|
|
Георгий Витальевич СЕМЁНОВ
(1931-1992)
СЕМЁНОВ Георгий Витальевич (12.1.1931, Москва – 30.4.1992, там же) – прозаик.
Род. и вырос на Большой Калужской улице (Ленинский проспект) в доме своего деда, известного в дорев. Москве мастера-краснодеревщика. С 1941 по 1943 жил в эвакуации в глухом уральском селе. В 15 лет (1946) поступил в Художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское) и, проучившись там на отд. подготовки мастеров 3 года, стал работать лепщиком-модельщиком, получив со временем звание мастера декоративной лепки. Еще в училище увлекся охотой, которая стала его «утехой» на многие годы. С 1949 по 1955 работал на стройках Москвы и Ангарска. Писать начал поздно, не мечтая в юности о лит. поприще: хотелось стать оперным певцом (пропадал в Большом театре, выстаивая ночи напролет за билетами), художником-живописцем,– а стал лепщиком. Рассказик «Как стрекоза Ромку учила» (первая проба пера) легко напечатался в ж. «Мурзилка». Нужны были деньги: профессия лепщика уходила в прошлое. Казалось,– вот она, жар-птица! Но только через 7 лет, окончив Лит. ин-т (1955-1960) и помыкавшись по редакциям, опубл. первые свои 5 рассказов в ж. «Знамя» под общим заголовком «На Волге». С этими рассказами в 1962 был принят в СП, а спустя 2 года вышел первый сб. рассказов «Сорок четыре ночи» (1964). С первых же публ. о С. заговорили как о талантливом рассказчике, отмечая худож. выразительность, пластику стиля, глубину и изящество мысли, углубленный психологизм и свободу изложения. В 1981 (к тому времени было уже опубл. мн. рассказов, неск. повестей и роман) – стал лауреатом Гос. премии РСФСР им. М. Горького за кн. «Голубой дым». Последние 10 лет почти безвыездно жил в подмоск. Внукове. Эти годы были особенно плодотворными. Можно сказать – то был его «звездный час».
С.– великолепный стилист, проза его исключительно музыкальна, динамична, точна. Может быть поэтому, говоря о нем, вспоминают об И. Бунине и А. Чехове, писателях с ярко выраженным стилем,– но, конечно, он был сам по себе настоящим поэтич. островом и в лит. подпорках не нуждался. Как писатель-стилист он истину выражал одним стилем своих произв. И это, может быть, для писателя самое убедительное,– когда стиль выражает мысль в конечной инстанции. И эта мысль была – добро и красота.
Я не знаю в сегодняшней лит-ре писателя, который с таким знанием, с таким вдохновением, взахлеб живописал бы природу родного края. Кроме таланта, в этом есть мистическая потребность любить, искать и находить в жизни нечто прекрасное, неподвластное времени. А время становления его худож. дара было таким, когда не было или почти не было места для человека, испытывающего неостановимую потребность в безоговорочном восторге. Наша полуистерзанная природа нашла в нем достойного певца и защитника. Накал восторга в его описаниях таков, что за этим угадывается не только бойцовская стойкость защитника красоты, но и сердце художника, понимающего всю краткость трагического чуда жизни. Отсюда и мистичность нек-рых его страниц и даже, хотя их и немного, страниц, отмеченных сатирическим даром.
Я думаю, что в худож. творчестве наиб. силы и выразительности достигают те произв., которые, в замысле не являясь символическими, самой силой художества поднимаются до определенного символа. До такого символа поднимается рассказ «Кушарево». Невезучий, сумрачный ветеринар Коньков живет в глухом селе, окруженном болотами. Он не любит ни своего села, из которого готов удрать (но удрать-то некуда), ни своей жены, ни своей профессии. Единственная ею страсть – страсть к рыбной ловле. Но она не имеет никакого поэтич. оттенка. Только азарт наживы, наживы «на даровщинку». Биологизм существования Конькова всячески подчеркивается биологизмом жизни окружающей природы. После чтения рассказа надолго запоминается чавкающий звук болотистой почвы под ногами. Единственное существо, которое вызывает в читателе одухотворенную жалость,– лошадь героя. В традициях рус. классической лит-ры, автор подробно описывает ее внутреннюю жизнь, и читатель невольно проникается любовью к этому терпеливому, преданному, вечно голодному животному. С потрясающей силой написана последняя сцена, когда лошадь тонет, увязнув в болоте, и Коньков, не в силах спасти ее, приканчивает выстрелом. В последний миг после выстрела она «не услышала его волчьего какого-то подвывания». Смерть лошади как будто сотрясла и оживила сумрачную душу Конькова. Нам становится жалко его. И вдруг весь рассказ как бы озаряется символическим смыслом, открывая читателю, что это, в сущности, рассказ о России и ее незадачливых правителях.
