Политический детектив
Сергей Киров |
Популярность в те годы вождя ленинградской партийной организации трудно сегодня передать.
Киров возглавил парторганизацию в Ленинграде всего через 9 лет после революции, ореол революционной столицы тоже, как нимб, освещал местного вождя.
Подоплёка убийства Кирова считается общеизвестной. В начале 1934 года XVII съезд партии, вошедший в историю как «съезд победителей», проголосовал за кандидатуру другого вождя на высший пост — Кирова. Однако бюллетени подсчитали так, что у власти остался Сталин. В том же году, в конце, 1 декабря, Киров был убит прямо в Смольном. А делегаты съезда, «победители», — в большинстве расстреляны.
Хрущёв в середине пятидесятых, впервые открыто заявив о злодеяниях Сталина, особое внимание уделил убийству Кирова. Хрущёв распорядился довести расследование этого убийства до конца, чтобы в разоблачениях Сталина и сталинизма безоговорочно, бесповоротно поставить жирную точку. Тем более что выстрел в Смольном послужил поводом для массовых репрессий.
За годы после XX съезда партии, на котором Хрущёв заклеймил Сталина, четыре (!) комиссии последовательно крутили-раскручивали убийство Кирова.
В итоге дело тихо завяло, о нём забыли.
Ходили слухи, что сталинисты, ещё остававшиеся во власти, всё же не дали делу ход.
Следствие вело НКВД. Все тома многотомного «дела» формировались в декабре 1934 — марте 1935 гг. Ныне все документы хранятся в Центральном архиве ФСБ, по-прежнему строго засекречены.
Историк Юрий Жуков сумел ознакомиться со всеми секретными документами. Как? Его профессиональная тайна.
ЖУКОВ Юрий Николаевич — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. Известность приобрел исследованиями о подлинной власти и тайнах Кремля в 1938–1953 годах. Свои исследования проводит только на основе документов, более того, уходит от комментариев, предпочитая, чтобы это делали читатели.
Последняя работа выйти в свет ещё не успела. Она так и называется — «Убийство Кирова».
Сразу об убийце. Леонид Васильевич Николаев родился в Петербурге в 1904 году. До семи лет не мог ходить. Школу не закончил. Отец — кустарь, умер задолго до революции, и больного ребенка воспитывала мать — уборщица трамвайного парка.
С 12 лет был отдан в учение частнику-кустарю. В годы Гражданской войны уехал на Волгу, работал писарем в сельсовете. В 1922-м вернулся в Петроград, работал техническим секретарём комсомольской ячейки. В 1924 году командирован в Лугу, где знакомится с Милдой Драуле. Он, невзрачный, болезненный, малограмотный, женится на красавице латышке, старше его на 3 года. С 1925 года на освобождённых комсомольских должностях в Конторучёте, на ленинградских заводах. В 1930-м направлен в Восточно-Сибирский край на хлебозаготовки. Вернувшись в 1931 году, работает референтом оргинструкторского отдела обкома ВКП(б), с 1933-го — инструктором областного Истпарта. Тут его снова решили мобилизовать в политотдел какой-нибудь железной дороги. Он вдруг отказался подчиниться, не захотел уезжать, и его выгнали с работы и исключили из партии.
Это случилось в апреле 1934-го.
А уже 17 мая Смольненский райком по апелляции восстановил Николаева в партии, но со строгим выговором. Устроиться на работу нигде не мог.
Не согласный с наказанием, Николаев 5 июня подал апелляцию в горком, но получил отказ.
3 августа послал письмо Сталину, ответ не получил.
Кирову остаётся жить считанные недели.
Теперь — документы, до сих пор засекреченные.
1 декабря в 18 часов во Дворце Урицкого (Таврическом) должен состояться ленинградский партийный актив по итогам ноябрьского пленума ЦК. Николаев, как человек с ущемлённым самолюбием, очень хочет попасть на этот закрытый актив. Он просит жену, работавшую в Смольном мелким клерком, знакомых достать ему билет. Получив отказ, отправился добывать пропуск в Смольный. Прошёл по возвращенному партбилету.
Он не надеялся встретить Кирова — роковая случайность.
Для краткости я опущу показания охранников о том, как они, сменяя друг друга, «вели» Кирова: от квартиры до кабинета в Смольном. Тут главное упущение — оперативного комиссара М. В. Борисова, который, по легенде, твёрдо закрепившейся в разного рода изысканиях, якобы являлся телохранителем Кирова. Нет, такой же, как все, сотрудник охраны, он просто обязан был сопровождать члена политбюро от подъезда здания до кабинета и обратно. Убийство произошло на его участке.
