|
|
Анатолий Евгеньевич
ВЕЛИЧКОВСКИЙ
(1901-1981)
Лет шесть или семь радовали меня прилетавшие из Булони в Рио-де-Жанейро письма прекрасного русского поэта Анатолия Евгеньевича Величковского. Писал он мне и о житейских мелочах, но больше и охотнее всего о русской поэзии. Переписка наша завязалась уже после того, как я побывал в Париже в октябре 1973-го года: лично мы так и не встретились. До самого последнего времени я знал Анатолия Величковского как поэта тютчевской линии, как противника всепожирающего прогресса, как человека, причастного мирам иным, неверующего, но плачущего сердцем о своём неверии.
Сборника его стихотворений "Лицом к лицу" (1952) я никогда не видел. По-настоящему узнал его внутренний мир по его второй книге "С бору по сосенке" (1974), о которой тогда же написал довольно обстоятельный отзыв (Напечатан в "Новом Журнале"). Ту же тематику разрабатывал поэт и в последнем своем сборнике "О постороннем" (1979), мой отзыв о котором в печати не появился. Ещё раньше, в самом начале нашей эпистолярной дружбы, писал я о его повести "Богатый" (1972) – вопле в защиту истребляемых ненавистным прогрессом безответных животных. Тема эта – "зверолюбие" – образовала прочный мост между Францией и Бразилией.
Милый, умный, тонкий русский поэт умер 2-го января 1981 года. Только теперь получил я от спутницы его жизни, писательницы Нины Ровской, краткое жизнеописание поэта.
Родился Анатолий Евгеньевич Величковский 1/14 декабря 1901-го года в Варшаве. Детство и юность провёл в Елисаветграде (ныне – Кировоград, Украина), а на лето уезжал в имение родителей. Именно в эти годы сложилась в нём ласковая, бережливая любовь к природе: лошади и собаки стали для него как бы членами семьи, но не только домашние животные, а и те, которые приручению не поддаются и прозываются дикими, вошли в расширенный круг его любовного внимания.
Восемнадцатилетним, А. Е. Величковский вступил в Белую армию, затем оказался в Польше, где управлял имением одной польской графини и снова наслаждался тесным общением с природой.
Следующим – и последним – этапом его жизни стала Франция, где поэт сначала был рабочим на металлургическом заводе на севере страны, а затем ночным шофёром (в зимнем холоде, без тёплой одежды, без сна).
Первые стихи его были напечатаны в Сборнике Объединения Молодых Деятелей Науки и Искусства в Париже (год неизвестен), затем в "Эстафете" (1948 год). Это был большой успех: Величковского заметили Бунин, Адамович, Маковский. С тех пор его стихи и рассказы печатались постоянно в журнале "Возрождение", в "Новом Журнале", в газетах. По объёму самый крупный его рассказ – "Отщепенец" (в "Русской Мысли"). К собственному литературному архиву Величковский относился крайне небрежно: не только журналов со своими стихами и рассказами не хранил, но успел забыть и их названия!
"Ключ к его стихам, – цитирует Н. Ровская, – отчаяние. Оно и сделало меня поэтом. Отчаяние – потеря родины, гибель старой России, гибель природы в наш технический век – природы, которой он молился и которую обожествлял. Он поэт-язычник, если хотите. В каждом её проявлении для него тень Бога: например, в дожде он видит одежду Творца, к которой благоговейно прикасается губами... Для него величайшая трагедия – разрушение человечеством нерукотворной, то есть созданной Высшим Созидателем природы; отсюда и его ненависть ко всему неодушевлённому, что создают люди якобы для своего блага, но в то же время, в конечном счёте, для собственной гибели: гибель природы закончится и гибелью человека. Машина – по его убеждению – от дьявола".
Несравненно просто подводит поэт итоги собственной жизни и творчеству:
"Всю жизнь свою витаю в облаках
И существую на земле при этом:
Перед земным существованьем страх
Меня заставил сделаться поэтом.
И я живу, живу поверх всего,
Поверх себя, поверх незримой крыши,
Поверх отчаяния моего –
Меня ведёт отчаяние свыше".
(Валерий Перелешин, 1981;
с сайта "Электронный музей книги)
Произведения:
Сборник поэзии "С бору по сосенке" (1974, 87 стр.) (pdf 1,8 mb) – май 2024
– копия из библиотеки "Maxima Library"
С Иваном Алексеевичем Буниным я познакомился в 1946-ом году. Знакомство произошло на литературной почве. Леонид Фёдорович Зуров дал прочесть Бунину мой рассказ. С этих пор я бывал в доме Буниных очень часто. Потом я заболел и три года прожил вне Парижа. Началась переписка главным образом с Верой Николаевной. В письмах я посылал свои сочинения. Вера Николаевна перепечатывала мои стихи на машинке, давала читать Бунину и с его поправками и замечаниями присылала их мне назад. Многое потерялось. Остались два листка, которые я и посчитал своим долгом поместить в этом сборнике. Во-первых, потому, что этой памяти о моих отношениях с моим любимым писателем нет другого места, во-вторых, ещё и потому, что внимание Бунина к писаниям начинающего может быть противоречит тому мнению, что создалось у многих о Бунине как о писателе относившемся к начинающим безразлично.
