Карл Шпиндлер в библиотеке А.Белоусенко

Карл Шпиндлер (Spindler) — немецкий романист (1796—1855). Сын органиста при страсбургском соборе, Ш. школьное образование получил в Страсбурге; пробовал свои силы на сценическом поприще, затем посвятил себя литературной деятельности. Первый его большой роман — "Eugen von Kronstein" (1824). Репутацию талантливого романиста Ш. составил себе историческим романом из времен императора Рудольфа II: "Der Bastard" (1826). Романы Ш., отличаясь интересной фабулой и колоритностью, в свое время имели обширный круг читателей, называвших Ш. немецким Вальтером Скоттом. Художественная и историко-культурная ценность произведений Ш. незначительна. Поощряемый успехом первого исторического романа, Ш. обнаружил необычайную плодовитость. Собрание его романов составляет 102 тома в 1-м изд. "S a mmtliche Werke" (Штутгарт, 1831—54 и 2-е изд. 1854—56; избранные сочинения изданы в 14 тт., 1875—77). Лучшими считались "Der Jude" (перепечатана в "Универсальной библиотеке" Реклама: культурно-исторические очерки XV в.), "Der Jesuit" и "Der Invalide".
(Из энциклопедии "Брокгауз и Ефрон")

Роман "Царь Сиона" - подготовил Давид Титиевский

Аннотация к книге:
Карл Шпиндлер (1796—1855) — немецкий писатель, автор романов "Бастард", "Еврей", "Иезуит", "Инвалид" и др. Долгое время немцы называли его своим Вальтером Скоттом. В романе "Царь Сиона" автор, ничего не сочиняя, правдиво, как очевидец, рассказывает о событиях жестокого 16 века, событиях "реформациониой эпохи", которая была, по сути дела, одной из величайших революций, откровение новой религии, новое умственное течение, а также переворот политический и экономический. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Позволим себе усомниться в том, что "...ничего не сочиняя, правдиво, как очевидец, рассказывает..."

Фрагменты из романа "Царь Сиона":

Раб, слуга, пес не могут быть добродетельны, потому что на них лежит печать ига: каждый шаг такого человека — обман, каждое слово его — ложь.

* * *

Всюду преследуется всякое проявление свободного духа в молодежи и свобода совести попирается ногами. Религиозная вражда пустила корни везде: в Баварии саксонского лютеранина предают сожжению на костре, а в Саксонии изгоняют, побивают камнями или вешают за католицизм. Помоги нам, Господь, пережить эти тяжелые времена!

* * *

      — О, да вы, наверное, уезжали куда-нибудь; не то поняли бы, в чем дело! Послезавтра мы казним детоубийцу-мать. Гудулу из дома Гербринка. Вы, наверное, помните эту историю, случившуюся месяца три тому назад? И вот, на мое несчастье, судьи приговорили ее к отсечению головы: ведь она некоторым образом благородного происхождения. Простые девушки в таких случаях обыкновенно подвергаются утоплению в мешке или прямо так, кому что больше нравится. Ну, так вот, утопление — это уже дело моих слуг, хотя и под моим наблюдением; а что касается отсечения головы, этого уж я никому передать не могу. Да и заместителя мне не найти! А между тем рука моя слабеет, и главное, жалко мне бедную девушку. Боюсь, как бы не нанести ей неловкого удара!
      — Но разве и в сердцах палачей находится место состраданию? — спросил Ян с явной насмешкой.
      С достоинством ответил ему старый палач:
      — Мы такие же Христовые дети, как вы и как все крещеные люди. Наше ремесло не доставляет нам радости, мы совершаем лишь наше дело с молитвой и сокрушенным сердцем, потому что приговор должен быть так или иначе исполнен. Но больше всего меня огорчает, когда приходится вырывать с корнем молодую жизнь, уничтожать существо, которое могло бы осчастливить многих людей и преступление которого часто проистекает скорее от слабости, чем от злой воли...

* * *

Философия брака в средние века была основана главным образом на изречениях Христа. Брак рассматривался как льгота человеку не способному к аскетической жизни.

* * *

      …Богатая бабушка меня терпеть не может, оттого что у меня нет такого состояния, как у нее. Желанного? Черт возьми! Всему этому богатству и ханжеству будет скоро конец. Да, и конец будет ужасный!
      — Конец? — повторила Анжела.
      — Да, именно. Новое время наступает. Ты еще многое увидишь, ангел мой. Я опять узнал сегодня кое-что из верного источника. Совсем новая вера... Все, что есть лучшего из всех религий, соединится в одной новой. Новое правительство и, наконец, равномерное распределение богатств... Так нужно, и пришла пора. Черт возьми, если все это не будет именно так!

* * *

      …Работа была мне в тягость, но я любил балагурить, и дело дошло до того, что скоро никто не хотел больше давать работы веселому Гелькюперу. Но не умирать же с голода из-за этого! Сперва я тунеядствовал, затем, как и многие другие бедняки, примкнул к бунтовщикам. Наконец, я стал последователем Берента, и тем более яростным, чем больше глупостей он говорил; а другие приверженцы "нового" и "новейшего" учений кормили меня за это.
      — Как! — воскликнул пораженный Ротгер. Вы стали перекрещенцем, друг Гелькюпер?
      — Господи, Боже мой, отчего же нет? — возразил, смеясь, хозяин "На Виппере".— Что значит для меня название, раз сущность дела меня вовсе не касается? В моих глазах жизнь лишь кукольная комедия. Лишнее пятно на старом сюртуке,— что ж из этого? Глупость неистощима: ну, и я тогда же... Сначала дело шло хорошо. Не успели заключить гнилой мир, как снова началась война. Роттман стал проповедовать перекрещение, необходимость новых порядков и равномерное распределение имущества. Мы кричали "виват!" и угощались на славу. Лютеране были недовольны, а католики и пикнуть не смели. Весело было!

* * *

Время масляничного угара приближалось к концу. И раньше, с давних лет, эти дни года отличались в Мюнстере безудержным разгулом; теперь же, под влиянием происходящих бесчинств, они приняли особенно разнузданный, нахальный характер. По улицам шатались взад и вперед уже не отдельные замаскированные бездельники: грязные шутки черни нашли многочисленных выразителей. Все, что почиталось до сих пор священным или достойным уважения, сделалось теперь мишенью для самого беспощадного глумленья. Целый город обратился в сумасшедший дом.

* * *

…Возможно, что вы и правы, что я паду в предстоящей битве, что и этот город со всеми его распрями обратится в одну общую могилу. Но что значат несколько тысяч людей в экономии всех народов земного шара? Пусть здесь погибает свобода: в другом уголке вселенной она воспрянет вновь. Предначертания судьбы должны исполняться. Гус умер на костре, но еще жив Лютер. Лютер проклял иконоборцев Карлштадта, но они еще не вымерли. Голова Мюнцера слетела на плахе, но из каждой капли его крови выросли полки анабаптистов, и мир будет заселен ими. Пусть же прольется и моя кровь, лишь бы она принесла обильную жатву.

Страничка создана 31 октября 2006.