Источник: Н. Коржавин; "Времена", Избранное.
    Изд-во "Посев", Франкфурт, Германия, 1976.
    OCR и вычитка: Александр Белоусенко, 19 ноября 2002.

    Наум Коржавин

    АБРАМ ПРУЖИНЕР

    Сказание о старых большевиках Новороссии и новых московских славянофилах

    1. Печатными буквами рукой Николки:
    Я таки приказываю посторонних вещей
    на печке не писать под угрозой расстрела
    всякого товарища с лишением прав.
    Комиссар Подольского райкома.
    Дамский мужской и женский портной Абрам Пружинер.
    
    М.Булгаков. «Белая гвардия»
    
    2. Во время большого киевского погрома 1919 года
    в киевских квартирах можно было видеть у нагрянувших
    посетителей изысканные манеры, слышать от них недурную
    французскую речь и даже хорошую музыку.
    Это действовали офицеры Семеновского, Преображенского
    и т. п. полков, не позволявшие себе никаких вольностей,
    но деловито и строго требовавшие дани: денег, золота, серебра...
    
    Н.И.Штиф. «Погромы на Украине» (по памяти)
    
    3. ...история, можно сказать, общее достояние и
    общее дело, за которое следует всем краснеть.
    
    М.Зощенко. «Голубая книга»
    
    I
    
    На шоссе шуршат машины,
    В магазинах - толчея.
    Предревком Абрам Пружинер,
    В том заслуга и твоя.
    
    Как и в том, что голос взвинчен
    У газет... Что совесть - дым.
    Как и в том, что все мы нынче
    Прочно в заднице сидим.
    
    Это всё - твоя эпоха.
    Просто время - «белый гад»:
    Быть евреем снова плохо,
    И заслуг твоих не чтят.
    
    Лишь тебя за всё, что было,
    Производят в князи тьмы
    Молодых славянофилов
    Романтичные умы.
    
    Нужен дьявол их натурам, -
    В том вина их иль беда.
    Жаль, но ты такой фигурой,
    Крупной, - не был никогда.
    
    Просто в детстве, где-то в Балте,
    Заперевшись на засов,
    Три брошюрки прочитал ты
    Сочиненья их отцов.
    
    И открылся мир прекрасный
    С той поры глазам твоим,
    И тебе всё стало ясно.
    Как сегодня им самим.
    
    С той же четкостью железной:
    Для чего на свете жить,
    Кто мешает, кто полезный,
    С кем дружить, кого душить.
    
    (Ты с тех пор глядел победно
    На портновский свой удел,
    Тем гордясь, что шьешь для бедных:
    Для богатых - не умел.)
    
    И постигнув так впервые
    Общей жизни смысл простой,
    С тем - в истории России
    Появился ты, как свой.
    
    II
    
    Хоть считал, что связан кровно
    С ней не ты (ты жил не в том), -
    А деникинский полковник,
    Что еврейский грабил дом.
    
    Дом буржуйский, дом приличный,
    Где лежал ты, тиф леча,
    Приютивший по привычке
    И чекиста - дом врача.
    
    Дом, тебе враждебный тоже:
    Книги, свет, паркетный пол.
    Дом, в котором сам ты позже
    Реквизицию провел.
    
    Еще как! Удвоив рвенье,
    Шум внося с собой и гром,
    Чтоб избегнуть отношений
    Личных - с классовым врагом.
    
    III
    
    А пока - больной и слабый,
    Ты следил с глухой тоской,
    Как буржуй буржуя грабил
    Из-за нации другой.
    
    Не мужик, не ухарь-парень,
    А буржуй чудных кровей, -
    Что осанист был, как барин,
    А картавил, как еврей.
    
    Он и грабил по-другому:
    Не сердился, не орал.
    Просто так - ходил по дому
    И предметы отбирал.
    
    Не рычал, как старший в чине,
    Не надсаживал он грудь,
    Лишь просил, как в магазине, -
    Если можно, завернуть.
    
