СОДЕРЖАНИЕ
Письмо 1
Письмо 2
Письмо 3
Письмо 4
Письмо 5
Письмо 6
Письмо 7
Письмо 8
Письмо 9
Письмо 10
Письмо 11
Письмо 12
Письмо 13
Письмо 14
Письмо 15
Письмо 16
Письмо 17
Письмо 18
Письмо 19
«”БАБИЙ ЯР“ – КНИГА НЕ СТАРЕЮЩАЯ…»
Примечания
Впервые публикуемые (с некоторыми сокращениями) девятнадцать писем известного русского писателя Анатолия Васильевича Кузнецова (1929, Киев – 1979, Лондон) – лишь часть русскоязычного литературного архива старейшего израильского журналиста, писателя и переводчика Шломо Эвен-Шошана (р. 1910, Минск). Архив передан недавно владельцем на хранение в муниципалитет Афулы, вблизи которой (в киббуце Сде-Нахум) проживает этот патриарх художественного перевода с русского и идиша на иврит. Первые десять писем – из г. Тулы, где их автор поселился после окончания (в 1960 г.) Литературного института Союза писателей СССР. Остальные девять написаны в Лондоне, куда он выехал под видом ”творческой командировки“ (1969) якобы для написания ”юбилейного“ романа о Ленине (к столетию со дня рождения ”вождя мирового пролетариата“) и где немедленно попросил политического убежища у британских властей. Одной из побудительных причин бегства писателя из СССР была невозможность в советских условиях опубликовать мемуарный роман о Бабьем Яре без цензурных искажений и вычерков. Напомним, что автор романа, застигнутый войной в своем родном Киеве, живя в непосредственной близости от Яра, невольно стал одним из свидетелей уничтожения там в течение двух дней всего еврейского населения украинской столицы, а вслед за тем – ежедневных расстрелов других групп граждан вплоть до конца двухлетней гитлеровской оккупации. Замысел своего потрясающего воображение романа-документа он вынашивал потом более двадцати лет.
При подготовке писем к публикации опущены некоторые приложения к письмам и отдельные фрагменты, не имеющие принципиального значения. Редакционные купюры помечены точками в ломаных скобках. Оригиналы писем, как правило, написаны автором на машинке, и лишь третье и одиннадцатое письма – от руки. Каждое из писем скреплено собственноручной подписью автора, а в письме 17-м воспроизведены его рисунки, иллюстрирующие текст. Подчеркивания в тексте писем принадлежат их автору.
[Из Тулы, от 15.7.1964]
Многоуважаемый Шломо Эвен-Шошан!
Мне было очень приятно получить Ваше письмо1. С удовольствием выполняю Вашу просьбу и очень прошу – не забудьте и о Вашем обещании прислать сборник наших повестей.
Очень хотелось бы также узнать хоть в общих чертах о работе издательства ”Гакибуц Гамеухад“. Кого из советских писателей уже издавали и кого собираются издать?
С какого текста сделан перевод «Продолжения легенды»? Существуют варианты журнала ”Юность“, ”Роман-газеты“ и Детгиза. Лучше всех ”Роман-газета“, на втором месте Детгиз. Возможно, Вы слышали о скандальном переводе этой моей повести, сделанном во Франции издательством Лионского архиепископства, когда она была грубо искажена с явно антисоветскими целями. Я возбуждал процесс, который и выиграл2. С тех пор я очень внимательно отношусь к переводам и прошу ни в коем случае не делать отступлений от текста и тем более каких-либо купюр. Очень Вас прошу: проследите, чтобы это условие было выполнено.
Желаю Вам удач, хорошего здоровья и счастья!
Дружеский привет Вашей семье и Вашим коллегам.
С уважением,
А.Кузнецов
[Из Тулы, от 16.8.1964]
Здравствуйте, многоуважаемый Шломо Эвен-Шошан! Если Вы считаете, что ”Продолжение легенды“ будет звучать лучше без последних трех страниц, то пусть будет так. Вы правы, эта последняя глава – не очень веский кусочек, без нее вполне можно обойтись3.
Я имел в виду искажения принципиальные. Французское издательство опустило главы о перекрытии Ангары, опустило оптимистические куски и выводы типа ”Лирического отступления“, снабдило книгу яркой обложкой, на которой была изображена красная пятиконечная звезда среди сосен – и по всей обложке колючая проволока. И название: ”Звезда во мгле“. Книга приобрела диаметрально противоположный смысл, и мне пришлось подать в суд. Этот процесс был года три назад в Лионе, издательство было оштрафовано, а книга конфискована.
Западные издательства вообще, как правило, выпускают наши книги без предварительного запроса, что мне кажется хамством. Уже сами Ваши письма говорят о том, что Ваше издательство – в высшей степени порядочно, и я рад быть Вам полезен. Если Вам что-нибудь еще нужно, пишите, пожалуйста!
Вы не написали, нужна ли биографическая справка для предисловия. На всякий случай вот мои данные:
Родился в 1929 г. в Киеве, в очень простой семье. Годы оккупации провел в Киеве, причем наш домик был рядом с Бабьим Яром, местом массового расстрела евреев Киева, а затем и других ”преступников“ – всего 80-100тысяч, и я видел потрясающие картины, а ежедневные выстрелы из пулемета остались навсегда стоять в моих ушах. В 1944 году я начал писать рассказы об увиденном во время оккупации, и с той поры непрерывно пишу. Однако книгу о Бабьем Яре и прочем я еще не написал, а только приготовился к ней: слишком ответственная и сложная вещь. Тогда мне было 12-14 лет, я умирал с голоду, в меня стреляли, брали в Германию, бежал, зарабатывал на жизнь продажей сигарет и чисткой сапог.
После войны учился в балете, в театре драмы, пробовал быть живописцем, музыкантом. Работал плотником, мостовщиком, бетонщиком, строил Каховскую гидростанцию на Днепре, а также в Сибири работал на Иркутской и Братской ГЭС.
С 1954 по 1960 гг. учился в Москве, в Литературном институте Союза писателей, а затем поселился в центре России, в Туле, и занялся целиком литературой.
Кроме ”Легенды“ у меня выпущена книга рассказов ”Селенга“ (или ”Биение жизни“, другое издание), книжки для детей, кинофильм ”Мы, двое мужчин“, повесть ”У себя дома“ (это последняя тульская работа, пока вышла в журнале ”Новый мир“ № 1 за этот год).
Но главное, конечно, хочется верить, впереди. К книге об оккупации и Бабьем Яре я приступлю, очевидно, в этом году или в начале следующего. Вы не слышали о стихотворении Евтушенко ”Бабий Яр“4? Мы с ним вместе учились, и однажды, будучи в Киеве, я повел его в этот жуткий овраг. Там не осталось ничего, кроме золы, которая выглядывает из-под песка черными жирными пластами – немцы сожгли трупы в печах, сложенных из памятников разрушенного ими очень красивого еврейского кладбища на Лукьяновке. Тогда Евтушенко и написал свое стихотворение, хотя взял в нем только один аспект Бабьего Яра. Это братская могила 30 тысяч евреев, 30 тысяч русских, 20 тысяч украинцев, цыган и т.д. Будьте здоровы, уважаемый Шломо Эвен-Шошан! <…>
До свиданья! Большой привет Вам передает моя жена Ирина5}
А.Кузнецов
[Из Тулы, от 28.10.1964]
Дорогой Шломо Эвен-Шошан!
У меня сейчас были разные личные дела, я надолго уезжал, и вот сейчас я совершенно удивлен: я обнаружил Ваше письмо в стопке писем, на которые я не ответил. Неужели я не ответил? Или просто собирался ответить, читал Ваше письмо жене, и у меня сложилось впечатление, что я уже ответил?! Во всяком случае, очень прошу извинить меня. У меня была действительно плохая вещь – умер отец, очень дорогой мне человек, я уезжал в Киев к матери, и вообще все у меня перемешалось, и только сейчас я как-то берусь за дела. Их накопилось много, и Вы простите меня, если я отвечу коротко?
Значит, насчет книги о Бабьем Яре. Пока я имею только первые черновики. Готово будет, вероятно, в начале 1965 г., а напечатано… об этом, собственно, судить еще рано. Но я во всяком случае обязательно сообщу Вам и пришлю экземпляр. Об этом Вы не беспокойтесь. Книга получается сильная.
Вы пишете, что хотите процитировать какие-то фразы из моего письма. Пожалуйста, только с одним условием: чтобы это не было и не могло быть как-либо неверно истолковано. Чтоб смысл был тот же, что и в письме.
Будьте здоровы! Моя жена просто очарована Вашими письмами и передает Вам самый теплый привет.