На третьем этаже. В 16.30.
Из показаний Николаева 3 декабря: «Выйдя из уборной, я увидел, что навстречу мне, по правой стороне коридора, идет С. М. Киров на расстоянии от меня 15–20 шагов. Я остановился и отвернулся к нему задом, так что, когда он прошёл мимо меня, я смотрел ему вслед в спину. Пропустив Кирова от себя шагов на 10–15… я пошёл за Кировым вслед, постепенно нагоняя его. Когда Киров завернул за угол налево к своему кабинету, расположение которого мне было хорошо известно, …я побежал шагов за пять, вынув наган на бегу из кармана, навёл дуло на голову Кирова и сделал один выстрел в затылок. Киров мгновенно упал лицом вниз. Я повернул назад, чтобы предотвратить нападение на себя сзади, взвёл курок и сделал выстрел, имея намерение попасть себе в висок. В момент взвода курка из кабинета напротив вышел человек в форме ГПУ, и я поторопился выстрелить в себя…».
Упомянутый оперативник УНКВД Борисов сопровождал Кирова по коридору на расстоянии 20 шагов. Из его показаний 1 декабря: «Не доходя двух шагов до поворота в левый коридор, я услыхал выстрел. Пока я вытащил револьвер из кобуры и взвёл курок, я услыхал второй выстрел. Выбежав на левый коридор, я увидел двух лежащих у дверей приёмной т. Чудова. Лежали они на расстоянии 3/4 метра друг от друга. В стороне от них лежал наган. Тут же выбежали из дверей работники областного комитета…»
Выбежали, впрочем, не все и не сразу.
М. Д. Лионикин, инструктор горкома, из показаний 1 декабря: «Я в момент выстрелов находился в прихожей секретного отдела областного комитета. Раздался первый выстрел, я бросил бумаги, приоткрыл дверь, ведущую в коридор, увидел человека с наганом в руке, который кричал, размахивая револьвером над головой. Я призакрыл дверь…».
Киров лежал лицом вниз, а рядом, в метре, на спине, широко раскинув руки в стороны, — Николаев.
Странно, но когда Киров шёл в кабинет, в коридорах было довольно многолюдно.
1 декабря, всего через два-три часа после покушения, было допрошено десять свидетелей. Николаева тоже допросили в тот же день, но поздно вечером. Долгие часы он оставался в шоке. В 18.40 в Управление НКВД вызвали врачей. Они составили медицинский акт: «…На вопросы не отвечает, временами стонет и кричит».
Николаева положили на носилки и в санитарной машине в 19.00 доставили во 2-ю городскую психиатрическую больницу. Пациент, как отметили медики, «в состоянии истерического припадка; наблюдается ожог левой ноздри (нашатырь) и значительное выделение слюны. К 21 часу он настолько пришёл в себя, что представилась возможность сделать ему две ванны с последующим душем и переодеванием. Замечалась всё время театральность поведения. Заключаем, …реактивное состояние: две фазы. 1. Судороги (впоследствии симуляция); 2. в дальнейшем возможно повторение истерических припадков».
В те же часы, параллельно, происходили другие события. Несмотря на то, что Николаева допросить никак не удавалось, начальник ленинградского УНКВД Ф. Д. Медведь в 18.20 отправил в Москву первое донесение. «Наркомвнудел СССР — тов. Ягода». Среди прочего: «Тов. Киров находится в кабинете. При нём находятся профессора-хирурги Добротворский, Феертах, Джанелидзе и другие врачи. …Николаев после ранения тов. Кирова произвёл второй выстрел в себя, но промахнулся». Телеграмму получили и расшифровали в Москве в 19.15.
— Значит, Киров какое-то время был ещё жив? — спрашиваю Жукова.
— Нет, он был убит сразу. Просто Медведь, как главный ответственный, видимо, испугался сказать Сталину всю правду сразу.
Вопреки законам детективного жанра сразу скажу о главной и, по Жукову, единственно верной версии убийства.