Глубиной обобщения поражают и мн. др. рассказы. Такие, как «Фригийские васильки», а также «Без шума и пыли», «Бесова нога», «Реквием», «Неволенка».
С. не только лучший певец средне-рус. природы, но, пожалуй, с не меньшей силой душевной самоотдачи он рисует Москву. «Городской пейзаж» (1983), «Ум лисицы» (1987), «Чертово колесо» (1988), «Путешествие души» (1991) – повести, написанные в последние 6 лет, совсем разные и по сюжету, и по манере исполнения, и расположены они в разном временном пространстве, но все вместе словно бы составляют одно целое произв. о городе, каждая из них является как бы частью, гранью размышлений писателя о Москве и ее обитателях. Родной город – ночью, на рассвете, в зимний день, в летний зной; старая Москва с ее церквушками, особнячками, переулками, поэтичными двориками и Кремлем,– все это чудесно озарено вдохновенным, любящим сердцем автора. И хотя в повестях он неоднократно возвращается к описанию родного города, но никогда не повторяется, а находит все новые и новые краски. Сила любви равна силе боли, с которой автор рисует разрушение старых особняков, обветшание, провалы, зияние там, где некогда уютно жила зажиточная Москва. Ностальгическая скорбь этих страниц так велика, что мгновеньями забываешь, что С. – наш современник и ту жизнь знать и видеть никак не мог. Но такова убедительность художника. Да и сам он потомственный москвич: и по отцу, и по матери в 5-м поколении.
Сложилось мнение, что мастерство писателя проверяется на женских образах. Точное знание женской психологии, способность улавливать малейшие оттенки чувств всегда отличали прозу С. Женщина в его произв. загадочна, как говорящая природа. Понять, постичь тайну ее красоты, обаяние женственности вечно стремятся его герои, хотя нередко и отшатываются в ужасе перед непостижимым коварством и вероломством нек-рых представительниц прекрасного пола – но снова влюбляются, тянутся к ним, чтобы понять и постичь. Есть какой-то очаровательный комизм в быстроте, с какой его герои влюбляются в понравившуюся женщину. Они как будто ждут: сейчас произойдет чудо раскрытия главной тайны жизни. В них проявляется какая-то нервная взволнованность, чем-то напоминающая поведение охотничьих собак перед охотой. Но это охота за тайной жизни, а не примитивная чувственность. Невольно вспоминаются строки Б. Пастернака: «И прелести твоей секрет / Разгадке жизни равносилен» (стих. «Любить иных тяжелый крест...»).
Последняя пов. «Путешествие души», вышедшая отд. книгой после смерти писателя, завершает на высшем уровне все его городские повести. В этой вещи столько грусти (хотя есть страницы, пронизанные кафкианским юмором), что невольно напрашивается мысль, что автор подсознательно чувствовал приближение собственного конца. Впрочем, так бывало не раз с истинными художниками, которым предстояло безвременно умереть.
Но о чем эта повесть? Она о судьбе Василия Дмитриевича Темлякова, родившегося в семье преуспевающего бухгалтера. Судьба этой семьи повторяет судьбы тысяч подобных семей, которым удалось выжить в страшные времена революции. Но какой ценой? Ценой диких, постоянных унижений, которым они подвергались со стороны новой власти. Брат Василия Дмитриевича, бывший офицер царской армии, в годы репрессий сходит с ума от страха быть арестованным. Позже, в начале войны, его, как и всех обитателей сумасшедшего дома, убивают. Страницы, связанные с поисками брата и его захоронением, написаны с такой силой, что их трудно читать. Их трудно читать – и от них трудно оторваться.
Василий Дмитриевич, кое-как приспособившийся жить при новой власти, постоянно испытывает чувство вины перед погибшим братом. И это символично. Тема конформизма то и дело вплетается в ткань повествования. Но в те времена все в той или иной степени были конформистами, и главным конформистом был народ. Кстати, у С. нет никаких традиционных интеллигентских иллюзий относительно народа, который якобы никогда и ни в чем не виноват. По этому поводу мысль автора исполнена мудрого мужества и трезвости. (Замечательно тонки его наблюдения относительно психологии Пелагеи, прислуги Темляковых. Она по-своему их любила, пока чувствовала над собой их власть и силу. Но когда она поняла, что они потеряли власть и силу, хотя это никак не сказывалось на ее реальном положении, она вдруг почувствовала дискомфорт и потребность в бунте. В конце концов она их вероломно покидает и уходит к тем, у кого сегодня есть власть.)
