Юрий Петраков
ВЕРСИЯ «ЗЕРО»
Хмурым февральским днем 1994 года в крохотной лаборатории одного из московских вузов на Каширском шоссе, сидели два человека. На столе остывали нетронутыми чашки с кофе. Размышляли о политике. Разговор был серьезным — о судьбе страны.
Это была их вторая встреча. Первая случилась в октябре 93 года, в канун расстрела «Белого дома» в Москве. Тогда, находясь среди защитников Советской конституции, в районе 20-го подъезда здания Верховного Совета РСФСР, они оказались рядом и подружились. Обоим к тому времени было за сорок. Оба жили в одном районе, работали над созданием систем вооружения. Один в оборонном НИИ, другой — в вузе. Первого звали Александром, второго — Павлом. В ту роковую ночь перед обстрелом они обменялись телефонами и пообещали друг другу, сообщить родным в «случае чего».
К счастью для них тогда все обошлось всего лишь увесистыми подзатыльниками ОМОНа. И хотя бурные перемены, последовавшие после «известных событий», развели их на какое-то время, они не могли не встретиться вновь. Слишком чужды они были новой власти, хотя и при той, прежней, высоких постов не занимали. Главным, что их объединяло тогда было стойкое неприятие Горбачева. Александр давно уже пришел к мнению, что «горби» на самом деле был лишь пешкой, проведенной в генсеки по чужой воле и стечению обстоятельств. По всему выходило, что двигала его наверх команда «аджубеевцев». Тех самых, которые во времена Хрущева были связаны с его зятем – Алексеем Аджубеем по учебе в театральном училище, как Олег Ефремов, по работе в парткоме МГУ, как большинство «прорабов» перестройки, по «Комсомолке», «Известиям» и АПН и так далее. Именно эти люди остались в сухом остатке новой власти, выдавив из ближайшего окружения Михаила Сергеевича тех, кто был связан с ним по работе в Ставрополе, трудился в сельском хозяйстве, которое Горбачев курировал после смерти его «крестного» по партийной работе Федора Кулакова.
Умудренные горьким опытом брежневского реванша, «аджубеевцы» создали под Горбачева новый институт власти – президентский, понимая, что оправившаяся от шока Компартия, рано или поздно уберет с поста генерального зарвавшегося реформатора.
Серым кардиналом Горбачева Александр считал Анатолия Черняева, помощника Михаила Сергеевича. Он хорошо помнил, как после августовских событий 91-го демократическая тусовка разбиралась с теми кто вольно или невольно поддержал ГКЧП. Именно тогда, во время одной из прямых телепередач руководитель «ИТАР-ТАСС» Виталий Игнатенко, стоявший слишком вальяжно в присутствии вернувшегося из форосского «заточения» Горбачева, вдруг, словно по команде, стал во фрунт при появлении Анатолия Николаевича Черняева.
«Вот он – подлинный архитектор и прораб перестройки», — ухмыльнувшись подумал Александр.
После августовского путча часть «аджубеевцев» во главе с Гавриилом Поповым поспешили перебраться под крыло Бориса Ельцина. Перебежал к нему и давний знакомец четы Горбачевых по работе в Ставрополе Анатолий Собчак. Вместе с Ельциным они активно включились в работу по слому социалистической системы. В результате все кончилось кровавым противостоянием в самом центре Москвы.
На этот раз разговор между Александром и Павлом начался с обсуждения книги Солоневича «Народная монархия». По мнению первого, она появилась не случайно, была написана по заказу «Фонда Владимира», созданного бывшим владельцем Бакинских и Грозненских нефтепромыслов Детердингом, вложившим все свои сбережения в борьбу с Советской властью. О самом Солоневиче — человеке с весьма темным прошлым, вспомнили как-то, кстати и ко времени. И это настораживало. На тот момент коммунистическая идеология была изрядно подпорчена людьми из ведомства А.Н. Яковлева. В этих условиях книги подобного рода отвлекали людей от главного – ускоренной реставрации власти капитала. Вместе с тем они невольно способствовали объединению патриотических сил, не смирившихся с результатами развала СССР, вокруг провокаторов из бывшего пятого управления КГБ, умело раскрученных в ходе перестройки и гласности.
Обменявшись мнениями по поводу книги, довольные друг другом, Александр и Павел как-то незаметно перешли к обсуждению текущих событий.
Павел доказывал, что оппозиции нет. Что все подмяли под себя младо реформаторы. Что их лидер Егор Гайдар, хоть и вынужден отойти на время от власти, но Ельцин в любой момент может вернуть его на самый высокий пост. Да и тот же Шахрай имеет не меньшие шансы на властный рост. Ведь Ельцин ему доверяет, как никому другому.