Кстати, в этот приезд в Киев я снова видел Бабий Яр, он становится неузнаваем, вокруг идет колоссальное строительство жилых домов, сам овраг засыпается, и на его месте, говорят, будет то ли парк, то ли стадион. Наш домик (вернее, теперь мамин) еще стоит, но вот-вот ждут сноса. Жизнь оптимистично движется вперед, и не исключено, что в следующий приезд я застану маму уже в квартире какого-нибудь девятиэтажного дома с видом на Днепр или Подол, а в Бабьем Яру будет идти футбольный матч.
До свидания!
А.Кузнецов
P.S. Вы неосторожно спросили, не можете ли что-нибудь сделать для меня. А что, если я, действительно, попрошу вас об одной вещи?
Мы смотрели по телевидению международный фестиваль песни из Сопота (Польша, август с.г). Там пела певица из Израиля, имя ее прозвучало как Йаффа Йаккони (или Яффа Якони). Совершенно великолепная певица – и песня ее ”Говори со мной цветами“ была великолепна. Мы записали ее на магнитофон и часто проигрываем. Жена даже научилась подпевать ”бахорэ, бахорэ“ и пр. Но что значат эти слова – мы абсолютно не понимаем. Не могли бы Вы прислать перевод-слово в слово? Если эта песня вам не известна, мы можем даже на слух записать все слова в русской транскрипции, а Вы потом переведете, хорошо? Очень уж она нам нравится.6
[Из Тулы, от 17.5.1965]
Многоуважаемый, дорогой Шломо Эвен-Шошан! Я получил оба Ваши письма, в первом из которых Вы описываете сборник7, а во втором сообщаете, что выслали его мне. Пока я еще не получил его, вероятно, бандероли идут дольше, чем авиаписьма. Очень Вам благодарен за все Ваше внимание и посылку сборника. Не знаю даже, чем Вас отблагодарить. Разве что тем, что когда выйдет в свет моя повесть, вышлю ее Вам первому. Сейчас я провел более месяца в Киеве, где собирал к ней дополнительные материалы. Кажется, сейчас нет человека, который бы знал о Бабьем Яре больше, чем я, ибо я собрал его ”историю“ от 29 сентября 1941 года до 29 сентября 1943 года, беседовал с многими очевидцами, бежавшими оттуда. В Киеве есть несколько людей, вылезших из-под трупов. То, что они рассказали мне, настолько ужасно, что я потерял сон. Весь месяц меня в Киеве мучили кошмары ночами, и это так измотало, что я уехал, не окончив работу. Сейчас переключился временно на другие занятия, чтобы ”отойти“. Любопытно, что главный ”инженер по расстрелам“ по фамилии Топайде, который в 1941 году конкретно осуществил расстрел примерно 50 тысяч за два-три дня, а затем руководил расстрелами в течение двух лет – и в 1943 году руководил сожжением трупов, – этот Топайде бесследно исчез после 1943 года. Я перелистал много документов о Нюрнбергском и др. процессах, в том числе и Киевском в 1946 году, но фамилия Топайде мне не встретилась ни разу. Там был концлагерь (начальник – штурмбаннфюрер Радомский) и овраг для расстрелов (которыми руководил Топайде). Так вот, оба эти начальника не были пойманы и казнены. Как правило, подобная сволочь, нефронтовики, умеет спасаться, и я сильно подозреваю, что они спаслись. Радомскому сейчас было бы лет 65-70, а вот Топайде был молод, красив, строен. Этот высокий темноволосый мужчина к 1943 году превратился в совершенного истерика. Лицо его передергивала гримаса, словно от сильной боли. Под его руководством триста заключенных выкапывали и сжигали в печах трупы, однажды они побежали прямо на пулеметы, и вырвалось 14 человек. Половина из них живы и сейчас, и они тоже искали этого Топайде везде, но он не оставил следов.
У вас, очевидно, изданы документы о зверствах гитлеровцев, может, даже есть списки преступников.
Дорогой Шломо Эвен-Шошан, специально этим заниматься не надо, но если Вам придется натолкнуться, не забудьте эти фамилии: Топайде и Радомский.
Это они конкретно осуществили впервые в истории человечества такой МАССОВЫЙ расстрел, перед которым разные Варфоломеевские ночи покажутся детской игрой. Именно в Киеве они ”оттачивали“ свои методы. До 29 сентября 1941 года евреев медленно убивали в лагерях, соблюдая видимость законности. Требпинка, Освенцим и т.д. были после. С Бабьего Яра они вошли во вкус. Надеюсь, Вы знаете, как это было? Они вывесили приказ всем евреям города явиться с вещами, ценностями в район товарной станции, затем оцепили и начали расстреливать. В этом ”потоке“ погибло масса русских, украинцев и др. – провожавших близких и друзей ”на вокзал“, детей не убивали, а закапывали живыми, раненых не добивали. Земля над рвами шевелилась. Затем два года в Бабьем Яре расстреливали русских, украинцев, цыган, в общем, людей всех национальностей. Мнение, что Бабий Яр – это могила только людей еврейской национальности, – неверно, и Евтушенко в своем стихотворении отразил лишь один аспект Бабьего Яра. Это – могила интернациональная.
Никто никогда не подсчитает, каких и сколько национальностей там погребено, ибо 90% трупов сожжено, а пепел большей частью рассыпан по оврагам и полям.
Я не принадлежу ни к сионистам, ни к антисемитам, и то и другое мне одинаково противно, и свою повесть я пишу, как я считаю, с единственной верной позиции: интернациональной. Я не пишу, как Евтушенко, исключительно о трагедии еврейского народа, это у меня лишь часть общей человеческой трагедии. Важно, что идиотизм, вандализм расползлись по миру, и гибли ЛЮДИ. Я в своей повести пишу о борьбе тьмы и человечности. Для меня человечны в равной степени Анна Франк, Юлиус Фучик, Зоя Космодемьянская, и Вы, я верю, понимаете, о чем я говорю.
На меня произвело, как и на всех нас здесь в СССР, странное и неловкое впечатление установление дипломатических отношений между Израилем и ФРГ. Я вспоминаю, как 29 сентября 1941 года евреи, идя ”на вокзал“, подозревали, что будет расстрел, но утешали себя: ”Не может быть! Немцы были в Киеве в 1918 году, они вели себя корректно по отношению к евреям, и вообще это культурные люди, и язык у нас похож, они просто вывозят евреев, как родственную нацию, подальше от фронта“. Представьте, что это говорилось людьми, находившимися уже за сто метров от Бабьего Яра!
Может быть, у вас кто-то думает, что ФРГ – это ”культурные и корректные люди, родственная нация“ и т.п.? Меня расстреливал немец-фашист. Я не знаю, может быть, он жив до сих пор. Если бы я с ним встретился, я бы не подал ему руки, даже официально, даже сверхофициально. Есть вещи, которые не прощаются. И если на территории Германии сохранились недобитые фашисты и фашистские тенденции, то это именно в ФРГ, и правительству, которое греет их под крылом, я бы руки не подал. Это все равно как если бы мой сосед расчетливо и обдуманно ворвался в мой дом, убил моего ребенка, изнасиловал мою жену, а я бы после этого приподнимал шляпу, встречаясь с ним на улице. Если Топайде жив и проживает в ФРГ, то что же Вы думаете, правительство ФРГ заинтересовано в скорейшем его обнаружении и предании суду? Как бы не так.
Дорогой Эвен-Шошан, прошу прощения за это отступление. Мне всегда доставляют большое удовольствие Ваши письма, я был бы рад переписываться с Вами и дальше. С нетерпением ожидаю прихода бандероли с книгой. Вы никогда не пишете о своей личной жизни. Какая у Вас семья? Как Вы живете, расскажите, пожалуйста, нам это очень интересно узнать. Особенно интересуется, Вы сами понимаете, моя жена Ирина, Вы ее просто очаровали своими письмами, которые я ей, как правило, прочитываю. Большой-большой привет Вам от нее.
Желаю Вам здоровья, удач и вообще счастья!
До свидания!
Анатолий Кузнецов
[Из Тулы, от2.6.1965]
Дорогой друг Шломо Эвен-Шошан!
Сборник я получил. Показываю всем друзьям и хвастаюсь. Всем очень нравится и очень интересно. А почему на вашем языке наши фамилии имеют не такое количество букв, как на русском? У вас некоторые знаки обозначают сочетания звуков? Извините, я задаю наивный вопрос, я впервые держу свой текст на еврейском языке, И это так странно!
Сейчас я сильно болен. Получилась странная вещь. В Киеве я так истрепал свои нервы, я слишком близко принимал к сердцу то, с чем сталкивался по ходу сбора материала для ”Бабьего Яра“ – и вот сейчас усиленно лечусь и не могу работать. Обидно. Я не думал, что кошмары прошлого могут так потрясать по прошествии двадцати с лишним лет Мне назначен курс восстановления нервной системы на месяц пока, принимаю сильнодействующие лекарства, от которых как-то все ощущения притупились, и голова плохо работает. За машинкой сидеть – и то трудно. Я пишу это письмо Вам затем, чтобы Вы не беспокоились насчет сборника, что я его получил, и еще раз Вас очень благодарю за него.
