...В кабинет (наконец-то!) тихо проскользнул новый «главный» адъютант капитан Шичкин. Он приблизился к Самойленко, с недовольным видом прервавшемуся на полуслове, наклонился к самому его уху и что-то быстро зашептал, не сводя стеклянных глаз с Круглова.

Одновременно воспрянув и замерев, присутствующие с заметным напряжением и тайной надеждой наблюдали за мимикой начальственной физиономии. Увы, их ожидало тяжкое разочарование! «Свч» не без раздражения отодвинул ухо от губ своего помощника, однако на Круглова взглянул с приветливой, хотя и слегка натянутой полуулыбкой:

– Олег Михайлович, что это у вас в отделе без руководителя и получаса обойтись не могут?

– Так ведь оперативная обстановка ежесекундно меняется. К тому же… – Круглов попытался было запнуться, но безуспешно, – прозаседали мы уже полный час! А служба ждать не умеет. – Он решительно поднялся. – С вашего разрешения, я выясню, что там, товарищ генерал!..

*ОРБ – Оперативно-розыскное бюро МВД РФ (бывш.УБОП).

**ФСКН – Федеральная Служба по контролю за оборотом наркотиков (бывш.УБНОН).

Первые „безутешные друзья“ подъехали около десяти. Огромный «мерседес» и сопровождавший его мощный «Ниссан» остановились неподалёку от одиноко брошенной им на обочине у ворот – на попечение местного сторожа – «восьмёрки». Сторож – довольно молодой ещё мужик, неспеша сгребавший листву, – прервался, закурил и, опершись на грабли, уставился на вновь прибывших.

Из внедорожника выскочили три амбала в чёрных костюмах, осмотрелись вокруг и поспешили к хозяйскому лимузину, из которого – с разных сторон – уже неторопливо вылезали двое. Один – высокий, с явно нерусской внешностью, – не захлопывая дверцу, бросил что-то ближайшему из подошедших (чем-то напоминающему Кинг-Конга). Тот моментально нагнулся и достал из салона машины большой полиэтиленовый пакет. Лишь после этого оба «авторитета» с охраной медленно направились на кладбище.

«Пора!» Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь унять сердцебиение...

Пока его не заметили – точнее, не стали рассматривать – засунул руку в мешок, набитый листвой и ветками, и в последний раз осторожно проверил готовность спрятанной там небольшой дигитальной фотокамеры. Почти весь день вчера занимался он не столько даже подготовкой, сколько маскировкой необходимой аппаратуры. Больше всего пришлось повозиться с объективом, чтобы тот не был заметен – простая дыра, прорванная веткой, из неё же торчащей.

– Вам чё тут, кино? – приглушённо-гнусаво цыкнул третий, замыкавший шествие – тот самый „Кинг-Конг“ с пакетом. – Чухай, куда намылился! Тя, вон, братан твой внизу ждёт!

Он послушно захромал дальше, «опасливо и удивлённо» озираясь...

Теперь необходимо выждать, когда эта «первая партия» помянет умершего сорок дней назад Кушнарёва Владимира Алексеевича – как значилось на бронзовой табличке – и свалит. Затем ему нужно успеть вернуться на исходную позицию – до появления следующих визитёров... Или рисковать и снимать их внизу в самый момент прибытия. Чего очень не хотелось бы делать. Особенно если принять во внимание всё того же „братана“ – сторожа, торчавшего со своими граблями и тачкой как раз на самом «нужном» месте!

Однако, ему везло. Четырежды ещё сумел он проделать свой трюк «маятник» и каждый раз мысленно благодарил Лося – тот знал, что посоветовать по поводу «наряда»! Сам Лось появился в составе шестой «делегации» – где-то в районе пяти – вместе со своим хозяином. Они тоже выпили водки – правда, в отличие от предшественников, в полном молчании – и скоренько удалились. В какой-то момент показалось даже, что на прощанье Лось издали подмигнул ему, хотя на прямое общение, как и предупреждал, не пошёл.

В принципе, минут через сорок можно с чистой совестью пылить восвояси. Вряд ли ещё кто-то появится. Кроме того, скоро начнёт смеркаться (скорее бы!), и съёмка так и так станет нереальной. Сторож, вон, похоже, пошабашил (он даже не заметил, когда) – не видно нигде... А и в самом деле – что можно сторожить на этом деревенском кладбище?