— Коммунисты в Думе слабы. Зюганов, похоже, парень наш, но ни на что покуда не влияет. Запад ведет себя в России как хозяин. И вообще…
Александр возражал:
— Несмотря ни на что коммунистическая фракция в Думе существует. Сохранен институт государственных чиновников, плохих или хороших, не в этом дело. Ведь без государства им хана. А все они хотят жить. И у всех у них есть дети, которые тоже стремятся стать чиновниками и получить свою выгоду от этого. А кроме того, – в стране была и, по всей вероятности, никуда не делась советская контрразведка. Были и есть люди, способные действовать в час «Х». И если хорошенько подумать, избавиться от «демократов» не так уж и сложно.
При этих словах, Павел как-то приутих. Затем, помолчав, заметил, — Что ты имеешь в виду? У тебя есть конкретные предложения?
На что, Александр, сбиваясь, начал развивать затронутую тему.
— Согласись, Ельцин боится, можно сказать, самого себя. Да, он вполне законно опасается коммунистов. Но одинаково боится и своих — реформаторов. Разве только что Хасбулатов с Руцким делом не доказали способность каждого из них на измену?! Разве Запад, использовавший Ельцина как таран против партии, не стремится заменить последнего на более лояльного и предсказуемого политика? Такого, как тот же Яковлев. Ведь его действия в августе 91-го неслучайны. Тогда он в московской мэрии, под крылом Гавриила Попова, готовил плацдарм новой, проамериканской власти. Не случайно именно он предупредил посла США в СССР о готовящемся смещении Горбачева.
— Согласен, — немного подумав ответил Павел.
— Ельцину нужно только «помочь» убедиться в подготовке нового заговора, — горячился Александр, — подсказать ему, что возможный заговор исходит именно от Гайдара.
— Но как это сделать? – спросил Павел — Ты думаешь, он такой глупый и поверит?
— Надо подсказать так, чтобы поверил, — настаивал Александр.
На том и порешили. Александр пообещал подумать над сценарием. Павел обязался поискать возможность довести его до серьезных людей.
В эту ночь Александр долго не мог уснуть. В поисках возможного сценария долго ворочался с боку на бок. Перебирал десятки имен – тех, кому Ельцин мог бы поверить:
«Это, безусловно, должен быть человек не только знакомый Ельцину, но и обиженный Горбачевым. Ведь Ельцин должен поверить, что за Гайдаром, стоят серьезные силы. А именно, связанные напрямую с Горбачевым или с его командой. Иначе это будет смахивать на детскую страшилку».
Александр хорошо помнил, как на IX съезде народных депутатов РСФСР Алексей Емельянов и Павел Бунич буквально дирижировали Хасбулатовым при рассмотрении вопроса об отрешении Ельцина от власти. И Бунич, и Хасбулатов, и Емельянов бесспорно принадлежали к клану «аджубеевцев». Емельянов стал профессором МГУ. Бунич окончил аспирантуру МГУ во времена Аджубея. Руслан Хасбулатов сменял Гавриила Попова на посту секретаря комитета комсомола МГУ.
Александр хорошо понимал, что Ельцин был не лучшим, а вынужденным вариантом для Запада. Гораздо удобнее для них было бы пришествие на российский престол Александра Яковлева. Когда-то тот стажировался в Колумбийском университете. Жил в Вашингтоне в одной комнате университетского общежития с будущим генералом КГБ Олегом Калугиным и с нынешним послом США в СССР и России Джоном Мэтлоком. В ту пору Колумбийским университетом руководил Збигнев Бржезинский. И хотя, вернувшись из США, Яковлев примкнул к команде «железного Шурика» — Александра Шелепина, стал яростным приверженцем Сталина и его методов управления, американцы прекрасно понимали разницу между публичными симпатиями этого политика и его тайными устремлениями.
Ельцин шестым чувством понимал, что надо опасаться «архитектора развала». Видел в нем конкретного человека, способного при содействии американцев помочь Гайдару прийти к власти после Ельцина.
Уже засыпая, Александр, вдруг понял, что нашел нужную ему кандидатуру:
«Разумовский! Ну, конечно, это мог быть только он! Бывший секретарь ЦК КПСС по оргработе, соратник Медунова, сосед Горбачева по Северному Кавказу, человек, сделавший немало для упрочения позиций Горбачева в ЦК, и преданный им так бессовестно и подло».
И, успокоенный пригрезившемся ему решением, уснул.
Через два дня встреча Александра и Павла повторилась. На этот раз они встретились в «Грачевке», что в Ховрине. Именно там, на пустынной алее парка, недоступной для посторонних взглядов, Александр передал Павлу четвертушку тетрадного листа, на которой был изложен план предстоящей операции.
Павел молча сунул его в карман. На этом и разбежались.
На следующий день Павел позвонил на работу Александру.
— Надо срочно встретиться! Приезжай на «Динамо». Буду ждать у последнего вагона.