Лишь к одиннадцати вечера Николаева привели в чувство, и сам Медведь с соратниками приступил к допросу. На вопрос о соучастниках Николаев ответил:
«Категорически утверждаю, что никаких участников… у меня не было. Всё это я подготовил один и в мои намерения никогда я никого не посвящал. Причина одна — оторванность от партии, от которой меня оттолкнули …Я должен показать всей партии, до чего довели Николаева. …Я сделал это под влиянием психического расстройства и сугубого отпечатка на мне событий (исключение из партии)…».
Правдивый бред ничтожного человека. На эти показания 1 декабря 1934 года при всём желании никак не мог повлиять Сталин, который узнал об убийстве Кирова, когда уже вовсю шли допросы. Эти первые правдивые показания говорят, по мнению Жукова, о непричастности Сталина и НКВД к убийству.
— А как же хрестоматийный случай, всеми описанный: органы УНКВД перед этим уже задерживали Николаева в Смольном с револьвером? Прикрыли — и отпустили, и оружие вернули.
— Расхожая легенда. Было другое. 14 октября он крутился у дома, где жил Киров. С оружием, которое, кстати, было зарегистрировано. Оперативники задержали его, он предъявил партийный билет, и его отпустили. А накануне он написал предсмертную записку. «Дорогой жене и братьям по классу! Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности. …Я должен умереть…».
Записка говорит скорее о том, что он шёл к дому Кирова убивать не его, а себя, перед этим объяснившись. Причины для объяснений с Кировым были посерьёзнее политических.
Первым человеком, кого вызвали на допрос, была жена Николаева Милда Драуле. Зам. нач. 4-го отделения секретно-политического отдела УНКВД Л. Коган начал её допрос в здании УНКВД на Литейном проспекте в 16.45. То есть ровно через 15 минут после рокового выстрела. То есть следователям даже не нужно было выяснять, есть ли у Николаева жена; если есть, то кто она и где её искать. Красавицу латышку схватили так, словно она была всегда под рукой и была причастна к убийству.
Из показаний Драуле от 1 декабря: «…С момента исключения его (Николаева. — Э.П.) из партии он впал в подавленное настроение, находился всё время в ожидании решения его вопроса о его выговоре в ЦК и нигде не хотел работать. Он обращался в районный комитет, но там ему работу не дали. На производство он не мог пойти по состоянию здоровья — у него неврастения и сердечные припадки…». От 3 декабря: «В последнее время Николаев… больше молчал, мало со мной разговаривал».
Из показаний М. Т. Николаевой от 11 декабря: «В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трёх комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. Последние 3–4 месяца Леонид был безработным, что несколько ухудшило обеспеченность его семьи, однако даже тогда они не испытывали особой нужды».
Показания вроде невинные, но важные. На рубеже тридцатых был тяжелейший жилищный кризис. А в Ленинграде и Москве — в особенности. Максимум, на что могла рассчитывать скромная семья Николаевых из четырёх человек, — две небольшие комнаты в коммуналке. Они же жили в роскошной трёхкомнатной квартире нового дома. Значит, существовал очень крупный партийный покровитель семьи, точнее, её, жены. В Ленинграде был голод, а у них — полный стол. Милда приобретала продукты, одежду для себя и детей в недоступном Торгсине, где расплачиваться надо было либо валютой, либо золотом или драгоценностями, а если уж деньгами, то бешеными. Откуда деньги? Мать Николаева, если помните, — уборщица в депо, Милда — из крестьянской семьи. К этому времени, 14 ноября, брат Николаева, Пётр Алексеевич, командир отделения батальона связи в Ленинграде, растратил 30 рублей, выданных на покупку трансформатора и, опасаясь наказания, дезертировал, исчез. Брат Милды, Петр Петрович, счётный работник 8-го отделения милиции Ленинграда, в апреле того же 1934 года за растрату был осуждён и отбывал наказание на Дальнем Востоке.
Покровитель, покровитель…
Поразительная деталь — в «деле» отсутствует самое элементарное — план места преступления. А в протоколе допроса Милды Драуле исчезли листы с указанием места её задержания, объяснения причин её взятия.
Где была в момент убийства?
Наверняка знал о том, где была в этот момент Милда, как знал и многое другое, оперативник УНКВД М. В. Борисов, сопровождавший Кирова по коридору. Но показания на этот счёт дать не успел. Буквально на второй день, 2 декабря 1934 года, в 10 часов 50 минут по дороге в УНКВД Михаил Васильевич Борисов погиб в дорожной аварии…
Запись Николаева в дневнике, она относится к жене: «М., ты бы могла предупредить многое, но не захотела».
