тимур.

– Смотрите, на горизонте показались густые массы конницы! Это не Хусейн, – тревожно говорит Саид. – Это, похоже, опять воины Джетты?! Смотрите, монгольское знамя!

– Нас слишком мало, чтобы бороться с Джеттой, – говорит Тимур. – Неужели я неправильно понял предсказание Аллаха?

Конница приближается.

– Это амир Кайхисраил Джилены! – говорит Саид.

Амир Кайхисраил останавливается перед Тимуром и кланяется ему.

– Я пришел служить тебе, амир Тимур, с одобрения хана Джетты, моего родственника, который дал мне своих воинов. Вместе пойдем против Хусейна, который ко мне давно уже не расположен. У меня есть сведения, что амир Хусейн остановился в Герате. Оттуда он двинется в местность Вирак.

– Монголы, пришли монголы! – кричат воины Хусейна и в страхе бегут.

– Монгольское знамя! Знамя Джетты!

Воины Тимура и Кайхисраила расположились на отдых.

– Надо отпраздновать как следует нашу победу над Хусейном, – говорит Тимур, – и двинуться дальше, чтобы его добить. Расставить котлы, готовить еду, натягивать палатки!

Появляется делегация.

– Ваше превосходительство, амир Тимур, – говорит посол, – амир Хусейн послал нас. Он устыдился своей вражды к вам, желает примирения и приближается к вам, в местность Бурсын.

– Передай ему, я тоже иду в местность Бурсын, – говорит Тимур.

Много снега. Холод. Тимур и Кайхисраил движутся во главе своих воинов.

– Только бы он пришел, – говорит Тимур. – Сейчас замечательная возможность наконец-то покончить с этим коварным и подлым человеком.

Амир Хусейн едет во главе своих воинов.

Метет поземка.

– Нет, – говорит Хусейн, – я дальше не пойду. Надо повернуть назад. У меня предчувствие: он хочет завлечь меня в ловушку. Я встречусь с ним летом. Я пошлю к нему мулл, и если он сделает мне зло, нарушит мир, то будет проклят священными людьми. Пока я жив, стать законным правителем Мавераннахра Тимур не сможет, у него на это нет законного права.

Гонец Хусейна встречает отряд Тимура.

– Амир Хусейн просит глубокого прощения, – говорит он, – но из-за сильного холода и из-за глубокого снега он вынужден повернуть назад. Он желает мирной встречи летом.

– Передай глубокочтимому мной амиру Хусейну, что я очень сожалею о несостоявшейся встрече, – говорит Тимур.

Гонец уезжает.

– Почувствовал волк западню, – с досадой говорит Тимур. – Что ж, может, летом повезет больше.

– Поедем зимовать в Ташкент! – говорит Тимур. – Хочется хоть ненадолго тепла, радости и покоя.

– У меня подросла дочь, – говорит Кайхисраил, – у тебя, слыхал, вырос хороший сын?

– Я и сам давно думал сговорить твою дочь за своего сына, – говорит Тимур. – Ты ведь женат на дочери покойного Хакана Туклука и, таким образом, я тоже породнюсь с Хаканом из Джетты.

Шумная свадьба сына Тимура – Мухаммед Джахангира с дочерью амира Кайхисраила. Музыка. Веселье.

Два комедианта – Хатиф и его партнер – развлекают публику, показывают фокусы, ходят на руках, жонглируют ножами, глотают зажженные пакли.

– Эти два мошенника когда-то у меня украли коней, – говорит Тимур, – и всегда они мне попадаются, когда я нахожусь в хорошем настроении! Но когда-нибудь они мне попадутся в плохом настроении, и я накажу их.

– Прости их! – смеется Кайхисраил. – В такой день надо быть снисходительным и не наказывать строго за малую вину.

– Я подумаю об этом, – говорит Тимур. – Наказывать надо всегда обдуманно, но при прощении надо быть еще более внимательным, чтобы не наделать ошибок.

– А кто эти трое замечательных юношей у тебя за столом?

– Разве ты не узнаешь их? Это подросшие сыновья трех багдасарских амиров, которых казнил когда-то амир Хусейн!

– Да, я помню это ужасное дело, – говорит Тимур. – Хусейн казнил их по злобе, без всякой причины. Когда-то я сказал, что за такое злодеяние он получит возмездие в день страшного суда, но мне кажется, что это может свершиться гораздо раньше. – Познакомь меня с ними! Мне они нравятся!

Лето. Ташкент. Перед Тимуром – муллы, посланцы Хусейна.

– Мы, муллы Ташкента, Андижана и Ходжента, – говорят муллы, – пришли к тебе, амир Тимур, от имени амира Хусейна для вашего доброго примирения.

– Амир Хусейн клянется Кораном, – говорит мулла Андижана. – Он клянется, что никогда ничего не предпримет против тебя и просит тебя помириться с ним.

– Вот Коран, – говорит мулла Ходжента, – на котором Хусейн клялся искренне примириться с тобой. Ты знаешь, что святая книга Коран хранит в себе следы клятвы, произнесенной в другом месте?

– Мы, муллы Ташкента, Андижана и Ходжента, – говорит мулла Ташкента, – со своей стороны просим тебя не отвергать настоятельную просьбу амира Хусейна и примириться с ним. Наша земля жаждет мира. А если вы, ты и Хусейн, два самых могущественных человека нашей земли, примиритесь, то мир воцарится и обрадует всех.

– Святые отцы! Я внимательно и с почтением выслушал вас! Я всегда считал себя первым и ревностным слугой Аллаха, всегда творил волю Аллаха и его посланника Мухаммеда. Всегда с великим уважением относился к саидам, почитал веру их шейхов, всегда я их неизменно внимательно выслушивал. Выслушивал их указания по делам веры, исполнял советы. Но то, что советуете вы, святые отцы, говорит о том, что амир Хусейн сумел обмануть даже вас, служителей истины, и ложной клятвой осквернил святую книгу. Он много раз уже изменял клятве, которую давал на Коране. И ложной клятвой пытался недавно завлечь меня в западню, чтобы захватить в плен и убить. Может, и я виноват в злодеяниях амира Хусейна: слишком много прощал его и надеялся на его исправление.

– Тогда мы хотим дать тебе совет, – говорит ташкентский мулла, – не предрешай пока вопрос о примирении. Мы сами погадаем на Коране. И ты поступишь так, как откроется.

– Я всегда покорялся воле Аллаха и его святой книге, – говорит амир Тимур.

Муллы раскрыли Коран и склонились над ним. «Сказали ангелы, – прочел ташкентский мулла, – поселишь ты на землю существо, которое произведет непорядок и прольет кровь, в то время как мы будем прославлять тебя хвалами и беспрестанно воспевать твою святость?» – Аллах ответил ангелам: «Я знаю то, чего не знаете вы».

– Прекрасные слова! – сказал Тимур. – Надо подчиниться воле Аллаха. Из гадания выходит, что мне следует примириться с амиром Хусейном? Я даю свое согласие и со всеми амирами двинусь по направлению к Самарканду, чтобы увидеться там с амиром Хусейном.

– Мы хотим, чтобы торжественное примирение твое с амиром Хусейном совершилось на священном мазаре, – сказал мулла Андижана.

– Я обещаю придти туда, – говорит Тимур. – Вас же, святые муллы, прошу сто раз убедиться, насколько искренне амир Хусейн желает примирения со мной.

Священный мазар.

Амир Хусейн в сопровождении сотни всадников подъезжает и слезает с лошади. С другой стороны подъезжает в сопровождении пятидесяти всадников Тимур и тоже слезает с лошади. Хромая, Тимур идет навстречу Хусейну. Они встречаются у выстроившихся с Коранами в руках мулл.

– Забудем старую вражду, – обратился к Тимуру Хусейн.

– Пусть не будет между нами таких отношений впредь, какие были раньше, – ответил Тимур. – Я даю торжественное обещание, что не преступлю впредь нашего мирного договора, пока амир Хусейн не изменит своей клятве, данной им на Коране! Клянусь!

Тимур поцеловал Коран.

– То же самое обещаю исполнить в точности по отношению к амиру Тимуру я, амир Хусейн!

И он тоже поцеловал Коран.

– Слава Аллаху, – говорит мулла ташкентский, – торжественное примирение совершилось!

Тимур и Хусейн кланяются друг другу, садятся на коней и разъезжаются в разные стороны.

Кеш. Тимур завтракает с тремя юношами, сыновьями убитых багдасарских амиров.

– Лишившись в детстве отцов, вы выросли в прекрасных, красивых, сильных юношей, которым уже жениться пора, – говорит Тимур.

– Мы не думаем о радостях жизни, – сказал старший из юношей, – пока убийца наших отцов ходит по земле.

– Это тяжело, – сказал Тимур. – Я когда-то в пустыне встретил отшельника, живущего в пещере. Мне сказали про него: каплиди, на нем кровь лежит. Но тот человек укрывается в пустыне от справедливой мести, хоть знает за что это. Амир Хусейн нагло торжествует, сидит во дворцах.

– Может ли терпеть такое Аллах? – сказал средний юноша. – Тут нет справедливости.

– Тот несчастный должен прятаться от людей, а этот торжествует! Я с вами согласен.

– Я хочу только одного, – горячо сказал младший из юношей. – Я готов погибнуть, если мне суждено, но только после того, как убью преступника, лишившего нас отцов.

– Ислам допускает справедливую месть, – говорит Тимур. – Конечно, это личное дело каждого. И я не могу давать вам советы. Но если вы убьете амира Хусейна, это ваше дело.

– Но что вы будете делать, если мы убьем Хусейна?

– Что делать? Я пойду утешать его вдову, – сказал Тимур, – а вас поздравлю с окончанием доброго дела.

– Мы едем в Бадахшан, – сказал старший юноша, – и поднимем народ против Хусейна.

– Письмо от Хусейна, – докладывает Саид Тимуру.

Тимур читает письмо.

– Хусейн сообщает, что амиры багдасарские возмутились против него, – говорит Тимур. – Он отправился их усмирять и просит моей помощи.

– Что ему ответить? – спрашивает Саид.

– Ответь Хусейну, что я желаю ему счастливого пути.

– А помощь, которую он просит?

– Помощь тоже будет. Надо написать моему старшему сыну Мухаммеду Джахангиру, чтобы он из Мерва явился ко мне с воинами и оружием. Посланы ли подарки хану Джетты, моему родственнику?

– Хану Джетты посланы богатые подарки. Он обещал прислать в помощь десять тысяч всадников.

– Слава Аллаху! Когда состоишь с амиром Хусейном в дружбе, это еще опаснее, чем находиться с ним во вражде. Но я поклялся на Коране сохранять с ним мир и не могу нарушить этой клятвы. Сегодня вечером мы выступаем в помощь амиру Хусейну.

Река Термез.

– Перейдем на другую сторону Термеза, – говорит Тимур, – и накажем правителя Герата Малика, который грабит жителей во владениях амира Хусейна. А потом пойдем на помощь амиру Хусейну к Бадахшану.

Воины Тимура переправляются через реку, нападают на грабителей.

Стоянка. Ночь. Спит Тимур. Амир Хусейн на серебряном блюде приносит меч Тимуру. Клинок его весь облеплен мухами.

– Вся власть, которая принадлежит Хусейну, – перейдет к тебе, – слышен голос. – Скоро ему власть не понадобится!

Тимур просыпается.

Местность у Бадахшана. Тимур и Хусейн слезают с коней и обнимаются.

– С тех пор, как мы помирились, я чувствую себя совершенно свободно и хорошо, – говорит Хусейн. – Чувствуешь ли ты себя так же хорошо?

– Бедствия родины, угнетаемой другими, мешают мне пользоваться свободой и чувствовать себя хорошо, – говорит Тимур.

– Да, я рад, что ты помог мне справиться с грабителем амиром Маликом, отнял у него награбленное добро и вернул мне и подвластным мне людям, – говорит Хусейн. – Я надеюсь, ты поможешь мне расправиться и с багдасарскими бунтовщиками и казнить их. Эти сыновья багдасарских амиров пошли дорогой своих отцов, их должна постигнуть та же участь.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе казнить сыновей, как ты казнил отцов? – спросил Тимур.

– Наказывать врагов смертью, – сказал Хусейн, – святое дело. Тем самым спасаешь от смерти себя. Нет лучшего способа спастись от смерти, чем убить своего врага. Разве это не так? Ведь ты тоже боишься смерти и наказываешь своих врагов?

– Тот, кто хочет поднять над миром знамя ислама, не должен бояться смерти, – сказал Тимур. – Но он должен остерегаться ее, чтобы не погибнуть прежде, чем осуществит свой замысел.

– Ты все еще не забыл свою тщеславную выдумку, – сказал амир Хусейн. – Все еще мечтаешь нарушить договор, записанный нашими предками на стальном листе. По договору тебе предназначена совсем другая судьба.