От метро «Аэропорт», вблизи которого работал Александр до станции «Динамо» была всего одна остановка. Через 20 минут друзья встретились.
— Тебя хочет видеть один человек, — сказал Павел, — он читал твою записку. Есть необходимость прояснить отдельные моменты.
С этими словами Павел увлек Александра в троллейбус, идущий по Ленинградскому проспекту в сторону Центрального аэровокзала. Через две остановки сошли. Перейдя Ленинградку, двинулись к спорткомплексу ЦСКА, где размещался челночный рынок. Чтобы не затеряться в толпе покупателей Александр и Павел шли буквально след в след друг другу.
Миновав снующую во все концы толпу, заскочили в один из дальних подъездов комплекса и поднялись на второй этаж. Там, у столика с телефоном, дежурил охранник. Павел подошел к нему и что-то тихо шепнул ему на ухо. Тот позвонил по внутреннему телефону и сообщил об их приходе. Получив добро, он разрешил друзьям пройти в офис.
Пройдя по небольшому коридору, Александр и Павел вошли в глухую, без окон комнатку, в которой за дешевеньким письменным столом сидел мужчина, средних лет, в добротном темно синем костюме. Увидев посетителей, мужчина поднялся и протянул руку для приветствия.
— Николай, — тихо представился он и пригласил друзей присесть.
— Я посмотрел вашу бумагу, — обратился он к Александру, сразу беря быка за рога, — Почему именно Разумовский?
В ответ Александр привел ему свою аргументацию.
— Допустим, — сказал Николай, — он вполне мог получить такую информацию. Но кто передаст самому об этом?
На это Александр, слегка замявшись, ответил:
— Я уверен, что Гайдара и компанию, мягко говоря, не любит охрана ЕБ. Думаю, если он получит такую информацию от Коржакова, будет хорошо всем и нам, и Коржакову, и России. На мой взгляд, первым звеном в передачи этой информации мог бы стать Александр Невзоров.
Услышав эту фамилию, Николай слегка усмехнулся.
— Нет, ему-то уж он точно не поверит!
— Ну, тогда таким человеком вполне мог бы стать нынешний губернатор Краснодарского края. Ведь Разумовский оттуда. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
— Хорошо, — закрыл эту тему Николай, — подумаем. И, побеседовав с пришедшими еще минут десять, попрощался на этом.
Расставаясь, Павел сказал Александру, чтобы тот постарался забыть и об этой встрече, и о месте ее проведения.
23 февраля Павел неожиданно пригласил Александра к себе домой. Собралось человек восемь. Пили разбавленный водой спирт «Рояль» польского происхождения, закусывали соленой капустой с мочеными яблоками. Спорили главным образом о том, кого из политиков поддерживать. Сошлись на Зюганове. Размышляя об этом событии, Александр решил, что его записка пошла в дело. По всему было видно — ждать оставалось недолго.
Второго марта из Парижа в Москву возвратился Борис Ельцин и сразу же отправился на отдых в Сочи. В тот же день с ним встретился краевой голова Николай Егоров. И, хотя по телевидению об этом говорилось как-то вскользь, такого, чтобы Ельцин, не заезжая домой из зарубежной поездки, сразу же отправлялся в новую, пусть даже на отдых, до этого еще не бывало. Тогда в Москве впервые заговорили о плохом здоровье российского президента.
Четвертого марта Центризбирком России неожиданно для всех зарегистрировал инициативную группу по выдвижению Егора Гайдара на пост президента России. А, начиная с 17 марта, в кабинетах влиятельных российских журналистов начали трезвонить телефоны. Москва стала наполняться слухами о новом путче.
Первой поспешила обнародовать громкую политическую сенсацию «Общая газета». 18 марта она опубликовала информацию о так называемой «версии один», согласно которой отстранить Ельцина от власти собирались первый вице-премьер Олег Сосковец, начальник генерального штаба Михаил Колесников и мэр Москвы Юрий Лужков. В группу заговорщиков, якобы, входили: Владимир Шумейко, Михаил Полторанин, Юрий Скоков, Павел Грачев, Виктор Ерин и Сергей Степашин. За ней через день эту «версию» подхватила телепрограмма «Итоги». Еще через два дня комментарии по поводу «версии один» появились во всех газетах.
Разумеется, Александр не мог не обратить внимание на то, что эта «версия» была сделана, как бы, шиворот – навыворот, говоря словами математиков — от противного. Ведь в ней, в качестве «заговорщиков» фигурировали самые близкие и самые преданные Ельцину, после Коржакова с Барсуковым люди. В глубине души он понимал, что подобный ход лишь способствовал тому, чтобы Борис Николаевич, получив «правдивую» информацию от Егорова, лишний раз уверился в ее правоте.
