Леонид Иванович ПЛЮЩ
(1939-2015)

  Судьба Леонида Ивановича Плюща чрезвычайно драматична. И не только по общечеловеческим меркам, даже в ряду других участников ИГ, на долю которых – почти всех! – выпали суровые испытания.
  Плющ родился в 1939 году. В детстве перенёс костный туберкулез и 4 года был прикован к постели. Но школу сумел закончить с серебряной медалью. С 1962 года, по окончании мехмата Киевского университета, работал инженером в Институте кибернетики Академии наук Украины. Молодой учёный успешно занимался моделированием биосистем, опубликовал на эту тему несколько научных статей, работал в новаторской области на стыке математики и биологии.
  В 1968 году Плющ написал и отправил в "Комсомольскую правду" резкое письмо, обвиняя газету в лживом освещении процесса А. Гинзбурга и Ю. Галанскова. Ответ последовал быстро – Плющ был уволен из Института с "волчьим билетом" и с тех пор его нигде не принимали на работу. Активная общественная позиция привела Плюща в ИГ. Постоянно проживая в Киеве, он не мог, конечно, принимать участие в повседневной работе группы. Поэтому подпись Плюща под некоторыми документами ИГ ставилась по доверённости. Неудивительно, что не только я никогда не встречал Плюща, но и многие члены ИГ (Т. Великанова, С. Ковалёв, Т. Ходорович) тогда не были с ним знакомы лично.
  Плющ был арестован 15 января 1972 года и помещён в следственный изолятор Киевского КГБ. Так в 33 года началась его четырёхлетняя Голгофа. Госбезопасность на Украине издавна славилась своей свирепостью. Выступление или протест, которые в Москве могли порой вообще сойти с рук или наказывались относительно мягко, карались на Украине "на всю катушку". КГБ очень хотелось посадить Плюща всерьёз и надолго, да небогато было с материалами обвинения даже по украинским меркам. А тут ещё этот мерзавец имеет наглость отказываться давать показания! Ну, ты ещё об этом пожалеешь. А может, объявить его психом? Правда, Плющ никогда не состоял на психиатрическом учёте и не страдал психическими расстройствами. Но попробовать стоит.
  И следователь направляет Плюща на психиатрическую экспертизу. Сначала вышла осечка. Эксперты судебно-психиатрического отделения Киевской областной больницы признали Плюща вменяемым. Досадно. Но есть ещё Москва, там психиатры более покладисты. А киевское экспертное заключение касательно Плюща мы на всякий случай изымем из его дела.
  Столица оправдала ожидания КГБ. Аж две экспертизы в Москве наконец-то признали Плюща сумасшедшим. Первая – под председательством директора Института судебной психиатрии им. Сербского, член-корреспондента АМН Г. В. Морозова и при участии проф. Д. Р. Лунца. известного доки по чудесным превращениям "политических" в "сумасшедших". Вторая – под председательством академика АМН А. В. Снежневского, главы московской "школы" психиатрии, и при непременном участии всё тех же Г. В. Морозова и Д. Р. Лунца.
  Академик Снежневский распознал у Плюща свою излюбленную, им самим открытую, и нигде больше в мире не признанную форму душевного заболевания – "вялотекущую шизофрению". Диагностика её так тонка, проявления настолько малозаметны, что отыскать её возможно у любого, в том числе и у самого почтенного академика. В самом деле, "открытие" неразличимой для других "вялотекущей шизофрении" – разве это не проявление "идеи изобретательства"? Или попросту – бреда? Упорное отстаивание своего, никем не признанного "открытия" – это, вне сомнения, "некритическое отношение к своему состоянию". И диагноз ясен. Остаётся констатировать величайшую социальную опасность деяний академика Снежневского (так же как и его учёных сообщников и подручных) и по справедливости отправить их на принудительное лечение в спецпсихбольницу (СПБ). Туда, куда с их подачи с лживым и преступным диагнозом уже отправили многих правозащитников. Их список велик: назову для примера имена П. Г. Григоренко, Н. Горбаневской, И. Яхимовича.