Примите мой большой привет, а также привет от моей жены Ирины.
У вас в Израиле сейчас, кажется, появился у меня еще один знакомый человек. Одна моя ленинградская знакомая – Сильва Хайтина – вдруг вышла замуж за вашего дипломата. У нее потрясающая биография, и мы еще собирались вдвоем написать книгу о ее детстве, и вдруг она на днях уехала в Израиль, она даже заезжала в Киев, чтобы попрощаться, но меня там уже не было. Это очень умная и интересная молодая женщина, вашему дипломату повезло, хотя мне и страшновато за нее, честно говоря8.
Итак, еще раз спасибо, большое спасибо!
До свидания!
А.Кузнецов
[Из Тулы, от 29.12.1966]
Многоуважаемый, дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Я получил ваше письмо от 31.8 только сейчас, потому что три месяца был в Болгарии и только сейчас вернулся. Меня радует все, что Вы пишете, однако я усиленно искал среди корреспонденции следующего Вашего письма – и не нашел. Может быть, Вы обиделись, что я не ответил? Так, пожалуйста, не обижайтесь, прошу Вас, это не по моей вине.
А может быть, Вы молчите потому, что, прочтя мой ”Бабий Яр“, остались разочарованы?
Тоже прошу Вас не разочаровываться и не думать обо мне плохо. Вы знаете, с этим романом мне пришлось выслушать два противоположных, непозволительно крайних мнения. Например, позвонил какой-то дурак, не назвавший себя, и заявил: «Вы, Кузнецов, возвеличиваете евреев, вы сами скрытый еврей!» В поезде же из Болгарии я ехал с одним человеком, евреем по национальности, и он всю дорогу пытался доказать мне, что я неправомерно, как Соломон, поделил Бабий Яр9 и называю его интернациональной могилой. Потому что уже создалось мнение о нем, как о чисто еврейской национальной могиле, что там евреев лежит больше, чем кого бы то ни было, даже чисто арифметически. Я ему возразил: ”Если уж говорить об арифметике (что мне претит, но давайте говорить!), то в Бабьем Яре замучено 50 000 евреев и 150 000 людей других национальностей, из которых большинство составляют украинцы и русские. Я ничего неделю и ничего не решаю. Я просто рассказываю в своей книге объективные факты, историческую правду, которая для меня важнее любых установившихся мнений. Я рассказываю КАК БЫЛО. Моя книга – это документ, за каждое слово которого я готов поручиться под присягой в самом прямом юридическом смысле“.
Действительно, дорогой Шломо Эвен-Шошан, все было именно так, как я написал, и когда я писал, я не был ни русским, ни украинцем, ни евреем, ни индийцем, ни китайцем, – я был прежде всего человеком, что для меня важнее всего, и я всегда являюсь прежде всего человеком, а потом уже русским или украинцем, – Вы должны помнить, если прочли роман, что я сам не знаю, кто я такой, потому что отец у меня русский, а мать – украинка.
Дорогой Шломо Эвен-Шошан, я бы очень хотел получить от Вас письмо после прочтения Вами ”Бабьего Яра“. Я опасаюсь, что в Израиле могут сделать перевод тенденциозный, выбрав только то, что касается еврейской нации и опустив остальное. У меня нет юридических прав запретить это, но я бы хотел сказать, что запрещаю это и прошу не делать этого просто по-человечески Я сказал в своей книге то, что хотел и должен был сказать, и из нее нельзя вырывать произвольно что-либо из общего комплекса. Впрочем, может быть, я напрасно беспокоюсь?
У нас в СССР книга была принята в высшей степени хорошо. Я получил огромное количество писем с одними только благодарностями, слезами и т.д. Журнал ”Юность“ с романом достать невозможно, я сам не могу достать. Будет сниматься большой фильм по ”Бабьему Яру“. Он переводится во многих странах, в том числе в Нью-Йорке, Париже и др. Я счастлив, что написал эту книгу, наконец. Я обдумывал и вынашивал ее 20 лет.
Скоро выйдет отдельное издание ”Бабьего Яра“, гораздо более полное, чем журнальный вариант «Юности». Не заинтересованы ли Вы в том, чтобы его получить? Кстати, в ”Юности“ по небрежности типографии и в спешке редакторской допущено несколько опечаток, которые я обнаруживал, уже покупая журнал в Софии, – и злился. На всякий случай посылаю Вам листок со списком этих опечаток, я не хочу, чтобы они перекочевывали в переводы.
По пути в Москву я останавливался в Киеве, где мой роман пользуется особым, естественно, успехом. Был в Бабьем Яре. Там состоялась торжественная закладка камня на месте будущего памятника. От шоссе ведет вымощенная каменными плитками дорожка, и на такой же вымощенной площадке стоит большой гранитный камень с надписью: ”Здесь будет сооружен памятник советским людям – жертвам злодеяний фашизма во временной оккупации города Киева в 1941-1943 годах“. И – цветы.
Дина Мироновна Проничева, о которой я рассказываю в романе, пользуется огромной популярностью, ее приглашают выступать в клубах, печатают в прессе ее фотографии. Но до сих пор, кроме нее, я не знаю никого, кто бы спасся из Яра в 1941 году. Боюсь, что она из всех 50 000 спаслась одна…
Будьте здоровы, желаю Вам счастья в Новом году!
С нетерпением жду ответа!
Ваш Анатолий Кузнецов
[Из Тулы, от 20.1.1967]
Здравствуйте, дорогой и многоуважаемый Шломо Эвен-Шошан!
Чрезвычайно обрадован Вашим письмом, просто очень обрадован! Спасибо за все Ваши теплые слова! Большое спасибо! Да, Вы знаете, я был бы безгранично Вам признателен, если бы Вы прислали мне публикации из ”Бабьего Яра“, что где выходило.
С моей стороны книга с надписью, конечно же, будет. Только вот сейчас справлюсь с подготовкой текста, делаю ряд дополнений, которые, собственно, были написаны и раньше, но ”Юность“ сочла, что для журнальной публикации они – ”излишняя роскошь“. В отдельной книге такую роскошь я могу себе позволить. Как только будет упорядочен и согласован с издательством дополнительный текст, я его вышлю Вам.
И еще одну книгу я пошлю в Израиль – в Иерусалим, откуда недавно прислала мне свою книгу великолепная ваша поэтесса и детская писательница Штекелис10. Это было очень волнующе: она прислала книгу с дарственной надписью, не успел я все прочесть, как у меня ее выхватили друзья, и теперь эта книга ходит из рук в руки, все читают и очень хвалят стихи.
Я получаю такую массу писем от читателей романа, что едва-едва успеваю отвечать по несколько строк. Людей роман очень тронул, и я считаю это самой большой наградой за все бессонные ночи и дни, проведенные над ним.
Еще раз большое Вам спасибо за все!
До свидания!
Ваш А.Кузнецов.
[Из Тулы, от 1.11.1967]
Здравствуйте, многоуважаемый Шломо Эвен-Шошан! Очень рад был получить от Вас письмо. Вместе с тем смущен тем местом, где Вы пишете, что я не ответил Вам в мае… Теперь мне трудно вспомнить, но у меня было такое впечатление, что я отвечал, во всяком случае, совесть моя была спокойна… Какой ужас! Может, я просто ХОТЕЛ ответить, СОБИРАЛСЯ – и потом, закрутившись с делами, решил, что ответил. Так со мной бывает! Ради бога, извините!! Издание ”Бабьего Яра“ в Москве (”Молодая гвардия“) должно вот-вот состояться. Со дня на день ожидается сигнальный экземпляр из типографии. Теперь я не знаю, писал ли я, что все технические дела по переводу романа на другие языки взяло на себя Всесоюзное объединение ”Международная книга“ (Адрес: Москва, Г-200, Смоленская-Сенная, 32/34). Они находятся в контакте с зарубежными издателями, являясь посредником между ними и нашими писателями. Правда, это дело, как я понял, новое, контакты во многом еще только устанавливаются. При посредничестве ”Международной книги“ мой ”Бабий Яр“ вышел в Париже, в Токио, а также в Голландии, Швеции, Финляндии. Мне присылают экземпляры, особенно хорошо издано в Париже и Токио. А вот американское издание – ”пиратское“, причем они даже не нашли нужным прислать мне хотя бы один экземпляр, я знаю об этом издании только по слухам. Вы – первый мой знакомый, который видел его своими глазами. И я пользуюсь случаем, чтобы попросить Вас: спишите из этой книги адрес издателя и пришлите мне, я напишу им, чтобы прислали книгу. Меня очень беспокоит: как они перевели?