    Но приказ неумолимый
    В слове слышался любом.
    За его спиной, незримый,
    Не таясь, молчал погром.
    
    Шел с ним рядом, улыбался
    И - молчал. Но знали все:
    Шевельнет полковник пальцем
    И пойдет во всей красе -
    
    Пух перин, одежды клочья,
    Мат кромешный, душный чад,
    Изнасилованной дочки
    Опустевший с ночи взгляд.
    
    IV
    
    Но последней грозен властью,
    Собираясь далеко,
    Тот полковник груз причастья
    К этой грязи - нёс легко.
    
    Словно впрямь так был воспитан
    В светлой детской среди книг,
    Словно он к таким визитам
    В раннем возрасте привык.
    
    То ль он верил, что евреи
    Ввергли Родину во тьму,
    А раз так - за грех пред нею
    Дань платить должны ему.
    
    То ль узрел в изъятьи этом
    Дань порядку, с прошлым связь,
    Как-никак он к тем предметам
    Был привычен, отродясь.
    
    То ль решил, что в этой драме
    Смысл любой едва ли есть,
    И борясь с большевиками
    За порядок и за честь,
    
    В той борьбе рискуя жизнью, -
    В части собственности он
    Сам стихией большевизма
    Стал отчасти заражен.
    
    V
    
    Ты поверишь мне едва ли,
    Но для нас, для всей страны
    Вы с ним две одной медали
    Оборотных стороны.
    
    Он исчез давно, навечно,
    Но должна бы по всему
    Всё равно поставить свечку
    Ваша партия ему.
    
    Будет только справедливо
    Так отметить вашу связь:
    Это ж он Россию к взрыву
    Вёл - как мальчик, веселясь.
    
    Он - от злости сатанея,
    Гнал упрямо в красный стан
    Надругательством - евреев,
    Просто плётками - крестьян.
    
    Гнал свирепо, сея беды,
    Жаждал мстить, судить, карать,
    И как зрелый плод - победу
    Вам осталось подобрать...
    
    VI
    
    Но под докторскою крышей
    Близ полковника того,
    Ты о том не думал, слыша
    Голос вежливый его.
    
    Не с того душа болела,
    А от мыслей... Ты страдал
    От обиды: знал, как белых
    Этот врач с надеждой ждал.
    
    Угнетало униженье,
    Общность странная судьбы...
    Всё тут было в нарушенье
    Правил классовой борьбы.
    
    Всё! Надолго ты потрясся
    Встречей с ним... Не враз постиг,
    Что всего тут жадность класса,
    Подтвержденье четких книг.
    
    И не враз вернулся к жизни...
    Но с тех пор в душе твоей
    Верность правдам ленинизма
    Жестче сделалась и злей.
    
    Всё тут было незнакомо!
    Но знаком тебе - да как! -
    Был слепой азарт погрома
    У полковника в зрачках.
    
    VII
    
    Ах, погром! Что было - сплыло.
    Век прошёл, как миг один.
    Молодым славянофилам
    Снова снится пух перин.
    
    Словно в этом потрясенье
    Есть спасенье, дух весны,
    Словно это пух весенний
    Возрождения страны.
    
    Словно это не губило,
    Не вело не раз во тьму...
    Пусть! Младым славянофилам
    Знать, что было, ни к чему.
    
    Нет в них «фильства» никакого,
    Только «фобство» без основ...
    Никакого Хомякова,
    Вор журнальный Глазунов.*
    
    Наплевать им, в чем причина,
    Ясный дьявол нужен им...
    Как досель тебе, Пружинер,
    Белый гад необходим.
    
    * «Оппозиционный» художник Илья Глазунов был публично уличен,
    в частности мной (в газете «Известия»), в литературном плагиате.
    Пикантно, что чужие тексты он использовал не где-нибудь,
    а в мемуарах (опубликованных в журнале «Молодая гвардия»). - Прим. авт.
    
    VIII
    
    ...Затихал весь город Киев,
    Слыша голос твой в ночи.
    Вся его буржуазия -
    Адвокаты и врачи.
    