  ...Увы, это только пустые, несбыточные мечтания. И академик Снежневский, и профессор Лунц умрут обласканные властями и без покаяния. Снежневский в 1974 году, в разгар "лечения" своего подэкспертного, получит звание Героя Социалистического труда, а в 1976 году будет награждён Госпремией. (А кое-кто из этих доблестных психиатров, "докторов" от КГБ, получит звания заслуженных врачей из рук уже нынешнего, "демократического" президента России Ельцина – прим. ред. "Карты".)
  Суд в отсутствии обвиняемого (в случае его признания невменяемым) – обыденная практика советской юриспруденции. Таким образом "больной" лишается последней возможности защищаться и как-то влиять на свою судьбу. Но в отношении Плюща и этого кому-то показалось мало. Суд над ним, начавшийся 25 января 1973 года, был объявлен закрытым. Кроме судей в зале присутствовали только прокурор и адвокат. Даже жену Плюща – Татьяну Житникову, даже его родную сестру не пустили в зал судебного заседания. В чём же причина такой неслыханной секретности? В чём обвиняли Плюща? Ему инкриминировали:
  – подписание "антисоветских" писем в ООН в составе "нелегальной" ИГ;
  – "хранение и распространение" собственных рукописей, в том числе уже упомянутого Открытого письма в "Комсомольскую правду";
  – "хранение и распространение" трех номеров "Хроники" и двух – "Украинского вестника";
  – ведение "антисоветских" разговоров. В чём тут можно усмотреть "государственную тайну"? Ибо только необходимостью её охраны можно было бы, согласно закону, обосновать закрытый характер суда. И письма ИГ, и "Хроника" – открытые, публичные документы, они всё равно уже попали на Запад, напечатаны там, звучали по "радиоголосам". Какие уж тут секреты?
  И всё же стыдная тайна, порочащая советскую власть, тайна, которую тщетно пытался скрыть судья Дышель, в деле Плюща действительно была. Эта единственная тайна – вопиющие беззакония и произвол, творимые на всех стадиях следствия и суда.
  Как и следовало ожидать, Киевский областной суд, признав Плюща душевнобольным, назначил ему своим определением принудительное лечение в психиатрической больнице специального (тюремного) типа. Верил ли сам судья Дышель в сумасшествие подсудимого? Вот любопытный материал для размышлений: тем же определением суд постановил взыскать с "сумасшедшего" и "невменяемого" Плюща 73 рубля судебных издержек! (Для молодых читателей поясню: 73 рубля по тем временам – приблизительно месячный оклад начинающего педагога или врача. Сумма для оставшейся без мужа с двумя детьми женщины весьма чувствительная).
  Наказывать больного, не отвечающего за свои действия человека (а вернее, его жену, на руках у которой двое сыновей – подростков), – для этого надо быть либо законченным дебилом, либо, наоборот, великолепно понимать, что сумасшедшим Плюща просто велено считать, что КГБ избрал для него такой способ наказания.
  Верховный суд Украины при кассации смягчил приговор, сочтя возможным лечение в психбольнице общего типа. Последовал протест прокурора УССР. И Верховный суд покорно пересмотрел своё решение, снова назначив для Плюща специальную психиатрическую больницу "ввиду особой социальной опасности его антисоветских действий".
  Как комментировать такое? В чём "особая социальная опасность" Плюща? Может ли интеллектуальная продукция сумасшедшего угрожать безопасности могущественного государства? Давным-давно, в свои студенческие годы, ещё в сталинские времена я слышал такой анекдот. В очереди какая-то женщина начала вслух возмущаться: "Что у нас за жизнь? Дети голодные. В магазинах пусто. А правды не добьёшься". Милиционер её – цап: "Пройдёмте, гражданка". Стоящие рядом люди попробовали заступиться за женщину: "Отпустите её. Разве не видите, она – сумасшедшая". Милиционер: "Сумасшедшая, сумасшедшая, а рассуждает здраво!"
  Так вот, преступной власти всегда бывают опасны те "сумасшедшие", которые рассуждают здраво.
  15 июля 1973 года, спустя полтора года после ареста, Плюща доставили в Днепропетровскую специальную психиатрическую больницу (СПБ). Обычно прибытие на место означает для узника некоторое улучшение его положения: он снова обретает право переписки, а в дальнейшем – и свиданий с родными, он уже не заперт в камере круглосуточно и может в свободное время прогуляться по лагерю или, по крайней мере, возле своего барака.