Юрий Николаевич Жуков:
— Знаете ли вы, что последний свой отпуск Киров и Милда провели в одни и те же дни? Ушли — день в день и вернулись — день в день. Она уехала и бросила на Николаева обоих детей — Марксу было семь, а Леониду — три года.
Я убеждён, что убийство совершилось на почве ревности.
Киров обожал женщин. Старые ленинградцы, вопреки легенде, не очень его любили.
— А как же съезд победителей, голосование?
— Я не нашёл документов, подтверждающих факт голосования за Кирова. А расстреляли их в 1937–1938 годах. Это были уже другие события, с Кировым не связаны.
— Значит, Сталин непричастен?
— Нет. Он просто воспользовался этим убийством. Три дня следствие разрабатывало именно бытовую версию убийства. Но Сталин съездил в Ленинград, четвёртого декабря уже вернулся в Москву, и с этого дня следствие развернулось в другую сторону. У Сталина открылись свои планы.
Понятно также, почему всесильный Хрущёв не смог ничего выжать из убийства Кирова.
Я не согласен с Юрием Николаевичем Жуковым лишь по частности. Знаю старых ленинградцев, которые очень тепло относились к Кирову. Да и мои собственные родители, загнанные далеко на север, там, на Кольском полуострове, в деревянной деревеньке не просто любили Кирова — они его боготворили.
Но это ничего не меняет по сути.
Просто не хотелось бы без нужды и доказательств превращать этого человека в заурядного ловеласа. Он жил с женой, при них была сестра жены. А детей не было. В каждой семье свои сложности — что и как, мы не знаем.
Кирова, как прежде, безумно жаль.
…Но мне не меньше жаль и несчастного Николаева, вместе с которым расстреляли всю его родню, как и родственников Милды с ней вместе. Мне жаль несчастного Николаева, потому что каждый человек, даже самый ничтожный, имеет право на свою неприкосновенную личную жизнь.
Эхо одиночного выстрела.
…Сталин — Киров. Почему непричастный к убийству Сталин именно это событие использовал для начала открытой борьбы со своими политическими противниками? Второй вопрос исторически ещё важнее: можно ли считать ленинградское убийство отправной точкой массовых репрессий?
Германская версия у историка Жукова рассматривается как вторая по значимости, маловероятная. Мне же она кажется вполне реальной и вполне уживающейся вместе с бесспорной бытовой версией убийства на почве ревности.
Обезоруживает достоверный, добытый уже мною факт. Едва городское радио сообщило об убийстве Кирова, не назвав даже фамилии Николаева, как тут же консул Германии Рихард Зоммер исчез, испарился. Рано-рано утром 2 декабря он покинул пределы СССР, уехал в Финляндию. Можно сказать — бежал, потому что даже не уведомил о срочном отъезде уполномоченного Наркомата иностранных дел, что являлось обязательной процедурой.
Видимо, именно этот факт навёл чекистов на международный след. Выяснилось, что Николаев несколько раз посещал германское консульство, затем в магазине Торгсина оплачивал покупки дойчмарками.
Связь Николаева с германским консульством относится к самому последнему времени, когда он был исключён из партии, потерял работу и тяготился «отсутствием возможности помочь семье» (Милда Драуле).
Из протокола допроса Николаева 6 декабря:
— В телефонной книжке я установил номер телефона германского консульства и позвонил туда. С консулом мне удалось переговорить лишь после неоднократных звонков.
— Какой вы имели разговор с консулом?
— Я отрекомендовался консулу украинским писателем, назвал при этом вымышленную фамилию, просил консула связать меня с иностранными журналистами, заявил, что в результате путешествия по Союзу имею разный обозрительный материал, намекнул, что этот материал хочу передать иностранным журналистам. …Консул ответил предложением обратиться в германскую миссию в Москве.
По данным Жукова, Николаев бывал в консульстве раза три-четыре.
Но «германский след» вдруг разом обрывается.
Сталин уже тогда, в 1934-м, не хотел портить с Германией и без того непростые отношения.
Но и отказаться сразу от заманчивой «иностранной» версии тоже было жаль. Переключились на …Латвию (привлекло происхождение жены?). 5 декабря Николаева совершенно неожиданно начали расспрашивать о визите в латвийское консульство. «В справочном бюро я получил номер телефона и адрес консульства», — отвечал Николаев. Для чего? Хотел сказать консулу, что «должен получить наследство, …являюсь латышом, говорил на ломаном русском языке». Когда это было? Не помнит.