    И звенели стекла грустно,
    Когда шел ты по утрам
    По Андреевскому спуску
    Вверх, к Присутственным Местам.
    
    Был, как выстрел, эхом резким
    Каждый шаг твой повторен.
    И в испуге занавески
    Поднимались с двух сторон.
    
    Их подхватывало, словно
    Ветром классовой борьбы...
    ...И за каждой - тот полковник
    Избегал своей судьбы.
    
    IX
    
    Избегал, стоял на страже,
    И от взора твоего
    Этажи и бельэтажи
    Нагло прятали его.
    
    Пусть не знал ты, где полковник,
    Всё ж ты знал, что всё равно
    Социально и духовно
    Все вокруг с ним заодно.
    
    Все - как он, того же мира,
    То же скрыто в них, что в нём...
    И врывался ты в квартиру,
    Словно в крепость под огнём.
    
    Но не били револьверы,
    Враг не целился, губя.
    Лишь чужая атмосфера
    Обступала здесь тебя.
    
    Словно кто-то неизвестный,
    Проиграв последний бой,
    Ставил вновь тебя на место,
    Возвышался над тобой.
    
    И разбитый, незаконный,
    Власти отданный твоей,
    Лишь косился удивленно
    На тебя со стеллажей.
    
    Где под слоем белой пыли,
    За тисненьем корешков,
    Книги с важностью хранили
    Мудрость «классовых» веков.
    
    X
    
    Нежный лепет, страстный шёпот,
    Столкновенья лиц и войск,
    Бег за счастьем - грустный опыт
    Всех людских переустройств.
    
    Все открытая, все потери,
    Относительность всех благ.
    Безысходность вер, неверии,
    Бледный свет сквозь этот мрак.
    
    Откровенья всех религий,
    Имена и письмена...
    ...Заглянувши в эти книги,
    Ты б не понял ни хрена.
    
    Ни тоски, ни жажды света,
    Ни огня, что жжет слепя.
    Ни того, что речь тут где-то
    И о том, что ждет тебя...
    
    Несмотря на диктатуру,
    Книги смысл таили свой...
    ...Буржуазная культура
    Издевалась над тобой.
    
    XI
    
    Впрочем, свято веря в сдвиги,
    Делом занятый вполне,
    Не смотрел ты в эти книги, -
    Просто видел их извне.
    
    Но понятья не имея,
    Что в них есть, - при всём при том
    Несозвучность их - идее
    Чуял классовым чутьём.
    
    И, задетый ими кровно,
    Так ты зло на них взирал,
    Словно в каждой жил полковник, -
    Тот, что вещи отбирал.
    
    Словно скрыть они хотели,
    Притворяясь неумно,
    Что учёный их владелец
    С тем полковником - одно.
    
    XII
    
    Где б вам знать, что он такими
    Был, как вами, удручён,
    Что он часто спорил с ними
    По ночам, забыв про сон.
    
    И заснуть не мог до света,
    Возмущенно чуя рок...
    Был, как ты, полковник этот: -
    Верить доводам - не мог.
    
    XIII
    
    Но и вдруг узнав такое,
    Ты б лишь крякнул: вздорный класс.
    Слишком верил ты в другое -
    В «кто не с нами - против нас».
    
    Твой приказ гремел раскатом,
    И, судьбе своей не рад,
    Тот владелец брёл куда-то
    Впереди твоих ребят.
    
    Унося тоску и драму,
    Глядя вдаль, в конец пути...
    Только Ленин телеграммой
    Мог теперь его спасти.
    
    XIV
    
    Властелин и рыцарь часа!
    В личной жизни и в борьбе
    Ты чутьё и гордость класса,
    Словно Знамя, нёс в себе.
    
    И от классовой фортуны
    Опьянев, - на всех орлом
    Вниз глядел как бы с трибуны,
    Даже дома за столом.
    