– Судьба подчиняется Аллаху, что задумал он на небе, то и свершится.

– Мне показалось, что в твоих словах угроза, – сказал Хусейн. – Ты опять угрожаешь мне?

– Нет, я просто напоминаю тебе указание шариата, который учит уклоняться от дурного.

– Я никогда не желал овладеть чужим имуществом, не думал о богатстве, не завидовал богатым. Все, что ты, Тимур, говоришь, это лицемерие и ложь. Ты мечтаешь о власти! Ты хочешь всех превзойти! И превратить всех в рабов! И залить всю нашу страну, а потом и весь мир кровью!

– Нет, Хусейн, – кротко ответил Тимур. – Я только хочу высоко поднять над вселенной знамя ислама. Я знаю, что правая вера и великая власть рождены как бы из одного чрева. Только та власть сильна, которая основана на правой вере и честности.

– Ты, Тимур, как пророк Муссилима, который в своих кровавых целях использовал откровения Корана, – говорит Хусейн. – Ты воображаешь, что никогда не явишься перед Аллахом и не понесешь наказания! Ты, как Эблис, дьявол, надулся гордостью и стал в числе неблагодарных! Худшее, что есть в мире, это – неблагодарность! Вспомни, кто ты был. Ты был маленький человек. Мой дед, правитель амир Казган, благодетельствовал тебе, дал тебе в жены мою бедную сестру, дал тебе богатства. А мне говорили, что это ты организовал его убийство, чтобы захватить власть. Я не хотел этому верить, но теперь я понимаю, что это правда. Ты хочешь коварством и хитростью захватить власть над нашей страной, чтобы потом залить кровью весь мир. Но ты был бедняком и умрешь бедняком. А я родился богатым и умру богатым.

– Может, я и умру бедняком, – сказал Тимур, – но я никогда не умру из-за своей жадности, как погибнешь ты.

Стрела, пущенная из кустарника, попала амиру Хусейну в грудь.

– Клятвопреступник! – захрипел он. – Это ты! Ты организовал засаду!

– Нет, – спокойно сказал Тимур, – это не я. Ты гибнешь не из-за меня. Ты гибнешь из-за своей жадности. Поучительна твоя судьба!

– Проклятье! – захрипел Хусейн. – Мои проклятья останутся на тебе до дня воздаянья.

Последним усильем он выхватил нож и шагнул к Тимуру.

Вторая стрела, пущенная из кустарника, попала Хусейну в живот.

– Зачем ты без всякой причины казнил трех багдасарских амиров? – укоризненно, тихо сказал Тимур. – Теперь сыновья убитых амиров убили тебя самого.

Последним усилием Хусейн метнул нож, который пролетел рядом с головой Тимура и вонзился в дерево.

Третья стрела попала Хусейну в горло. И он упал возле ног Тимура.

– Последний мой враг мертв, – тихо сказал Тимур. – Хромой муравей дополз до вершины стены, и с этой стены перед ним откроется всь мир, освещенный солнцем и луной.

Большое дерево освещено солнцем. Солнце очень яркое. Но Тимур сидел под деревом, был защищен развесистыми ветвями. В царстве ветвей шумели птицы и насекомые, по стволу ползли муравьи. Все они ели плоды огромного тенистого дерева. Тимур сорвал один из плодов, попробовал.

– Сладкий, – сказал. И съел весь плод. Потом попробовал другой плод и сморщился: – Кислый, – сказал и хотел отбросить, но тихий голос сказал: «Съешь и этот, власть – это и сладкое, и кислое. Дерево, которое ты видишь, – это твое потомство».

Тимур открыл глаза. Он лежал на широкой кровати.

– Ваше величество, – обратился к нему один из служителей, – министры собрались в тронном зале и ждут вас.

– Я вчера слишком поздно читал, – сказал Тимур, указав на лежащую на полированном столике рядом кучу книг. – Но в будущем я не буду у министров отнимать время, необходимое для управления государством. Пока я одеваюсь, пусть придут ко мне толкователи снов.

Тимур заканчивает свой туалет. Перед ним толкователи снов.

– Дерево – это ты, – говорит один из толкователей, – ветви с листьями – твое потомство.

– А птицы и насекомые, евшие плоды и деревья, – говорит второй толкователь, – подвластные тебе народы, которые будут получать от тебя обильные блага.

В тронном зале министры и вельможи почтительным поклоном встречают Тимура.

– Во имя Аллаха, великого и милосердного, ниспославшего мне власть, – говорит Тимур, – чтобы поддерживать и укреплять свое могущество, я беру в одну руку светоч справедливости, а в другую светоч милосердия. Этими двумя светочами непрерывно буду освещать путь своей жизни, всегда во всех делах стараясь быть справедливым и милостивым. Я выбираю себе четырех министров, справедливых и милостивых. Из них главный – Мухаммедшах Хоросанский.

Мухаммедшах выходит вперед и кланяется.

– Я приказываю вам, – обращается он, – всегда следить за моими поступками и останавливать меня всякий раз, когда я буду несправедлив, поверю словам лжи или буду посягать на чужое добро. Обещаете ли вы мне это?

– Обещаем, – говорят министры.

– Я слышал, если Аллах посылает великую власть, то оказывает тем самым великую милость. Эта милость налагает на владыку обязанность всегда и всюду быть справедливым и милостивым. Сейчас, когда я сделался великим правителем, я всегда буду помнить это и буду стараться быть справедливым и милостивым. Но я не всегда смогу быть милостивым для подвластных мне правоверных народов, если не сохраню милость Аллаха. Милость Аллаха можно сохранить, истребляя его врагов. Поэтому, чтобы сохранить, надо истреблять язычников, которые построили на земле ислама свои поганые капища, а уж потом начать походы по завоеванию мира и распространению ислама во всем мире. Первый поход мой – на Иран, где господствуют брамины, идолопоклонники.

Капище Тугуль Богодура. Люди в светлых одеждах поклоняются браминским богам. Тут же четыре жреца. Жрецы поют гимны, произнося заклинания. Особенно много людей у статуи человека с огромным детородным органом. Они поют браминские гимны, поднимают детей, чтобы те могли видеть живот, целуют детородный орган – символ потомства и плодородия.

Вдруг крик:

– Мусульмане! Мусульмане!

Движется огромная армия Тимура. Воины Тимура врываются на капище, начинают разрушать идолов.

– Разрушить капище до основания, – говорит Тимур.

Седобородые брамины-жрецы опускаются перед Тимуром на землю.

– Пощади наше святилище! – говорит древний брамин. – Ты не знаешь нашей веры. Но всякая вера должна быть терпима и добра! Мы никому не причиняем зла! Мы предаемся здесь миросозерцанию! И просим наших богов дать нам и нашим детям желаемое. Мы изучаем священные тексты.

– Я пришел распространить истинную веру посланника Аллаха, – говорит Тимур.

– Истинную веру нельзя распространять мечом, – говорит брамин. – Давай беседовать перед лицом тех, кто верит тебе, и тех, кто верит мне.

– О чем беседовать с тобой? – говорит Тимур. – О каменных идолах, которыми ты одурманиваешь народ, как гашишем? Кто они, эти идолы? Есть ли у них имена?

– Эти каменные идолы, – говорит брамин, – символы восьми стражей мира. Это – Индра, владыка богов, Агний – бог огня, Сурья – бог солнца, Ворума – бог моря, Пивана – богиня ветра, Яма – богиня смерти, Кувела – богиня богатства, Кама – богиня любви, Ганела – богиня мудрости.

– Я верю в единого Аллаха, – говорит Тимур, – моя основная цель – в распространении справедливой веры ислама вместо мрака язычества и идолопоклонства. По Корану, идолопоклонство – тяжкий грех, который никогда не простится Аллахом. Согласитесь ли вы принять веру Аллаха? – милосердно обратился он к притихшим людям.

– Мы чтим единое вечное незаменимое существо Брахма – творца и охранителя мира, – сказал какой-то седобородый общинник.

– Сказано в Коране, – говорит Тимур, – что Аллах не простит, чтобы к нему присоединяли других богов, но он простит другие грехи, кому захочет, ибо тот, кто присоединяет к Аллаху его творение, совершает великий грех.

Воины Тимура по его знаку с тяжелыми палицами приблизились к статуе человека, но брамины и народ загородили им дорогу.

– Возьмите золото, – сказал брамин и показал несколько ящиков золота, которое вынесли и поставили перед Тимуром, – только оставьте в неприкосновенности статую очень чтимого нами великого чудотворца, охранителя плодородия и дарителя детей. Этот чудотворец имеет такую силу, что в одну ночь может совокупиться с тысячью шестьюстами женщинами.

– Шайтан еще сильнее вашего чудотворца, – говорит Тимур, – потому что он может в одну ночь совокупиться с бесчисленным количеством женщин. Ты и твои жрецы-брамины отказываетесь признать ислам и предпочитаете оставаться в темноте. Но, варвар, тогда вам не нужны глаза, данные Аллахом для созерцания правды его. Саид, – обратился он к начальнику своей охраны, – ты слышал, что я сказал? Оказывается, им не нужны глаза, они собираются блуждать в темноте.

Воины хватают седобородого брамина, вяжут и волокут.

Старший брамин кротко взглянул в глаза Тимуру своими старческими выцветшими глазами и тихо сказал:

– Твое сердце будет твоим врагом. Тебя ожидает много горя. Кровь так же солона, как и морская вода. Чем больше ты будешь пить крови, тем больше будешь испытывать жажду.

Воины вяжут браминов по рукам и ногам. Палач выкалывает каждому глаза. Всякий раз, выколов глаза, он становится на грудь ослепленного и отирает о его седую бороду свой окровавленный нож.

Воины бросаются бить все кругом. Все бьют и режут, крушат.

Тимур молча сидит на коне, смотрит как седобородые брамины, освободившись от веревок, стараются приподняться, ощупывают руками окружающие предметы, ударяются головами друг о друга, падают без чувств, стонут.

– Слуга шайтана околдовал мое сердце, – говорит Тимур, глядя на мучения браминов. – Они хотят сделать его трусливым, мягким и податливым. Но правитель есть духовный меч Аллаха, и сердце его должно быть твердым, как сталь, острым, как меч. Они надеются на мою слабость, но я повею на них ветром разрушения.

Армия Тимура крушит все на своем пути. Разрушенные горящие дома, всюду мертвые тела. Множество мертвых тел. В полной тишине движется среди мертвецов армия. Только слышен звук копыт и звон оружия. И вдруг среди этой тишины раздается плач ребенка. Живой двухлетний мальчик в крови своих родных плачет и протягивает ручки к Тимуру.

– Ата! Ата! Папа! Папа! – плачет младенец.

Саид замахивается на мальчика копьем. Но Тимур перехватывает руку Саида и велит подать ему мальчика. Мальчик сразу успокаивается, начинает улыбаться.

Тимур снимает с пальца золотой, с драгоценным камнем перстень, дает мальчику, тот играется.

Тимур молча, с суровым лицом едет, следит за разрушением и смертью, которые причинила его армия, на то горе, которое она принесла на эту землю.

Стан армии Тимура. Ночь. Горят костры. Костров множество, словно звезд на небе. В палатке из белого войлока спит Тимур. Мечется во сне. Лицо его искажено. Неподалеку спит спасенный мальчик, улыбается во сне. Тимур стонет. Ужасные фигуры джиннов окружают его, бредущего по пустыне, изнемогающего от жажды и голода. «Посмотри на нас, – кричат джинны, – посмотри на нас! Мы плодимся и размножаемся, как люди, только тело состоит у нас из тонкого огня и воздуха, а у вас, сверх того из земли и воды». – «Воды, – шепчет Тимур, – Воды!» – «Ты хочешь пить, – смеются джинны, причудливо изгибаясь. – Иди туда! Туда, где свежий воздух над прохладным источником!» Тимур видит бьющий из-под земли водяной ключ, он припадает к нему, но вода превращается в огонь. «Пей! Пей! Что? Больно? Тебе не уйти от нас! Мы – повсюду! Мы живем в камнях, в деревьях и в идолах». – «Я разрушу ваших идолов!» – говорит Тимур. – «Ты слышишь, Эблис! Аллах послал тебя и все твое племя в адский огонь! Мы вместе с тобой будем в адском огне!» – хохочут джинны. – «Ты лжешь, дьявол! Я – мусульманин! И чту Коран», – говорит Тимур. – «Мы тоже чтим Коран!» – говорят джинны. «Мы слушаем Коран и дивимся ему! Мы также слушаем все, что происходит на небе. Ты ведь стремишься стать владыкой мира? А мы давно уже владычествуем над этим падшим миром!» – «Я знаю тебя! – говорит Тимур. – Ты Эблис, проклятый Эблис!» – «Ты узнал меня! Наконец-то ты меня узнал! А ведь я давно рядом с тобой», – говорит Эблис. Начинает похохатывать.

