|
|
Николай Николаевич ТОЛСТОЙ
(1823-1860)
Николай Николаевич Толстой (1823-1860) – старший брат Л. Н. Толстого.
Из братьев Николай был более других похож на мать, унаследовал от нее не только черты характера: «равнодушие к суждениям людей и скромность...» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 350), терпимость к окружающим. «Наиболее резкое выражение отрицательного отношения к человеку выражалось у брата тонким, добродушным юмором и такою же улыбкой» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 350).
Как и мать, он обладал неистощимой фантазией, даром рассказывать необыкновенные истории. О Николае Николаевиче И.С. Тургенев сказал, что «у него не было тех недостатков, которые нужны для того, чтобы быть большим писателем...»(Толстой Л.Н. т. 34, с. 350). Это Николай рассказывал младшим братьям, «что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга...
...Главная тайна... была, как он нам говорил написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага Старого Заказа...» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 386).
Николай Николаевич учился на математическом факультете Московского университета, а в 1844 г. закончил и Казанский университет. В 1846 г. поступил на военную службу, был зачислен в артиллерийскую бригаду, отправляющуюся на Кавказ. В 1858 г. вышел в отставку в чине штабс-капитана, проводил время в своем маленьком домике в Москве и в Никольском-Вяземском.
В мае 1860 г. отправился на лечение в Соден, в Германию, затем переехал на юг Франции, в Гиер, где и скончался от туберкулеза 20 сентября 1860 г. в возрасте 37 лет.
(Из проекта "Лев Толстой")
Иван Бунин о Николае Толстом
...Немного задумавшись, продолжал: «А перечитывая «Казаков», только об одном жалел: о том, что одновременно не могу еще раз прочесть «Охоту на Кавказе», о которой вы, наверное, и не слыхали. Знаем мы вас...».
Я пробормотал что-то невнятное, потому что догадывался, о чем говорит Иван Алексеевич, хотя названного им очерка, действительно, никогда не читал.
– А ведь это подлинно прекрасная вещь, точно стараясь меня в чем-то убедить, – почти с волнением, в голосе воскликнул Бунин. – Да могло ли быть иначе, коли ее автором был такой удивительный человек, как Николай Толстой. Если вам представится возможность, непременно прочтите эту повесть, даже если вы ничего в охоте не смыслите. Когда я писал мою книгу о Толстом, мне хотелось уделить в ней хотя бы несколько страниц его брату Николаю, но у меня не было достаточно материалов под рукой. Ведь Николай Толстой умер задолго до моего рождения. Мой отец его раз-другой встречал, и говоря о нем, едва удерживал слезы, а ведь сентиментальностью отец не отличался. А кто теперь Николая Толстого вспоминает? Вы только прочтите, что о нем думали Тургенев и Фет, который в своих весьма непритязательных воспоминаниях писал, что «Николай Толстой был замечательным человеком, про которого мало сказать, что все знакомые его любили – они его обожали». Николай, собственно, бесшумно проводил на практике многие из тех идей, которые развивал его брат в своих теоретических построениях. А Тургенев утверждал, что Николай потому не сделался писателем, что был лишен тех недостатков, которые нужны, чтобы им стать. Вы, конечно, понятия не имеете о том, что эти тургеневские слова Толстой приводит где-то в своих дневниках и вы даже не догадываетесь, как часто я о них думаю...<...>
– Не отвлекайте меня от того, что я хочу еще досказать об «Охоте», – улыбнулся он. – Повторяю, постарайтесь прочесть ее и вы увидите как она удивительно прозрачно написана, с таким легким юмором, что, ей-же-ей, стоит «Записок охотника». У этого дилетанта полезно поучиться любому профессионалу. Он не мудрствуя лукаво, пишет о том, что видел, но как поэтично все это передано, а его Епишка, конечно, прообраз более колоритного дяди Ерошки, которому Лев Николаевич как-никак придал известную тенденциозность, пожелав изобразить его, как представителя природного начала. Ведь недаром оба брата прожили некоторое время вместе в той же гребенской станице, встречали тех же людей – так что совпадения неминуемы.
Молодцы были редакторы «Современника», – успокаивался Бунин, – что охотничий очерк никому не известного Николая Толстого поместили на первом месте в одном из номеров своего журнала. Некрасов не вполне зря признавал, что «рука Николая Толстого тверже владеет языком, чем рука его брата» и что «далекость от литературных кругов имеет свои преимущества». Какая умница – Некрасов, которого вы, конечно, не любите. Где вам? Вам бы только запускать в небеса ананасом! (Это был любимый бунинский припев при разговорах со мной).
