Фридрих Горенштейн

Михель, где твой брат Каин?

О духах и тенях немецкой истории

В связи с последними событиями — насилиями против иностранцев и "вновь вспыхнувшим" огнем антисемитизма — мои ощущения Германии и мои представления об этой стране не изменились. Подобные ощущения не покидают меня вот уже более десяти лет, почти с самого начала моего приезда в Германию.

Однако, как ответить кратко на вопрос о причинах происходящего, о том, как видится мне подобное развитие в будущем и что еще может быть предпринято? Даже кратко ответить на вопросы о такой стране, как Германия, тем более о немецком насилии, какую бы форму оно ни принимало, будь то провинциальное хулиганство или военные "Drang", без углубления в немецкую национальную психологию и немецкую культуру невозможно.

Нужен Фауст, нужен анализ истеричного немецкого экспрессионизма, нужна кукольная романтика героев Гофмана и внимательное разглядывание таинственных толп на картинах Брейгеля, хоть Брейгель был по происхождению голландец.

Один хороший публицист в свое время заметил, что в России марксизм воспринял не только тоскливую широту русских степей и разгул гармошек, но даже гоголевские бубенцы тройки. Точно так же глубоко национален и немецкий гитлеризм. В нем присутствует вся немецкая многовековая великая философия и культура в своей уцененной форме. Тайна и кошмар, субъективный идеализм в сочетании с мистическим иррационализмом. Спокойная жестокость мясников и сентиментальная восторженность любителей музыки. Разве не картиной Брейгеля выглядит возвращение с кровавой экзекуции эсэсовской Sonderkommande, которая хором поет в строю Volkslieder?

Когда говорят о нацистском изуверстве, в первую очередь вспоминают лагеря уничтожения: Auschwitz, Treblinka и т. д.

Конечно, если говорить о технологии уничтожения, то производство таких предприятий несравнимо с ремесленной работой расстрельных команд. Но если говорить о духе уничтожения, то немецкая ремесленная работа 1941-1942 годов как раз этому духу отвечает. Промышленная технология может быть изменена или отменена. Дух остается. От прадедушек и дедушек он переходит к внучатам.

Считается, что послевоенная Боннская республика — образец преодоления своего прошлого и должна служить примером другим странам, в частности России в ее преодолении сталинизма. Нет ничего более далекого от истины. Боннская республика как раз может служить примером того, как это свое прошлое можно умело, даже талантливо, скрыть. То есть, что значит "скрыть"? Это значит разоблачать его по-своему, менять точку зрения, переставлять акценты. Например, в разговорах о лагерях уничтожения есть второй план. Лагеря были предприятиями закрытого типа, индустриализированными и механизированными по последнему слову тогдашней техники. Их обслуживало сравнительно небольшое количество трудящихся эсэсовцев со своими подручными. В рокоте громкого разоблачительного гнева чуткое ухо может уловить сопутствующий шепоток: немецкий народ, массовый Michel в солдатской шинели к этим лагерям никакого отношения не имеет. Иное дело — "ремесленный труд".

Во многих небольших украинских и белорусских местечках десятки тысяч людей расстреливались из пистолетов в затылок. Это противоречило даже инструкции Гиммлера, но начальство смотрело на подобные нарушения сквозь пальцы, как на своеобразный солдатский "Unterhaltung". Впрочем, на бойнях более известных, например, в киевском Бабьем Яре, труд рационализировали — поставили пулеметы. Однако пулемет — все-таки не газовая камера. Даже при стрельбе в упор остается много ремесленного труда. Приходилось ходить по телам. Прачечные работали в усиленном режиме, стирали офицерские и солдатские мундиры, штаны, трусы, очищали от крови солдатскую и офицерскую обувь. Ну, чем не Брейгель?

Кстати, так же, как цеховой ремесленный труд, будучи одушевленным, отличался от труда бездушной машины, так же и немецкий ремесленный труд лета и осени 41-го года имел свое "творческое лицо".

О своеобразии Бабьего Яра мне, как киевлянину, хочется сказать несколько слов. При отступлении советских войск в 41-м году почти все здания главной улицы Киева Крещатика были по приказу НКВД заминированы и взорваны вместе с поселившимися в них немцами. Погибло некоторое количество немецких оккупантов. Правда, одновременно навсегда исчезла, обратилась в руины прекрасная улица, после войны застроенная примитивными зданиями хрущевско-сталинской архитектуры. Это так, к слову сказано.

Но если вернуться к нашей теме, к Киеву 41-го года, то такие действия очень огорчили немецкого военного коменданта Киева Эбергарда. Эбергард проявил ужасную горячность и приказал немедленно наказать виновных во взрыве Крещатика и гибели высшего немецкого офицерства. НКВД было далеко, но виновных нашли: минеров, террористов, подрывников — еврейских стариков, женщин и детей. Пока в Варшаве, Минске, Вильнюсе и пр. создавались гетто, Эбергард по собственной инициативе приказал киевского гетто не создавать, решить дело на месте. Конечно, так успешно, за несколько дней, 40 тысяч человек он бы уничтожить не смог, если бы не массовая помощь жителей украинского протектората. Правда, в Ростове добились большего. Когда в первый раз немецкие войска вошли в Ростов на три дня, они успели за это время убить всех евреев. Когда в 42-м году они пришли еще раз, работы уже не было. Конечно, там тоже местные старались, казаки, в том числе, пришлые, генерала Краснова, белого эмигранта. Однако, в Ростове действовали уже газовые камеры на колесах, так называемые "душегубки" — первые опытные образцы инженера Поля.