История с лодочником, который перевозит Василия Дмитриевича на некий берег и приводит его на неведомый правительственный банкет, написана с необыкновенной силой и блеском. Это жуткая сатира не только на власть и все ее безумные мероприятия, но и насмешка над иллюзиями самого Темлякова, который хотел бы себе внушить, что за видимым безумием окружающей жизни есть пока еще невидимый, но здравый смысл. Он попадает в коммунистический рай с обилием вкусной жратвы, но рай вдруг оборачивается адом, сумасшедшим домом, откуда его изгоняют за проявление неуместной жалости. Темляков взбунтовался и решил уйти, убежать из этого страшного дома, однако вскоре его находит таинственный лодочник и как бы возвращает обратно. Бунт не получился. Василий Дмитриевич слишком слаб и измотан для настоящего бунта. И в этом, как и во всей фантасмагорической сцене – беспощадная психол. точность.
В этой очень грустной повести, как вздох облегчения,– даже как положительный герой. – природа. Бесконечные импровизации на ее тему поражают неповторимым многообразием, невероятной худож. памятью, точностью деталей. Как страшен банкетный пир и как легко дышится на пиру цветущей природы! Вся повесть исключительно музыкальна, кажется, она написана на одном дыхании. Мрак исходит от человека, свет излучает только природа. Но в защиту человека можно сказать, что все это увидел и имел мужество сказать опять же человек.
Есть такое наблюдение – это требует исследования – что крупная личность, преданная какому-то делу, перед смертью произносит некое важное слово, связанное с пафосом его творчества. Таким словом у С. было: «красиво». Он всю жизнь искал красоту и гармонию в окружающем мире и находил ее во всем: в природе, в людях, в человеческих взаимоотношениях. На его произв. есть, не побоюсь этого сказать, знак вечности. То, что он завоевал как писатель, навсегда останется с нами.
Соч.: Фригийские васильки. М., 1980; Утренние слезы: Рассказы. М., 1982; Избр.: Рассказы (1962-1982). М., 1983; Ум лисицы: Рассказы, повести. М., 1987; Чертово колесо: Пов. и рассказы. М., 1989; Путешествие души: Роман, рассказы. М., 1993; Убегающий от печали // Публ. и предисл. Е. Семеновой // Новый мир. 1996. №9; Поэзия возвращения / Подгот. текста, публ., предисл. и коммент. Е. Семеновой // Знамя. 1997. №9.
Лит.: Георгиевская С. Счастье чистоты и ясности // Лит. газ. 1965. 24 июля; Курбатов В. Даль свободного романа // Лит. обозрение. 1978. №3; Бежин Л. «Душа не оскудеет» // Наш современник. 1980. №7; Брагин А. «Слово – категория нравственная»: Два интервью о творчестве // Там же; Этов В. Самое сокровенное: Штрихи к портрету // Лит. Россия. 1981. 29 мая; Дардыкина Н. Река жизни: Штрихи к портрету // Лит. газ. 1981. 28 окт.
Фазиль Искандер
(Биографический словарь "Русские писатели ХХ века")
Произведения:
Сборник рассказов "Голубой дым" (1979, 1983, 336 стр.) (html 447 kb; pdf 11,7 mb) – июнь 2009, май 2023
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Книге Георгия Семёнова присуждена Государственная премия 1981 года имени М. Горького. В неё входит повесть «Уличные фонари», в центре которой – большой современный город с его проблемами и конфликтами, а также рассказы «Голубой дым», «Будорань», «Серый олень», «Жалость» и другие, пронизанные любовью к природе, к людям.