В ”Международную книгу“ же я передал те дополнения, которые вставляю в отдельное издание, и она рассылала их тем издателям, с которыми состоит в контакте. Я, помню, отпечатал шесть экземпляров, да они сами распечатывали на машинке и рассылали. Но сейчас у меня не осталось ни экземпляра. Там, впрочем, ничего особенного, ряд уточнений, дополнительные сцены и главы. Думаю, что в самом ближайшем времени смогу послать Вам уже готовую книгу. Конструкция та же – три части. В отношении шрифтов – в ”Юности“, по-моему, сделано неплохо. Теперь о словах. ”Рушники“ – украинское ”полотенца“. Богато вышитыми рушниками (народный узор: петухи и проч.) покрывают для украшения иконы, портреты, даже зеркала, так что концы полотенца свисают по обе стороны. Рушниками перевязывают разных распорядительных лиц на свадьбах, на рушниках преподносят хлеб-соль и т.д.
Рушник – такого ”оружия“ нет. Есть украинское слово ”рушныця“ – ”ружье“, ”винтовка“. Составители словаря спутали, вероятно, эти два совершенно различных слова. <…>
Представьте, я ничего не знаю о статье Егорова11. Пожалуйста, сообщите мне, где она была напечатана? Никто мне ничего на этот счет не говорил из знакомых, а сам я сейчас много работаю и не успеваю следить за всем, что появляется в печати.
Спасибо Вам за поздравление с пятидесятилетием Октября, за все Ваши хорошие слова! Желаю и Вам много сил, здоровья и всего-всего хорошего!
А.Кузнецов <…>
[Из Тулы, от 3.4.1968]
Здравствуйте, дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Вот какие в наш технический век бывают парадоксы! Простую бандероль с двумя экземплярами «Бабьего Яра» я только что получил, а тот экземпляр, что Вы послали авиапочтой – до сих пор неизвестно где. А вдруг самолет разбился?!
Я не отвечал Вам, поджидая экземпляры. Извините!
Великолепное, отличнейшее издание! Я все пересмотрел, что можно, очень рад, что взяты именно эти иллюстрации. Второй экземпляр я непременно отвезу художнику Савве Бродскому12, он обрадуется. Это чрезвычайно талантливый художник и исключительно милый, добрый парень. Видели бы Вы, как феноменально он иллюстрировал роскошнейшее издание ”Овода“ Войнич, недавно вышедшее в Москве, в издательстве ”Молодая гвардия“!
По моим неполным сведениям, ”Бабий Яр“ переведен или переводится на 25 языков по всему свету. У меня все идут переговоры насчет экранизации его в кино. А тем временем отовсюду получаю известия, что устраиваются читательские конференции (у нас в СССР, я имею в виду), на некоторых я был сам, очень здорово проходят. Большая конференция по ”Бабьему Яру“ состоится и в Туле, в городском театре, чего я трепещу, ибо зал там вмещает до 1000 человек. Это будет 25 апреля, заготавливаются афиши.
Я послал по экземпляру ”Яра“ на русском языке Мириам Ялан Штекелис и Рашель Марголим13. Они получили. Штекелис прислала мне трогательное письмо. А вот Рашель Марголим – ”загадочный“ человек. Изредка приходят конверты с открытками, путеводителями – Иерусалим и другие места, и – ни слова от того, кто посылает. Открытки великолепные. Я решил, что должен отблагодарить за них своей книгой с автографом, – и послал. На что в ответ получил новую серию прекрасных открыток – и опять ни слова! Забавно, да?
Я живу все так же, всю зиму работал. Результаты: повесть ”Третий на озере“ принята журналом ”Юность“, рассказ ”Артист миманса“ принят журналом ”Новый мир“14, а роман ”Огонь“ рассматривается журналом ”Знамя“, я еще не знаю их мнения.
Еще раз большое, большое, большое спасибо Вам за проделанную работу, за присылку мне экземпляров, за все заботы и письма!
Желаю Вам счастья! Сердечный Вам привет!
Анатолий Кузнецов
[Из Тулы, от 17.7.1968]
Дорогой, многоуважаемый Шломо Эвен-Шошан!
Я в восторге от Вашей обязательности и внимательности! Получил экземпляр массового издания и Ваше сопроводительное письмо, в котором Вы пишете о том, как наводили справки насчет затерявшейся бандероли. Дорогой Шломо Эвен-Шошан, у меня вполне достаточно экземпляров теперь, перестаньте беспокоиться! Это массовое издание очень и очень даже симпатичное, удобный карманный формат, оно мне нравится едва ли не больше, чем первое ”парадное“. Даже все иллюстрации пошли! Огромное спасибо!15
Вечер в Туле по ”Бабьему Яру“ прошел очень хорошо Было 500 человек, приезжал из Калуги Яков Стеюк, была устроена выставка изданий и переводов, в том числе фигурировал и ваш перевод, который тут же у меня выпросил Яков Стеюк – он, оказывается, бегло читает иврит16.
Не помню, писал ли Вам, что во время работы над романом я полагал, что Яков Стеюк погиб при восстании в Яре. И лишь после выхода в свет романа в ”Юности“ Стеюк откликнулся из Калуги, где преподает немецкий и латынь в педагогическом институте.
Я только что приехал из Киева, где провел 2 месяца, гостя у матери. Она живет все в том же домике на Куреневке, но Куреневка очень изменилась, стоят огромные дома, и мамин домик вот-вот, кажется, снесут под натиском строительства. Бродил я по Бабьему Яру, конечно. Если все пойдет удачно, в скором времени начнутся съемки кинофильма по роману, причем мы с режиссерами задумали в целях предельной естественности снимать его, так сказать, ”из сегодняшнего дня“, то есть приехать на это место, говорить с сегодняшней Диной Проничевой, с сегодняшним Давыдовым17 – и от них перебрасываться в прошлое. Съемки, думаю, будут очень трудны, но пока я пишу (заканчиваю) сценарий, и о съемках говорить рано. Снимать намерена киевская киностудия им. А.П.Довженко18.
Вы спрашиваете, что пишу нового. Повесть ”Третий на озере“ и роман ”Огонь“ неторопливо рассматривается в московских журналах, а из вышедшего могу похвастаться только рассказом ”Артист миманса“ в журнале ”Новый мир“ № 4. Договор (в смысле контракт) с киностудией торопит меня побыстрее со сценарием, а над новыми вещами я пока работу отложил.
Вот, пожалуй, все новости. Еще раз большое-пребольшое Вам спасибо. Когда придет бандероль, посланная вами морской почтой, я еще Вам напишу. Желаю Вам всего самого наилучшего!
До свидания!
Ваш А.Кузнецов
[Из Лондона, от 21.8.1969]
Здравствуйте, дорогой Шломо Эвен-Шошан!!!
Какой же Вы симпатичный и милый на фотографии! Мне в 10 раз сильнее захотелось в Израиль, захотелось встретиться с Вами. До сих пор не могу поверить, что теперь это возможно! С ума сойти. Какой-то месяц назад для меня это было столь же сложно, как попасть на Луну.
О, мой дорогой, милый друг, Вы должны больше других понимать, что это за фашистская страна CCCР и я надеюсь, что Вы не очень меня упрекаете за залп статей, с которыми я ”выговорился“. Это было что-то вроде истерики, меня вывернуло – и я затих. Сегодня последнее мое публицистическое ”Письмо к народу Чехословакии“, и все. Приступаю к ”Бабьему Яру“ – подготовить (боже мой, какое счастье!..) полный текст.
И еще, я знаю, Вы пожимаете плечами: зачем я отказался от фамилии, хочу быть каким-то ”A.Anatol“19. Это трудно объяснить, это покажет время и вся моя жизнь, молюсь, чтобы ее хватило мне хотя бы для части того, что задумано и так хочется написать! Не верю, невероятно, сума сойти: неужели вот сяду и буду писать КАК ХОЧУ?.. Неужели это еще возможно на Земле?
Ну, до свидания! Спасибо, спасибо за все добрые слова!
Обнимаю Вас, желаю Вам здоровья!
Ваш A.Anatol (Анатолий Васильевич Кузнецов)
[Из Лондона, от 12.10.1969]
A. Anatol
Box – 373
G. P. O.
London E. С 1
Здравствуйте, дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Огромное Вам спасибо за приглашение и предложения!20 Нет, пока никуда я не поеду: сперва должен выполнить свою ”программу-минимум“, то есть подготовить к публикации хотя бы главнейшие тексты. А это работы – ой-ой-ой, до весны, кажется.
Сейчас полным ходом подготавливаю ”Бабий Яр“, именно с него решил начать. Публиковать я хочу весь – за очень небольшими сокращениями – прежний текст плюс то, что не пошло в СССР по цензурным условиям. Причем для удобства тех, кто читал прежний вариант, новые места следует выделить неназойливо.
Эти новые куски весьма объемны, увеличивают роман на 1/4 или даже больше, но главное – их содержание. Содержание романа оборачивается совершенно другой стороной, и некоторые вещи я рассказываю, пожалуй, сенсационные21. Особенно они будут интересны читателям-евреям.
