В первое воскресенье после 14 июня 1946 г. по окончанию службы толпа во дворе Собора Святого Александра Невского в Париже была не, как обычно, благопристойно тихой, а вполне оживлённой. В четырёх местах большого двора продавались "Русские Новости" (про-советский еженедельник издаваемый А.Ф. Ступницким). Газета вышла с большим портретом генералиссимуса И.В. Сталина в пол-полосы, а вся нижняя часть крупным набором — текст Указа Президиума Верховного Совета СССР, смысл которого состоял в том, что "белым эмигрантам, проживавшим во Франции, Бельгии и Италии всё прощалось и они могли, получив советское гражданство, вернуться на Родину". Указ готовился в глубокой тайне, а потому ознакомившись с ним все были совершенно ошеломлены. Русским эмигрантам сталинский Указ предлагал сделать свободный выбор и переосмыслить всё своё существование.
      У авторов Указа была двойная задача: показать европейским правительствам и общественному мнению, что сонмы "перемёщённых" лиц, ост-арбейторов, казаков, освобождённых из немецких лагерей для военнопленных солдат и офицеров Красной Армии, готовых на ВСЁ, лишь бы не оказаться снова в СССР — есть изменники, враги Союзников, что их надо выдавать Советским властям и главное, не верить их рассказам.
      Вторая задача — как можно более полная "зачистка" белоэмигранткой среды. А следовательно, осознав прошлую историческую неправоту и желая стать полезными, в победивший Советский Союз, добровольно едут давние наши противники, остатки враждебных классов, кающееся в преступном прошлом, то бишь белогвардейское отребье... Желаемый пропагандистский эффект состоялся, хоть и длился не долго.
      Русские во Франции во время войны проявили политическую активность куда большую (в относительных цифрах), чем коренное французское население. В составе Союзных Армий, в движении Сопротивления, в вооружённом подполии русских было очень много.
      Были и такие русские, которые встали на путь сотрудничества с оккупационными властями. Проявившееся в эти годы "оборончество" ("My country, right or wrong", — "моя страна — независимо от режима", немного психология героев великолепного телесериала "Штрафбаты"), могло легко перейти во Франции в воинствующий антикоммунизм, это именно Москва и хотела предотвратить.
      Разработчики операции "указ" в значительной степени добились своего: заманенные на советскую территорию эмигранты (от 4 до 5 тысяч, не считая армян репатриантов) были политически нейтрализованы, а большинство — арестовано. Многие из лагерей живыми не вернулись... У девяти десятых вернувшихся не было и тени коммунистических, "коммунизанствующих", как тогда говорили, настроений. Русские эмигранты поверили, что участие Советского Союза в антигитлеровской коалиции демократических держав, отмена "Интернационала" и замена на гимн Михалкова, возврат погон и открытие церквей — это всё и есть то, о чём мечтали их родители и они сами, т.е. конец большевизма и возврат к "национальному государству".
      То, что в агитационной кампании, которая велась в Париже для внедрения этой схемы, принимали участие Симонов, Эренбург, Марецкая и другие, не удивительно. Куда более досадно, мягко говоря, что всё это внушалось и специально приезжающими для этого из страны священниками, иерархами, в том числе и основателем ОВЦС. Русские люди в Париже не могли тогда осознать степень подневольности тогдашней русской церкви...
      Те русские, которые отвергли дарованное Кремлём "прощение", встали на путь интеграции во французское общество, отказались от эмигрантских, "нансеновских" паспортов, получили французское гражданство и перестали "жить на чемоданах". Связью с Россией для многих из них стала, особенно после смерти Сталина, "антисоветская деятельность" — посылка в страну книг и периодики, перевозка рукописей, оказание денежно-материальной помощи пострадавшим от репрессий, работа на "вражьих голосах".
      Действительно, исторический для русской эмиграции выбор лета 1946 г. был очень трудным, соблазнительным и для "евлогианской" церкви, для её духовенства. Несколько священников приняли советское гражданство, поехали в Советский Союз. Репатриировалась, и оказалась в Средней Азии, знаменитый эмигрантский иконописец сестра Иоана Рейтлингер. Поехал в Советский Союз о. Андрей Сергиенко, преподавал в Ленинградской духовной Академии, вскоре был удален в глубинку Владимирской области. Можно в этом ряду вспомнить противоречивую фигуру о. Бориса Старка, его не менее противоречивых сыновей, эти парижские юноши тоже стали священниками. Парижский батюшка о. Константин З. встал публично на колени, когда советский консул вручал ему красную книжицу. Спустя четыре года он, в Костромском полуподвале, зимой повесится, единственный известный мне такой случай в духовенстве...
      Сам блаженной памяти митрополит Евлогий "определялся" трудно и не сразу — начал с того, что ненадолго перешёл под омофор Патриарха Алексия I, потом вернулся в лоно Вселенской Патриархии. Вместе с ним и многочисленная паства. Какое-то время на позициях советского патриотизма находились Н. Бердяев, А. Ремизов, иконописец Успенский, часть православных философов, объединившихся вокруг Свято-Сергиевского Института в Париже. Появившаяся на Западе "вторая" эмиграция в основном увеличила паству РПЦЗ. Замечательные пастыри и богословы Владыка Антоний (Блум), Владыка Василий (Кривошеин) и вместе с ними много православной интеллигенции и народа решительно сделали выбор верности Русской Православной Церкви, оставаясь при этом политически свободными. Ими двигала чудодейственно оправдавшаяся надежда на будущее освобождение Церкви, значит и страны.
      Живые связи эмиграции со страной стали восстанавливаться, и постепенно становиться всё более активными, сразу же после начала десталинизации.
      Здесь необходимо напомнить, что в течение десятилетий существования богоборческой власти в СССР неоценимую роль в поддержании и сохранении русской традиции в эмиграции сыграло Русское Студенческое Христианское Движение (Париж), журнал "Вестник РСХД", книжное издательство "YMCA-Press", а также организация "Помощь верующим в России" (во главе которой стоял ныне покойный Кирилл Ельчанинов, сын известного проповедника). Первоиздания и переводы на европейские языки рукописей А.И. Солженицына, Н.Я. Мандельштам, Ю. Домбровского, многих других писателей — это тоже заслуга "ИМКИ". Публикации богословских, литературных, философских текстов с опасностью вывезенных из Советского Союза в "Вестнике РСХД", проникновение того же "Вестника" на московские и ленинградские "кухни" — неизбывная заслуга и достижение РСХД, главного редактора "Вестника" Н.А. Струве. Когда начались хрущёвско-ильичёвские гонения на Церковь — мобилизация Западной общественности и СМИ в защиту церкви, это тоже РСХД. Привоз в страну трудов Бердяева, о. Сергия Булгакова, Флоренского, заслуга Кирилла Ельчанинова и его помощников.

