Анатолий Николаевич КУРЧАТКИН
(род. 1944)

  Анатолий Николаевич Курчаткин (род. 23 ноября 1944 года, Свердловск, РСФСР) – русский советский писатель и журналист.
  Родился 23 ноября 1944 в Свердловске (ныне – Екатеринбург). Детство прошло в заводском посёлке Уралмаша, где работали инженерами его родители и где сам он впоследствии был фрезеровщиком и техником-конструктором, одновременно учась на вечернем отделении Уральского политехнического института. После службы в армии (1963–1966), оставив институт, работал в свердловской молодёжной газете «На смену!». Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (1967–1972), работал в журналах «Наш современник» (с 1972), «Студенческий меридиан» (1973–1977).
  Представитель т. н. «прозы сорокалетних», сочетающих натуралистичность повествования с особым внимание к повседневному бытию простого человека и острым социальным критицизмом, Курчаткин выпустил ряд сборников повестей и рассказов, в которых проявил себя прежде всего знатоком жизни социального «дна», людей неустроенных, беспокойных, нередко тяготеющих к преступному миру. Идеалистическое стремление к истине и боль разочарования, поиск необычных переживаний и социальная апатия, желание вписаться в общество и недоверие к нему, «повсюдное разрушение прежних ценностных начал и жадное стремление к их обретению» (из статьи Кураева "Время штиля", 1980) – эти характерные черты «застойного» времени нашли отражение и в многочисленных рассказах писателя, и в повести "Газификация" (1981), и в романе "Вечерний свет" (1979–1980; полная ред. 1989).
  Проза Курчаткина периода перестройки с болью показывает новые аспекты деградации общества: культ денег, поощряемое «сверху» развитие сухого прагматизма и эгоизма, чему сопротивляется исконная потребность людей в доброте, взаимопонимании, высоких идеалах (повесть "Веснянка", 1989, с её главным героем, «чудиком» Петром Горячевым, своеобразным современным Дон-Кихотом, полным неистребимой романтической веры в благородную осмысленность человеческого существования; роман "Стражница", 1993, героиня которого, убежденная коммунистка, с надеждой принимает горбачёвскую перестройку, все силы души направляет к «обережению» её лидера и умирает, безвременно и символично, в день распада СССР).
  Проблема не только несбыточности, но и опасности социальных утопий, отзывающихся горечью отрезвления или бессмысленной жестокостью нового тоталитаризма, прочитывается в фантастической повести Курчаткина "Записки экстремиста" (1990), где повествуется об энтузиастах, добровольно, вопреки бюрократическим препонам, ушедших под землю строить метро, чей труд оказался не только ненужным, ибо за это время в городе была построена надземная дорога, но и вредным, т. к. тяжёлые условия строительства породили под землёй ещё более жёсткую общественную структуру, чем та, которую энтузиасты некогда отвергли, а также в философско-эссеистической, не лишённой автобиографизма книге Курчаткина "Портрет романтического молодого человека" (1991).
  Условность, сюжетный эксперимент как способ опробования, проверки, доказательства того или иного принципиально важного тезиса сближает прозу Курчаткина с художественным миром Г. Уэллса, Ф. Кафки, Е. И. Замятина и т. п. авторов, отличаясь, однако, вкусом к более наглядным, чувственно-ощутимым реалиям и узнаваемым, «прописанным» в конкретной локально-временной ситуации персонажам.
  (Из проекта "LiveLib.ru")

Сборник "Счастье Вениамина Л.: Повести и рассказы" (2002, 542 стр.) (pdf 14 mb) – октябрь 2024
  – OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

  Анатолий Курчаткин – один из лидеров современной российской прозы, лауреат многих литературных премий, в том числе престижной премии «Венец» (2001).
  В новой книге впервые наиболее полно представлена иррациональная линия творчества известного писателя – мистико-философская проза. Автор продолжает традиции российского «магического реализма», где фантастичность сюжетов сочетается с тщательной психологической проработкой характеров и отношений персонажей, а повествование отличается сложным метафорическим рисунком сюжета, символической насыщенностью языка и художественных деталей.
  В повести «Поезд» автор создаёт аллегорический образ некоего закрытого общества («поезда»), с его удушливой атмосферой страха и насилия, существующего по своим странным законам и мчащего пассажиров в неизвестном направлении. Повесть «Строительство метро в нашем городе» рассказывает о конфликте группы «экстремистов» с городскими властями, в результате чего под землёй стихийно возникает еще один город, заживший собственной автономной жизнью.
  В книгу вошли также фантастико-философские рассказы-притчи.
  (Аннотация издательства)

Содержание:

Рассказы

Сон о Ледовом побоище ... 5
В поисках почтового ящика ... 10
Сверчки ... 22
Гость ... 39
Новый ледниковый период ... 77
Лабиринт ... 114
Сон в летнюю ночь ... 132
Гильотина ... 144
Дом ... 169
Муза ... 184
Композиция №7 ... 214
Сфинкс ... 218
Счастье Вениамина Л. ... 237
Жизнь крутых ... 271
Ошибка мстителя ... 307

Повести

Строительство метро в нашем городе. Записки экстремиста ... 337
Поезд ... 442

  Фрагменты из книги:

