РУССКИЙ РИЛЬКЕ *
Источник – журнал «Вопросы лит-ры»,
OCR и вычитка –
Александр Продан, Кишинев
07.01.08
«Чем я
обязан России? Она сделала из меня того, кем я стал; из нее я внутренне вышел,
все мои глубинные истоки — там!» — писал Рильке в 1920 году, спустя двадцать
лет после своего последнего путешествия в Россию и за пять лет до внезапной,
бурной дружбы с двумя молодыми русскими поэтами — Мариной Цветаевой и Борисом
Пастернаком: эта романтически — восторженная дружба, запечатлевшая себя в
недавно опубликованной трехсторонней переписке поэтов 1, озарила последние месяцы жизни Рильке, став
для него прощальной вестью и прощальным даром духовной его родины.
Посмертный
путь австрийского поэта в Россию оказался длительным и непростым. Так
случилось, что спустя полвека после его смерти мы впервые держим в руках
относительно полный перевод главных поэтических книг Рильке.
* Райнер Мария Рильке, Новые стихотворения («Литературные памятники»), «Наука», М. 1977. 543 стр.
1 «Вопросы литературы», 1978, № 4.
Значение
этого события трудно переоценить. Когда-нибудь от него будут отсчитывать наше
знакомство с поэзией Рильке как целым. Есть поэты, из отдельных стихотворений
которых можно составить хороший
сборник. Рильке не таков. Конечно, взятые по отдельности, стихи его
великолепны, однако подлинное постижение их затруднено и в полной мере едва ли
возможно в отрыве от стихотворений смежных, соседних. Потому что мыслил и писал
Рильке циклами — ими «рос», говоря его любимым словом, или «становился», говоря
словом гётевский, коренным для немецкой традиции. Циклы Рильке — как кольца,
отметины лет на древесном стволе: он любил это сравнение, как и всякое
уподобление творческого труда спонтанной деятельности природы. Древо поэзии —
не пустая метафора для него, не привычная дань усыхающей риторике, но залог
принадлежности поэтического слова к древу жизни.
Вот почему
не могли нас удовлетворить более или менее удачные подборки стихотворений
одного из наиболее значительных европейских поэтов нового времени. В течение
последних двенадцати лет таких подборок было четыре. Академическое издание как
бы увенчало усилия многих переводчиков, представивших в них свои опыты.
Чтобы книга
состоялась в таком объеме, понадобились прежде всего страсть и талант
поэта-переводчика Константина Богатырева,
отдавшего работе над ней
последние годы жизни. Слово «страсть» я не случайно поставил перед словом
«талант», хотя и мастерство, и взыскательность одного из лучших наших переводчиков-германистов
известны. Чтобы состоялась такая книга, нужен был не только профессиональный
навык, но и особая сокровенность души переводчика — восторженность,
бескорыстный энтузиазм, одержимость. Подтвердилось еще раз милое сердцу Рильке
тождество культуры и жизни: без любви никакого свершения. Драгоценный и
наглядный для всех урок.
И вот они
рядом, встают один за другим, звучат по-русски знаменитые «Гефсиманский сад»,
«Пиета», «Будда», «Собор», «Портал», «Пантера»,
«Голубая гортензия», «Римские фонтаны», «Карусель», «Орфей. Эвридика. Гермес» и
другие шедевры. Конечно, можно сетовать на те или иные недочеты, не все в этих
переводах принимать, не со всем соглашаться, но нельзя отрицать, что книга
живет, существует, встречена читателем нашим с огромным интересом.
Первопроходческий
путь тяжел — другим теперь будет легче.
Есть
переводческие удачи — у Г. Ратгауза, Е. Витковского, С. Петрова, А. Карельского
— и в стихотворениях из других книг поэта, включенных в «Дополнения» к изданию
«Новых стихотворений».
Не будем, однако, чрезмерно обольщаться — удач пока немного: школа русских
переводов Рильке только складывается. Еще и по этой причине следует считать
академическое издание ее началом.
По обилию
имен молодых и одаренных переводчиков, в этом издании представленных, видно,
что делу этому суждено развиваться. Видно также, в каком направлении оно должно
пойти, если рассчитывает на серьезный успех: от передачи внешнесюжетного
рисунка стихотворения к воплощению музыки его, той по видимости раскованной
словесной стихии, которая держится в действительности на точной, хотя и
незримой, мере.
О затронутой
здесь проблеме сам Рильке высказывался неоднократно, в частности в «Письмах к
молодому поэту», также включенных в «Дополнения» к изданию, где он пишет о том,
что стихи датчанина Якобсена — «пусть они даже посредственно переведены — живы
одной бесконечной музыкой» (стр. 333). Именно о музыке, ладе, тоне как главном
ключе к переводам из Рильке говорил и Б. Пастернак, слова которого приводят в
комментариях Г. Ратгауз и Н. Балашов. Правда, слишком «экспрессионистские»
переводы самого Б. Пастернака как раз по этому признаку трудно признать вполне удавшимися: это хорошие стихи самого
Б. Пастернака, а не Рильке. (Все равно как если Ван Гог взялся бы
«переписывать» Ренуара.) По тону, как справедливо отмечает в послесловии Г.