По мере того, как Эблис говорит и хохочет, все усиливается шум, хохот, движение. «Ты только мечтаешь владеть миром, а я уже владею миром. Ты только мечтаешь о многочисленном потомстве. А посмотри, какое у меня многочисленное потомство! Много свиней, безобразных мужчин, отвратительных женщин, диких зверей и птиц», – все это хохотало, кричало, свистело.

Тимур проснулся. Было тихо. В углу, разметав ручки, сладко спал младенец. Утирая пот, Тимур долго смотрел на безмятежно спавшего ребенка.

– Здесь проходит граница между адом и раем, – тихо произнес Тимур. – Этот младенец спит в раю. Мне теперь рай недоступен.

Появились первые лучи солнца. А Тимур все сидел и смотрел на сладко спящего младенца.

– Как я завидую ему! К чему я стремился, великий Аллах, – шепотом говорит он, – и чего добился?! Может быть, я буду повелителем мира, но такой спокойный сладкий сон мне больше никогда не будет доступен. Может быть, спокойный сладкий сон – это и есть рай? Это и есть та высшая награда, которую дает нам Аллах?! Только святые, отшельники и безвинные младенцы получают такую награду. Всех же остальных ждет то, о чем писал Омар Хайям. «Мы чистыми пришли и осквернились, мы радостно цвели и огорчились, сердца сожгли слезами, напрасно жизнь растратили и под землею скрылись».

– Великий эмир! – позвал Саид.

– Чего тебе? – словно очнувшись, спросил Тимур.

– Гонец ночью привез из Самарканда письмо.

– А чего же ты его не передал мне ночью же, дурак?

– Я слышал вы с кем-то разговаривали и боялся помешать.

– Я разговаривал с Эблисом!

– Вы шутите, великий эмир?

– Хорошо, хорошо, шучу. Давай письмо.

Тимур взял письмо, прочел его и горестно опустил руки.

– Сбывается проклятье браминов, – сказал он печально. – Случилось большое несчастье: в один день умерли моя дочь, моя сестра и моя вторая жена.

– Да, в Самарканде неспокойно, – говорит Саид. – Враги распространяют подлые слухи о вашей семье, о вашей смерти.

– Может, они и правы? И теперь я действительно умер. Мы ведь часто умираем гораздо раньше, чем нас хоронят.

– Я не понял, великий эмир?

– Зачем тебе понимать? Тут судьба, не надо понимать! Отдай приказ! Я прерываю поход и возвращаюсь в Самарканд.

Вдоль дороги, по которой возвращается в Самарканд войско, стоят люди, простые и вельможи, погруженные в скорбь, одетые в черное и голубое, с головой покрытой пылью. Жители с непокрытыми головами, в рубище, плачут, приговаривая: «Как жаль, что Джахангир, столь храбрый воин, мелькнул на земле, как роза, которую уносит ветер. Как жаль, что смерть низвергла в могилу такого справедливого повелителя».

– Пока не надо говорить им ничего, – произносит Тимур. – Я хочу побывать на собственных похоронах.

– Но ведь враги могут воспользоваться вестью о вашей смерти? – говорит один из амиров.

– Врагами пусть займутся мои министры, – сказал Тимур, – а я займусь похоронами своих близких и, может быть, самого себя.

Скорбная церемония прощания. Тимур у трех гробов, в которых лежат три близкие ему женщины.

Процессия движется к кладбищу.

Тимур в сопровождении свиты, хромает сильнее обычного, идет за гробами. Он бледен. Выглядит уставшим и исхудавшим. Слышен шепот вельмож между собой.

– Хоть слухи о его смерти, – слава Аллаху! – не подтвердились, выглядит он, словно оцепеневший.

– Три смерти одна за другой приостановили его честолюбие! – говорит другой.

– Он не хочет больше забот о государстве, – добавляет третий.

– Его словно подменили!

– Говорят, он сам тяжело болен?

– Ходят слухи, он хочет стать отступником и отказаться от мусульманства?!

Все такие разговоры.

Тимур один сидит перед зеркалом, смотрит на себя.

– Я понял, что предчувствия, зарождающиеся в душе, никогда не обманывают, – говорит он. – В ранней юности я хотел уйти в мечеть, посвятить себя Аллаху.

– Теперь уже поздно. Ты слишком долго наслаждался жизнью среди людей, – сказал кто-то.

Тимур глянул в зеркало: чье-то улыбающееся отвратительное лицо мелькнуло там. Он оглянулся назад.

– Нет, нет, я только здесь, – сказал голос, – сзади меня нет. Я буду теперь все время с тобой, буду наблюдать за твоими поступками, подстрекать к дурным делам, остерегать тебя от дел хороших. – Голос захохотал.

– Я буду бороться с тобой, – сказал Тимур.

– Поздно! Мы скреплены пролитой тобой кровью. К каждому человеку приставлен злой джинн, гений. Но ты хочешь слишком многого. Ты хочешь завоевать весь мир, поэтому сам я, Эблис, сам сатана, буду рядом с тобой.

– Будь ты проклят! – крикнул Тимур и ударил зеркало, оно разбилось.

– Тебе не одолеть моей силы, – сказал Эблис. – Тебе меня не одолеть! А без меня тебе не одолеть силы твоих многочисленных врагов! Послушай меня, Тимур! Будь тверд, решителен, мужественно иди по предсказанному тебе пути. Это я – Эблис, тебе говорю! И ты достигнешь всего, чего хочешь!

– Мой путь предсказан Аллахом, а не тобой, Сатана!

– Разве ты не знаешь, что Аллах милостив и никогда не наказывает злодеев сам, он всегда это делает нашими руками, моими руками. Сам Аллах нуждается в нас! Сам Аллах нуждается во мне! А ты, слабый человек, хочешь мной пренебречь?! И со мной бороться?! Как ты будешь со мной бороться – я нигде и всюду?!

– Ты лжешь, нечистый! Я вижу тебя. Вот ты! Вот ты!

– Нет, я не там, – захохотал Эблис из противоположного угла. – Убедился, что я всюду?

– Эй! Сюда! – закричал Тимур. – Стража, ко мне!

– Вы меня звали? – вбежал со стражниками в комнату Саид.

– Кто ты? – блуждающим воспаленным взглядом окинул его Тимур.

– Я – Саид, ваше величество, – встревожась, сказал Саид. – Министры и иностранные послы собрались в тронном зале и ждут вас!

– Разве ты не видишь, что я болен, – сказал Тимур. – У меня горячая голова и холодные руки.

– Я немедленно пришлю лекаря, – сказал Саид.

– Мне не нужны лекари, – сказал Тимур, – мне нужны тишина и уединение. Я собираюсь в путь, но ветер мне пока не благоприятствует.

Он встал, сделал несколько шагов и упал.

Тимур лежал на простой постели, застланной козьими мехами.

Была весна, вокруг цвели деревья. Ксения подала ему в кувшине теплого молока с медом.

Он выпил, вытер губы и бороду.

Ксения внесла мальчика, уцелевшего во время резни в Персии.

– Ата! – сказал мальчик Тимуру и улыбнулся.

– Я полюбила его как родного сына, – сказала Ксения и поцеловала мальчика.

– Мама, – сказал он Ксении, прижавшись к ее груди.

– Ангелочек! – погладил Тимур мальчика по голове. – Будет ли мне прощение от Аллаха!

– Молись, милый, – сказала Ксения. – Бог для всех один.

– Мне трудно молиться, – говорит Тимур. – Начинаю молиться, и слова не идут. Кто-то мешает мне. Мне нужен совет святого человека. Но раньше я чувствовал себя таким нечистым, что даже не решался обратиться за советом к святому. Теперь же, рядом с вами, я почувствовал какое-то очищение и хочу поехать к моему духовному руководителю, к шейху Зайетдин-Абубак Таэ-Табайди.

Тимур сидел перед шейхом Табайди.

– Ужасные фигуры, которые ты видел во сне, – говорит Табайди, – это твои нехорошие дела. Тебе нужно покаяться во всем зле, которое ты учинил, раскаяться в злых делах – и не в злых делах ты одолеешь своего джинна. Всякому правоверному следует раскаяньем и добрыми делами с помощью Аллаха преодолеть своего джинна.

– Святой шейх, – сказал Тимур, – я решил оставить государственные дела и отречься от власти, о которой мечтал с детства, потому что, видно, Эблис слишком сильно овладел моей душой, и я принес слишком много горя своей стране и людям.

– Все в руках Аллаха! – сказал шейх. – Ты должен понять мысли Аллаха.

– Я хочу послужить какому-нибудь славному в своей праведной жизни подвижнику и прошу вас, святой шейх, найти такое лицо, которому я мог бы служить.

– В Быри есть человек, который во всем тебя поддерживает. Он называет тебя Наибом – посланцем Аллаха. Ты долго не мог увидеть его. Но приближается время, когда он сам глянет на тебя взором полным счастья.

– Как мне найти его, святой шейх?

– Я советую тебе отправиться в горы Шахлан. В одном месте ты должен найти скалу и ключ, бьющий из скалы, попеременно то холодной, то горячей струей. Там, у ключа, ты должен будешь терпеливо ожидать Куда, прославившегося своей подвижнической жизнью, которому ты должен будешь послужить. Куд должен придти к ключу, совершить омовение и молитву.

– Я с радостью повинуюсь вашим словам, святой шейх, – говорит Тимур. – И прошу напутствовать меня и благословить на это желанное путешествие.

– Благословляю тебя, – говорит шейх Табади. – Вот тебе пояс. – Опоясывает Тимура поясом. – Вот тебе шапка. – Надевает на Тимура шапку. – Вот тебе коралловое кольцо с надписью «Расти, расти», что значит, что если во всем будешь справедлив, то всегда встретишь удачу. Желаю тебе всякого благополучия и удачи. А об откровении относительно тебя тебе скажет святой Куд.

Горы Шахлан.

Тимур восходит все выше. Оглядываясь, ищет ключ. Местность становится все пустынней. Тишина. Наконец Тимур находит ключ. Опускает руку в воду. Вода ледяная. Он пьет из ключа, но вдруг отдергивает голову – от воды исходит горячий пар. Затем опять вода становится ледяной.

– Это здесь, – говорит Тимур.

Он ужинает хлебом и сушеными фруктами. Молится и ложится спать.

Раннее утро. Тимур просыпается, слышит чьи-то шаги.

Очень древний старик, с длинной седой бородой подходит к ключу и совершает омовение, затем начинает молиться.

Тимур наблюдает за ним из-за скалы.

– Ведь это мой собственный конюх, которого я когда-то в молодости прогнал за нерадивость, – шепчет Тимур.

Ночь. Тимур не может заснуть. Смотрит на мириады звезд, очень ярких в горах.

– Уже второй день живу я здесь. Да не решаюсь подойти, – шепотом говорит Тимур. – «Неужели какой-то нищий старик-конюх может научить тебя, которому предназначено овладеть миром, – шепчет кто-то в ответ, – прогони старика или убей его!»

– Эблис! Будь ты проклят! – кричит Тимур.

В ответ слышен хохот. Что-то шумит и исчезает в пропасти.

Утро. Старик опять появляется у ключа. Совершает омовение и молится.

Тимур осторожно подходит к нему и кланяется. Старик улыбается в ответ.

– Я хочу избавиться от сомнений, которые мучают меня все эти дни, – тихо говорит Тимур, – и потому решился, наконец, заговорить с тобой. Ты ли это, Али-ата?

– Да, Тимур, это я, – ответил старик.

– Али-ата! Между своими слугами я считал тебя самым плохим! И только теперь узнал, какое высокое положение ты занимаешь. Решаюсь спросить тебя: объясни мне, каким образом ты достиг высшего и почетнейшего звания?

– Мы достигаем всего лишь по воле Аллаха, – ответил старик. – Аллах велит мне помогать тебе в твоем правлении. Я лишь исполняю высшее повеление, – сказал Али-ата и совершил омовение.

Тимур следует его примеру.

Али-ата молится. Тимур тоже становится на молитву.

– В последнее время мне стало тяжело молиться, – говорит Тимур. – Давно уже молитва не доставляла мне такого великого наслаждения как сейчас!

– Ты – гость Аллаха, – сказал Куд, – и потому во имя гостеприимства Аллаха исполнится теперь все, о чем ты его теперь попросишь. Попросишь ли ты необъятной власти над миром, попросишь ли особого покровительства – судьбы покорителя и владыки мира, о чем ты мечтал с детства, – проси что хочешь. Проси!

– Нет, святой Куд, – ответил Тимур. – Я прошу только утверждения в вере.