* * *

      По ходу тех же десятилетий демографические процессы не приостановились: так часто показанное российским телезрителям русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа "разрослось", почти удвоилось площадью. К концу восьмидесятых исторических белых эмигрантов практически остались единицы.
      Русский народ, в отличие от армян, евреев, китайцев, долго не сохраняется в диаспоре. Русских тянет назад к себе, а если этого не происходит, то, чаще всего, третье или в лучшем случае четвёртое их поколение за границей сливается с окружающим населением и зримых признаков этнического и религиозного происхождения остаётся совсем мало. Интеграция во французскую жизнь, "ассимиляция", как говорят французы, выход из диаспорного сознания, всё более распространенные межконфессиональные браки, стирание из памяти умения читать и писать по-русски, вот то, что ускоренными темпами происходит с внуками эмигрантов. При этом они остаются православными. Чаще всего в России никогда не бывали, "Повестей Белкина" в оригинале не знают, но рецепт куличей и пасхи в обиходе остаётся...
      В эти же годы ускоренной интеграции революционный передел, начавшийся в римско-католический церкви после Второго Ватиканского собора, был настолько внезапен и резок, что очень многие католики разных поколений и в разных европейских странах стали переходить в более для них традиционную и "узнаваемую" конфессию, — православие. Эти факторы стали влиять на православное духовенство во Франции и иерархию Архиепископии Православных приходов русской традиции в Западной Европе. Участились службы на местных языках. Переводы служебных текстов были не удовлетворительными, часто не согласованными, разные в разных местах. Сами службы стали сокращаться: западному европейцу стоять четыре часа на ногах — не сподручно... Нарушилась и манера хорового пения. Частое причащение без исповеди стало правилом в большинстве "модернистских" приходов. Посты стали символическими, часто иконостасы либо просто упразднились, либо по размеру сократились вдвое... Женщины получили доступ в алтарь. Список этих перемен не полон. Православный, прибывший в Западную Европу из Курска или Софии и оказавшийся в таком приходе, не всегда понимает, что находится в православном храме.
      Сегодня можно говорить об агрессивном возврате "обновленчества", о масштабной попытке разработать и укоренить новое, этнически и языково "французское православие". Не будучи знатоком литургики, не берусь "научно" оценить это явление. Скажу просто, что для зрения, слуха, даже и совести (преданный долг памяти) этот литургический "новодел" трудно приемлем!
      Блаженной памяти Архиепископ Сергий (Коновалов), почивший в Бозе два года тому назад, почувствовал всю опасность этих тенденций и приступил к переговорам с Русской Церковью, имея ввиду хорошо продуманное и подготовленное сближение с ней.
      Несколько раз побывавший в России Владыка Сергий убедился в том, что, несмотря на трудно изживаемое "сергианство" Мать Церковь преобразилась. Произошло — сколько оказалось реальным — отделение от государства. Процветают монастыри. Идёт интереснейшая издательская работа. Утверждена социальная доктрина. Продолжается работа по канонизации новомучеников... Катехизация детей, присутствие священииков в воинских частях, в местах исполнения наказания... Неожиданный взлёт церковной жизни во всём её многообразии и совсем негаданный после 80 лет порабощения безбожной властью!
      Вот что писал об этом главный редактор "Вестника РХД" Н.С. Струве:
      "Православная Церковь в России сейчас восстанавливается из-под развалин оцепенения, перед ней огромная, непомерная задача: свидетельствовать в распадающемся обществе о Господе славы и любви, жертвы и всепрощения, о Христе распятом и воскресшем..."
      В условиях обретённой свободы намечается расслоение между теми, кто, смотря назад, хочет идеологизировать Благую весть, придать ей политическую и национальную окраску, и теми, кто во главе с Патриархом Алексием, следуя заветам святителя Тихона, пытается держать курс церковного корабля выше политики, выше узконациональных задач, твёрдо стоя в Истине, но без огульного осуждения всех и вся (Вестник РХД, N° 166, 1992).
      В каждом номере "Вестника" приводятся выдержки из Устава РСХД (1959 г.):
      "РСХД утверждает свою неразрывную связь с Россией. Наша принадлежность русскому народу и к русской православной Церкви налагает на нас духовные обязательства, независимо от того, мыслим ли мы себя временными изгнанниками-эмигрантами, или решили связать свою жизнь с другой страной...". Прошло совсем мало лет, и РСХД, и сам Н.А. Струве, эти слова впоследствии, можно прямо сказать, предали.