Либералы оказались совершенно не готовыми к такому ходу событий. Министр по делам национальностей Сергей Шахрай считал, что «это – хорошо организованная дезинформация». А заместитель секретаря Совета безопасности Владимир Рубанов, бывший комитетский советник Владимира Бакатина, предполагал, что составители этого документа — «люди, не работающие на государственном уровне, но крутящиеся где-то поблизости от власти». Вслед за этими публикациями, стали сгущаться тучи над ФСК и Сергеем Степашиным, которого «демократы» обвиняли в том, что он не смог обнаружить источник создания «версии». Дальше — больше: 19 марта в ночь была внезапно отключена телефонная связь в Доме правительства. Затем последовал срочный вызов Виктора Черномырдина в Сочи к президенту.
Уже тогда Александр отметил одну странность, ставшую ему понятной впоследствии – впервые рупором противников либеральной прессы выступила «Независимая газета» Бориса Березовского. Именно она защищала службу государственной безопасности. Это лишний раз указывало на тесное сближение Березовского с Коржаковым. А псевдоним «Максим Исаев», под которым выступал в «независьке» автор статьи, лишний раз подчеркивал, что советская контрразведка все еще жива и действует. В статье, явно не случайно подчеркивалось, что в большом здании на Лубянке хорошо помнят истинную цену тем, кто не так давно мечтал попасть в КГБ в качестве сексотов, чтобы делать дальше свою карьеру. Теперь многие из них — нынешних государственных чиновников, политических деятелей и известных журналистов резко критикуют свою бывшую «контору».
Политики патриотического толка, озабоченные положением вокруг «версии один», тоже не сидели, сложа руки. Николай Рыжков, Аркадий Вольский и Геннадий Зюганов провели в «Домжуре» пресс-конференцию, на которой сообщили, что корни заговора следует искать в другом месте и среди других людей.
Все эти дни Александр был ни жив, ни мертв. Павел на звонки не отвечал. На ЦСКА Александр ехать тем более не собирался. Он хорошо понимал, что в игрищах такого толка свидетелей, посвященных во все тонкости и детали, быть не должно.
Разрядка наступила 25 марта. Именно тогда стало известно имя «автора» пресловутой «версии». Им оказался главный редактор журнала «Век ХХ и мир» Глеб Павловский, в прошлом диссидент, по всему видно еще при советской власти попавший на крючок КГБ.
Александр понимал, что организаторы нулевой версии, следуя законам жанра, подсунули возбужденному общественному мнению козла отпущения. Сам того не подозревая, Павловский собственными руками подготовил компромат на самого себя. На этом все и улеглось.
Оргвыводы остались незамеченными прессой — 16 мая Сергей Шахрай вынужден был уйти с поста министра национальностей Российской Федерации, а Николай Егоров вначале стал первым лицом этого ведомства, а затем и главой президентской администрации. Резко пошел в гору и Борис Березовский. Гайдар же с тех пор навсегда впал в немилость Борису Ельцину.
Где-то через полгода Павел опять позвонил Александру.
— Слушай, тебя хочет видеть наш общий знакомый, — сказал он в трубку.
— Всегда готов, — радостно ответил Александр.
На этот раз добирались до места на 27 трамвае.
В знакомой комнатке их встретил радушно улыбающийся Николай.
— Ну, что! Загнали мосек за Можай, — весело сказал он и подмигнул Александру.
— Кого теперь гнать будем?
Александр, готовый к такому вопросу, тут же выпалил, — Юрия Лужкова!
И стал подробно рассказывать о том, что группа «Мост», созданная Владимиром Гусинским на самом деле является мозговым центром московского градоначальника в борьбе за проамериканскую власть в России.
2 декабря 1994 года сотрудники Главного управления охраны президента России у московской мэрии, расположенной в здании бывшего СЭВа, произвели операцию «мордой в снег». Проводили ее, как выяснилось позже, по указанию самого Коржакова.
В это же время, московские журналисты получили из конфиденциальных источников «справку по уголовному делу №50464 по обвинению В.А. Гусинского», относящуюся к декабрю 1986 года. В результате Гусинский на полгода уехал из России.
На этом контакты Александра с Николаем прервались так же внезапно, как и начались. На вопросы Александра о нем Павел отвечал, что тот бросил политику, находится где-то за границей, занимается бизнесом. Однако иногда просил готовить для себя разного рода материалы — то по событиям в Чечне, то по проекту приватизации российской госсобственности, то по отдельным персоналиям.
По правде, Александр не верил в россказни Павла, и не ошибся.
В январе 1995 года в квартире Александра раздался ранний телефонный звонок.
— Александр Алексеевич? С вами говорит депутат Госдумы Борис Игнатьевич Божков. Вы не могли бы приехать для разговора в Думу?
«Выходит «Версия зеро» будет продолжена» подумал Александр, кладя трубку на рычаг телефона.