– Вера принадлежит посланнику Аллаха, – отвечает Куд. – Вера – город, вне которого некоторые говорят: «Нет божества кроме Аллаха!». Другие внутри него говорят: «Кроме Аллаха нет божества». Имя этого города – Баб-Уль-Аб-Ваб. Ворота ворот. Там обиталище того, кто произносит слова счастья. Ля Иллаго Ил Аллаго Мухаммед Расуль Ула. Нет божества кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник Аллаха.

– Святой Куд, – сказал Тимур, – я хочу оставить власть, уйти от мира, жить в горах и служить тебе в твоих святых делах, служить не преходящему, а вечному.

– У каждого своя судьба, Тимур, – говорит Куд. – Святой шейх Табайди перепоясал тебя своим поясом. Пояс есть магический символ способности движения от высшего к низшему. Пояс – замкнутый круг, символизирующий вечность. Святой пояс окружает твое тело и потому приобщает тебя к вечности. Шапка, которую надел на тебя шейх Табайди, – магический символ передачи власти через голову в центр души, от высшего к низшему. Чингисхан, завоеватель мира, надевал шапку на каждого из своих сыновей, передавая им власть в улусах. Так должен поступать и ты со своими сыновьями, когда придет время. Кольцо на твоем пальце – тоже символ передачи великих дарований. Ты теперь Тамим Наиб, заместитель Мухаммеда – посланника Аллаха, наместник его. А великое назначение Наиба – распространение ислама как среди людей писания – евреев и христиан, так и среди неверных язычников.

Куд снова начал класть поклоны. Тимур последовал его примеру.

Когда Тимур поднял голову после одного из поклонов, Куд остался неподвижным. Тимур пристально посмотрел на него, тронул за плечо. Куд был мертв. Он лежал спокойно, с кроткой тихой улыбкой. Тимур закрыл ему глаза.

Тимур сидит перед шейхом Табайди.

– Я в отчаянии после того, что произошло, – говорит Тимур. – Когда я поднял голову после поклона, Куд уже умер.

– Власть принадлежит только Куду, наместнику Аллаха, который по велению свыше оказывает помощь великому амиру, – сказал шейх. – К великому амиру после смерти Куда переходит вся власть, власть настоящего правителя поддерживает служитель Аллаха. Он исчез и власть перешла к тебе свыше.

– Теперь моя слава и величие достигли высшей степени, – сказал Тимур. – Но достоин ли я этой власти?

– Иди домой, – говорит шейх, – ложись спать. Уже Аллах позаботится о тебе.

Тимур спит, спокойно дыша. Он видит себя отдыхающим в роскошном саду. Великолепные цветы, фруктовые деревья, посреди сада протекает большая река, слух ласкают нежные звуки музыки.

Проснувшись, Тимур еще некоторое время улыбается. Входит Ксения и подает кувшин молока.

– Я видел очень хороший сон, – говорит Тимур. – Значит, мои искания принял Аллах и простит меня за все нехорошие дела. Порадуйся со мной, Ксения!

Он хочет ее обнять, но она отстраняется и отворачивается, вытирая слезы.

– Что с тобой? – спрашивает Тимур. – Отчего ты не радуешься вместе со мной?

– Умер мальчик, – говорит Ксения. – Он отравлен теми, которые боятся, что ты слишком полюбишь его и, когда он вырастет, ему дадут слишком много власти.

Тимур темнеет лицом.

– Ангел добра покинул меня, – говорит он. – Что ж, враги могут отнять у меня мою любовь. Но им не отнять моей ненависти!

Входит служитель, кланяется.

– Великий амир, министры, вельможи и прочие знатные люди собрались в тронном зале и спрашивают о вашем здоровье. Придете ли вы?

– Передай, что я совершенно здоров, – говорит Тимур. – Я приду.

Тимур встает, начинает одеваться, глядя в зеркало. С потемневшим лицом, строго сжатыми губами. Надевает на себя царский плащ, говорит:

– Я тем самым отказываюсь от покоя, который вкушают на лоне бездействия.

Роскошный сад при дворце Тимура. Высоко бьет фонтан, а на дне фонтана цветные яблоки. Гости толпятся в ожидании приема. Среди них много иностранцев. И среди иностранцев – Николо.

– Когда вы приехали? – спрашивает Николо испанский посол.

– Два дня назад, – говорит Николо, – я рад, что эмир согласился сразу принять меня. У нас в Венеции проявляют большой интерес к эмиру. Но эмир, судя по всему, проявляет не слишком большой интерес к Венеции.

Испанский посол говорит:

– Я жду уже шесть дней, а вот китайский посол ждет десять дней после своего приезда. Чем важнее для Тимура посол, тем больше времени он ждет.

Китайский посол вежливо улыбается, кивает головой Николо:

– Китайцы всегда умели ждать: десять дней, десять лет, десять тысяч лет. – Враги наши нетерпеливы. А мы умеем ждать и размышлять. – Он засмеялся. – Тот, кто заставляет слишком много ждать, сам теряет радость. Я привез великому эмиру весть, что принцесса Каньо согласна стать его женой.

Вошел слуга и объявил имя Николо.

– Первыми Тимур принимает незначительных лиц, – сказал испанский посол. Николо приблизился к трону и хотел поцеловать Тимуру руку, но один из приближенных оттолкнул его.

– У нас не принято целовать руку у важных лиц, – сказал он и показал глазами вниз.

Николо опустился на землю и поцеловал Тимуру ногу.

– Твое лицо оставило меня равнодушным, – сказал Тимур, – но твой затылок показался мне знакомым. Обычно по затылкам узнают воров, когда они удирают с украденным. Ты никогда ничего не крал? Подумай! Подумай! Не торопись с ответом.

Николо посмотрел на него.

– Это вы? – пробормотал.

– Это я! Тот, у которого ты в пустыне украл коня. А посягательство в пустыне на коня и воду означает посягательство на жизнь!

– Если бы я не украл у вас коня, великий эмир, меня бы уже не было в живых! А я надеюсь вам пригодиться как переводчик латинских книг.

– Этого френги надо убить, – сказал Саид. – Все они шпионы и отравители. Они привозят в наши края всевозможные предметы, усыпанные отравленной ядовитой алмазной пылью.

– Я привез только книги, – сказал Николо и вынул несколько книг, которые были у него в сумке. – Это философ Платон, это Аристотель, это – Сократ.

– Несмотря на твои дурные склонности, я решил проявить к тебе милость, – сказал Тимур, разглядывая книги. – Иди к казначею, пусть он выдаст тебе содержание как переводчику. А остальное уже зависит от тебя. Но помни. Твоя вина записана за тобой, как должок при игре в нарды.

В казначействе несколько чиновников, переругиваясь между собой, сортируют какие-то халаты. Они раскладывают их на четыре кучи.

– Куда ты кладешь четырехголовые, здесь только двенадцатиголовые.

– А эти куда? – спросил слуга, неся стопку ярких шелковых кафтанов с большими цветами, вытканными золотом.

– Эти клади в сорокаголовые, – сказал чиновник.

– Простите меня, – сказал Николо, – почему вы такими словами называете эти халаты? На них не нарисовано, не выткано никаких голов…

Чиновник засмеялся.

– Ты – иностранец? – спросил он.

– Да, я – иностранец.

– Наш великий амир собирается в поход, эти халаты предназначены для награды героям. Вот – простые халаты, награда за четыре отрубленные неприятельские головы и более. Вот эти – за двенадцать и более голов. Самые же красивые – за сорок голов и более.

– Если у вас в Риме нет такого обычая, – сказал другой, – то попроси, чтобы тебя взяли в поход, и ты увидишь раздачу героям наград!

Свадьба Тимура с китайской принцессой Каньо. Песни, танцы, дорогие столы. Каньо в шелковом платье светлых тонов с длинным шлейфом, который держат пятнадцать девушек. На голове ее высокая чалма из ткани, вышитой золотом, с большими жемчугами и множеством рубинов. Наверху маленький золотой венец с драгоценностями и жемчугами, который заканчивается диадемой, украшенной огромными рубинами. Еще сверху длинные белые перья, которые свисают вниз, почти до глаз.

Все вельможи и знатные люди стоят рядами и осыпают Тимура и Каньо дождем драгоценных камней, драгоценностей, жемчуга, золота, серебра.

Виночерпий поднес Тимуру и Каньо золотые бокалы с вином на золотом подносе.

Николо наблюдал за всем этим из толпы придворных.

Какой-то придворный льстец, выйдя вперед, произнес:

– Великий эмир налил рубины вина на изумруды полей!

– Тысяча лет! Тысяча лет! Счастья вам, великий эмир!

– Ты довольна, Каньо? – тихо спросил Тимур.

– Я верю судьбе, – тихо ответила Каньо. – Главное, с каким иероглифом связана судьба. А ты, мой господин, доволен своим счастьем?

– Счастье, как сказал поэт, – ответил Тимур, – лестница: чем выше поднимаешься, тем больше страдаешь при падении.

– Тысяча лет! Тысяча лет! Счастья! – слышалось с улицы.

Свадебный кортеж двинулся по улице.

– По случаю свадьбы эмира всем жителям приказали показать наиболее красивые результаты своего мастерства! – сказал Николо его спутник.

Жители стояли по краям дорог с дорогими коврами, посудой, изготовленной ими, обувью, одеждой. Тут же кипели котлы с пловом. Тут же были балаганы, играли трубы.

– Триста девушек сопровождают невесту эмира, – шепнул спутник Николо.

Кортеж направился к мечети; там был сооружен помост и на помосте сидел сухой бородатый человек.

Все затихли, ожидая, что будет говорить этот человек.

– Это – святой, ученый и уважаемый старец, – шепнул Николо его спутник. – Он получил разрешение из Мекки читать народу «Касидис Сариф», «Священные стихотворения».

Служители, почтительно сгибаясь, поставили перед стариком чашу с водой. Старик начал напевно читать стихотворения, раскачиваясь. Окончив, он плюнул в чашу. Служители почтительно забрали чашу, поставили новую. Человек опять начал читать и, окончив, опять плюнул в чашу. Служитель опять забрал чашу и поставил новую.

– Это слюна, пропитанная святостью слов, – почтительно сказал Николо его спутник. – Она продается как священное лекарство.

– Кто может получить это лекарство? – спросил Николо.

– Тот, кто больше заплатит, – ответил спутник.

– Мой господин, – сказала Каньо Тимуру, глядя на всю процедуру с брезгливостью, скрываемою с трудом. – Я устала, я хочу спать. Я привыкла перед сном читать китайские стихи, они меня успокаивают.

– Тебе придется привыкнуть к нашим обычаям, – ответил Тимур. – Мы все уважаем священные стихи и мысли священных толкователей. Рано утром, например, я отправляюсь на могилу шейха Ясави, где мне будут гадать перед походом.

Мечеть Ясави. В мечети – знамена и гробница Хазрет Ясави. Тимур у гробницы.

– Святой Хазрет правоверных Ясави! Я приступаю к завоеванию мира во имя Аллаха и распространению веры ислама. Я прошу погадать мне здесь, у чудотворного гроба, – говорит он гадальщику, – и узнать наперед, осуществится ли мое намерение.

– Если во время войны тебе будет грозить опасность, – говорит гадальщик, – стоит тебе прочесть одно четверостишие и успех всегда будет обеспечен. Вот это магическое четверостишие, повторяй за мной:

– Я твердо запомню это четверостишие, – говорит Тимур.

– Перед боем семьдесят раз прочитай его про себя, и ты одержишь блестящую победу, – говорит гадальщик.

Четверостишие, много раз повторяемое, звучит на фоне движущихся масс конников Тимура, топчущих, рубящих все на своем пути. Пыль оседает. Сражение заканчивается. Воины Тимура сгоняют пленных в толпы.

Тимур молится в переносной розово-голубой мечети. Тут же неподалеку расположились казначеи с халатами. Воины вереницей подъезжают к казначеям. У каждого к хвосту лошади привязаны женщины и дети, а к седлу большой мешок. Каждый воин слезает с лошади с поклоном, дарит пленных Тимуру. А затем развязывает мешок. Берет его за два угла и к ногам казначея и приемщиков высыпает головы с бородами и без бород.

Приемщик пересчитывает головы и в зависимости от количества вручает халат. Изредка вспыхивают ссоры.

– Ты что мне подсовываешь? – кричит казначей, вытащив из кучи женскую голову и выбрасывая ее в сторону. Мы не принимаем женские головы!

– Мужчины кончились, – говорит воин.

Слуги сталкивают ногами принятые головы в одно место. Иногда у молодых слуг это переходит в веселую игру. Они начинают пинать головы друг другу, как мячи. Саиду даже пришлось ударить одного распоясавшегося слугу плетью.

Окончив молиться, Тимур вышел из мечети в сопровождении свиты, начал обозревать происходящее.

– Подай мне вот ту голову! – вдруг крикнул он. – Эту! Эту голову! Это голова поэта Саидбани! Я ведь велел не трогать поэтов! – закричал.