Вдруг 25 декабря вспомнил: дата первого визита к латвийскому консулу — 21 или 22 сентября. Но зато на школьный вопрос о том, как зовут латвийского консула, снова ответил простодушно: «Не могу вспомнить».
Выступая с заключительным словом на февральско-мартовском пленуме 1937 года, нарком внутренних дел Ежов, затрагивая убийство Кирова, сказал: чекисты «на всякий случай страховали себя ещё кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит».
Из показаний Николаева 20 декабря:
«Просил консула связать нашу группу с Троцким… На встрече третьей или четвёртой — в здании консульства консул сообщил мне, что он согласен удовлетворить мои просьбы и вручил мне пять тысяч рублей».
23 декабря: латвийский консул «деньги дал для подпольной работы…».
Всё. Выскочило. Капкан готов. Дальше можно проставлять любые имена.
6 декабря Москва хоронила Кирова. На похоронах выступил Молотов и заявил о версии вполне «нейтральной»: в гибели Кирова повинны некие абстрактные силы — «враг рабочего класса, его белогвардейские подонки, его агенты из-за границы».
Между тем уже с вечера 4 декабря следствие впервые получило «агентурным путём» — от Николаева первые имена, отнюдь не белогвардейцев. «…На моё решение убить Кирова повлияли мои связи с троцкистами Шатским, Котолыновым, Бардиным и другими».
Об этом немедленно сообщается в Москву Сталину и Ягоде.
В Ленинград съехалась верхушка ГУГБ НКВД СССР.
«Местопребывание» Котолынова — студента Политехнического института, в недавнем прошлом члена ЦК ВЛКСМ, обнаружили быстро. И он, и Шатский назвали новые имена — тех, кто работали с Николаевым в Выборгском райкоме комсомола, в Ленинградском горкоме и действительно разделяли взгляды Зиновьева и Троцкого. На допросах все они не скрывали этих общеизвестных фактов, никак не подозревая, что их ждёт казнь. Допрашиваемые называли чистосердечно новые имена — знакомых по Ленинградскому губкому и Северо-Западному бюро ЦК — именно эти партийные органы долгие годы возглавлял Зиновьев. Все аресты санкционировал новый, первый секретарь Ленинградского обкома А. А. Жданов.
Большим подарком для следствия стало то, что у очень многих арестованных при обыске нашли оружие. Сравнительно недавно закончилась Гражданская война, люди с этим оружием в руках защищали молодую советскую власть, теперь оно стало бесспорным доказательством антисоветчины — подготовки терактов.
Среди многих фамилий появляется очередная, всего лишь одна — А. М. Гертик. Но это — москвич. События перемещаются в Москву, следует новая волна арестов, допросов. Наряду с ленинградским возникает «московский центр» — искомое.
14 декабря следователи допрашивают Г. Зиновьева, Л. Каменева, Г. Сафарова.
16 декабря Зиновьева и Каменева арестовывают.
17 декабря «Правда» — газетный прокурор ставит клеймо, которое сохранит силу двадцать лет: «гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов тов. Кирова».
Сами Зиновьев и Каменев решительно отказывались признавать даже факт обсуждения каких-либо политических вопросов со своими прежними соратниками. Но это уже не имело никакого значения.
Сталина и Зиновьева сталкивают примитивно, грубо, лоб в лоб. Из самоубийственного показания В. В. Румянцева 22 декабря: «В случае возникновения войны современному руководству ВКП(б) не справиться с теми задачами, которые встанут, и неизбежен приход к руководству страной Каменева и Зиновьева».
Стал словоохотлив Николаев. Теперь он с готовностью соглашался: «Да, я принадлежал к зиновьевско-троцкистской контрреволюционной организации».
По одному уголовному делу было пять (!) процессов.
Первый процесс оказался коротким. Начался 28 декабря в 14 часов 20 минут, а закончился под утро — в 5 часов 45 минут. Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР «за организацию и осуществление убийства тов. Кирова» приговорила Николаева, знакомых нам Котолынова, Шатского и других — всего 14 человек — к расстрелу.
На втором процессе предстало 19 обвиняемых из «московского центра». Зиновьева приговорили к 10 годам тюремного заключения, Каменева — к пяти.