Ратгауз, Рильке ближе всего в русской поэзии Иннокентий Анненский (хотя второе
приведенное им имя — Осипа Мандельштама — спорно: думается, здесь произошла
подмена тона, лада как материализованного настроения и видения частичным
совпадением маршрутов эстетического смысла).
Обстоятельное
послесловие, добротные в целом комментарии и прежде всего обилие текстов самого
Рильке позволяют читателю проследить эволюцию эстетических воззрений и
поэтических средств представляемого автора, показывают поэзию Рильке в ее
важнейшем качестве — как область духовного роста, вбирающего в себя сложную
диалектику реальности и слова, «очищающего» или «уплотняющего» эмпирический мир
духовной энергией стиха.
Преимущества
предложенного состава книги очевидны: хорошо, что столь важные «Письма к
молодому поэту» даны в новом переводе Г. Ратгауза. Этот перевод полнее и
точнее, чем старый — М. Цветаевой, опубликованный ранее (в сборнике, изданном
«Искусством»), — редкий, но похвальный пример
научной строгости по отношению
к любым авторитетам! Хорошо, что дан комментированный прозаический перевод
«Элегий», предпринятый именитым любителем — историком А. Неусыхиным, — работа
эта не просто «памятник», но руководство к действию для молодых
поэтов-переводчиков.
Много
нареканий и споров вызывают в последнее время комментарии к художественным
произведениям, особенно переводным. Чувствуется настоятельная потребность
навести порядок в этом важном культурном деле, как-то унифицировать требования
на основе накопленного опыта, уточнить, сформулировать, а возможно, и
пересмотреть стихийно сложившиеся, подчас весьма произвольные принципы
комментирования. Дает пищу для размышлений в этой связи и академическое издание
стихотворений Рильке.
Например,
вопрос о библиографии. Понятно, что исчерпывающая полнота в подобных изданиях
невозможна, необходим отбор. Ясно также, что отбор должен диктоваться
требованиями аксиологии и логики. Увы, они соблюдаются не всегда. По важнейшей
теме «Рильке и Россия» не упомянуты статьи и материалы, касающиеся поездки
Рнльке в Ясную Поляну и опубликованные в 1971 году журналом «Русская
литература». Не приведены работы крупнейших
зарубежных исследователей
(Р. Касснер, Э. Мэзон).
Часто и
закономерно возникает вопрос: нужен ли «ликбез» в академическом издании? Нужно
ли объяснять, кто такие этруски, Эсфирь, Геракл и т. д.? Ведь сведения о них
читатель, если запамятовал, может почерпнуть в любом энциклопедическом словаре.
Не важнее ли отдать скупое пространство, отведенное под служебный аппарат,
раскрытию существа дела — тому, как переосмысливает Рильке тот или иной
античный или библейский сюжет, как происходит развитие его художественного
сознания: в комментариях есть возможность на наглядных примерах подтвердить и
проиллюстрировать намеченные в статье вехи творческой эволюции автора. Хотелось
бы, кроме того, не просто узнать о том факте, что про лебедя и Леду писали и
другие поэты, но увидеть, в чем новизна Рильке в трактовке старинной темы, в
чем его отличие от предшественников и потомков. В таком случае комментарии
составили бы единое целое с вводной статьей.
Жанр такого
связного интерпретационного комплекса (статья плюс комментарий) успешно
осваивается в последнее время нашим литературоведением (С. Аверинцев, А. В.
Михайлов и др.) и представляется наиболее
перспективным.
О
неточностях и погрешностях, вкравшихся в примечания. В 1930 году был
опубликован не полный перевод «Слова о полку Игореве», осуществленный Рильке, а
лишь несколько небольших отрывков (стр. 526). Весь перевод был напечатан в 1944 году. Кстати, о датировке: в одних
случаях указано, когда написано стихотворение, в других — почему-то нет.
На стр. 512
сказано: «Рильке писал Л. О. Пастернаку (вероятно, в
Письмо Б.
Пастернака к Рильке от 12 апреля 1926 года на стр. 512 датировано верно, а на
стр. 521 имеет ошибочную датировку (14 апреля 1926 года). Стихотворение
«Перевоз мрамора» (стр. 465 — комментарий) несколькими строками ниже названо
«Перевозкой мрамора»...
Все это уже
сущие мелочи; хотелось бы, однако, чтобы они не портили впечатление от книги в
случае переиздания.
В целом,
повторяем, создана книга, которая будет служить отправной точкой для будущих
переводчиков Рильке. Для тех, кого заново полонит старинное чудо «метаморфозы»,
превращения на редкость гармоничного, легкого, изящного немецкого языка Рильке
— такой моцартовской напевности этот язык не знал ни до, ни после него — в
мощную и стройную стихию русской речи, для его поэзии словно созданной, идеально
ей соответствующей. Не забудем:
выше немецкого по поэтическим возможностям Рильке
ставил только русский, сожалея о том, что не владеет этим языком, как родным.
Вполне
удачный перевод — именно чудо (самому Рильке в его переводах с русского такое
чудо удалось лишь однажды — при переводе лермонтовского «Выхожу один я на
дорогу...»). Создание русского Рильке поэтому всегда будет оставаться одной из
важных задач практической германистики и переводческой культуры.
Ю. АРХИПОВ