Где, кстати, Поль? И где Эбергард? Юнкерс, кажется, торгует сантехникой. Мессершмит тоже чем-то торгует. По-прежнему аэропланами? "Добрая старая "Тетушка Ю", — услышал я умиленное высказывание о полете старого "Юнкерса". А ведь для меня и бесчисленного количества мне подобных имена "Тетушка Ю", "Дядюшка Мессер" звучали смертельно. Мессершмит стал для меня и для многих символом смерти гораздо раньше, чем Auschwitz.

В Германии много говорят о трагедии Дрездена. Конечно, всякие жертвы есть жертвы. Надо, однако, помнить, что таких дрезденов в Советском Союзе были сотни. Я сам чудом не стал жертвой немецких воздушных бандитов, которые без всякой военной надобности, для одного лишь личного удовольствия, особенно летом 41-го года, уничтожали безнаказанно все, что дышало.

Тут можно обратить внимание на еще один метод разоблачения своего прошлого, применяемый с аденауэровских времен: объединение своих жертв с чужими. Своеобразная игра в ничью. А при умелой расстановке акцентов тут можно получить даже перевес.

В свое время в Германии была опубликована объемистая книга Л. Копелева "Хранить вечно". Не думаю, что этот труд получил бы такой широкий резонанс во всех слоях немецкого общества и даже народа, если бы не некоторое количество страниц, посвященных мародерству советских солдат в последние военные месяцы. Дело не в намерениях автора. Посмотрим, как эти намерения и замыслы оказались поняты и приняты в широком немецком обществе. Таком широком, что даже гитлеровская газета "Nationalzeitung" на последней странице, традиционно отданной рекомендованной литературе, рядом с "Achtung, Panzer!" Гудериана или дневниками Геббельса поместила и "Хранить вечно" Копелева. Я не хочу сказать, что автор несет за это ответственность. И, все-таки, отношение к моим книгам у этой публики иное.

Так, 07.11.92. в 18.30 я услышал по телефону краткую рецензию на мой роман "Псалом": "Твой роман "Псалом" — свино-еврейская книга. Ты — еврейская свинья. Убирайся в Израиль. Sieg Heil! Heil Hitler!"

Кстати, голос отвратительный, хриплый, тот самый, которым в примитивных пропагандистских советских фильмах гитлеровцы говорят. И такое впечатление, что даже по телефону воняет изо рта по-утробному, пивной отрыжкой, свиной "голяжкой" с горохом и кислой капустой. Об этой национальной вони гитлеровских оккупантов я, кстати, писал в "Псалме". Писал я также в "Псалме" и в другом своем романе —"Попутчики" — не только о преступлениях нацистского государства, но и о многочисленных личных преступлениях немецкой солдатни. Тема немецкого солдатского мародерства, насколько я знаю, особого значения в разоблачении своего прошлого не нашла. Зато за любые факты советского солдатского мародерства хватаются с пылом. Конечно, всякое мародерство гнусно, но возмутительно, когда путем перестановок акцентов пытаются противопоставить и уравновесить личный солдатский бандитизм государственной бойне, геноциду. Солдатское мародерство может быть противопоставлено только солдатскому мародерству. Попробуем это коротко сделать.

Во-первых, советское солдатское мародерство происходило в последние месяцы войны, тогда как немецкое продолжалось почти четыре года.

Во-вторых, из-за тяжелых потерь советская армия в конце войны комплектовалась из большого количества криминальных элементов или криминализированных войной мальчишек. У себя на родине они продолжали совершать те же уголовные преступления. Многие из них впоследствии оказались в тюрьме или даже были расстреляны. Кстати, уже в Германии советское командование за мародерство стало судить и расстреливать. Подобных судов — не говоря уже о расстрелах мародеров — с немецкой стороны не было, даже дисциплинарных взысканий за издевательство над местным славянским населением (про евреев мы уже не говорим) — не было.

А между тем, за спиной немецких солдат, шедших в 41-м году победным маршем, почти без потерь, лежал их сравнительно сытый, веселый, благополучный Vaterland, в то время, как за спиной советских солдат, пришедших в Германию с тяжелыми боями и потерями, повидавших множество смертей своих близких и друзей, лежали выжженная земля, разрушенные села и города, миллионы могил. Конечно, нельзя оправдать эксцессы. Однако надо быть ангелом, чтобы не поддаться чувству мести.