  "Комната была огромна, неизмерима и, наверное, гулка, и мне стало страшно в ней.
  Всю свою жизнь я положил на то, чтобы добиться этой комнаты. С отдельным входом, собственной кухней, изолированной от внешнего мира этими толстыми крепкими стенами, толстой крепкой дверью с хитрым глубоким замком. Я устал от коммунальной жизни. Ничего мне не надо было, кроме спокойствия, тишины и одиночества. Полного покоя и устранённости от всех. Когда я ещё только мечтал об этой комнате, я любил представлять себя хозяином её и то, как буду приходить в неё и она будет встречать меня вздувающимися шторами над окном, которое некому закрыть, громким тиканьем будильника на столике у кровати, молчанием рассыхающихся половиц, которые начнут скрипеть, когда ступишь на них. Я думал о том, как буду приходить в неё – и никто мне не сможет мешать; никто не включит свет, когда я захочу спать, никто не заговорит громко, не обращая внимания на то, устраивает это меня или нет, никто не заведёт не вовремя проигрыватель и не приведёт своих знакомых.
  Никто не станет тревожить меня в ней (я никому не дам адреса), а если даже кто-нибудь и постучит, то можно прикинуться, что тебя нет дома и комната пуста."

* * *

  "Все сидели за столом, когда сверчок подал голос – раз, другой, третий, – а потом, ровно в девять, ударил оглушительным, каким-то победным стрекотом, словно играл для нас торжественный марш.
  – Сверчок?! – спросил Беловнин, наставив большие, двумя лепёшками торчащие по бокам головы уши в сторону двери. И жена его в этот момент хохотнула. – Сверчок? – повторил он, недоумённо поворачивая наконец ко мне удивлённые, выкатистые глаза, светившиеся устойчивой удовлетворённостью души и раблезианской здоровостью тела. – Это, ребята, к несчастью.
  – Как к несчастью? – спросила моя жена, опустила вилку с ножом на тарелку и испуганно-обречённо взглянула на меня. – Откуда вы это взяли?
  – Прямой свидетель, – благодушно улыбаясь, сказал Беловнин.
  – Да-да, – подтвердила, тоже улыбаясь, его жена.
  – В больнице у нас, – сказал Беловнин, – сверчок появился. Застрекотал где-то в подвале, потом на первый этаж пришёл, потом – на второй, потом – на третий. И как придёт на этаж, так один с этажа на тот свет, как придёт, так на тот свет. Нянечки рёв подняли. На третьем этаже наконец поймали его, кипятком обдали...
  – С тех пор прошло три года – ни одного летального исхода, – закончил я.
  – С тех прошло полгода – пять случаев. Но не за два же дня – три."

* * *

  "Что за мука, Господи, что за мука! Умереть бы сейчас – и конец, ничего не видеть, не знать, не чувствовать... Сердце бы разорвалось, машина бы сшибла, уличное хулиганьё стукнуло бы ножом... Невозможно больше, нет сил, жизнь – как пустой сосуд, не вытрясешь из него больше ни капли, умереть бы, умереть, чтобы всё кончилось... Господи Боже, мука какая!..
  Мужчина только что вылез из жаркой, окутанной острым запахом пота, тесно спрессованной очереди за стиральным порошком «Лотос». Ему дали пять пачек. Когда он вставал в очередь, давали по десять, потом стали по пять. Ничего там не произошло, в этой очереди. Не обращая внимания на ссоры, что вспыхивали то тут, то там, на беспрерывно висевшую в воздухе брань, он терпеливо отстоял полчаса в кассу, потом лолчаса к продавцу, загрузил полученные пачки в авоську, которую всегда носил с собой в кармане, вышел из магазина, пошёл по направлению к дому – и вдруг захлестнуло.
  Не могу больше, жить, Господи, не в состоянии, нет сил. Найди способ – освободи от жизни, отпусти отсюда, прекрати эту муку, рвалось из груди стоном; и в самом деле, не было никаких сил идти, двигать ногами – встал и стоял, крепко зажмуря глаза, весь перекривившись в гримасе боли."

* * *

  "По утрам, в час пик, на остановках трамваев, троллейбусов, автобусов в нашем городе творилось светопреставление. Там натекали обычно целые людские озёра; трамваи, троллейбусы, автобусы подходили один за другим, целыми косяками, и вычерпать эти озёра никак не могли. Двери у них не закрывались, несмотря на громыхающую ругань водителей в динамиках, потому что на каждой из подножек висело по целой людской грозди; и по целой грозди висело на горбатом троллейбусном загривке с лестницей на крышу, и на трамвайной «колбасе»; и даже на гладком автобусном задке, где вроде совершенно не за что уцепиться, даже там ухитрялись повиснуть два-три пэтэушника.
  На трамвайной «колбасе» и троллейбусном загривке ездил неоднократно при нужде и я сам. Ездил себе и ездил, эко дело – на «колбасе», подумаешь, и я думать не думал о транспортных бедах нашего города. И так вот я ехал однажды на этой железной штанге – удобно утвердясь на ней обеими ногами, – а рядом со мной, с краю, ехал пожилой мужчина. Двум его ногам места на штанге не было, и он стоял на ней лишь одной, а другую пристроил на каком-то еле заметном выступе трамвайного тела. Мы ещё с ним говорили о чём-то, коротая путь, он отнял руку от железного прута, за который держался, чтобы почесать нос, и тут трамвай, как это с ними бывает на поворотах, резко и сильно болтануло. Нога мужчины сорвалась с еле заметного выступа, пальцы второй руки, не очень, видно, крепко сжимавшие прут, разжало, и его, развернув в воздухе, сбросило на соседнюю колею, и страшно заверезжавший тормозами встречный трамвай подмял его под себя. А моя рука запомнила судорожное гребущее движение, каким инстинктивно, помимо моей воли, хотела ухватить мужчину, не дать ему упасть, но в горсть ей попал только голый воздух."

Страничка создана 10 октября 2024.