  Но условия в СПБ заставили Плюща вспоминать с сожалением даже пребывание в следственной тюрьме. Само собой, что переписка находящихся в СПБ, как и в лагере, подцензурна. Но к этому нетрудно привыкнуть. Надо лишь запомнить, что для того, чтобы твоё письмо дошло, не нужно писать ни об условиях содержания, ни о соседях, ни о "лечении". А усвоив это, стоит вообще забыть о людях, по должности читающих чужие письма. Приходится смириться и с тем, что на твоём свидании с женой присутствуют два соглядатая. Всё это входит в "правила игры", и было бы нелепо возражать против этого. Труднее смириться, что ты опять постоянно закрыт в камере-палате вместе с 25-ю беспокойными и агрессивными больными, что из палаты выводят только на часовую прогулку в каменный дворик да на оправку. Скрепя сердце, можно смириться и с этим. Но не это главное. Самое страшное – это врачи. И проводимое ими "лечение".
  С августа 1973 года Плющу назначают большие дозы галоперидола. И живой, общительный, доброжелательный к людям человек делается неузнаваемым. Во время свидания с женой Плющ говорит с трудом, с остановками, в глазах у него тоска, он задыхается, корчится в судорогах. Предупреждает, что письма писать не в состоянии. И просит раньше времени окончить свидание.
  Его уводят. "Что Вы делаете с моим мужем? Что ему даете?" – обращается Татьяна Житникова к лечащему врачу. "Зачем Вам это знать? Что надо – то и даём", – отвечает докторша. И даже отказывается назвать свою фамилию ("Не положено").
  Рано или поздно тайное становится явным. Со временем стали известны и имена ведавших "лечением" Плюща врачей (они заслуживают того, чтобы быть названными, – Л. А. Часовских, Э. П. Каменецкая и начальник Днепропетровской СПБ Ф. К. Прусс), и назначавшееся ими "лечение".
  В течение 2-х с половиной лет Плюща "лечили" (хочется сказать – травили) попеременно галоперидолом (без полагавшихся корректоров), инсулином в возрастающей дозировке, трифтазином – в таблетках и в инъекциях, комплексно – инсулином и трифтазином, снова большими дозами трифтазина. После уколов инсулина (ожидая, видимо, инсулинового шока и судорог) Плюща на 4 часа привязывали к кровати. Ощущать себя объектом вивисекции, распластанной, подопытной лягушкой, чувствовать, что твою психику целенаправленно разрушают, и не иметь возможности препятствовать этому, – как вынести подобную пытку?!
  Периодически, после соответствующего курса, врачи проводили "оздоровительные" беседы, справляясь у Плюща, – не изменились ли его взгляды и убеждения? А не согласится ли он отречься от них в письменной форме? (Объективность заставляет признать: врачи Днепропетровской СПБ использовали всё же не весь арсенал эффективных средств для коррекции взглядов и убеждений своего пациента. Например, они не ставили ему на живот включённый утюг.)
  Можно ли называть этих лиц с медицинским образованием – врачами? В романе В. Гюго "Человек, который смеётся" рассказывается о компрачикосах, крадущих, а затем уродующих похищенных детей. Компрачикосы от психиатрии уродовали и калечили душу и психику отданных им во власть людей.
  Как может происходить такое? Откуда берутся эти специалисты, назвать которых врачами не поворачивается язык? Наверное, они не были такими изначально. Их тоже калечили и отчасти такими сделали. До начала 90-х годов СПБ, как и лагеря, находились в подчинении не Министерства здравоохранения, а МВД. Врачи СПБ одновременно (и в первую очередь!) являлись офицерами медицинской службы. А карательное ведомство натаскивает, как собак, своих сотрудников "на злобу". Постоянно внушает им (в том числе – и врачам), что в спецбольницах-психарнях содержатся в сущности не больные, а преступники. И некоторые поддаются этому воздействию.