Бабий Яр – это не так просто, как считается до сих пор.
Я был бы очень заинтересован, чтобы полный ”Бабий Яр“ вышел в Израиле. Работа по переводу для вас сведется к переводу новых мест и расстановке их по тексту, причем искать их не придется, так как в рукописи они все четко выделены. Не поговорите ли Вы в издательстве? Как они на это смотрят? Рукопись на русском языке я смогу прислать Вам в самое ближайшее время, если Вы напишете, чтобы я это сделал. Можете сначала посмотреть, действительно ли вставки принципиально меняют роман, и говорить с издательством, уже имея свое мнение на этот счет.
До свидания! Буду ждать ответа. Простите, что пишу коротко: работаю день и ночь, времени ужасно мало.
Самый сердечный Вам привет!
А.Анатолий
[Из Лондона, от 16.11.1969]
A.Anatoli
BOX-373,
G. Р. О.,
London E. С. 1
Дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Извините, что несколько задерживаю ответ. Я ничем не занимался, кроме ”Бабьего Яра“, и вот текст готов, сейчас его мой агент22 размножит, и скоро смогу послать.
Дорогой мой друг, я чрезвычайно Вам признателен за заботы, которые Вы проявили. Однако насчет гонораров за прежние издания я хочу внести ясность.
Поскольку эти издания выходили не в том виде, в каком я их писал и хотел бы видеть, я в своем первом же заявлении из Лондона публично отказался от них. Мне хотелось бы, чтобы они вообще были забыты. И, конечно, никаких денег за них получать я не буду.
А теперь о другом. А ведь Вы, дорогой Шошан, меня в свое время здорово озадачили. Я Вам писал, между прочим, что в Израиль уехала моя хорошая знакомая Сильва Хайтина, выйдя замуж за родственника президента, а Вы ответили, что наводили справки – и ничего такого не слышали. А ведь Вы ошиблись! Она была замужем за племянником президента Рубашовым, который умер, и теперь она вдова – Сильва Рубашова, до последнего времени работала в русской редакции израильского радио. Вот!
На фотографии Вы мне так нравитесь, Вы мне как-то ближе стали, словно я Вас уже видел. Извините, пожалуйста, за ошибку – я так много с Вами переписывался и только от Вас получал экземпляры на иврите, так уж и перевод ”Легенды“ стал считать вашим. Извините, пожалуйста!23
Итак, скоро ”Бабий Яр“ я вышлю. Все новые места будут подчеркнуты, это составляет примерно 1/3 часть всего текста. На русском языке рукопись занимает 390 страниц вот такого формата, как это письмо, по 30 строчек на странице.
До свидания! Желаю Вам здоровья и удач!
Самый сердечный Вам привет. Ваш А.Анатолий
[Из Лондона, от 7.4.1970]
Здравствуйте, дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Ну, я виноват перед Вами, как никогда, кажется, еще не был. Сперва выслушайте меня, потом казните. Сперва, когда я сказал, что пошлю полный ”Бабий Яр“ Вам, агент ответил: прекрасно. Потом выясняется, что Израиль входит в сферу распространения английского перевода, который выпускает издательство в Лондоне ”Джонатан Кейп“, и издатель не заинтересован в выходе израильского издания слишком рано. Агент не велел мне посылать рукопись, а сам повел переговоры с вашим издательством. Таким образом, вопрос об израильском издании выскользнул из моей компетенции Я остаюсь все на том же: что мне хочется лишь, чтобы книга вышла в полном виде, что гонорара мне не нужно. Но, видимо, все зависит от того, о чем договорятся мой агент и Ваше издательство. Может, действительно, Вам подключиться? Адрес агента – Mr. Evan MacNaughton, The Daily Telegraph, Fleet St., London, E. C. 4.
Собственно, мой агент не один человек, а ”Дейли Телеграф“, и Мак-Нотон заведует всей их агенцией.
Основным западным издателем для меня является ”Джонатан Кейп“, и хотя я полностью оставил за собой все вопросы изданий на русском языке, другие переводы приходится координировать с Кейпом.
Вот пока я не выяснил до конца все это, я не мог Вам ничего внятного написать. Дорогой Шломо Эвен-Шошан! Подключитесь, пожалуйста, со своей стороны, а? То, что издание выйдет не так скоро – не страшно. Англичане выпускают только в октябре. А ”Бабий Яр“ – книга не стареющая, пока по крайней мере. Новые же куски текста, составляющие еще треть к тому, что было опубликовано, безусловно будут интересны особенно для еврейского читателя.
Я опубликовал на русском языке два отрывка: в ”Новом журнале“ в Нью-Йорке и в ”Посеве“ во Франкфурте, но это была проба, несколько неудачная, напутали с курсивом и прочее. Больше ничего не выходило. Будут печататься куски нового в ”Санди телеграф“ – поближе к октябрю, и еще где-то, этим агент занимается.
Сам же я, вдобавок ко всему, полтора месяца сидел, затворившись от мира, и писал, вернее, снимал с пленки и приводил в божеский вид, другую вещь, сюрреалистическую ”Тейч Файв“, которую написал по ночам в Туле, весьма необычную, что-то в традициях Кафки и Орвелла, и так с ней измотался, что даже заболел. Сейчас пока читают друзья в Лондоне, говорят, что здорово, но я пока ничего не знаю. Очухиваюсь – и вот взялся за письма… Извините меня, милый Шломо Эвен-Шошан! Я совсем закрутился. Это уму непостижимо, сколько встает проблем, когда вот так решительно перенесешься из одной среды в другую, как на другую планету, да еще без языка, как немой. Недавно вот, например, квартиру должен был срочно менять, потому что русские выследили, где я живу, и прямо поставили дежурить агента у моего дома… Вот снять квартиру что-то купить, разбираться в договорах с издателями и так далее – занимает уйму сил, и всюду требуется помощь с языком. Знал бы, так всю жизнь учил бы английский24. Сделал зимой попытку взять его ”на ура“, не тут-то было. Сейчас предприму второе ура.
Журнал ”Дейли Телеграф“ (не газета, а ее журнал) в конце этого месяца поместит что-то обо мне с фотографиями, а также отрывок из ”Тейч Файв“. Если он у вас там продается, то купите. А нет – я пришлю.
Большое спасибо Вам за газету ”Наша страна“25. Я не знаю, насколько это Вас может затруднить, но получать ее я бы очень хотел. Как сделать подписку, скажем, на год? Как перевести деньги? Она бы приходила, скажем, на адрес Сильвы Рубашовой, куда, кстати, теперь прошу присылать мне и письма. Сильва все получает – и передает мне. Если Вы устроите мне подписку на ”Нашу страну“, я Вам буду очень, очень признателен.
На том кончу. Еще раз – умоляю Вас, не сердитесь. Я постараюсь дальше не задерживать ответов. Желаю Вам всего самого хорошего!
Ваш А.Анатолий
[Из Лондона, от 7.6.1970]
Mrs. S.Rubashova (for A.)
22 Carlisle Mansions
Carlisle Place
London, S. W. 1
Дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Извините меня за мое невежество во всех этих издательских делах. Как оно там у агента вышло, что он только с ”Ам Овед“ имеет дело, – я не знаю26. А он сейчас куда-то уехал и спросить не могу. Может, это уладим, когда Вы приедете в Лондон? Сразу же запишите себе в самой главной книжечке телефон Сильвы Рубашовой, впридачу к адресу: 834-4607. Телефоны Дэвида Флойда27: домашний 348-3837, рабочий 353-4242. И еще один – радиостудия ”Либерти“, Леонид Владимирович Финкельштейн28: 493-3243.
Вот три моих близких друга, через которых Вы сразу можете установить со мной связь. Все говорят по-русски.
Большое спасибо за ”Нашу страну“. Получаю, читаю!
Подарков мне не надо никаких! Прежних изданий тоже, я же от них отказался и не хочу их иметь даже для коллекции. А привезите мне… маленький камушек, самый маленький такой, подымете где-нибудь на дороге, как кусочек земли Израильской. Вот и все. Только не смейтесь, пожалуйста. Каждый по-своему чудак.
Будьте здоровы! Обнимаю Вас!
Ваш А.Анатолий
[Из Лондона, от 20.10.1970]
Дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Категорически протестую, запрещаю публиковать «Бабий Яр» только двумя шрифтами.
Во-первых, все другие издания – трехтекстовые: простой шрифт, жирный (или курсив), квадратные скобки. На их фоне израильское издание будет фактически лживым. Текст, который вырезала цензура, – это одно, а то, что она и в глаза не видела, – это другое29.
Типографские трудности оказались очень просто преодолимыми: набирался нормальный текст, в котором кое-где попадались квадратные скобки, а также на том же линотипе время от времени делалось переключение на шрифт жирный.