И вот эти-то эксцессы, это-то мародерство путем перестановки акцентов и прочими пропагандистскими манипуляциями, через "wenn" и "aber" ("если" и "но"), объединяют с геноцидом. Даже страдания изгнанных пытаются сопоставить с массовыми истреблениями. То, что в Германии делается иногда исподволь, французскими коллаборантами делается открыто, потому что для международного гитлеризма Германия по-прежнему остается "святой землей", "коричневой Палестиной". И немцы должны это понять. И немцы должны жить с этим, как человек живет со своими хроническими болезнями. Если Америка ради демократических свобод может себе позволить терпеть кучку тупых нацистов, если Франция может переварить существование Национального Фронта, то Германия себе такой "роскоши" позволить не может, даже ради существования демократических свобод. Однако позволяла и позволяет. Существование при Аденауэре на одной из высших государственных должностей гитлеровского расиста Globke общеизвестно. Но случай этот далеко не единичный.

Чего, например, стоит история Ёзефа и его братьев? Речь идет не о библейских сыновьях Якова, а о братьях Менгеле, владельцах завода сельскохозяйственных машин, благодетелях и работодателях для Михелей, пусть небольшого, но все-таки целого немецкого города. Братья, откровенные гитлеровцы, кстати, и не скрывающие этого, поддерживали тесные связи со своим братом Ёзефом. А почему же немецкая прокуратура не спросила братьев: "Где же ваш брат Каин?" В этом вопросе — ответ на многое, что ныне происходит в Германии. Конечно, нынешнее обострение обусловлено подходом большой группы из ГДР-гадючника. Но суть происходящего в том, что Боннская республика с самого начала стала раем для бывших нацистов, если только нацисты могут быть бывшими. С самого начала братья Михель и Каин вместе строили Боннскую республику. Лишь "особо отметившиеся" из каинского семени залезли за обои, да и то не слишком далеко. Не тысячи, а сотни тысяч немецких бюргеров оказались достойны нюрнбергской веревки. Но как повесить столько единокровных братьев? Поистине, квадратура круга. Очевидно, потому, из-за чрезмерного переизбытка массовых убийц, было принято гуманное решение вовсе отменить смертную казнь. А между тем, насилие гитлеровского типа можно преодолеть только насилием.

История доказывает, что даже малое, но своевременно предпринятое насилие может предотвратить большое насилие. Всего две минуты по приказу генерала Зеекта стрелял Reichswehr во время Мюнхенского путча Гитлера. Этого было достаточно, чтобы приход Гитлера к власти был отодвинут на десять лет. И, может быть, если бы уроками этих двух минут не пренебрегли в последующие годы, Веймарская демократия, история Германии, история Европы, история мира были бы другими. Не все можно решить насилием, но есть ситуации, когда только насилие необходимо — открытое, прямое, без политиканской болтовни. Так было с "Kameraden", так обстоит дело и с их внучатами. Конечно, будем надеяться, что до ситуации, когда нужно будет стрелять даже две минуты, не дойдет. Но ситуация, при которой нацистских бандитов надо сажать на долгие сроки, уже созрела. Причем, сажать не в тюрьму, а в специально для них созданные трудовые лагеря, где они были бы заняты тяжелым трудом. Родителей же молодых оболтусов штрафовать на большие суммы.

Кстати, с родителями дело обстоит еще хуже, чем с их сынками. Михель радикализируется. Это показали последние выборы в Landtag (земельные парламенты). Причем, при авторитарном режиме это не так опасно, как при демократическом. Если, например, во времена Бисмарка Михелями овладевали погромные настроения, то посылали драгун, и они нагайками разгоняли погромщиков. Но к чему приводит радикализированный Михель плюс демократия и всеобщее избирательное право, мы уже знаем по примеру 33-го года. И ныне, если процесс будет продолжаться, то на вопрос "Михель, где твой брат Каин?", последует ответ: "В Бундестаге". В одном из Ландтагов (в Шлезвиг-Гольдштейне) уже сидит издатель "Nationalzeitung", гитлеровец Фрей.

Как же со всем этим бороться? Демонстрациями и резолюциями? Демонстрации и резолюции тоже нужны, но против кого? Если меня в гостинице покусали клопы, я не буду демонстрировать против клопов. Я буду протестовать против нерадивой администрации гостиницы. Чтобы избавиться от клопов, нужны не демонстрации, а дезинфекции. Ибо клопы, вши и блохи заводятся от грязи. Также и нацистские клопы заводятся от моральной грязи, которой в послевоенных Германиях накопилось достаточно.

Теперь Германию объединили, объединилась и грязь. Заведомо лгут или, в лучшем случае, ошибаются те, кто ищет причины обострившегося гитлеризма (который стыдливо именуют правым радикализмом) в социальных причинах: безработице, жилищном кризисе и т. д. Это только побочные факторы.

"Старым девам" обоего пола, которые любят душещипательные беседы с гитлеровскими бандитами, хочу напомнить психобиологические свойства клопа. Клоп любит тьму. Тьмы в немецкой истории хватало. Клоп любит запах крови. Крови тоже хватало. Если клоп не боится, он пьет кровь.