  Но человек всё равно в ответе за себя. И у него всегда есть возможность выбора. Да, выпустить Плюща из СПБ врачи были не вправе. Но они могли не "лечить" его так упорно и мучительно. Или вообще не "лечить" – найти (на то они врачи!) противопоказания для медикаментозного воздействия. Или, наконец, сделать так, чтобы пациент мог не получать записанного в назначениях "лечения". Но в Днепропетровской СПБ Плюща годами упорно и мучительно "лечили", видя, что разрушают его здоровье и психику.
  В пьесе Е. Шварца "Дракон" проходимец и приспособленец Генрих, оправдываясь в совершённых подлостях, говорит: "Лично я ни в чём не виноват. Меня так учили". Ланцелот отвечает ему: "Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина?"
  "Лечившие" Плюща врачи СПБ заслуженно могут считаться первыми учениками Академии палаческой психиатрии.
  Скорей всего Плющ стал бы вечным узником психбольниц и погиб окончательно, если бы не мужественная борьба, которую повела за своего мужа Т. Житникова. Она писала жалобы и протесты во все возможные инстанции: проводившему психэкспертизу Плющу академику Снежневскому, в Верховный суд Украины, в Прокуратуру, руководству СССР – Н. В. Подгорному, Л. И. Брежневу и А. Н. Косыгину, в управление ИТУ, в КГБ СССР. Она не давала покоя палачам своего мужа. Так, в декабре 1974 года она потребовала у прокурора привлечь к ответственности врачей Днепропетровской СПБ "за преднамеренное разрушение физического и психического здоровья мужа". Но главное – благодаря ей информация о том, что делают с Плющом, попадала к его друзьям в Москву, а они делали её достоянием широкой гласности.
  Разумеется, ИГ тоже вступилась за своего сотоварища. С призывом в защиту Плюща – и не раз – обращался А. Сахаров и многие другие правозащитники. Огромное, ни с чем не сравнимое участие в защите Плюща приняла Т. С. Ходорович. Хотя она не была в те годы знакома с ним лично, она знала о нём всё от Т. Житниковой, которая, приезжая в Москву, обычно останавливалась у неё. На основании её рассказов и привозимых ею документов Т. Ходорович написала книгу "История болезни Леонида Плюща", изданную в 1974 году в Амстердаме. В марте 1975 года ею же написаны и преданы гласности статьи "Плюща делают сумасшедшим. Зачем?" (совместно с Ю. Орловым) и "Эскалация отчаяния".
  Люди, выступавшие в защиту Плюща, безусловно, рисковали головой. У Т. Житниковой дважды производили обыски. При этом у неё, в частности, забирали копии её писем и жалоб, отправленных в высокие советские инстанции. В прокуратуре на "беседе" ей советовали изменить своё поведение, угрожая не только увольнением с работы, но и намекая, что её саму могут привлечь к уголовной ответственности. Надо полагать, это не были пустые угрозы.
  Призыв к защите Плюща был услышан международной общественностью. В 1974 году образуется международный комитет в защиту Л. Плюща. Особенно активно действует комитет во Франции и в США. Члены его посещают советские посольства, вручают петиции для советского правительства. Дальше – больше. 23 апреля 1975 года проводится международный день защиты Плюща. Советские посольства завалены письмами и телеграммами протеста, возле них проходят демонстрации. В этот же день Т. Житникова передаёт для опубликования письмо с такими словами: "Пусть отдадут мне мужа, – больного, каким они сделали его, и пусть разрешат нам всем уехать из этой страны".
  Наконец, к советскому руководству обращается в защиту Плюща ЦК Французской компартии. Да, решив наглухо замуровать Плюща в СПБ, КГБ явно не предполагал, какую бурю придётся пожинать в результате.
  В конце концов советские власти сочли за благо выпустить Плюща вместе с семьёй из страны. 10 января 1976 года они выехали из СССР. КГБ так не желал контактов Плюща с друзьями, что ему даже не дали заехать домой в Киев и освободили только на пограничной станции Чоп. И до последнего момента продолжали давать ему трифтазин.
  Так закончилась психиатрическая одиссея Леонида Плюща. Стоит упомянуть, что в Вене специально приехавшие зарубежные психиатры обследовали его. Они нашли его совершенно здоровым психически, но крайне истощённым нервно. Вместе с женой и детьми Плющ поселился во Франции.