– Я неграмотный, великий эмир, – испуганно сказал воин.

– Это тебя на первый раз спасает, ишак. Пошел вон! Саид! На двери всех поэтов и мудрецов повесить таблички. Я ведь это сказал! Всех остальных жителей Шираза уничтожить! Из мужских голов построить башни! Передай: кто не принесет ни одной головы – положит свою. Я всегда поступаю справедливо.

Увидев Николо, он повернулся к нему:

– Тебе не нравятся наши законы?

– У каждого народа свои законы, великий эмир, – сказал Николо.

– Да, – сказал Тимур, – мы живем по своим законам. Жители Шираза убили моего наместника, поэтому я велел перебить их всех, оставить только поэтов, философов и мудрецов. Жаль, что среди моих воинов много неграмотных, они зарезали некоторых поэтов. Поэтому после возвращения из похода я решил построить большое медресе. Я хочу управлять просвещенным народом, который знает, кого резать и кого оставлять. Там, где просвещение, там благозаконие! Там земля дает здоровый плод, там правоверные живут в радости, а враги-отступники обречены на смерть.

Лунная ночь освещает пирамиды из голов. Головы, головы, головы вокруг Тимура. Головы превращаются в сосуды с вином, и Тимур разбивает один сосуд об остальные. Затем он рубит сосуды мечом, но меч зазубрился. Тимур просыпается от звука голоса.

– Я видел зазубренный меч, – говорит он вошедшему Саиду. – Это считается дурным предзнаменованием.

– Великий эмир! – говорит Саид. – Хан Золотой Орды Тохтамыш с громадным войском напал на Мавераннахр. С ним в союзе амиры Джетты и Хорезма.

– Я предчувствовал, что это произойдет. Этот Тохтамыш позабыл мою дружбу, – говорит Тимур, – позабыл все услуги, которые я ему оказал в разное время. Это я посадил его ханом Золотой Орды! Надо написать ему письмо. Я попытаюсь усовестить его, буду просить оставить зло на меня, вспомнить все хорошее, что я ему сделал. Если он ослушается, то ему грозит жестокая месть. И Хорезм, который я так люблю и где когда-то в молодости, еще при Казгане, был наместником, Хорезм я вообще разрушу до основания и посажу на его месте ячмень.

Пыль, грохот. Рушатся стены под ударами глинобитных орудий. Тимур стоит на холме, наблюдает. К нему гонят толпу измученных, израненных пленных.

– Мятежники долго сопротивлялись и убили много наших воинов, – говорит Саид.

– Значит, смерти они не боятся? – говорит Тимур. – Что ж, я их не убью. Сколько их?

– Тысячи две.

– Неплохой строительный материал. Сложить в кучу живых один на другого, обложить кирпичом на известковом растворе.

Кричащая башня из человеческих тел и кирпича. Крики доносятся в палатку, где Тимур читает книгу.

– Может, облить башню горячей смолой? – спросил Саид.

– Нет, нет. Не надо. Это будет слишком жестоко. Тем более крики наказанных, по-моему, затихают.

– А что делать с остальными, великий эмир?

– Всех остальных жителей Хорезма переселить в Самарканд. Хорезм должен быть мертвым городом! Под ветром должен цвести только ячмень! Не правда ли, в этом есть какая-то поэзия.

Николо читает Тимуру Софокла в переводе: «Моя судьба, как в упряжке солнечной, вращается и перемен исполнена, как лик луны изменчив, и не может он один и тот же быть в теченье двух ночей. Когда из мрака молодой грядет луна, она становится прекрасней и полней! Едва же превзойдет сама себя красой, Луну покроет мрак и обратит в ничто».

– Так и будет, – говорит Тимур. – Латинянин Софокл подсказал мне, что случится с Тохтамышем. Тохтамыш хочет стать Джахангиром, покорителем мира. Но его покроет мрак и обратит в ничто.

Солнечный луч падает на голову спящего Тимура и горит на нем, а потом потухает, исчезает.

– Луч солнца с востока и его исчезновение означает нашествие Тохтамыша и его полное поражение, – говорит во сне голос.

Низовья Волги. Битва воинов Тимура с войсками Тохтамыша. Дикие оскаленные лица. Хриплые крики. Конское ржание. Битва обрывается на этом.

Тихие ласкающие слух звуки пения. Чистота, плеск волн. Переливы света на стенах дворцов Венеции. В храме святого Марка идет церковная служба.

Когда правитель Венеции великий Дож в сопровождении свиты вышел после службы, к нему подошел служитель и тихо сказал:

– Письмо от Николо.

– Я уж думал, что Николо погиб, – обрадованно сказал Дож, принимая письмо.

– Письмо шло долго, кружным путем, через Венгрию и Турцию, – сказал служитель.

– Надо собрать большой совет, – сказал Дож, – от Николо всегда приходят важные вести.

Большой совет в одном из венецианских дворцов, украшенных картинами и статуями.

– Наше положение с появлением Тимура в Закавказье становится все более неустойчивым, – говорит Дож.

– Наоборот, – возражает ему один из членов совета, – это ослабляет давление на нас монголов и турок на Босфоре.

– Мы отделены от Итиля морем, – говорит другой член совета.

– В этом наше спасение. У Тимура нет флота, а на лошадях море не переплывешь. Вспомним древность. Ни Аттила, ни гунны не смогли до нас добраться. Наоборот, беженцы от Аттилы и создали нашу морскую республику! Мы живем торговлей, а не мечом, – говорит Дож. – Наша страна процветает.

– По последней переписи, у нас на 200 тысяч жителей всего 187 нищих. Но если Тимур захватит и разорит наши колонии, это будет страшный удар по нашему благосостоянию.

– Наш флот состоит из 300 кораблей, – говорит один из членов совета. – Неужели мы не можем защитить наши колонии?! Мы разгромили Геную и спасли тем венецианскую торговлю.

– Нет! У нас множество врагов и в Европе, – говорит Дож, – которые жадно смотрят на наше благосостояние. Для борьбы с Тимуром у нас не хватит военных сил. Мы можем бороться с ним только путем дипломатии. Доверим же нашу судьбу искусству наших дипломатов и героизму наших шпионов. И будем просить у святого Марка помощи в этом рискованном деле. Николо надо перевести четыре тысячи дукатов. Семьсот для него, за верную службу венецианской республике, остальное – для подкупов. И да хранит нас от разорения святой евангелист Марк! Пусть поможет нам и христианским мученикам Закавказья!

Огромная армия Тимура растянулась у подножия Эльбруса. Все офицеры стоят на коленях, держа узду лошадей и произносят клятву верности:

– Во имя Аллаха и его посланника Мухаммеда мы клянемся тебе, великому Джахангиру, Наибу, наместнику Мухаммеда, распространителю ислама, в вечной покорности нашей до самой смерти. Мы готовы за тебя умереть. Умирая за тебя, мы умрем за дело ислама и за посланника Аллаха Мухаммеда.

– Почтенные воины ислама, – сказал Тимур, – ваши красноречивые слова покорили мое сердце. «Красноречие – волшебство!» – это изречение из Корана. Не ради своих удовольствий и выгод пришли мы сюда, а для того, чтобы нести по миру волшебные, священные слова Корана. Пусть разят они врагов сильнее мечей наших!

Тимур с этими словами встал на молитву. После молитвы седой ходжа снял шапку, поднял руки к небу и произнес:

– Нет бога, кроме Аллаха! Мухаммед – посланник Аллаха! Слава тому, кто пашет землю мечом, кто сеет в ней, как зерна, святые слова Корана! Слава пахарю и сеятелю Аллаха, великому Джахангиру Тимуру! Дай, всемогущий, победу Тимуру!

– Да сбудутся слова твои, святой потомок пророка Имамберли, – сказал Тимур. – Я лишу неблагодарного отступника Тохтамыша короны и назначу в Монголию другого хана.

Имамберли нагнулся, взял горсть земли и бросил ее со словами:

– Я бросаю эту землю в глаза врагов! Пусть их лица будут очернены срамом поражения!

Потом обратился к Тимуру:

– Ты иди! И будешь победителем!

Затрубили трубы с обеих сторон, и оба войска сошлись.

Тимур наблюдал за сражением с небольшого холма, все время произнося про себя четверостишие:

Поднялась пыль, ничего нельзя распознать. Лишь изредка появляются, словно из облаков, то всадник Тимура, замахнувшийся мечом, то пускающий стрелы лучник Тохтамыша, то гневное лицо, то искаженное смертной судорогой.

Был уже вечер, а сражение все продолжалось.

Вдруг какой-то всадник, закутанный в бедуинский бурнус так, что не видно было лица, подъехал к Тимуру неизвестно откуда.

– Хорошо пахнет кровью! Ты чувствуешь этот сладкий запах, Тимур? Воздух стал мутным, земли не видно под кровавой грязью! – Незнакомец засмеялся. – Смотри, Тимур, даже самое солнце не желает смотреть на столько мерзостей, затуманилось и прячется за горы. Хорошо как! Какое прекрасное зрелище! Но скоро произойдет перелом в сражении. Не беспокойся, Тимур. Знаменосец Тохтамыша заранее подкуплен. Скоро он получит знак и бросит знамя. Это заставит Тохтамыша прекратить сражение.

Всадник в бедуинском плаще поднял руку.

– Слышишь крики, Тимур? Враги отступают.

– Кто ты? – спросил Тимур.

Всадник поднял вторую руку. Это была волосатая, когтистая лапа Эблиса.

– Эблис! – вскричал Тимур.

– Я же сказал, что буду возле тебя, – засмеялся Эблис. – Мы теперь с тобой едины.

– Убирайся, дьявол, в преисподнюю! – крикнул Тимур.

– Не спеши меня проклинать! – сказал Эблис. – Ведь сказано: поспешность – от дьявола, а медлительность – от милосердия Аллаха! Я буду просить за тебя, чтобы не вменялось тебе в вину все, что ты совершил. Надейся на меня, Тимур!

Сказав это, Эблис исчез.

– Вы звали, великий эмир? – услыхал тревожный голос Саида Тимур.

– Я переутомился, – ответил Тимур, встряхивая головой и приходя в себя…

– Полная победа! – радостно говорит Тимур. – Знаменосец бросил знамя Тохтамыша, и Тохтамыш обратился в бегство! Он оставил тысячи трупов и бежал в Грузию! Пойдем за ним в Грузию. В Грузии и Армении живут те, кто поклоняется кресту. Надо приподнять над ними завесу заблуждения и показать истинный свет Шариата. Ведь по словам Мухаммеда, самая высокая степень святости, которую можно достигнуть, – это воевать с неверными.

Войска Тимура рушат все вокруг.

– Щадить только тех, кто примет мусульманство! – говорит Тимур.

Людей бросают в колодцы и засыпают землей.

– Беглые христиане прячутся в ущельях! – кричит один из воинов.

– Истребляйте их, – говорит Тимур, – истребляйте всюду, где найдете! Вы – меч Аллаха!

Воины Тимура в ящиках спускаются в пропасти и нападают на скрывшихся там христиан. Один из христиан упорно отбивается, защищая своего маленького сына. Он поразил нескольких воинов. Туда же спустилось множество других воинов.

Он со слезами сказал мальчику:

– Они не возьмут тебя, мой ягненок, – после чего убил мальчика мечом и, бросившись навстречу воинам, упал пораженный.

На площади перед горящей церковью собрались те, кто ценой отречения от своей религии и принятия мусульманства согласился спасти свою жизнь. Воины Тимура выносят из церкви иконы и бросают их в костер. Перед собравшимися горит распятие, огонь охватывает тело и лицо Христа.

– Смотрите! – смеется воин Тимура. – То, чему вы молитесь, – простое дерево, оно горит, как чурка!

Многие христиане плачут украдкой.

Подъезжает Тимур. Все ему кланяются.

– Если вы хотите жизнь свою спасти и адских мучений избежать, вы должны принять ислам, – говорит Тимур.

– Примем ислам! Но вернешь ли нам добро, которое взял у нас? – спрашивает робко одна из женщин.

– По-настоящему примете ислам, – говорит Тимур, – произнесете исповедание веры, будете совершать пятикратную молитву, совершать омовения и тридцатидневный пост соблюдать, «Затаят» и «Хадж» творить, то ни вам, ни вашему народу не сделаю вреда. А не захотите – вот! – И по знаку Тимура воины бросили в огонь связанного грузинского священника.

– Он не хотел понять свет истины, – сказал Тимур.

– Примем ислам! – испуганно заговорила толпа.

Люди начали снимать с себя нательные кресты и бросать их в огонь.

– Грузинский царь Иппократ взят в плен! – говорит Саид. – И показывает на связанного царя, привязанного к хвосту его лошади.

– Что с ним делать?

– Развяжите его, приведите ко мне, – говорит Тимур. – Я сам хочу просветить этого христианина сведениями о религии Мухаммеда.