    Как бы мог ты, веря в песню,
    Знать и видеть в том году,
    Что ведёте всех вы в бездну,
    А себя - на Воркуту.
    
    Что, когда замрут орудья
    После классовой войны,
    Победителей - не будет,
    Будут все побеждены.
    
    Что жидов за те же вины
    Станут снова гнать и клясть,
    И что ты, Абрам Пружинер,
    Будешь зол на эту власть.
    
    Четким шагом, с важной рожей,
    С пистолетом ты ходил...
    ...Знал, что быть всё это может,
    Тот, кого ты уводил.
    
    XV
    
    Да, про всё, что может статься,
    Знал он - словно вспоминал.
    Безо всякого злорадства,
    А с тоской и болью - знал.
    
    Знал заране, знал сердито
    То, что после, всё стерпя,
    Ты постиг... 
              И то, что скрыто
    И поныне от тебя.
    
    Знал - хоть мало было проку
    Знать - не мог он ничего.
    Разве если б стал пророком
    Для полковника того.
    
    Где там! В споре, как в угаре,
    Он пред ним с его тоской
    Был бессилен. Как Бухарин
    В дни иные пред тобой.
    
    XVI
    
    Вспомни, как свистал охотно
    Ты Бухарину в свой час,
    Когда силился он что-то
    Вам открыть, спасти всех вас -
    
    От позора, от расплаты,
    От беды, грозившей вам...
    А ведь это он когда-то
    Обучил вас всем словам.
    
    Всей профессии героя,
    Сути всех его основ.
    Что помимо за душою
    Вы имели - кроме слов?
    
    Ничего! Вся власть и сила
    В них была - исток и нить.
    Благодарность? Сам учил он
    Это чувство не ценить!
    
    И гремел ваш свист счастливый:
    «Кто б ты ни был - не мути!»
    Так впервые доросли вы
    Спор с Бухариным вести.
    
    И свистали с упоеньем,
    Ощущая свежесть лет,
    Отгоняя тень сомненья
    От плодов своих побед.
    
    ...Впрочем, ты про то не думал
    Веру в Сталина берёг.
    Потому что Ленин - умер,
    Ты ж без Ленина - не мог.
    
    XVII
    
    На шоссе шуршат машины,
    В магазинах - толчея.
    Всё прошло, Абрам Пружинер,
    На исходе - жизнь твоя.
    
    Ты скрываешь раздраженье;
    Непочтеньем оскорблён.
    Хоть к особому снабженью
    И к больнице прикреплён.
    
    Что ж!.. За равенство ходил ты
    В смертный бой не раз, не два.
    Кровью право заслужил ты
    На особые права.
    
    Тут - хоть многие судачат, -
    Справедливость налицо.
    У тебя есть даже дача -
    Комнатёнка и крыльцо.
    
    Есть. Но в этом разве дело,
    Если жизнь - как смутный сон.
    Если мягко, но всецело
    Ты от дела отстранён.
    
    Вновь ты ходишь на собранья
    И оправдан ты давно.
    Но к секретным заседаньям
    Не допущен всё равно.
    
    Хоть всегда любил ты бденья -
    Жить, как счастье, крест неся.
    Хоть приходит в запустенье
    Без тебя идея вся.
    
    XVIII
    
    Но, тая в душе презренье,
    Подписать всегда готов
    Ты бумагу с одобреньем
    Всё равно каких шагов.
    
    Цель всю жизнь была над личным.
    Вспомнить цель - ожить опять.
    Цели нет - так есть привычка
    Ради цели предавать.
    
    XIX
    
    Есть. И так везде доселе
    Коммунист любой живет.
    Все, что любит, - ради цели, -
    Цель включая, - предает.
    
    А друзей - на то вы братья.
    Диалектика - ваш стиль.
    Пил со Сталиным Тольятти,
    Когда ты в кондее стыл.
    
    Он златыми бредил снами,
    Сталин врал, а ты был тих.
    И одно Святое Знамя
    Осеняло всех троих.
    