Лишь сейчас – стараясь, если не сбросить, то хотя бы ослабить внутренний напряг – он окинул взглядом могилку, около которой, на скамейке, провёл целый день: «Жукова Полина Андреевна, 1896-1980». Видимо, у старушки-долгожительницы живых родственников уже не осталось – утром холмик этот был почти не виден в окружении лопухов, репейника и одуванчиков. Теперь же являл собою вполне ухоженную могилу, на которой алели посаженные им цветы махровой бегонии. Даже не верилось, что это всё – его стараниями. Волей-неволей, из страха или по необходимости, но одно доброе дело сегодня можно записать себе в зачёт! Такая простая и случайная мысль почему-то оказалась неожиданно приятной.

Он осторожно достал камеру и переложил её в сумку. Однако прежде вынул чип-карту и спрятал её в портмоне, под подкладку. После чего утрамбовал «отслуживший своё» мешок остававшимся мусором, бросил туда же грязные перчатки и, в последний раз осмотревшись вокруг, направился к выходу.

Неужели этот жуткий день позади и наконец можно вернуться домой, к жене и детям?! Осознание столь естественной, привычной и совсем незаметной в повседневной жизни возможности, на сей раз, заставляло непроизвольно ускорять шаги. Так что, оставив мешок у самого входа около мусорного контейнера, к машине он – не отдавая себе в том отчёта – почти подбежал.

И тут же услышал за спиной гнусавый голос, заставивший его похолодеть:

– Ну чё, хромота прошла?..

– У Шичкина шары – как с передозировки! Что ты ему наплёл? – с порога спросил Олег Михайлович, заходя в бывший «свой» кабинет к Свинцову.

– Да особо и изощряться не стал, – вкрадчиво отозвался тот. – Намекнул лишь, что поступила долгожданная информация о возможном проведении «горячих» мероприятий, пока вы там заседаете...

– Совсем офонарел?

– Не боитесь, товарищ начальник! Любая информация может не подтвердиться. К тому же, я почти не сбрехал и заодно вас из лап инквизитора на свободу вырвал. Чувствуете её запах?

– Нет, всё-таки, своей смертью ты не умрёшь! А что тянул до последнего?

Свинцов кивнул на архивную папку:

– Да вот, увлёкся... – Тембр его голоса слегка изменился. – Это, согласно нашей позавчерашней договорённости, прислал Малинин. – Майор собрал также несколько лежавших на столе фотографий, документов и протянул их вместе с папкой. – Тут ещё отчёт незаменимого шпика Крылова. А это, только ты ушёл, принёс Евсеев – в дополнение к утренней сводке.

– Опять Евсеев печатает на этой вашей слепой «писькоструйке», – недовольно заметил Олег Михайлович, пролистнув пару страниц.

– Миш, не утомляй, а?! – перебил Круглов почти раздражённо. – Неужели ты дома такой же душный? – И уже более мягким тоном добавил: – Твоей Лиле на аллее дважды Героев в Парке Победы при жизни памятник поставить надо, ей-Богу! – Он закрыл папку и направился к двери. – Идём ко мне: обсудим всё за кофейком и наметим новую диспозицию...

– Я давно не решаюсь спросить, – «душный Миш» уселся в одно из двух мягких кресел в задней комнате «хоро?м» и невинно взглянул на друга-начальника, – вы про другие напитки, кроме кофе, ничего не слыхали, товарищ полковник? Про чай, к примеру, сок или, там, водичку минеральную?

– Просил же, не грузи! – Олег зарядил кофеварку. – Чай будешь дома пить. Давай – сразу по делу.

– Даю. Прошу прощения за бестактность и повествую, – обречённо вздохнул Свинцов. – Начну с того, что наши ожидания, судя по всему, оправдываются. Но без бантика, естественно, не обходится. В смысле – без вопросов. Секунду! – Он сорвался с места – в кабинет и почти тут же вернулся – с папкой и фотографиями. – Вот... По меньшей мере, семеро «уважаемых», включая самого „наследника по прямой“, трогательно отметились на могилке. Правда – и это первый вопросец! – почему-то порознь, как неродные. Почти все, кроме вот этих двоих...