Тимур и царь Иппократ сидят за беседой. На столе стоит вино и прочее.

– Я читал ваши христианские книги, и я убедился, что коварное учение галилеянина представляет собой злобный людской вымысел, – говорит Тимур. – В этом учении нет ничего божественного. Вино возбуждает, и оно воздействует на неразумную часть души. Нужно ли верить тому, кто учит любить врага, можно ли верить в учение, которое советует не сопротивляться врагу, подставлять свое лицо для побоев? Так могут говорить корыстолюбцы, сумасшедшие или лжецы. Разве полчища крестоносцев, которые приходили на мусульманские земли, не жгли нас, не грабили, не резали? Ваше учение противно человеческой природе. Мы несем наказание и жертвуем собой за грехи наши, – говорит Тимур, – вот в этом ваше христианское корыстолюбие. Мы, мусульмане, жертвуем собой не ради своих грехов, а из-за бога нашего Аллаха.

Он взял Коран и прочел:

– «Не говорят, что мертвы те, которые погибают и за бога умирают, ибо они живы», – так сказано во второй суре. Счастлив мусульманин, павший в этих священных битвах, он становится славным мучеником. Вход в рай для него открыт. Хочешь ли ты в рай или предпочитаешь ад, после того как умрешь на костре, или на виселице, или закопанный живьем?

– Я предпочитаю рай, – говорит тихо Иппократ.

– Я рад, что по особому действию благодати прозрение проникло в твою неверную душу, находящуюся во мраке. Значит, ты, Иппократ, согласен выйти из заблуждения и сделаться мусульманином?

– Согласен, – тихо сказал Иппократ.

– Благодарю Аллаха за то, что он дал мне силы просветить еще одного неверного, – говорит Тимур. – Иди отдыхай и считай этот день самым счастливым в своей жизни.

– Я считаю этот день самым счастливым, – говорит Иппократ.

Он уходит на улицу, освещенный пламенем пожаров.

Кругом валяются трупы.

Веселые воины Тимура хватают христиан и бросают их в огонь. Некоторых живыми закапывают во рвах.

Царь Иппократ, отрекшись от своей религии ради спасения своей жизни, идет закрыв лицо руками, чтобы громко не разрыдаться.

– Здесь дело сделано, – говорит Тимур Саиду. – Пойдем следом за Тохтамышем. Он убежал в свою подвластную ему Русь. Пойдем на Русь!

Войска Тимура переправляются через Терек. Бешеный ритм погони за Тохтамышем. Ярко светит солнце. Воины едят прямо в седлах.

Светит луна. Ночь. Воины меняют лошадей. Спят в седлах, похрапывая. Храп.

Степи. Рассвет. Воины просыпаются на ходу. Многие на ходу совершают малую и большую нужду.

Мелькают березовые рощи, села с церквушками. Это уже средняя полоса России. Войска проносятся через села, хватают на ходу девушек и молодых женщин, насилуют на ходу и сбрасывают.

Какой-то подхватывает старушку.

– Ничего другого не поймал, – говорит он как бы оправдываясь.

Над ним смеются.

– Плохой ты рыбак!

В обозе на телеге едет Ксения, со слезами смотрит на давно покинутые родные места.

Тимур, окруженный свитой и телохранителями, объезжает воинский строй, подъехал и к ней.

– Что, Ксения, приятно тебе видеть свою родную землю?

– Как же! – говорит Ксения, – Во всем мире не может быть земли. приятнее этой, воздуха, лучше этого, воды, слаще этой, лугов и пастбищ, обширнее этих!

– Вода хорошая, – соглашается Тимур, – а воздух лучше в пустыне, здесь он болотом и говном пахнет. И пастбища, для коров пригодные, но не для коней. Вот в Кипчакской земле пастбища большие! Здесь зимовать конному войску нельзя. И земля разоренная, бедная!

– Русские заперли ворота и готовы защищаться! – докладывает дозорный.

– Как город называется? – спрашивает Тимур.

– Елец.

– Е-лец! И не произнесешь! Не хочется мне здесь воинов терять. Мне они нужны для настоящих походов. На Багдад! На Дели! На Пекин! А не на эти болота! Пусть послы скажут русским, что мы пришли с миром. Не с ними воевать, а с Тохтамышем.

– Ксения! – говорит он, подъезжая. – Пойдешь с послами, переводить будешь.

В палате у елецкого князя посольство Тимура с подарками. Тут же – русские вельможи.

– Великий эмир Тимур, – переводит Ксения, – пришел освободить вас от Тохтамыша поганого, а мы ваших земель не хотим, ни городов ваших, ни сел ваших. А вы заключите с нами мир. Тохтамыш, мы слышали, много бед вам сотворил, и нам он враг. Потому мы его бьем.

– Передайте хану Аксад Темиру, – говорит князь, – что мы помыслим как решать.

Послы кланяются и уходят.

– Хорошо будет, если они Тохтамыша прогонят. А может, помогут от татар вообще освободиться?!

– Все, все они татары, – говорит один воевода, – им нельзя верить. Они коварны, жестоки и неумолимы.

– Лучше всего миром уладить! – говорит богатый купец. – Откупиться лучше. Вот великий князь Дмитрий Донской на Куликовом поле Мамая побил! А Тохтамыш за это пришел и Москву сжег. И побил столько, что триста рублев стоило похоронить всех! А платить-то по рублю за восемьдесят покойников!

– Рублевая ты душа, Еремей! – сердито говорит купцу воевода. – Князь Дмитрий Донской победой надежду всей земле русской подал!

– А как Тохтамыш на Москву пришел, так князь Дмитрий Донской все бросил, и купечество, и подвластный ему народ, и убежал, – сердито говорит купец. – Нет, лучше миром поладить.

– Не надо междоусобиц, – примирительно говорит князь. – Аксад Темир, верно, с Тохтамышем воюет и его прогнал. Пойдем с миром навстречу Аксад Темиру.

– Смотри, князь, – говорит воевода, – как бы не сделались мы добычей еще более кровожадного, чем Тохтамыш, завоевателя!

– А мы понадеемся на честный крест! И благословение Матери Божией!

Князь выходит на крыльцо, перед которым собрался народ.

– Люди елецкие! – говорит князь. – Вот был Тохтамыш, зло причинял неисчислимое нам и нашим родичам. Москву сжег. Вот теперь Аксад Темир пришел сюда, на нашу землю. Как, нам с Аксад Темиром воевать или нет? Как нам поступить?

– Сам знаешь, князь, твоя воля, – сказал один. – Прикажи – повоюем с Аксад Темиром. Либо его сокрушить сумеем, либо головы сложим свои, как прикажешь князь, так и будет.

– У Аксад Темира сила большая, – говорит князь, – но нам он обещает мир. Думаю, надо судьбе покориться и ворота перед ним открыть.

– Упрямые русские, – говорит Тимур, – уже полтора столетия под Золотой ордой, а все бунтуют. Чингисхан – великий полководец, и сыновья его и внуки, Батый, – все хорошие воины, но не просвещены они были светом ислама. Первым делом, как Русь сокрушили, надо было церкви разрушить, мечети строить и ислам вводить вместо христианства. А они дань собирать начали. Дань – дело временное, а ислам – вечное! Мамай ислам принял, да слаб оказался, уж поздно. А Тохтамыш вообще трусливый и подлый! Нет теперь таких людей, как Чингисхан! Эх, жаль, вовремя Чингисхан ислам не принял! Где теперь Мамай?

– К генуэзцам сбежал в Корфу, – сказал Николо, который был в свите Тимура и постоянно что-то записывал на ходу.

– Если и меня русские побьют, итальянцы возьмут меня? – улыбнулся Тимур. – Латинские книги поеду к вам изучать. – И он засмеялся.

Послышались звуки церковного колокола.

Распахнулись ворота. И вереницей вышли жители во главе с князем и вельможами.

– Слава Аллаху! – сказал Тимур. – Когда я овладею всем миром, больше не будет этого звона. Разрушу все христианские церкви и запрещу культ Христа. И уничтожу всех, кто не примет ислам. Только так можно сделать победу ислама прочной и выполнить предписание Аллаха.

Князь и вельможи приблизились и поклонились Тимуру.

Стройная девица подала ему по русскому обычаю хлеб и соль на золоченом блюде. Тимур взял хлеб и бросил его на землю. Это был сигнал. Воины Тимура со смехом и шутками начали бить и вязать…

[…]

… – Можешь ли ты хотя бы раскаяться великим раскаянием для того, чтобы уйти из этого мира спокойно? Посмотри вокруг, на холмы, пески, деревья, зверей и птиц, которые все прославляют единого, покоряющего! И только ты упорствуешь.

– Я вижу, ты отощал телом, зловредный старец! – сказал Николо. – И жаждешь насытиться новой кровью. Но да сбудутся слова пророка нашего: когда будешь призывать бога, да не услышит он, ибо ты осквернил руки свои кровью и ноги твои быстрые на человекоубийство. Не бога ты оставил, а самого себя. Пролитую кровь взыщет с тебя господь!

– Великий эмир! Да удалит от тебя Аллах проклятья этого богомерзкого пса! – закричали вокруг. – Да примет Аллах твои молитвы!

– Клянусь Аллахом! Я заставлю его замолчать первым же камнем! – крикнул прощенный разбойник. И бросил твердый сухой ком земли, который попал Николо прямо в рот. Тотчас посыпался на него град сухих каменистых комьев. Вскоре весь он был покрыт серой пылью и красной кровью. Николо начал петь псалмы с окровавленным ртом, сначала громко, а потом тише и тише:

– Перед Богом потрясется земля, поколеблется небо! Солнце и луна помрачатся! И звезды потеряют свой блеск!

– Смотрите! Смотрите! – весело кричал народ. – Как пес, подыхающий враг Аллаха.

И они поднимали детей, чтобы те видели.

– Толпы, толпы в долине суда, ибо близок день Господень к долине суда. Солнце со светилами померкнет, и звезды потеряют свой блеск!

Захрипел Николо.

Вдруг начало темнеть среди яркого дневного света. Черное пятно покрыло солнце. Сразу похолодало, подул ветер. Народ в ужасе закричал и начал разбегаться.

– Злобные джинны и идолы, которым служит враг Аллаха, пришли проститься со своим слугой! – сказал Тимур.

– Нет, я пришел не к нему, а к тебе, – сказал кто-то рядом.

– Эблис! – сказал Тимур.

– Я по тебе соскучился! – сказал Эблис. – Мы ведь с тобой теперь как родные братья.

И он захохотал.

На крыше дворца, где были установлены телескопы, звездочет и десятилетний внук Тимура Улугбек смотрели на небо.

– Жаль, что дедушка Тимур сегодня занят, – сказал Улугбек, – я хотел показать ему в китайскую трубу полное затмение солнца.

– Улугбек! Я давно предсказал твоему великому дедушке: когда солнце достигнет своего четвертого дома, созвездия Овна, – он овладеет престолом. Так оно и случилось.

– Заблуждаетесь, – сказал Улугбек, – четвертый знак зодиака не Овен, а Телец.

– Ты, Улугбек, еще слишком молод, чтобы учить меня, старого звездочета, – раздраженно сказал звездочет. – Ты должен чаще думать о звезде Мостури. Звезда Мостури покровительствует соблюдающим шариат. Достаточно ли ты учишь шариат для понимания звездного неба?

– Я учу китайскую астрономию и законы Птолемея, – сказал Улугбек.

– Я не думал, что у великого Тимура внук будет говорить еретические речи, – в ужасе сказал звездочет.

Торжества во дворце, собрались все жены с детьми. Вельможи послушны.

– Я провозглашаю своим наследником в Хоросане и Сейстане моего сына Сахруха! – говорит Тимур и вручает сыну меч.

После этого он нежно поцеловал его.

– Кто любит его, – обратился Тимур ко всем, – тот любит меня. Кто почитает его, тот почитает меня. Кто ему повинуется, тот и мне повинуется.

– Слушаем и повинуемся! – произносят вельможи в разных концах зала.

– Я клянусь на этом мече, что этим мечом поражу каждого, кто дерзнет не признать твою власть над миром, отец, – сказал Сахрух.

– А теперь вы, визири, вельможи и знатные люди, – сказал Тимур, – делайте моему сыну подарки!

И со всех сторон начали подносить Сахруху золототканые одежды, золотые динары, драгоценности. И все родственники подносили подарки. Когда дошла очередь до Улугбека, он поднес чистый листок бумаги.

– Отец подарил тебе меч, а я подарю бумагу, потому что с помощью бумаги ты можешь овладеть могуществом Аллаха великого во врачевании, в астрономии, геометрии, чтении по звездам, алхимии, белой магии, науке о духах и прочих науках.

Тогда Сахрух сердито разорвал бумагу и сказал:

– Ты, Улугбек, хочешь быть не мужчиной, а евнухом. Я мужчиной хочу жить в этом мире. Ты предлагаешь быть евнухом, наблюдать за этим миром.