(Аннотация издательства)
Содержание:
Уличные фонари. Повесть ... 3
Рассказы
Будорань ... 236
Голубой дым ... 256
Серый олень ... 287
Жалость ... 306
Зачарованная поляна ... 315
Рыжий Угар ... 327
Фрагмент из рассказа "Жалость":
"Такой же страх я испытывал всего лишь один раз в жизни, в далёком предвоенном детстве, когда в нашем старом домишке в Замоскворечье завелись крысы. Я, конечно, слышал, что в доме крысы, но как-то не обращал на это внимания, никогда не думал о них, гулял с ребятами во дворе, выходя в него через кухню, и не до крыс мне было.. Я их совсем не боялся, мог спокойно взять дохлую за холодный её хвост, раскачать и кинуть в визгливых девчонок... Но однажды ночью, спросонок, я вышел на кухню напиться из-под крана, в полудрёме включил свет, тусклую лампочку голой коммунальной кухни, и остолбенел... Множество серых, попискивающих теней, жирно и мягко стукаясь об пол, стали скользить с кухонных столиков и разбегаться по углам, прячась от меня в тёмных закутках большой кухни, делая это не охотно, не боязливо, а словно бы по врождённой привычке избегать света, и поглядывали на меня из потёмок с нескрываемой злобой и нетерпением. А одна большущая крыса с волочащимся, длинным, мёртво-холодным хвостом даже не убежала в тень, а замерла посреди кухни и с акульей наглостью уставилась на меня.
Я до сих пор кожей своей помню тот щемящий ужас, который убил меня, помню своё помешательство, босые свои ноги на холодном полу, которыми я словно бы ступил в клубок шипящих змей... Меня не стало. Я даже не слышал своего предсмертного вопля... Любое прикосновение вызывало во мне истерику, я даже не узнавал тёплых рук матери, бился в животном страхе, не веря этим рукам, орал не знакомым мне ни до, ни после истошным голосом, боялся открыть зажмуренные глаза – мне всюду чудились серые акульи морды, торопливый, скользкий бег, суетливая паника на полу у меня под ногами... и всюду тени, жирные и живые...
Спустя годы, когда я уже подрос, мне рассказывала мать, как она боялась в те дни за мой рассудок. Я даже при свете дня не мог без тайного, еле сдерживаемого страха пройти по кухне, не решаясь посмотреть в тёмные её углы, пока не появились в нашем доме две небольшие, гибкие кошечки тигровой масти, которых отец взял на каком-то складе напрокат. Эти отважные кошечки легко и быстро передушили всех крыс, укладывая свои жертвы посередине кухни рядком, как какие-нибудь охотники зайцев для фотографирования."
Сборник "Ум лисицы: Рассказы, повести" (1987, 464 стр.) (pdf 16,7 mb) – май 2023
– копия из библиотеки "Maxima Library"
«Я убежден, что к читателю нужно выходить только с открытием, пусть даже самым малым», – таково кредо лауреата Государственной премии РСФСР писателя Георгия Семёнова. Повести и рассказы, вошедшие в эту книгу, являются тому подтверждением. Им присущи художественная выразительность, пластика стиля, глубина и изящество мысли. Прозу Г. Семёнова окрашивает интонация лёгкой грусти, иронии, сочувствия своим героям – нашим современникам.
(Аннотация издательства)
Содержание:
РАССКАЗЫ
Отраженная в чистой воде ... 4
Торопит коня человек ... 29
Отсутствие внимания ... 67
Земные пути ... 86
Жертва истории ... 109
Калманок ... 144
Вальс ... 154
След собаки ... 165
Запах сгоревшего пороха ... 189
Приятная привычка ... 212
Чертоги любви ... 270
ПОВЕСТИ
Жасмин в тени забора ... 286
Ум лисицы ... 376
Повесть "Уличные фонари" (1979) (html 1,2 mb) – август 2009
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
"И только тут он сообразил, как обидно ей было слышать это, как точно ложились условия игры на те жизненные обстоятельства, которые свели их в этом доме и которые, к сожалению, именно в такую приблизительно зависимость и ставили их...
– Я шучу, конечно, – сказал он, но было уже поздно. – Я шучу, – повторил он.
Это глупейшее «я шучу» было, пожалуй, совсем излишне в данном случае. Вообще эта присказка «я шучу» всегда неуместна, и всегда человек прибегает к ней только после какой-нибудь омерзительной нелепости или обидной грубости, сказанной невпопад и выставляющей его самого в некрасивом виде. Ох уж это «я шучу»! Кто не вспомнит среди своих знакомых такого бодрячка, который искренне считает, что присказкой этой снимает с себя вину за оскорбление, и который, не умея шутить, не владея острым словом, ляпнет глупость, рассмеется, довольный сам собой, и добавит миротворчески: «Я шучу»."
(Фрагмент)
Ссылка:
Страничка Георгия Семёнова в "Журнальном зале"
Страничка создана 27 июня 2009.
Последнее обновление 23 мая 2023.
|