Но это с латинским и русским шрифтом. Я ведь не знаю тонкостей, именно типографских, при иврите. Линотипы тоже могут работать простым и жирным? Тогда добавить скобки или любые другие разумные знаки вместо них – не должно бы составить ощутимого труда при наборе. Не все ли равно, что ставить линотиписту – точку или другой знак?
Если все же трудности окажутся слишком велики, тогда единственный выход: публиковать без всяких выделений, обыкновенный текст, как таковой.
На это я согласен, но полагаю, что ”изюминка“ именно данной книги будет несколько смазана.
Как бы там ни было, еще раз подчеркиваю: ни в коем случае не согласен на выделение только двух текстов.
Теперь о фразе в предисловии30. Во всех изданиях она пошла, не вызвав никаких сомнений. Я не имею права предлагать читателям заново читать весь роман только потому, что некоторые отрывки ранее в нем отсутствовали. Я выражаюсь скромнее, более того, выделяю четко новые тексты, чтобы те, кто дорожит временем, легко могли их найти. А если люди пожелают вторично читать с начала до конца – это их дело, я буду счастлив. Поэтому с Вашей формулировкой не могу согласиться. Кстати, я послал другое предисловие, написанное специально для израильских читателей. Видели ли Вы его и не стоит ли там сделать что-нибудь иначе? Вот относительно других частей предисловия – там можно менять. Но фразу, о которой Вы пишете, – нет, не надо.
Английское издание готово, я получил книгу, очень хорошо изданную. Сейчас идет распространение и подготовка к продаже, которая начнется 26 ноября. Перед этим в ”Сандей Телеграф“ будут 15-го и 22-го напечатаны две главы (”Приказ“ и ”Уничтожение пепла“, именно о советском антисемитизме в основном). Немецкое издание было показано на Франкфуртской ярмарке, но никак не добьюсь от них, начали ли продажу. Французское издание должно выйти 6 ноября. Об американском пока не знаю, о шведском тоже. Русское (во Франкфурте, ”Посев“) печатается, и я надеюсь вот-вот получить, тогда пошлю Вам книгу, она очень грамотно и до мельчайших тонкостей точно сделана и будет удобнее для перевода или хотя бы сверки его, чем рукопись, в которой много поправок и помарок.
Большой и горячий привет Вам и супруге Вашей от Сильвы Рубашовой, и от меня Вашей супруге – особо!
Извините за такое мое упрямство – что не соглашаюсь с предложениями, о которых Вы пишете. Но я не могу согласиться, дорогой Шломо, простите, Вы подумайте – и Вы, я верю, согласитесь со мной.
До свидания! Желаю Вам всего-всего самого хорошего.
Ваш А.Анатолий
P.S. На всякий случай два подтверждения.
Хоть Вам, я знаю, и не нравится, но дело сделано: отныне все мои книги будут выходить только под именем А.Анатолий. На первый случай мне пришлось сделать уступку издателям и добавить скобки: А.Анатолий (Кузнецов) Но французское издание идет без всякого ”Кузнецова“ уже и сейчас. Смотрите, я ведь имею секретаря, в совершенстве читающего на иврите!31 Если что не так, поставите автора как ”Анатолия Кузнецова“, она мне сразу наябедничает, и тогда я к Вам в гости не приеду!
А второе. Я ведь, помните, писал, что иметь материальные выгоды от израильского издания ”Бабьего Яра“ не хочу. Не таков мойалчный агент. Спор мы разрешили просто: свои 10% комиссионных он присвоит, мои же 90 % гонорара я передам обратно в Израиль. Но я не знаю, как это делается. Скоро выясню.
Еще раз до свидания, милый Шошан, не сердитесь на меня, если что я делал, может, не так. Я такой замученный, работаю, как машина, а все движется так медленно. Обнимаю Вас!
А.
[Из Лондона, от 9.11.1970]
Дорогой Шломо Эвен-Шошан!
Мы с Вами о Ленине и в Лондоне говорили, и я Вас еще раз весьма серьезно уверяю: Вы заблуждаетесь. У Вас традиционные розовые представления – одно из самых потрясающих всемирных заблуждений двадцатого века – относительно марксизма и Ленина.32
С одним из таких заблуждений мир расстался ценой мировой войны (немецкий фашизм, Гитлер). Миллионы людей искренне уважали Гитлера, плакали, видя его изображение, и т.д. Фанатически уважали Сталина, плачут при виде Мао Цзэ-дуна. Так что к роковым заблуждениям мы, люди, весьма и весьма склонны.
Из всех трагических же заблуждений ленинизм – самое утонченное, а потому и самое страшное сегодня для цивилизации.
Напомню Вам только, что египетские ракеты или все эти бандитские акты типа Лейлы Халид33 освящаются и совершаются именно под знаменем Ленина. НЕ ИЗВРАЩЕННОГО, как Вы, возможно полагаете, но именно подлинного. Если бы он жил, он бы безусловно пожал руку Лейле Халид. Ибо он и все большевики действовали именно ТАК.
Я удивляюсь снова и снова Вашей неосведомленности. Вы же так изучаете литературу, пунктуальны и скрупулезны – как же Вам не попадались западные исследования о Ленине? Или Вы им не верите, а верите советским сказкам? Я не могу всего перечислять, но только один принцип Ленина: ”Великая цель оправдывает любые, даже самые зверские средства“ – разве это не основа всех терроров, агрессий, массовых убийств, НАЧАТЫХ ИМЕННО ЛЕНИНЫМ. Лейла Халид сегодня поступает совершенно в соответствии с этим принципом.
Я Вас заклинаю: НЕ СМЯГЧАЙТЕ НИЧЕГО В МОЕЙ КНИГЕ, даже если оно Вас огорчает, возмущает, особенно о Ленине! Умоляю Вас: вдумайтесь, посмотрите еще раз факты и принципы Ленина. Не было бога-Ленина. Был фанатик, вообразивший, что ему известен путь к добру, а потому позволивший себе все – и в точности по поговорке ”Добрыми намерениями выложена дорога в ад“ – вверг цивилизацию в катастрофическое положение.
Между Лениным и Гитлером лишь та разница, что Гитлер дубовее, примитивнее, и объявил врагами слишком большую часть человечества – и то с ним удалось справиться лишь ценой мировой войны с таким неисчислимым количеством жертв. С Лениным же даже неизвестно, справится ли мир… Эх, Шломо, вот если бы Вы постояли под расстрелом Ленинской Че-Ка в 1918 или 1920 году, Вы бы тогда не считали, что Сталин ”извратил“ Ленина. Сталин и вся современная советская власть – ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верные ученики и последователи Ленина.
Относительно разных шрифтов в ”Бабьем Яре“. В Вашем письме я уловил нотки недоверия ко мне: что текст, напечатанный в ”Юности“, я еще шлифовал, но мелкие новшества никак не выделяю – следовательно, мне кажется, Вы сделали для себя вывод: ”Жульничает он и приписывает цензуре и такие сокращения, которые сам же в Лондоне написал“.
Сказкам о Ленине Вы вот верите, а где не надо, там очень недоверчивы!
Я готов к тому, что таких недоверчивых окажется много и после выхода ”Бабьего Яра“ на меня попытаются навешать собак. Я это учитывал, готовя книгу. Именно с этой точки зрения я сто раз проверил все шрифтовые выделения, и я за них отвечаю.
Оставляя в стороне факты, скажите, Шломо, мне ответ на такой вопрос:
– Неужели стоило мне, писателю в СССР преуспевающему, бежать на Запад, как я заявил, от ЛЖИ, чтобы здесь опять ЛГАТЬ?
Представьте себе, за ЛОЖЬ в СССР платят значительно больше, чем на Западе! Бежать сюда, чтобы лгать, – не стоило. Те, кто заподозрит меня во лжи, ни-че-го-шеньки не поняли в моей судьбе, и будут лаять, простите, на ветер…
А теперь о фактах. Мои шрифтовые выделения – не научные, литературоведческо-текстологические выделения с учетом каждой запятой. Для литературно-стилистических шлифовок потребовался бы ЧЕТВЕРТЫЙ шрифт, что уже просто бессмыслица. Мне важно другое, главное: показать работу цензуры. Ее я показал. Всех выделенных мест действительно нет в тексте ”Юности“, а в рукописи они были. Подтверждения могли бы дать только те рукописи, которые остались в архиве ”Юности“ и, думаю, конфискованы КГБ. Но пусть мои критики запросят у КГБ фотокопии. Чтобы уличить меня во лжи, КГБ должно охотно эти фотокопии предоставить, я думаю. В частности, ведь и Вы могли бы сделать такой эксперимент: напишите в ”Юность“ и в КГБ, а, Шломо? Интересно, ответят ли Вам, а если ответят, то что?
Некоторым документальным подтверждением могут служить мои фотопленки34, на которые засняты все выброшенные цензурой тексты. Я их всегда готов предъявить любому скептику.