* * *

      Вскоре после кончины Владыки Сергия, 1-ого апреля 2003, в приходах Архиепископии появилось послание Святейшего Алексия II-ого. Патриарх предлагал начало переговоров с целью объединения в Поместную церковь в Западной Европе всех приходов трёх русских православных юрисдикций. Во второй раз после Указа 1946 г. эмиграция, пятьдесят семь лет спустя, оказалась перед необходимостью "экзистенциального" выбора! Необходимость определить своё отношение к возродившейся России и к Матери Церкви, вот единственная аналогия между послевоенной ловушкой Сталинского Указа и сегодняшним предложением равноправного разговора.
      Эмигрантской интеллигенции после распада СССР постепенно пришлось отойти от функций "наставника", "преподавателя православной философии", помощника и спасителя по штатной должности. С каждым месяцем, прожитым после 21 августа 1991 г. появлялось многое, чему мы здесь, на Западе, могли научиться у русской Церкви: глубокой выношенной в полу подполии молитвенности, безупречно сохраненной богослужебной традиции. Вместо конспиративной перевозки Флоренского стало возможным сесть и поехать молиться в чудом вновь обретённое Дивеево и другие монастыри, а внуки русских эмигрантов могут теперь учиться в Сергиевом Посаде.
      Не берусь анализировать мотивы окружения владыки Гавриила, (приемника владыки Сергия, бывшего католика, по происхождению фламандца, с трудом говорящего по-русски) и причины действий самого владыки. Видимо обновленчество взяло верх. На послание Патриарха официального ответа не было дано! В духовенстве была проведена кадровая чистка и перестановка почти по добрым старым правилам. Повсеместно, где только можно расставлены заставы и "свои люди".
      Та часть православных, которым церковный модернизм пришёлся не по духу, основали "ОЛТР" (Движение за Поместное Православие Русской Традиции").
      На первом Круглом столе, проведённом ОЛТР в 2004 году, Н.С. Струве, ставший теперь одним из идеологов "модернизма" в Архиепископии и ярым противником РПЦ, в страстной речи сказал, что "Русская Церковь тяжело больна... Что он хорошо знаком с её иерархией, носительницей страшных недостатков, что Архиепископия может только проиграть от сближения с ней..."
      Буквально на днях владыка Гавриил выступал на православной бельгийской радиостанции. "Сохранение богослужебной традиции, заявил он, дело хорошее для Африки, мы же должны быть современными". В этой обстановке приходские советы ряда церквей сделали свой выбор и эти церкви перешли под омофор Московской патриархии. Совсем недавно это произошло с большим русским собором в Биарритце.
      Православная общественность в Западной Европе вот уже второй год как живёт яростными спорами, доходящими до нескрываемой ненависти.
      Прогнозы очень трудны, но далеко не невозможна победа тех, которые стремятся сохранить православную веру и церковь в их унаследованной от предков подлинности.

      Никита Кривошеин,
      Париж, март 2005 г.