(От автора)
Оглавление:
Стихотворения ... 7
Поэмы
Воспоминанье ... 63
Зондербронец ... 66
Сон ... 79
ПРО ЛОШАДЬ
Общаясь с ездящим металлом,
Мы никогда не возвратим
Той радости, что нам давало
Общенье с существом живым.
Есть штамп фабричного металла,
Есть марка, больше ничего,
А прежде нас сопровождало
Как мы, живое существо,
С таким же сердцем, телом, кровью
Со всеми чувствами пятью,
Имеющее все условья
Стать другом нашему бытью.
Роман "Богатый" (1972) (doc-rar 131 kb; html 374 mb) – март 2006
– OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль)
Фрагменты романа "Богатый"
Старые кавалеристы знали, что полки могут проскакать по полю, покрытому раненными и убитыми и, что ни одна лошадь на человека не наступит.
* * *
– Ну, вот дело сделано и довольно удачно, – подумал Богатый, выйдя на улицу. Ему давно уже хотелось побывать в ресторане, где, как специальность, подавались жаренные ёжики. Он всё отказывал себе в этом удовольствии, но теперь решил вознаградить себя за то, что сумел провести вокруг пальца даже знаменитого адвоката. Богатый поискал у себя в голове адрес ресторана, нашёл его и быстрыми шагами пошёл есть ёжика.
* * *
Бердяев, где-то, говорит о том, что надеется встретиться со своими умершими друзьями-животными в раю и, что если их там не будет, рай покажется ему не полным. И это верно, я тоже так чувствую.
* * *
Седой художник иногда брался за шляпу, но поразмыслив вешал шляпу на место и оставался дома. Всякий раз ему приходило в голову, что жена вернётся и не застав его дома снова уйдёт. Он даже о процессе своём судебном забыл и в суд не пошёл. Шаги на лестнице всякий раз заставляли его замирать и прислушиваться. Вначале он сформировал своё горе приблизительно так: – я её обожал, любил, а она сволочь ушла. Вся вина за этот уход, таким образом, возлагалась на жену. Позже он начал искать причины ухода жены в своём поведении и решил, что сам виноват тем, что потакая всем её прихотям, разбаловал её и распустил. Однако все эти домыслы в сущности не разрешали вопроса: понять – почему она променяла талантливого, хорошего мужа на какого-то мошенника, седой художник не мог.
* * *
Марта присела на корточки, Марк присветил фонарём. Словно в мольбе сложенные ладони, под откинутым хвостом Машки, сверкали маленькие копытца передних ног. Взяв в каждую руку по копытцу Марта с необычайной осторожностью, сообразуясь с потугами Машки, начала помогать родам. Длинным, тонким ножкам казалось конца нет. Они выходили во влаге и в слизи едва заметно и вдруг совсем остановились.
– Головка задерживает, – тихо сказала Марта. – Дай передохнуть, – посоветовал шёпотом дядя Вася. – Я знаю, – ответила Марта.
Кобыла подняла голову, глянула на Марту и натужилась. Чёрные ноздри крепко прижатые к коленям показались, скрылись и снова показались и начала выходить голова. Словно сливы, покрытые сизым туманом, вышли неподвижные глаза, вышел весь лоб с заложенными назад, прижатыми к шее ушами. – Слава Богу! – вздохнула Марта. По её лицу катился пот, она пыхтела, так будто бы не Машка, а она сама родит. Прошло несколько тихих минут, минут предупреждающих о том, что сейчас произойдёт чудо.
Заходили конвульсивно бока и живот кобылы, Марта потянула ножки посильнее, и вдруг, вместе со слизью и водой, вывалился наружу весь готовый жеребёнок. Первый его вздох земным воздухом был встречен общим ликованием. Машка повернула голову, её губы дрожали от тихого ржанья. В глазах кобылы зажёгся нежный свет.
* * *
– Длинная история, – продолжала Марта, – но я вкратце скажу вам то что думаю. Знаю от дяди Васи, что в прежнюю эпоху у юнкеров было ругательство: «Что б ты под зонтиком издох». Человек под зонтиком по их понятию: трусливый штафирка. Зонтик одна из эмблем, отделяющих штафирку от военной среды, от защитников родины. Эмблема презренная. Лошади крепко были связаны с военной жизнью. Они никогда поэтому не видели зонтиков.
Страничка создана 11 марта 2006.
Последнее обновление 5 мая 2024.
|