Но это, честное слово, не серьезный разговор. Готовые уже английское, немецкое, французское и русское издания сделаны очень аккуратно, выделенный текст совершенно не ”вылезает“ и никак не мешает чтению. Однако, если ”Ам Овед“ не хочет выделять, то и не надо. Для этой цели прилагаю отдельное письмо, которое прошу вас передать им, и пусть будет решено ими и Вами, как сочтете удобнее. Я и сам бы с удовольствием не возился с этими выделениями, но издатели убедили, что так интереснее, и я согласился.
Теперь о предисловии. Конечно, то, что я написал специально для ”Ам Овед“35 – должно быть единственным. В случае отказа от разных шрифтов конец предисловия сократите (или измените) сами, пожалуйста, как там нужно будет. Не следует ли что-нибудь в предисловии изменить принципиально?
И еще. Это уже потом, при сдаче в набор: проследите, пожалуйста, чтобы предисловие было четко отделено от первой главы ”Пепел“ (которая ведь тоже своего рода предисловие). Скажем, сделать так: Заглавный лист. Предисловие к израильскому изданию. Второй заглавный лист: ”Бабий Яр“. И дальше уже идет собственно сам текст книги. Ибо я там в середине прошу читателей ”вернуться“ к первой строке книги, имея в виду ”Все это правда“, и чтобы они не принимали первую строку предисловия за первую строку самого ”Бабьего Яра“. Ладно?
На Ваши вопросы отвечаю на отдельном листике. Пишите еще вопросы!!! Ни одной неточности! Я готов отвечать Вам хоть тысячей писем!
До свидания! Самый сердечный привет Вашей супруге!
Обнимаю Вас!
Ваш А.Анатолий
[Приложения к письму 17-му]
<…> Стр. 85. Перевод реплики Лизаветы:
– А где же ты была?
– В Белой Церкви. (Это, кстати, город: ”Белая Церковь“).
– В Белой Церкви? И это здесь – дорога из Белой Церкви? Ну, ну.
– Ванька, иди приведи немца, мы ей сейчас покажем дорогу.
Стр. 86. Ванько говорит немцу:
– Вот, пан, юда! – то есть ”Вот, господин, жидовка!“36 <…>
[Из Лондона, от 20.12.1970]
Здравствуйте, дорогой Шломо!
Опять я закрутился и задерживаю ответы, это уже становится какой-то хронической бедой: я работаю непрерывно, полтора года стучу, как дятел, и не видно конца, не видно успокоения.
Итак, лучше сразу к делу. Ваши вопросы:
– Стр. 338. ”Гречаники“ – лепешки из гречневой муки, т.е. из гречихи. Есть шуточная украинская песня о том, как женщина замесила муки для лепешек и с ней разные там нелепости происходят, и припев этой песни такой: Гоп, мои гречаники, гоп, мои милые, что же ты, мое тесто, еще не поднялось?“ Добавлю еще, что ”Гоп!“ на Украине выкрикивают в танце, высоко подпрыгивая или топая. Может, перевести это чем-то аналогичным по смыслу: беззаботная, шуточная песенка.
– Стр. 385. ”Соломоново решение“ – на Ваше усмотрение. Почему-то в СССР это выражение употребляется не с уважением, а насмешливо: ”Вот, еще один современный Соломон нашелся со своими решениями“. Вы меня озадачили37.
– Стр. 68. Про караимов у меня написано: ”Прошел слух“ – и я передаю то, что слышал. Значит, люди переврали, добавили про Христа. Давайте, чтобы не вдаваться в это, упоминание о Христе уберем, согласен38. <…>
Это по первому Вашему письму. Теперь по второму.
Я получил письмо из ”Ам Овед“, очень хорошо, пусть книга идет без всяких выделений, все в порядке.
Мне кажется, что не очень удобно загромождать начало книги еще и биографической справкой. Если она вообще нужна? Дать кое-что из нее сзади на обложке? Или в крайнем случае где-то на последней странице? Это смотрите сами!
Вышли английское, американское, немецкое, французское и шведское издания ”Бабьего Яра“, очень много рецензий, из которых только две пока злобно-идиотские, остальные очень хорошие. Русское издание выходит вот-вот, на днях, и я тотчас пошлю его Вам, чтобы сверку делать только по нему, я его вычитал, как ничто в жизни, там, по-моему, не должно быть ни малейших опечаток.
Отвечаю на вопросы.
Стр. 22. ”Уж такой рабочий класс, что дальше некуда“. Для русского читателя эта фраза несет очень много сообщений:
Рабочий класс – в СССР это объявлено почетом. Он ”хозяин страны“, и теоретически советская власть – его власть. Выражение, что дальше некуда, действительно, буквально значит, что ”уж хуже быть не может“, но употребляется и в смысле ”до последней черты“. Так вот, фраза имеет смысл: ”Дед был рабочим, тем классом, который якобы до мозга костей коммунистический, уж чистейшей пробы рабочий класс, до последней черты, ибо был грязен и вонюч, лазил по канализационным трубам и стоял у станка, калеча себе руки. Ничего не возразишь: не какой-то там буржуй, интеллигент, эксплуататор – нет, дед был самым настоящим представителем рабочего класса. Больше уж невозможно, дальше некуда“. И после этого особенно значительно выглядит то, что именно такой представитель рабочего класса – люто ненавидел советскую власть! То есть опровергается легенда о том, что советская власть – это власть рабочих.
Стр. 162. Отверженный Шолом-Алейхем – это говорится во время немецкой оккупации. Но советская цензура выбросила слово ”отверженный“ затем, чтобы не натолкнуть читателя на аналогию (что и было моей целью, кстати), что и при советской власти Шолом-Алейхем фактически ”отверженный“. Книги его вы найдете только в академических библиотеках, о нем не было ни слова, например, в курсе всемирной литературы за все 5 лет моей учебы в Литературном институте(!). Была в Киеве до войны улица Шолом-Алейхема на Подоле – давно ей ”возвращено“ царское наименование Константиновская, в честь черносотенного великого князя Константина, если не ошибаюсь. В театрах о таком драматурге – Шо-лом-Алейхеме – и речи нет, словно такого и не было никогда. И т.д. Я спрашивал школьников, студентов в России – от меня они впервые слышали имя ”Шолом-Алейхем“.
Стр. 208. Древняя античная цивилизация была уничтожена варварами. Если бы осуществилась мечта Египта и он, пойдя войной, захватил и разгромил Израиль, то сказали бы: ”Израиль пал“. Упал, распластался, растоптан и уничтожен. (Тьфу, тьфу, тьфу, не дай Бог!!!).
Стр. 254. ”Сильные“ очки – это значит ”очень сильно увеличивающие или уменьшающие“, либо сильно выпуклые, либо сильно вогнутые. В тексте нет указания. Вот я лично, например, ношу ”сильные“ очки для близоруких, одиннадцать диоптрий, сильно вогнутые линзы. Мима носил очки, наоборот, сильно выпуклые – для дальнозорких. За такими глаза видятся увеличенными.
<…>
Стр. 339. ”До первого перекрестка“ – в переносном смысле ”До первого такого места, где расходятся дороги, и мы пойдем по одной, а они пойдут совсем по другой“. То есть мы попутчики только потому, что дорога – одна. А когда дорог окажется две, мы разойдемся, на первом же скрещении разных дорог. Вообще имеет значение чего-то весьма временного, случайного, в силу обстоятельств. Вот СССР и Египет – ”друзья“ до первого перекрестка, хотя, впрочем, ”перекресток“ этот, кажется, очень далек, к сожалению.
Стр. 373. ”Склепы“ Вы, конечно, назовите грамотным словом, это я их так называю, потому что они точь-в-точь похожи на склепы русские39. Это каменный домик над могилой, с дверью и окошками обычно. Вот так примерно:
<…> До свидания! Большой привет Марте!40 Ваш Анатолий
[Из Лондона, от 14.6.1971]
A.Anatoii Сейчас этот адрес лучше,
с/о Radio Liberty т.е. быстрее, пишите мне
7а Grajton Street сюда.
London, W. 1.
Здравствуйте, милый, дорогой Шломо!
Ах, какая я все-таки свинья, так долго не пишу Вам. Это ровно ничего не значит, кроме того, что я, значит, чем-то отвлечен или, вернее, увлечен, и если я Вам сейчас скажу, чем, – Вы будете, наверное, смеяться надо мной. Но я попробую объяснить.
Видите ли, я с детства, как все мальчишки, мечтал об автомобиле. В СССР купить автомобиль и получить права, а затем мытарствовать – это прямо-таки чудовищная проблема. Здесь, в Англии, я с первых дней все собирался, собирался пойти в школу вождения – и дела, дела, дела… Наконец, я разозлился и сказал себе: НЕТ никаких дел, кроме автомобильного.