– Помиритесь! – сказал Тимур. – Ибо едина истина. Единая истина только у Аллаха. И да помилует вас обоих Аллах великий! Человеческая истина – как орех. Если она не разобьется на части, ее не съесть. Возьмите же каждый по своей половине истины, и тем прославите мудрость Аллаха.

Тимур и Улугбек сидели в комнате, увешанной златоткаными коврами и тканями. Был вечер. Утомленный Тимур решил перед сном повидать своего любимого внука.

– Ну, какие загадки хочешь загадать ты мне сегодня, мальчик? – спросил Тимур, ласково улыбаясь, гладя Улугбека по голове.

– Мужчина – да не мужчина, – сказал Улугбек. – Бросили камни, да не камни, в птицу, да не в птицу, которая сидела на дереве, да не на дереве.

– Первое – евнух, – сказал Тимур, – второе – пемза, третье – летучая мышь, а четвертое – лоза.

– Дедушка! Ты такой мудрый! – сказал Улугбек.

– Нет! Просто я тоже был маленьким, и учитель мне тоже разъяснял детские загадки, – засмеялся Тимур.

– Вот вторая загадка, – сказал Улугбек. – Не смертен и однако не бессмертен он, не божеской живет он жизнью и не человеческой, рождается каждый день и исчезает вновь. Незрим для глаза и в то же время всем знаком.

– Это уже загадка посерьезнее, – сказал Тимур. – Ты говоришь про сон. Этот мир полон трудных дел, и всякий раз предпринимая трудное дело, надо вверять себя воле Аллаха. Животным и простолюдинам сон дан для отдыха и прекращения тягот, но такие люди как мы с тобой, люди особой судьбы, узнаем грядущее в сновидениях.

– А вот и третья загадка, – сказал Улугбек. – Было три брата. Один из них умер праведником, один – грешником, один – малым ребенком. Какова будет их судьба после смерти?

– Это ясно, – улыбнулся Тимур. – Праведник попадет в рай, грешник – в ад, а ребенок, так как он еще не успел проявить себя, не попадет ни туда, ни сюда, и останется в промежуточном состоянии.

– А если ребенок обратится с жалобой к богу и спросит его, почему он не дал ему возможности добрыми делами добиться доступа в рай, что ответит бог?

– Бог ответит: «Я знал, что если ты подрастешь, то станешь грешником и обречешь себя на адские муки. Потому я и отнял у тебя жизнь рано», – сказал Тимур.

– А тогда грешный брат в отчаянии возопит: «Почему ты, великий Аллах, не умертвил меня ребенком?!».

Улыбка сбежала с лица Тимура. Он оторопело посмотрел на внука, который торжествовал свой успех.

– Почему, дедушка? Почему?

– Научение сатанинское, – прошептал Тимур. И крикнул: – Э! Эй! Уведите мальчика спать!

Вошли слуги. Взяли Улугбека за руку и повели.

– Дедушка! Ты мне не ответил! – кричал Улугбек. – Дедушка, отвечай!

Уже Улугбека увели, а Тимур долго сидел встревоженный перед зеркалом, глядя себе в глаза.

– Этот мальчик до крайности растревожил меня, – сказал он сам себе. – Что ждет меня в будущем? Той ли дорогой я иду? Оправдает ли меня Аллах во всех делах моих? Кто даст мне на это ответ?

Сильно утомленный Тимур лег на постель и быстро уснул.

Он шел по пустыне и вокруг были дикие звери, он не знал дороги. Блуждал, то идя вперед, то возвращаясь назад. Наконец, он прошел пустыню и попал в сад. В саду было множество плодов, лежали на земле музыкальные инструменты. Посреди сада стоял громадный трон. Около трона стояла высокая башня. На вершине башни сидели какие-то люди. Перед каждым из них лежали книги, и они что-то выписывали, что-то вписывали в эти книги.

Тимур с трудом поднялся на высокий трон и оттуда спросил людей: «Что вы пишете?» – «Наше дело, – ответил один из писцов, – вести запись тому, что должно случиться в жизни с каждым человеком. Разве ты не знаешь из Корана, что есть книги, в которых записаны все дела человеческие?» – сказал другой писец. – «Я знаю, – ответил Тимур. – И очень заинтересован узнать, кто записывает события моей грядущей жизни?» – «Ты боишься своей судьбы?» – спросил один из писцов. – «Я хотел ее знать заранее, чтобы не совершать ненужных ошибок, ибо от малых ошибок зависит судьба многих людей», – сказал Тимур.

Тогда один из писцов произнес стихи:

«Мне знакомо твое лицо, – сказал Тимур, вглядываясь в писца, читающего стихи, – но я не могу тебя вспомнить. Нет! Я узнал тебя! Я узнал тебя!» – закричал он.

И тут вдруг проснулся сильно встревоженный.

– Как не вовремя я проснулся, – сказал он тихо. – Во сне мне показалось, я узнал его, а теперь не могу вспомнить. Какое тревожное сновидение перед трудным походом в Персию, где шах Мансур готовит против меня большое войско. Однако, что бы ни случилось, я пойду до конца. И пусть имя Аллаха будет надо мной!

Персия. Яростный бой. Жители на стенах отбивают приступ войск Тимура. Распахиваются ворота. И шах Мансур с тысячью всадников, вооруженных пиками, преследуют отступающих воинов Тимура.

– Повелеваю собрать всех наших воинов, вооруженных пиками, чтобы отразить натиск врага! – говорит Тимур, наблюдая за боем в окружении своих телохранителей.

– У нас нет воинов, вооруженных пиками, – говорит Саид.

– Значит, к великому горю моему, – говорит Тимур, – таких воинов не оказалось? Вы плохо подготовились к этому походу! О, Аллах! Откуда же ждать помощи?

– Тимур! – послышался голос. – Помощь придет! Оттуда, откуда ты не можешь ждать!

– Это голос из мира тайн, – говорит Тимур. – Благодарю тебя, Аллах, за помощь!

– Смотрите! – крикнул Саид. – Вот всадник похожий на араба! Вооруженный пикой.

Всадник в арабском плаще, на большом белом коне, с пикой наперевес пронесся мимо Тимура с криком: «Алла! Дай победу Тимуру!».

С этим громким криком всадник ринулся прямо в гущу битвы, на шаха Мансура.

Шах Мансур испуганно посмотрел на всадника, который с грозным криком мчался на него, держа копье наперевес, и без чувств упал от страха с коня.

Брат шаха Мансура – шах Вух – поднял его на своего коня и обратился в бегство.

Воины Тимура бросились преследовать врага.

– Аллах с нами! – сказал Тимур. – Всадник, который неожиданно появился мне на помощь, исчез неведомо куда. Это помощь свыше!

Мирза Сахрух, сын Тимура, догнал шаха Мансура, отрезал ему голову и, держа эту голову за волосы, поскакал навстречу Тимуру. Бросил голову на землю к ногам отца с криком:

– Попирайте ногами головы всех ваших врагов, как голову этого гордого Мансура!

Яростный бой воинов Тимура с жителями города.

– Пощадить только квартал потомков пророка и улицу богословов! – говорит Тимур.

Город охвачен пламенем. Повсюду валяются трупы.

Войска Тимура движутся по Персии, не встречая сопротивления. Все бегут перед ними. Из крепости Сотван выходит делегация, кланяется Тимуру. Тимур вручает ключи Хоросану.

– Такая радость внушила мне полную уверенность, что мое предприятие овладеть Персией кончается полной удачей, – говорит Тимур.

Вечер. Тимур молится в своей походной мечети. Когда он окончил вечернюю молитву, ему доложил слуга:

– Великий эмир, пришел саид Джамаль Алькадыр и просит его принять.

Тимур поморщился.

– Я знаю саида Джамаль Алькадыра. Он все время ходатайствует за разных приговоренных к смерти преступников. С чем он пришел сейчас? Пусть войдет.

Когда саид вошел, Тимур спросил его:

– За каких преступников ходатаем пришел ты теперь, саид Джамаль Алькадыр? Ты никогда не приходишь ходатаем за доброе, всегда – за злое.

– О, повелитель правоверных, – сказал саид Джамаль Алькадыр, – разве врач приходит к здоровому? Он всегда приходит к больному. А мы, саиды Аллаха, должны лечить больную душу! Ты приказал истребить всех жителей Шираза. Я прошу тебя помиловать ширазцев, наказать только виновных, да и то милосердно.

– Жители Шираза убили поставленных там мною наместников, так они поступают не впервые, – сказал Тимур, – они совершили это злодеяние толпой! И наказаны должны быть толпой. Ты знаешь, что ангелы ада Мунки и Накул взвешивают поступки каждого при входе в ад на больших весах. У меня таких весов нет. Ширазцы совершили общее преступление и наказание им будет общее.

– Мне жаль, что ты не обратил внимания на мое заступничество, – сказал саид. – Но это не твоя вина. Я не сумел тебя убедить, но вспомни еще раз великие слова Аллаха из его великой книги: «Подавляющие гнев и прощающие людям».

После этого он поклонился Тимуру и ушел.

– Он всегда утомляет меня своими разговорами, – сказал Тимур зевая. – Мне почему-то сильно захотелось спать, и я, пожалуй, не буду даже ужинать.

Тимур лег, быстро уснул. И тотчас увидел посланника Аллаха – Мухаммеда, который сурово смотрел на него.

– Тимур, – сурово сказал Мухаммед, – ты не уважил просьбу моего потомка, не помиловал население Шираза. А разве ты сам не нуждаешься в моем ходатайстве? – сказав это, посланник Аллаха исчез.

Тимур проснулся в страхе.

– Саид, – позвал он, – я навлек на себя гнев посланника Аллаха, не уважив просьбы саида Джамаль Алькадыра. Знаешь ли ты, где найти саида?

– Да, уезжая, он передал, что остановился неподалеку, в горной пещере. Если захочешь его увидеть, ты можешь придти к нему в любое время.

В пещере при тусклом огне костра Тимур поклонился саиду.

– О, великий саид Алькадыр! – сказал он. – Прошу простить меня за то, что я не выполнил твою просьбу. Я не только помилую жителей Шираза, но и пошлю им богатые подарки. Я теперь хорошо понял, что следует беспрекословно исполнять все, что скажет саид, оказывая всевозможное почтение всем потомкам посланника Аллаха. В моем сердце укрепилась пламенная любовь к потомкам посланника Аллаха.

– Пусть Аллах пошлет тебе все, что ты просишь, – сказал саид и положил ладонь на склоненную голову Тимура.

– Я прошу у Аллаха только удачи, – сказал Тимур. – После Персии я двинусь в сторону Ирака, где меня ждет легендарный Багдад, город «Тысячи и одной ночи».

Жара. Яростно слепит солнце, освещая поле битвы. Багдад горит. Тимур наблюдает с холма за пожаром. Неподалеку стоит истерзанная и испуганная толпа.

– Поэты! Художники! Монахи! Мудрецы! – обращается к толпе Тимур. – Сорок дней сопротивлялся мне Багдад, не желая признать, что величие его халифа должно перейти ко мне. Теперь Багдад пожинает плоды своего неверия. Все, имеющие разум и совершившие преступление разумно, все жители Багдада старше восьми лет умрут. Но вам, поэты, художники, монахи, мудрецы, я дарую жизнь. Вы принимаете этот мой подарок?

– Я не принимаю, – сказал один и вышел из толпы. – Подари мне глаза подлеца, которыми я мог бы спокойно смотреть, как горит мой город и погибает мой народ.

– Ты кто? – спросил Тимур.

– Я – художник Рузи.

– У меня нет таких глаз, художник Рузи, – сказал Тимур, – и потому я беру назад свой подарок.

Он махнул рукой. И голова художника скатилась с плеч.

– Еще кто-нибудь хочет вернуть мне мой подарок?

Вышел из толпы другой.

– Я – поэт Нурэтдин. Возвращаю тебе твой подарок – свою жизнь. Но запомни слова:

Тимур махнул рукой и голова поэта слетела с плеч.

– Есть еще неблагодарные, не приемлющие моих подарков? – спросил Тимур.

– Горе! Горе! – сказал один из мудрецов. – Мы все опечалены судьбой нашего Багдада. Но в отличие от этих двух гордецов, готов я принять от тебя в подарок наши жизни и принести вам, великий эмир, за это свою благодарность.

И они все, художники, поэты, мудрецы пошли вереницей к Тимуру, целуя его стремя, выстроившись в очередь. Тут же стояли слуги, которые выдавали каждому поцеловавшему стремя коня и некоторую сумму денег.