    Только в тактике идея -
    Будь всегда на всё готов.
    В коммунизме и евреи
    Вдохновенно бьют жидов.
    
    За горами суть свершений,
    Лишь единство нынче в счёт,
    Продолжалось бы движенье, -
    Всё равно куда придёт.
    
    Чушь лепечут, словно попки,
    Но со страстью - веры власть.
    Кто в Москве сейчас у кнопки,
    Тот включает эту страсть.
    
    Кто б он ни был - всё едино,
    Результат всегда один.
    Вы как лампе Аладина
    Подчинённый слепо джин...
    
    Словно всех вас без печали
    Властным росчерком одним,
    Как гарем свой личный, Сталин
    Сдал наследникам своим.
    
    И над вашей жизнью всею
    Бабий рок - огонь в крови.
    Страсть к идее - без идеи,
    Темперамент - без любви.
    
    XX
    
    А с тобой - что было - сплыло.
    Лишь вобравшим весь твой пыл
    Молодым славянофилам
    Нынче важно, кем ты был.
    
    Да и то, чтобы причина
    Общих бед - была в других.
    Осознав чужие вины,
    Забываешь стыд своих.
    
    И цветёшь духовно с теми,
    Кто к чужим страданьям глух...
    Время вспомнить в наше время:
    Дух нечистый - тоже дух.
    
    Ты не злись! Твоя порода.
    Пусть не друг ты им, но - брат.
    Хоть тебе взамен народа
    Нужен был пролетарьят.
    
    XXI
    
    Стыд - на всех. Мы все такие,
    Все от Бога мы ушли.
    Все друг друга и Россию
    Мы до ручки довели.
    
    Все стремились мы капризно,
    Уплотнив судьбу свою,
    Подменить всю ценность жизни
    Упоением в бою.
    
    И во мгле, где мысли - тени,
    Где рядится верой злость,
    Наших всех происхождений
    Гнёт - слился в один хаос.
    
    В блудословия пустого
    Дым. В бессмысленные дни...
    Нет здесь выхода простого,
    Только сложный - быть людьми.
    
    Ощущать чужую муку,
    Знать о собственной вине,
    Не бросаться друг на друга,
    Словно грех всегда вовне.
    
    XXII
    
    А ведь жизнь теперь - густая.
    И возможно, в некий час
    Вдруг недвижного Китая
    Стены - двинутся на нас.
    
    Наплевав на всё, что было
    В нас хорошим и дурным.
    Всем грозя - славянофилам
    И жидам, и остальным.
    
    Без привычки, но придётся
    Нам впервые за века
    Многократность превосходства
    В людях - встретить у врага.
    
    Как мы выстоять сумеем
    С этой подлостью своей?
    Лишь разумней и дружнее
    Став - мы будем их сильней.
    
    XXIII
    
    Но у нас не та забота.
    Старый поиск - бить кого.
    Обвиняющих - без счёта,
    Виноватых - никого.
    
    Словно можно некой данью
    Отодвинуть страх и тьму.
    Нам чуток бы покаянья! -
    Не приучены к нему.
    
    Нам покаяться бы, люди, -
    Раскопать в душе ключи...
    Недосуг. Все лезем в судьи,
    А иные - в палачи.
    
    XXIV
    
    То ль для складу, то ль для ладу,
    То ль для вящей глубины
    Оторвать меня им надо
    От судьбы моей страны.
    
    Той, что с юности и сразу
    В смысл вошла любого дня,
    Без которой пуст мой разум
    Да и просто нет меня.
    
    Дескать, чуждый ей душою,
    Впрямь я зря листки марал:
    Всё, чем жил тут - мне чужое,
    Что вобрал тут - я украл...
    
    Врут! На Родине по праву
    Приобрёл я всё своё:
    Жалость к людям, гордость славой,
    Стыд тревожный за неё.
    
    Лгут! Во мне - её стихия.
    Пусть ведут слепую рать
    На меня... Но от России
    Так меня не оторвать.
    