И два месяца я учился. Только. И письма не распечатывал. Это была, кстати, двойная учеба: еще и английскому языку вокруг автодела, чтобы сдать экзамен по-английски, естественно
Английские ”драйвинг скул“, говорят, одни из сложнейших в мире, и экзамен тут сдают по пять-десять раз, потому что требования просто фантастические. Учат ездить по центру Лондона, а это, скажу Вам, нечто каторжное при здешнем невероятном уличном движении. Зато уж после Лондона все остальные дороги и города кажутся детски простыми. Итак, два месяца я от самых азов (никогда в жизни до Англии даже не пробовал водить) учился, а экзамен сдал с первого раза. Смейтесь, смейтесь, а я этим горжусь, как мальчишка. Это англичане только могут оценить. Когда я говорю, что сдал с первого раза, они только брови поднимают: ”О-о-о!“
Ну, а третий месяц я, немедленно купив машину, е-з-д-и-л. Я теперь знаю Лондон и окрестности, а также побережья – лучше, чем знал когда-то Москву или Киев. Провезу Вас ничуть не хуже такси. На спидометре у меня 6 000 километров за месяц (Где в Англии взять 6 000 километров? Нашел! Тысячу можно наездить, крутясь вокруг колонны Нельсона по Трафальгар-сквер!). И вот все мои достижения. Больше ровно ничего.
На столе передо мной лежит писем, наверное, полпуда, и сегодня я взялся за них, а ошарашенный автомобиль стоит на улице и впервые никуда не едет.
Не сердитесь на меня, если можно. Как видите, ни над какими новыми книгами я не работал. И еще месяца два не буду работать, потому что еще одну проблему надо срочно решить: где и как жить серьезно, а не вечно переезжая из одной меблированной в другую.
Милый Шломо, нет, и в этом году я никуда не поеду41. До сих пор и не думаю об этом. Так что, если можно, пришлите мне почтой те статьи, о которых пишете, а Владимирову-Финкельштейну я завтра же прочту все, что Вы написали о нем и его книге42, он будет очень рад. Он прекрасный человек, мой лучший друг и помощник здесь во всем.
Сестра Сильвы43 ПРИЕХАЛА, и через Лондон, была здесь несколько дней, а сейчас в Израиле. Выпустили. На нее было страшно смотреть. Я уже как-то отвык от советских людей. Она не верила, что на витринах, например, настоящее мясо, а не картонные раскрашенные макеты. Вошли и попробовали пальцем. Она была довольно невменяемая. Ну, на этом я закончу и обнимаю Вас крепко, и Марту!!!
Еще раз – не сердитесь! Я всегда, всегда Ваш – Анатолий
Феликс Рахлин
«”БАБИЙ ЯР“ – КНИГА НЕ СТАРЕЮЩАЯ…»
Так оценил свой роман-документ сам автор в одном из писем к израильскому переводчику. И тут же уточнил: ”…пока, по крайней мере“ (письмо 14-е). Это ”пока“ длится и поныне – и неизвестно, кончится ли когда-нибудь…
”Бабьего Яра нет. По мнению некоторых <…> его и не было“, – писал А.Анатолий (Кузнецов) в заключительной главе своей книги. Сегодня, лишь через 35 лет после того как она вышла в свет, многие в мире полагают, что и вся еврейская Катастрофа придумана или, по меньшей мере, сильно преувеличена.
Скажем прямо: подзабыта и сама уникальная книга о Яре – о ней не часто пишут, ее мало цитируют. А ведь с этим романом был связан один из самых громких литературно-политических скандалов столетия.
В 1965 году арестованному Юлию Даниэлю (герою предыдущего литературно-политического скандала) следователь поставил в пример Анатолия Кузнецова как благонамеренного соцреалиста. Именно в те дни бывший киевский пацан с Куреневки, живший с рождения, в том числе и во время войны, буквально на краю Бабьего Яра, писал свою Главную Книгу – свидетельство о самой массовой в истории казни, и о том, как в государстве, где произошла эта трагедия, властители, продолжая дело палачей, стремятся уничтожить любой след ее – даже пепел!
Публикуемые письма А.Анатолия (Кузнецова) к переводчику его романа на иврит Шломо Эвен-Шошану – это, по существу, авторский творческий дневник, хронологически точно совпадающий с периодом создания книги, а затем – с драматической историей ее издания. Правда не могла в не изуродованном цензурой виде появиться на родине писателя, и тогда он принял дерзкое решение; бежать за рубеж. Естественно, что первая, ”советская“, часть этих писем не содержит истинной картины того, как расправлялись с рукописью романа идеологические церберы советского режима, но внимательный и вдумчивый читатель оценит ту изобретательность, с какой автор писем усыплял бдительность советских перлюстраторов, прибегая к ухищрениям, какие не снились и Эзопу. Обратите, например, внимание на бодряческий тон ”радостного“ сообщения (в письме 3-м) о том, что скоро на месте массовых расстрелов евреев будут гонять в футбол! У пишущего сердце кровью обливалось, но ему так важно было, чтобы о безобразии и вандализме узнали в Израиле, что он не побоялся предстать перед своим корреспондентом в превратном виде: человеком эмоционально тупым. Любопытно: адресат признался, что и в самом деле принял это сообщение за ”черствость автора“. Недоразумение выяснилось лишь во время их личной встречи, уже когда Кузнецов жил в Лондоне.
Переписка русско-украинского писателя с еврейским литератором ценна уже тем, что представляет собой один из памятников взаимодействия культур. Ключевое значение имеет сама фигура израильского переводчика, выходца из высококультурной семьи еврейских интеллигентов. Его отец был учителем иврита в Минске, трое братьев Эвен-Шошан, репатриировавшись в начале-середине 20-х гг., сыграли видную роль в строительстве еврейского государства, его культуры, науки, общественной жизни: старший, Цви, стал видным деятелем рабочего движения Израиля; средний, Авраам, – выдающимся ученым-лексикографом, автором широко известных словарей иврита; младший, Шломо, – работником сельского хозяйства и неутомимым журналистом, исследователем, переводчиком на иврит с русского и идиша. В более чем десятилетнем союзе двух этих людей: русского писателя и еврейского переводчика, несущих своим народам правду о Катастрофе XX века, заключен очевидный оптимистический, гуманистический смысл.
Их переписка позволяет по-новому взглянуть на историю создания романа-документа о Бабьем Яре. Прежде всего, есть основания считать, что уже первое письмо Эвен-Шошана могло стать толчком к началу интенсивной работы Анатолия над его книгой – ведь до этого он двадцать лет не мог решиться на осуществление своего замысла. А уже во втором своем письме сообщает, что приступил к работе над романом. Столь ”экзотичное“ для советского человека явление, как неожиданное письмо из Израиля, вполне могло сыграть роль катализатора. Еврейская тема – одна из ведущих в книге, а в одном из писем (12-м) он отмечает, что многие сообщаемые им ”сенсационные вещи“ ”особенно будут… интересны читателям-евреям“. Надо еще учесть и то трепетное отношение к Святой Земле, какое он испытывал как христианин, – недаром (в письме 15-м) просил Шломо привезти ему в Лондон ”маленький камушек… как кусочек земли Израильской“. Но к народу еврейскому он был проникнут особым сочувствием – это сказалось, например, в отказе от гонорара за израильское издание его романа. Только к этому изданию написал он эксклюзивное предисловие… Мы узнаем из этих писем и о том, что в Израиле у него были и другие корреспонденты-литераторы и что он проявлял острый интерес к еврейской, израильской культуре – негодовал (см. письмо 18-е) по поводу замалчивания в СССР творчества Шолом-Алейхема, в письме 3-м высоко оценил певческое искусство Яффы Яркони.
Но, пожалуй, не менее важно, что в этом своеобразном эпистолярном дневнике раскрываются особенности характера его автора – человека необычайно отзывчивого на людскую боль, непреклонно решительного в отстаивании своей правоты, внимательного к друзьям, но и не боящегося спорить с ними… Интересно в этом отношении письмо 17-е, продолжающее страстный спор с другом об отношении к личности и делам Ленина.
Можно надеяться, что письма, которые сделал общедоступными адресат – Ш.Эвен-Шошан (кстати сказать, продолжающий в свои 94 года активную творческую работу по переводу шедевров русской поэзии на язык Израиля), будут интересны читателям и, в частности, исследователям истории литературы, культуры и политики. Не случайно они появились в журнале ”22“: именно на его страницах, в № 10 за 1980 г., вскоре после безвременной смерти писателя (он немного не дожил до 50 лет, скончавшись в своем лондонском доме от третьего инфаркта), были напечатаны (с предисловием С.Рубашовой, не раз упоминаемой в письмах) три неизвестных его рассказа. Нынешняя публикация, таким образом, – это очередное обращение журнала к творческому наследию честного писателя – верного друга нашего народа.