Круглов мельком глянул на фото и слегка дёрнул плечом:

– Суладзе и Королёв. Странно было бы, скорее, если б они не явились.

– Не прерывайся, шморгала! Иль отказываться передумал? – „удивился“ Круглов.

– Ничего не знаю! – ответствовал Олег Михайлович, наливая кофе, тем не менее, в две (хоть и разновеликие) «ёмкости», меньшую из которых протянул своему трепливому другу. – Но так и быть! Правда, при условии полного удаления из текста доклада ваших ослиных „излишеств“, майор. – И, уже садясь в кресло напротив (с собственной кружкой, больше смахивающей на небольшой бидончик) и придвигая фотографии, добавил со вздохом: – Преутомительно!

– Могу представить! – Тоже вздохнув («сочувственно»), Михаил сделал осторожный глоток и на сей раз выпучил глаза. – Такой кофе покойника Монаха оживил бы! Да... Так вот, тот факт, что мы не знаем, где именно собираются эти ребята сегодня или завтра «утверждать» Белого, можно было бы пережить, если б не означенные странности в их поведении. Ещё раз возвращаюсь к основному – денежному – вопросу, который, как известно, многих сгубил...

– Погоди, – перебил Олег Михайлович, всматриваясь в одну из фотографий. – А это кто? Или Крылов какого-нибудь тамошнего гробокопателя заснял до кучи?

Странно ухмыльнувшись, Свинцов отрицательно мотнул головой:

– У меня к тебе встречный вопрос: ты сегодня бесповоротно решил меня достать?!

– Ни в коем случае, это так только кажется, – спокойно ответил неугомонный Михаил и, открывая папку, абсолютно серьёзно пояснил: – Просто Крылов утверждает, будто уже однажды сталкивался при схожих обстоятельствах с этим парнем. И докладывал о нём – вам с генералом Кривошеиным...

Гнусавый был не один. Ещё более высокий атлет стоял рядом, устремив на него холодный взгляд стальных серых глаз.

Он послушно, хотя и медленно, сунул одеревеневшую вмиг руку в карман и достал связку.

Высокий – похоже, «старший» – втиснулся назад, так и не произнеся ни слова. Гнусавый же довольно грубо впихнул пленника на переднее сиденье, а сам сел за руль.

Путь оказался недлинным, и проделали они его в полном молчании. Проехав насквозь деревню – ту самую, что была видна с кладбища, – машина остановилась у невзрачного сруба в самом её конце. Бандит заглушил мотор и, уже выходя, бросил всё тем же презрительным тоном:

– Чё прилип? На досмотр, с вещами!

Его обыскали прямо возле машины и лишь затем ввели в дом. Точнее, с ним вошёл только высокий. Гнусавый остался во дворе, и, уже переступив порог, он услышал звук вновь заработавшего мотора.

Они миновали крохотные сени и оказались в довольно большой комнате, где за богато уставленным столом сидели несколько вооружённых «братков». Двоих он узнал: вместе с „Кинг-Конгом“ те сопровождали утренних «авторитетов». Бандиты довольно спокойно отреагировали на его появление, удостоив лишь беглым взглядом. Высокий же, войдя следом, по-прежнему молча подтолкнул к другой двери. Однако, прежде чем отворить её, трижды постучал...

Эта комната была значительно меньше предыдущей. Тем не менее, в ней тоже стоял накрытый стол, за которым сидели те самые двое из «мерса» и ещё один – незнакомый, постарше.

– Вот, – впервые подал голос высокий, демонстрируя присутствующим «изъятую при обыске» фотокамеру. – Только чип он куда-то заныкал...

– Так нужна поискат повныматэльныэ! – «Нерусский», похоже, был грузином.

– Спасибо, Гриша! Садись – перекуси пока, – спокойно и ровно (в контраст горячему кавказцу) проговорил пожилой незнакомец и перевёл странные, словно утомлённые глаза на него – как рентгеновский луч направил! Голову же при этом чуть наклонил в сторону своего гоношилистого соседа:

– Зачем же искать, Тамаз? Он сам всё отдаст – ещё и вставит, и покажет. Только, чего мы там не видели?

И без всякого перехода, продолжая гипнотизировать его взглядом, спросил – уже напрямую:

– Тебя как звать?