(Со странички Александра Бахраха)
Произведения: (прислал Давид Титиевский (Хайфа, Израиль))
Сборник очерков "Охота на Кавказе" (1922) (html 229 kb; pdf 4,5 mb) – апрель 2009, май 2021
Фрагменты из книги:
"Во время уборки винограда, в каждом саду вы непременно застанете хозяина. Все кизлярские, обыкновенно, перебираются в сады. Вообще, они очень гостеприимны, но в эту пору, окруженные изобилием плодов земных, когда урожай винограда обещает хорошие барыши, с особенным радушием принимают каждого.
Надо сказать, что хозяева садов очень довольны, когда у них охотятся: так как в садах, часто по нескольким дням, скрываются абреки, то присутствие хорошо вооруженных людей и, кроме того, хороших стрелков, в некотором роде, обеспечивает хозяина сада...
Один мой приятель, хороший знакомый по охоте, несколько лет жил в кизлярских садах, то у одного, то у другого хозяина, которые, просто, старались переманивать его к себе, давали ему полное содержание, т.е. чай, сахар, стол, вино, корм для собак,– словом, все, что нужно было ему, за то только, чтобы он жил и охотился у них в садах."
* * *
"В молодости Мамонов служил в России юнкером,– потом, за какую-то шалость, был разжалован в унтер-офицеры и перешел на Кавказ, где лет одиннадцать прослужил в нижнем чине. Несмотря на то, что Мамонов был действительно очень храбр и, к тому ж, очень добрый человек, несмотря на несколько ран, полученных им,– он ничего не выслужил и вышел в отставку тем же, чем был; т. е. «из дворян». Зато он приобрел репутацию отчаянного храбреца, что на Кавказе не весьма легко, и превосходного охотника. «Сам Мамон сказал это»,– говорили охотники между собой,– и это часто решало споры. Страсть Мамонова к охоте, с летами, приняла неимоверные размеры: он решительно жил для одной охоты, для нее рисковал жизнью, портил свою службу, ссорился с начальниками. В полку его любили и солдаты и начальники; но и те и другие смотрели на него, правда, как на человека действительно храброго, зато самого безалаберного и бесполезного для службы. Одним словом, он от всех рук отбился, даже у татар, которые боялись его и звали Шейтан-агач (лесной черт). Мамонов ходил, со своими собаками, по самым опасным местам один, несколько раз встречался с горцами и постоянно счастливо отделывался от них. Однажды только ему, на охоте, отстрелили ухо; зато он в этот раз убил двух или трех человек."
Повесть "Пластун. Из воспоминаний пленного" (html 265 kb) – апрель 2009
Фрагменты из повести:
"Я никогда не стрелял из него; я не люблю ружей, я привык к луку. Но теперь, когда у всех ружья, помни, что это главное твое оружие, и употребляй его редко. Не стреляй далеко, не стреляй и близко. Когда враг близко, вынимай шашку и руби, но помни, что, когда ты на лошади, стыдно рубить по лошади: старайся попадать по всаднику и всегда руби наотмашь слева направо, тогда неприятель останется у тебя всегда под правой рукой; если он остался сзади, старайся круто повернуться влево и стреляй, пока он тоже повертывает коня. Вообще же, стреляешь ли, или рубишь, никогда не выпускай поводьев. Если ты пешком, а неприятель верхом, руби лошадь; если попадешь, она сама сбросит седока, тогда вынимай кинжал,– это последнее оружие. Впрочем, казаки лучше любят встречать баранов или скотину, чем черкесов; они ходят воровать, а не воевать. Будь только осторожен. Хороший человек должен быть всегда настороже, а в чужой стороне бойся всякого куста. Кто прежде боя боится всего, тот ничего не боится во время боя – говорят старые люди."
* * *
"С молодых лет я начал заниматься охотой с Аталыком, который был ястребятник: у него бывало всегда 5 или 6 чудных ястребов, ловчих, балабанов и киргизов. Сперва я ловил жаворонков и разных пташек, догоняя их ястребом, потом я начал ставить пружки и калевы4 и ловить фазанов, зайцев и куропаток. Мне, я думаю, было не более 8 лет, когда я начал охотиться, а я уже по целым ночам просиживал один в степи. Много после того я охотился, много перебил кабанов, диких коз, сайгаков, оленей, туров, лис и разных зверей, но и теперь с удовольствием вспоминаю, как я тогда сторожил фазанов."
Страничка создана 14 апреля 2009.
Последнее обновление 24 мая 2021.
|
