По материалам пресс-конференции евреев-возвращенцев из Вены
(На мотив песни из к/ф «Весна на Заречной улице»)
Когда-то, в годы молодые,
Имея всяческий решпект,
Я был писателем в России,
Писал про Ленинский проспект.
Наврал, наврал мне хитрый некто
Про прелесть дальних южных стран.
Ни Ильича тут, ни проспекта,
А только Голда и Даян.
Я б тут без хлеба гнил в страданьи
Вдали от Клязьмы и Невы.
Но я привез для пропитанья
С собою песню из Москвы.
Пусть этой песни нет грустнее,
На черный день средь бела дня
Меня друзья снабдили ею,
В Москве любили все меня.
А здесь вокруг одни оливы,
И я, от близких вдалеке,
Ее сегодня в Тель-Авиве
Пою на местном языке.
Католик рядом служит мессу.
А я - я брежу наяву:
Там, за волнами, спит Одесса,
Где утром поезд на Москву.
Куда, куда от мыслей скроюсь!
Моей тоски пропал предел.
Эх, сесть бы, сесть бы в этот поезд,
Сходить на час бы в ЦэДээЛ.
Там есть друзья, хоть нет Синая,
Там знал я счастье и почёт,
Там вновь кого-то зажимают,
О ком-то лгут - и жизнь течёт.
А здесь повсюду дух нечистый,
Конец крутой моей судьбы.
«Трудись!» - кричат мне сионисты,
А я, как встарь, хочу борьбы.
Бороться можно здесь открыто,
Но это мне - как в горло нож:
Когда вокруг одни семиты,
Антисемита хрен найдешь.
А там вся жизнь страстями дышит,
Там каждый день вестями нов,
Там до сих пор живет и пишет
Мой враг любимый Вэ Смирнов.
На чём теперь я успокоюсь?
Душа томится не у дел.
Эх, сесть бы, сесть бы в этот поезд,
Сходить на час бы в ЦэДээЛ.
Я б нынче выпил - да неловко.
Вся жизнь мне стала немила.
Здесь пьют одну лишь пейсаховку,
А пасха - месяц, как прошла.
И пейсаховка слабовата,
Хоть с ней я тоже сел на мель.
Она для русского солдата
Почти что клюквенный кисель.
Опять, опять подходит вечер.
Что делать мне с моей тоской? -
Решусь - и выпью что покрепче!
Пусть сионисты скажут: «Гой!»
Как надо мною подшутили!
Мне б жить в Москве или в Крыму...
Там вновь кого-то посадили...
Как я завидую ему.
Но почему-то мучит совесть,
Что сам я жив, здоров и цел...
Эх, сесть бы, сесть бы в скорый поезд,
Сходить на час бы в ЦэДээЛ.
* * *
Жаркий спор идёт в клубе «Родина»:
В шею гнать меня или сжечь.
Пусть не Родина, не народ они,
Но опасно тем пренебречь.
Хоть и весь тот клуб - люди малые, -
Раз позволен им тот парад,
Значит кто-то их тайно балует,
Где-то любят их и растят.
Если та любовь вправду крепкая,
Если вправду в ней цель и путь,
То ее плодов ждать нелепо мне,
Лучше загодя драпануть.
Лучше загодя - всё сойдет оно.
Но не двигаюсь - дни тяну.
Я люблю, видать, эту Родину,
Хоть не клуб люблю, а страну.
О ее беде я всё думаю.
Это боль моя и беда.
Ну, а боль у нас наказуема,
А тем более - для жида.
В небеса гляжу чуть несмело я.
Друг мой в воздухе - тает дым.
Лента зелени, брюхо белое, -
«Боинг» вылетел в город Рим.
Я кричу вослед - нету голоса.
Друг из «Боинга» вниз глядит.
Мне и хочется, мне и колется,
И душа моя - не велит.
Там свобода ждет - только всуе всё.
Убеждать себя - лишний труд,
Не останешься - истоскуешься,
А останешься - упекут.
На меня давно смотрят искоса.
Тут, хоть Рюрику будь родня,
Нынче - выскользнешь, впредь - не
выскользнешь
Вот что на сердце у меня.
Тут и там конец. Дни последние,
Быстро близится к нам пора
Только издали помнить летние
Подмосковные вечера.
Будет в дверь звонок, и так далее. -
Надзиратели, псы, буран.
Самолёт летит - «Алиталия»,
Прилетел уже, чать, в Милан.