– Кост... Константин...

Что-то едва уловимое промелькнуло в глубине этих, устремлённых на него, будто изнутри светящихся глаз (или ему это только почудилось?).

– Хорошее имя дали тебе родители, парень. Ну и кто тебя, ...Костя, послал?

Он успел всё для себя решить ещё по дороге! Поэтому ответил без промедления:

– Лось.

– Кто?

По счастью, подсевший к столу высокий Гриша оказался в курсе и пояснил:

– Ах, так... Что ж, продолжай!

И Костя рассказал всё! Как с месяц назад Лось с Белым уже привозили его на кладбище фотографировать эту могилу, после чего Белый зачем-то велел сделать большое настенное фото её... И о том, как Лось явился позавчера к нему в фотостудию и чуть ни затемно вновь привёз сюда… И про задание снимать всех, кто приедет сегодня...

Он рассказал всё! При этом ни секунды не переставая чувствовать странного и страшного взгляда загадочного незнакомца, который, придвинув к себе кожаный кисет, принялся набивать трубку, а едва Костя умолк – мрачно ухмыльнулся:

– Могильное фото, говоришь? – Он откинул крышку специальной „трубочной“ зажигалки и, уже прикуривая, обернулся к третьему сотрапезнику, не проронившему во всё время ни слова. – Видишь, Валентин,... как трогательно крестник... к памяти крёстного относится?.. А ты всё сомневаешься!

– Нэ нэрвнычай, дарагой! – вновь „раздался“ сын гор с „рэкомендациями“. – Что тут осталось... – Оборвав себя на полуфразе, грузин неожиданно кивнул в его сторону. – Думаю, он нам болше нэ нужен?

Высокий Гриша поднялся, дожёвывая, и вопросительно посмотрел на таинственного главаря, который вновь перевёл глаза на пленника:

– У тебя родители живы?

В ответ тот смог лишь отрицательно мотнуть головой.

– А дети есть?

– Двое, – не сразу, но всё же выдавил он хрипло.

– Ну а в церковь ходишь?

– Р-редко, – честно признался Костя, на сей раз в непроизвольном пожатии плеч пытаясь растворить охватившую его дрожь.

– Это плохо, – пыхнул трубкой главарь, – очень плохо... Завтра утром, пораньше, пойдёшь в церковь и поставишь две свечи – самые толстые, какие только бывают, – к Распятию. – Взгляд его бритвой прорезал ароматную завесу дыма. – Поблагодари мать с отцом, парень: они и после смерти второй раз тебе жизнь подарили – сегодня!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Воришка сидела на ветке платана в каких-нибудь четырёх-пяти метрах от него. Она, конечно, увидела уже на обычном месте три очищенных ореха, и теперь ждала лишь, когда Саныч, наконец, свалит – хотя бы на время. Оба её огольца – невероятно пушистые, почти красные, с такой же, как у матери, белой полоской на грудке – словно угорелые, гоняли друг за другом по соседней с платаном огромной ели и не обращали, казалось, никакого внимания ни на свою светло-рыжую мамашу, ни на человека, стоящего на балконе совсем неподалёку.

Белкой в богатом живностью Берлине никого не удивишь. Ежи, белки, ястребы, дикие голуби, кролики, лисы, еноты, даже кабаны – обычное явление в парках (а значит, и на улицах!) самой зелёной столицы Европы. Тем не менее, эта белка сумела „выйти из общего ряда вон“ и стать, своего рода, достопримечательностью, по меньшей мере, их квартала.

Вначале она научилась перепрыгивать с ветвей на ближайшие лоджии, а вскоре затем и попросту „гулять по стенам“ не хуже, чем по деревьям, по-свойски инспектируя все балконы подряд в поисках пропитания. Притом, что с голоду эта «умница» не пухла: на улицах и в окрестных дворах растительности – включая ели, дубы и каштаны, яблони, груши и сливы – хватило бы на прокорм не одной сотне её сородичей! А сразу за углом находился, можно сказать, и вовсе „беличий клондайк“: целая алея ореховых деревьев! Тем не менее данный экземпляр, точнее, представитель местной фауны страдал, по всей видимости, отягощённой наследственностью: подобная склонность к воровству могла объясняться только генетикой.