  (Из книги Леонарда Терновского "Тайна ИГ")

Воспоминания "На карнавале истории" (1979, 713 стр.) (doc-rar 358 kb; pdf 19 mb) – январь 2005, август 2023
  – OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль) и Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

Содержание:

От автора (см. ниже)
Киев
Среди «отщепенцев»
Психушка
Первые дни. Карантин
День обычный
Врачи, пациенты, лечение
Т. Житникова-Плющ. Приложение
Послесловие Леонида Плюща

  Предисловие:

  Перед вами не исповедь и не документалъно-историческое произведение. Это рассказ об ещё одном пути к свободе. Это описание Советского Союза глазами его жителя, прошедшего путь от фанатической веры в советскую власть до борьбы с её ложью и террором. Я попытался также показать, как и за что борются наши товарищи в СССР, как их преследуют.
  Я нe хотел бы, чтобы мои свидетельские показания о реальности «социализма» послужили «моральным» оправданием всякой фашистской сволочи, ибо враг моего врага не всегда мой друг. Но если правды бояться, значит считать, что на неправде можно построить гуманное общество. Ведь неважно, в какой цвет окрашено зверство!
  Для того, чтобы моя книга не послужила «вещественным доказательством» против оставшихся там, я сознательно смешал события, менял имена, давал условные названия, совмещал несколько реальных людей в абстрактное лицо или же приписывал одному то, что сделал другой, не пожелавший выступить открыто.
  В новых изданиях книги я кое-что приоткрыл, раскрыл псевдонимы некоторых людей (они либо умерли, либо эмигрировали, либо стали «открытыми»). Некоторых негодяев или просто трусов-подлецов я тоже назвал. Исходя из призыва героя Солженицына «Родина должна знать своих стукачей» (и палачей), я восстановил их подлинные имена. Я рассказал об «антисоветчине», «антикоммунизме» некоторых из них, вовсе не опасаясь, что «донесу» в КГБ. Эта организация уже стала неосталинской и потому не придирается к «мелочам» – антисоветизму или нацизму своих агентов. Так что их не покарают!
  Главное для меня в этой книге – показать путь освобождения личности от иллюзий, мифов, от страха, от всех видов несвободы. Я думал закончить свой рассказ впечатлениями от Запада. Но даже сейчас, для новых изданий книги, когда я многое увидел, но всё ещё не зная «иностранных языков» – было бы несерьёзно писать о Западе. Я убедился лишь в том, что свобода передвижения и видения мира не только через прессу, кино и другие средства массовой информации – одна из самых важных свобод для судеб всех наций. Когда своими глазами видишь чужую – но не чуждую – страну, когда смотришь на неё доброжелательно, лучше постигаешь свою, её достоинства и пороки. Как мне хотелось бы, чтобы, наши там, в родном аду, увидели этот «ад», вовсе не похожий на его советско-пропагандистское изображение, и этот «paй», о котором мечтают многие из протеста против родного «рая». Здесь, на «свободном» Западе (кавычки только для западного читателя, ибо он знает, что свобода и здесь несколько сомнительна), я чувствую только один свой «неличный долг – свидетельствовать (так, как свидетельствуют на суде) мне, марксисту, о «марксистском аду» на моей родине – Украине, в России и других республиках СССР. И, свидетельствуя, бороться со всеми нелюдскими действиями всех правительств на Западе и на Востоке вместе со всеми думающими и честными людьми, партиями, профсоюзами, церквями и различными гуманистическими организациями.
  Я благодарен всем на Родине и на Западе, кто спас меня, спас и спасает людей во всех странах, благодарен Франции, которая приютила нашу семью, благодарен ФЕН – французским профсоюзам учителей, которые материально помогли нам прожить первые полтора-два года и дали возможность бороться не за своё физическое существование, а за свободу и жизнь других людей.
  Гуманистам, пролетарским и непролетарским, я хотел бы посвятить эту книгу. Я не уверен, что они победят, но только их борьба, только их жизнь имеют смысл человеческой жизни в XX столетии.
  Леонид Плющ. Париж, 15 августа 1977 г.

Страничка создана 29 января 2005.
Последнее обновление 8 августа 2023.