Третье слушание проводило Особое совещание, оно быстро рассмотрело дела 77 человек. Кроме тех, кто в разной степени поддерживал в прошлом Зиновьева, на скамье подсудимых оказались люди, имевшие родственные или хоть какие-то отношения с ним. Лагеря, ссылки — сроки разные.
23 января Военная коллегия Верховного суда СССР определила судьбу бывшего руководства УНКВД по Ленинградской области. В частности, начальник управления Ф. Д. Медведь и его первый заместитель И. В. Запорожец, который вообще отсутствовал в городе с середины ноября, получили по три года тюрьмы.
О пятом процессе информация нигде не появилась. 9 марта 1935 года в Ленинграде выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР «за соучастие в совершении Николаевым теракта» приговорила к расстрелу Милду Драуле, её сестру О. П. Драуле, мужа сестры Р. М. Кулинера.
Завершило карательные меры закрытое постановление политбюро, занесённое в «особую папку». Без всякого суда 663 бывших сторонника Зиновьева были высланы на 3–4 года на север Сибири и в Якутию. Ещё 325 человек перевели из Ленинграда на работу в разные края страны.
Итого. На пяти процессах приговорили к расстрелу 17 человек, к тюремному заключению на разные сроки — 76 человек, к ссылке — 30. И по бессудному, сугубо партийному постановлению выслали 988 человек.
Одинокий выстрел одинокого человека обозначили вдруг таким модным нынче понятием, как терроризм.
Эта версия выглядела правдоподобной, особенно для Запада. Политический террор в нацистской Германии уже стал страшной реальностью. Только за год, предшествующий гибели Кирова, были убиты румынский премьер Ион Бука (29 декабря 1933 года), австрийский канцлер Эдельберт Дольфус (25 июля 1934 года), югославский король Александр и французский министр иностранных дел Жан Луи Барту (9 октября 1934 года).
Если бы советские вожди верили в «террористические подпольные центры», первое, что было бы сделано, — изменены штатное расписание и структура органов охраны высших должностных лиц партии и государства. Это произойдет лишь… через 12 лет после убийства Кирова.
Если у Сталина была паранойя, постоянный страх за свою жизнь, за власть, почему он не начал устранять своих политических противников год назад, когда жизнь его самого дважды подвергалась опасности?
Эти два случая известны, но они существуют, по словам Жукова, «как апокрифы, и полностью игнорируются историками».
18 августа 1933 года Сталин ушёл в отпуск. Прибыл в Сочи 25 августа в 23 часа 55 минут. А через час на небольшом Ривьерском мосту на «бьюик», в котором сидели Сталин и Ворошилов, налетел грузовик. Охрана из второй, «хвостовой» машины открыла стрельбу. Пьяный шофер грузовика, некий Арешидзе, сумел скрыться, пользуясь темнотой и знанием местности.
Спустя месяц, 23 сентября, Сталин, уже перебравшийся на другую дачу — «Холодная речка», близ Гагры, отправился на катере «Красная звезда» к мысу Пицунда. После пикника отчалили обратно. Из-за непогоды, поднявшейся волны катер запаздывал на два часа. При подходе к Гагре, примерно в 17 часов, катер был внезапно обстрелян. С берега, из винтовки. Пули легли рядом, в воду.
Спустя два дня выяснилась преступная небрежность. Пограничный пост не проинформировали о задержке катера. Пограничник не отреагировал на появление неизвестного судна в закрытой зоне, но командир отделения Лавров выхватил у подчинённого винтовку и сделал, по уставу, три предупредительных выстрела.
Стойкая легенда гласит, что «покушение» на Сталина инспирировал Берия, чтобы выказать готовность пожертвовать собой ради вождя. На самом деле Берия был напуган больше всех, и ему пришлось оправдываться и доказывать свою непричастность к ЧП.
Почему же именно убийство Кирова было так раздуто? Вопрос к Юрию Николаевичу Жукову.
— Потому что пришло время. Сталин резко менял внешнюю и внутреннюю политику, и ему очень мешал Зиновьев. В 1934 году Сталин окончательно переходит на позицию государственника. Он отказывается от идеи мировой революции, провозглашая приоритетной защиту национальных интересов СССР. Зиновьевская же оппозиция продолжала считать целью, смыслом жизни большевиков мировую революцию.
Сталин не был убийцей Кирова. Но использовал это убийство сполна.
"Известия", 1 декабря 1999, №126