    Я тут свой. Не даст им спуску
    Этот стих. Сквозь ложь и страх
    Зазвучит он вдруг по-русски
    В человеческих сердцах.
    
    И учуют воздух неба
    Люди... Вспомнят вдруг они,
    Кто был гадом, кто им не был,
    Кто был русским в злые дни.
    
    Зазвучит! - не так уж громко,
    Не как гром, - но зазвучит.
    Я не знаю - у потомков
    Будет, нет ли слово «жид».
    
    Лучше б стало всё иначе...
    Но и нет, - так всё ж народ
    Не меня в тот день свой зрячий, -
    Их жидами обзовет.
    
    XXV
    
    Возмущен ты? В чем причина?
    Ты не лучше их ни в чём.
    Сам ты был, Абрам Пружинер,
    В честь идеи палачом.
    
    Пусть забыли Голта с Балтой
    Стук чекистских сапогов,
    Пусть и сам не избежал ты
    Рук своих учеников.
    
    Пусть и сам был бит по роже,
    Пострадал в своей игре,
    Был!.. Другие были тоже.
    В той же Балте - при царе.
    
    Поступали тоже круто.
    Правых нету здесь, пойми.
    Ни расчесться, ни распутать.
    Только то же - быть людьми.
    
    Как найти на это силы,
    Устоять перед бедой?
    Как?.. Младым славянофилам
    Выход видится простой:
    
    Кровь пролить, но с грязью всею
    Силой кончить навсегда.
    Им чужды твои идеи,
    Но по вкусу простота.
    
    Пусть и с ненавистью в сердце,
    Пусть и духу не терпя,
    За тобой идут... Не деться
    Никуда им от тебя.
    
    Потому что не мессия,
    Но не чёрт, как нужно им,
    Ты в истории России
    Безусловно был своим.
    
    XXVI
    
    Вот исчерпана вся тема:
    Ты, твой путь, твои дела...
    Кто-то скажет, что поэма
    От поэзии ушла.
    
    Скажет: вовсе нет причины
    Освещать стихом этап,
    Где такой Абрам Пружинер
    Смог превысить свой масштаб
    
    И нелепо тратить силы
    С возмущеньем молодым
    На возню славянофилов
    С честолюбьем их пустым.
    
    Скажут: стыдно, рухнув с выси
    Вечных правд и вечных звёзд,
    Пошлых временных коллизий
    Разгребать сухой навоз.
    
    Словно бросил я за далью,
    Позабыв за душной тьмой,
    Свежей пахнущий печалью
    Воздух вечности самой.
    
    С ней - не просто, с ней - тревожно:
    Вечность - жизнь в неправде всей.
    Но себя в ней слышать можно -
    Меру, Бога и людей.
    
    С ней спокойно, ненатужно
    Может пить душа моя
    То одно, что впрямь ей нужно, -
    Вдохновенность бытия.
    
    XXVII
    
    Что ж, согласен я со всеми.
    Только нам не повезло.
    Откровенно в наше время
    Миром править рвётся зло.
    
    Рвётся мрак представить светом,
    Спутать силой колдовства
    Все названия предметов
    И любое дважды два.
    
    Это - мрак. И в этом мраке,
    И боюсь - во всем есть связь, -
    Могут люди, как собаки,
    Дочь мою убить, озлясь.
    
    Налететь толпою плотной,
    Оскорбить и растоптать.
    Я боюсь. Ведь безысходно
    К людям ненависть питать.
    
    Сразу сердце станет немо,
    Всё, чем жил, угаснет враз.
    ...Вот с чего я к этим темам
    Возвращаюсь каждый раз.
    
    И, бросая не впервые
    В морду дня его грехи,
    Сочиняю «лобовые»
    Разозлённые стихи.
    
    И стыжусь того не очень,
    Понимая жизнью всей,
    Что в поэзию и осень
    Нет теперь других путей.
    
    Это вечность - знаю точно, -
    Защищать себя зовёт.
    И, тоскуя, в каждой строчке,
    Ею вызванной, - живёт.
    
    1971