– На этом коне и этими деньгами вы сможете достичь других городов, – сказал Тимур. – Но если кто-нибудь когда-нибудь захочет посетить мой Самарканд, я приму его милостиво. Когда же утихнет пожарище, те, кто захочет, смогут вернуться в Багдад. Я велел отметить знаком все больницы, мечети и школы, которые должны остаться среди всеобщего разрушения.

Дымятся развалины. На руинах высится пирамида отрубленных голов. Тимур в сопровождении гвардии медленно едет разрушенными улицами. Выезжает к реке Тигр, разделяющей город пополам.

– Древний Вавилон был на Евфрате, а Багдад – на Тигре, – говорит Тимур. – Там, где сливаются эти реки, когда-то был рай, жили Адам и Ева, а теперь здесь суждено быть аду за грехи, за беззаконие здешних жителей. Ведь и милостивый Аллах карает человекоубийством грешников. – Он зашел в безлюдную мечеть на берегу Тигра и долго молился.

После молитвы он, осматривая мечеть, заметил золотую надпись: «Эту мечеть выстроила Сид Зубейда, жена великого багдадского халифа Киру Аррашида». – Величие правителей исчезает, – сказал он, – а величие камней остается. По возвращении из похода я хотел бы построить красивые мечети в Самарканде, который должен превзойти и Багдад, и Дамаск, и Исфагани. Но и величие камней можно разрушить. В этом мире нельзя разрушить только величие слова. После камней я хотел бы поклониться словам, я хотел бы специально поехать в Нишапур, посмотреть могилу Омара Хайяма и поклониться ей.

Кладбище в Нишапуре. Местная знать суетится, кланяется Тимуру. Тимур морщится.

– Кто их позвал? – говорит он Саиду. – Я хотел, чтоб мое посещение этого места прошло в тиши.

Подошел смотритель кладбища. Он был хромой. Тимур, который тоже хромал, спросил недовольно здешнего губернатора:

– Почему ко мне приставили именно этого человека?

– Благородный эмир, – побледнев, сказал тот, – если вам он не нравится, мы его сразу же уберем, но этот человек большой знаток и любитель нашего великого земляка Омара Хайяма.

– Тогда пусть останется, – сказал Тимур и обратился к склонившемуся перед ним смотрителю: – Ты хорошо знаешь стихи Омара Хайяма?

– Я люблю стихи Хайяма, а знать их – все равно, что знать это небо, этот воздух. Мы можем дышать им, но мы не можем знать его.

– Покажи мне могилу Хайяма, – сказал Тимур.

– Милостивый эмир! Если вы любите и чувствуете стихи Омара Хайяма, то сами узнаете его могилу. Но я провожу вас туда, где она расположена.

Он пошел, хромая, впереди Тимура. А Тимур, окруженный свитой, шел за ним, тоже хромая.

– Ты давно служишь здесь смотрителем? – спросил Тимур.

– Всю жизнь с малых лет, когда меня сюда привел отец, но время от времени я хожу поклоняться и другим гробницам нашей страны.

– Ты слишком уж торопишься присоединить Омара Хайяма к святым. Вспомни его оскорбительные богохульные стихи, – сказал Тимур.

– О, милостивый эмир! Омар Хайям сам ответил на все упреки, адресуя свои слова Аллаху:

– Так, великий эмир, Омар жил, так он и умер. Посмотрите, великий эмир, даже если вы никогда не были здесь, то узнаете эти места. Сюда налево, вот садовая стена, из-за которой виднеются ветви грушевых и абрикосовых деревьев. Однажды в веселой беседе с друзьями Хайям сказал: «Моя могила будет расположена в таком месте, где каждую весну северный ветер будет осыпать надо мной цветы».

– Ты говоришь так, точно сам вчера беседовал с Омаром Хайямом, – сказал Тимур, – а ведь он уже мертв два столетия.

– Да, прошло два столетия, как этот человек скрыл свое лицо под покровом праха и оставил этот мир осиротевшим, но у меня такое чувство, будто я имел счастье знать его, наслаждаться мудростью его слов и слушать музыку его речи. Смотрите, великий эмир, вы узнаете могилу Хайяма?

– Узнаю, – говорит тихо Тимур, – та, что скрыта совершенно под цветом деревьев.

– Я всегда не могу здесь сдержать слезы, – сказал проводник. – Простите меня, великий эмир. – И заплакал. – Простите меня!

Тимур стоял молча.

– Вспомни стихи Хайяма, – сказал он. – Не стоит плакать.

– Я счастлив, – говорил, плача, проводник. – У меня на глазах великий царь поклонился великому поэту. Я бывал на могилах многих святых, посещал много святых мест, но никогда не испытывал такого счастья.

– Как же ты странствуешь с хромой ногой? – спросил Тимур.

– Но ведь и великий завоеватель мира имеет тот же недостаток, – сказал проводник.

– Ты мне нравишься, – сказал Тимур. – Мне нужны ученые люди, любящие поэзию. Хочешь быть смотрителем библиотеки в Самарканде? Я хочу построить большие библиотеки в Самарканде и Бухаре, больше, чем в Александрии.

– Видеть восхитительный Самарканд и знаменитую Бухару на святой почве, по которой следовало бы ходить головой, а не ногами, всегда было моим желанием.

– Как тебя зовут?

– Ходжи Аммандурди.

– Поедешь со мной.

– Я счастлив, – сказал Аммандурди. – И обеспокоен, не слишком ли утомил своей болтовней ваше сердце.

Самарканд. Город, утопающий в садах. Шумные базары. Толпы молящихся в мечетях.

Глашатай в сопровождении барабанщиков ездит по улицам и площадям, добавляя:

– Нет бога, кроме Аллаха, Магомет – посланник Аллаха. Слава тому, кто изменяет мир, но сам не изменяется. Слава великому эмиру Тимуру, изменяющему мир во имя Аллаха! Жители благородного Самарканда! Великий эмир Энвер Тимур, окончив свой победоносный поход, возвращается в Самарканд!

Тимур въезжает в сопровождении свиты, встреченный толпой. Перед дворцом обнимает жен, детей, внуков. Обнимая Тимура, Каньо шепнула:

– Я ждала тебя, господин мой, как лотос ждет теплого дождя.

– Ты похудела, – шепнул ей Тимур. – И стала похожа на тень цветка. Это меня огорчает.

– Когда нужно придти на прием эмира? – спросил визиря один из послов. – У меня личное послание испанского короля. Эмир должен принять меня в первую очередь.

– В первую очередь великий эмир, возвращаясь из похода, по традиции посещает гробницу святого Хазрета Шах Саида, – сказал визирь, – того, кто ввел в Самарканде вместо язычества ислам.

Гробница святого располагалась на горе, и к ней вели широкие мраморные ступени. Процессия двигалась медленно, потому что идущий впереди Тимур хромал, с трудом преодолевая крутые ступени, опираясь на плечи телохранителей.

Вступили в узкий коридор, переходя из комнаты в комнату. И в каждой новой комнате все должны были класть по два поклона.

– Когда конец? – шепнул испанский посол своему переводчику. – У меня уже болят колени.

Переводчик приложил палец к губам.

Наконец вошли в комнату, где стояли три ветхих знамени, панцирь, старый меч и Коран.

– Это вещи святого, – шепнул проводник.

Тимур первый, за ним остальные приложились к этим вещам.

– Я сомневаюсь в их подлинности, – шепнул посол проводнику.

Тот опять приложил палец к губам.

У могилы святого Тимур долго молился. И все должны были с благоговением повторять слова молитвы.

Когда покидали гробницу, все были утомлены.

На улице светило солнце, зеленели деревья.

– Мы как будто выбрались из могилы, – сказал посол переводчику. – Но я рад. Как гласит персидская пословица: слышать не то, что видеть. А что это за здание против гробницы?

– Это медресе, – сказал переводчик. – Эмир любит посещать медресе. Но сопровождать его теперь уже не обязательно.

– Тогда пойдем погулять по городу, особенно по здешним базарам, – сказал посол.

Медресе. Ученики и учитель отвесили Тимуру глубокий поклон.

– А где Хазрет Убайдулла? – спросил Тимур.

– Великий эмир, – сказал учитель, – незадолго до вашего возвращения Хазрет объявил себя больным.

– Что ж, подождем, пока он выздоровеет, – сказал Тимур, усаживаясь на почетное место. И начал экзаменовать учеников.

– Когда была построена первая мечеть?

Ученики молчали.

– Они боятся вас, великий эмир, – сказал учитель.

– Они учатся святому делу и должны бояться Аллаха, а не меня. – Ты скажи! – ткнул он в одного долговязого ученика.

– Великий эмир! – запинаясь, сказал долговязый. – Первая мечеть была построена в Мекке.

– Дурак, – раздраженно сказал Тимур. – Первая мечеть была устроена не в Мекке, а в Медине, когда пророк Мухаммед переселился туда.

– Какое назначение мечетей? – спросил Тимур. – Ты! – ткнул он пальцем в круглолицего.

– Служить местом для молитв, а также для собрания общин, – бойко ответил круглолицый.

– Местом для молитвы правоверных, – поправил Тимур.

Тимур покинул медресе не в духе.

– Мне повезло, – сказал он Каньо, – у меня был очень хороший учитель – Мирсаид Берке. – Я недавно узнал, что этот великий человек, которому я многим обязан, умер в тишине, всеми забытый. Я очень огорчен и испытываю чувство вины. И хотел бы устроить ему гробницу в Самарканде. Первый камень, обращенный головой к Мекке. Подле моего учителя я хотел бы быть погребенным в знак своей к нему признательности.

– Мой господин, – сказала Каньо, – тебе еще рано помышлять о смерти.

– Нет, Каньо, я чувствую себя усталым, я стал хуже видеть, у меня болят глаза, бывает трудно долго читать, у меня часто болят раны на руке и на ноге, а после сна пересыхает горло. И враги, как псы, носом чувствуют, что я слабну. Вот этот Убайдулла, учитель медресе, он образованный, но он ненавидит меня, и потому притворился больным.

– Мой господин, – сказала Каньо, – вы будет жить еще долго-долго. Вы будете жить дольше, чем я. А к врагам надо относиться спокойно. Они появляются и исчезают, как вода. У нас, у китайцев, есть пословица: когда чиста вода, я мою в ней руки, когда она грязна, я мою в ней ноги.

Тимур улыбнулся.

– Медресе действительно плохое и маленькое, – сказал он, – оно больше похоже на дворцовую конюшню.

– Позвольте мне, мой господин, на свои деньги построить большое медресе, – сказала Каньо. – В этом медресе должно быть до тысячи учеников, и каждый должен получать от меня на содержание по сто тин.

– Да, я хочу начать в Самарканде большое строительство, – сказал Тимур. – Пока я жив, я хочу построить большое медресе. Я нашел место для медресе у бухарских ворот. Я хочу, чтобы мой Самарканд был самым красивым городом мира. Я хочу украсить его садами, зданиями, мечетями, базарами. Самарканд должен стать еще красивее, чем он был до нашествия монголов, разрушивших его. Сказал в древности философ: «Нет на земле мест прекраснее, чем три места: крепость Самарканд, Дамасская Бута и река Герата».

Идет совещание министров. Тимур говорит:

– Каждый год в Самарканд привозят огромное количество товаров разных видов: из Китая, Индии, Татарии. Но нет определенного места для продажи. Поэтому приказываю построить через город улицу с лавочками, магазинами, шатрами. Она должна быть такой, чтобы можно было там продавать и покупать, и чтобы было красиво, чтобы было прохладно летом и тепло зимой.

– Мы наметили строительство такой улицы на будущий год, – сказал визирь.

– Мне она нужна сейчас, – сердито сказал Тимур. – Даю вам двадцать дней, пусть жители работают день и ночь.

Строительство. Рушатся дома, которые попадаются на пути прокладываемой дороги. Крики. Плач.

– Великий эмир, – говорит глава депутации, – мы – жители тех домов, которые разрушены при строительстве, мы и наши дети остались на улице, все наше имущество погибло. Просим дать нам хотя бы какую-нибудь компенсацию.

– Кто вы такие! – закричал и затрясся Тимур. – Этот город мой, я купил его на собственные деньги. У меня есть письменное доказательство, я вам завтра его покажу. Если это не правильно, то я вам заплачу то, что вы просите.

– Простите нас! Простите, великий эмир! – в страхе начали кланяться жители.

– Убирайтесь! Убирайтесь, – начали выталкивать их стражники.

Но они и сами спешили убраться, кланяясь.

– Я удивлен, что мы остались живы, – шепнул один, – так страшно мне.

– Я пошлю ваши души в огонь! – кричал Тимур, который все никак не мог успокоиться. – А скверное это обиталище! Нечестивые! Вы должны ходить, свесив головы к земле!

Посетителей уже давно не было, а он все кричал.

– Все мои враги убедятся в своей смерти, унижении и гибели! Все враги!

Вдруг он схватился за горло. И блевотина потекла у него на ковер и на ступеньки трона.

[…]