|
|
Юрий Маркович НАГИБИН
(1920-1994)
НАГИБИН, ЮРИЙ МАРКОВИЧ (1920–1994), русский писатель и сценарист.
Родился 3 апреля 1920 в Москве. Еще накануне его появления на свет отец, Кирилл Александрович, был расстрелян как участник белогвардейского восстания в Курской губернии. Он успел «завещать» беременную жену Ксению Алексеевну другу Марку Левенталю, который усыновил Юрия. Лишь в зрелые годы тот узнал, кто его настоящий отец. Марк Левенталь вскоре был тоже репрессирован (сослан). Вторым отчимом стал Яков Рыкачев, оказавшийся первым литературным учителем, сумевшим пробудить вкус к словесному творчеству.
В 1938 Нагибин окончил школу с отличием и поступил в Московский медицинский институт. Интереса к врачебному делу у него не возникает, и он переходит учиться на сценарный факультет ВГИКа. Окончить институт не удалось. В начале войны институт
эвакуировали в Алма-Ату, а Нагибин был призван в армию и осенью 1941 отправлен на Волховский фронт в отдел политуправления. Незадолго до войны успел опубликовать в журнале свои первые
рассказы Двойная ошибка («Огонек», 1940, №11) и Кнут («Московский альманах», 1941, №2).
В 1942 Нагибин – в должности «инструктора-литератора» на Воронежском фронте. В том же году вступил в Союз писателей СССР. В его фронтовые обязанности входит разбор вражеских документов, выпуск пропагандистских листовок, ведение радиопередач. На
фронте был дважды контужен, по выздоровлению комиссован по состоянию здоровья. Работал военным корреспондентом газеты «Труд». Фронтовой опыт воплощен в рассказах, собранных в сборники Человек с фронта (1943), Большое сердце, Две силы (оба – 1944), Зерно жизни (1948).
В конце 1940-х – начале 1950-х подружился с Андреем Платоновым (1899–1951). В результате, как он позже вспоминал вАвтобиографии, «целый период моей литературной учебы состоял в том, что отчим вытравлял Платонова из моих фраз».
Авторская известность приходит к Нагибину в начале 1950-х. Рассказы Трубка (1952), Зимний дуб и Комаров (1953), Четунов (1954), Ночной гость (1955) оказались «добро замеченными читателями». Рассказы Хазарский
орнамент и Свет в окне, опубликованные в рожденном «оттепелью» альманахе «Литературная Москва» (1956, № 2), вызвали гневный окрик в партийной печати (наряду с Рычагами
Александра Яшина). Однако буквально год спустя в «Библиотечке „Огонька"» появились рассказы, препарированные по законам соцреализма, и Нагибина «реабилитировали». Как отмечает Юрий
Кувалдин, «ему постоянно приходилось балансировать на грани диссидентства и правоверности».
Большинство рассказов Нагибина, объединенные общей темой, «сквозными» героями и образом повествующего, складываются в циклы – военный, «охотничий», историко-биографический, цикл путевых рассказов. Долгие годы автор рассматривался преимущественно как новеллист, стремящийся «сказать в малом о большом».
Для военных рассказов характерен поиск собственной индивидуальной авторской манеры. Среди лучших из них, включенных писателем в свое последнее, оплаченное им самим 11-томное собрание сочинений, – На Хортице, Связист Васильев
(под названием Линия впервые был напечатан в газете «Красная Звезда» в 1942), Переводчик (1945), Ваганов (1946). Военный материал был также использован в повестях Путь на передний край (1957), Павлик (1959), Далеко от войны (1964). Раскрытие военных будней и героизма простого солдата становится все более психологически углубленным и драматичным, появляется тонкость и рельефность в контурах характеров. Особенно выделяется среди произведений этой тематики повесть Павлик, герой которой преодолевает в себе страх смерти с помощью разума.
За десятилетие с 1954 по 1964 сложился «Охотничий» цикл боле чем из 20 рассказов. Своим рождением они обязаны пейзажам Мещеры и окрестностей Плещеева озера. В них заметно влияние классической литературной традиции, восходящей к тургеневским
Запискам охотника. Повествование здесь ведется от первого лица: Ночной гость, Погоня (1962), Мещерская сторона, Молодожен (1964). Нагибин здесь – тонкий
художник природного мира и испытатель человеческих характеров в природной среде. При этом во взаимоотношениях человека и природы рассматривается как социально-нравственная, так и экологическая стороны.
«Охотничьи» рассказы подготовили почву для деревенской темы. В дело пошли материалы и наблюдения послевоенных журналистских лет, когда писались очерки о колхозной жизни для «Правды», «Труда», «Социалистического земледелия», «Смены». В итоге родилась повесть Страницы жизни Трубникова (1962), ставшая исторически самым «звездным» часом Нагибина. Именно эта повесть послужила сценарной основой для поставленного режиссером Алексеем Салтыковым фильма Председатель (1964). Этот фильм стал событием, вызвавшим прорыв в общественном сознании тех лет. За столкновениями Егора Трубникова, образ которого ярко воплощен впервые столь масштабно раскрывшимся актерским мастерством Михаила Ульянова, и Семена Силуянова, людей страстных и одержимых своими идеями, зрители прочитывали столкновение противоположных жизненных принципов, двух систем взглядов – общественной и индивидуалистической.
Творчество Нагибина органично вписывалось в набиравшие в 1950–1960-е силу тенденции «деревенской» прозы. Однако сам писатель попытался сразу же повторить кинематографический успех, предложив проект нового фильма Директор. В заявке автор прямо сообщал, что в свое время волею судьбы он вошел в семью одного из основоположников отечественного автомобилестроения, бывшего революционного матроса и чекиста, партийного выдвиженца Ивана Лихачева, женившись на его дочери. Сюжетной основой, таким образом, стала насыщенная биография тестя (бурный роман с женой которого, то есть с собственной тещей, будет откровенно описан позже).
Драматизм процесса съемок не был оправдан художественным результатом. Во время работы над первым варианта фильма Директор погиб известный актер Евгений Урбанский. Отснятый после большого перерыва второй вариант фильма запомнился разве что тем, что дал путевку в творческую жизнь актеру Николаю Губенко. Однако Нагибин продолжал писать доходные в то время сценарии. По его сценарной обработке повести Владимира Арсеньева, в частности, японский режиссер Акира Куросава снял фильм Дерсу Узала, отмеченный «Оскаром» (к огорчению
сценариста, только за режиссуру). Всего в его сценарном активе более 30 фильмов – Бабье царство, Девочка и эхо, Самый медленный поезд, Чайковский, Красная
палатка (где пришлось в последний момент оперативно вводить «лирическую» линию для Клаудио Кардинале, бывшей в то время близкой подругой итальянского спонсора фильма), Загадка Кальмана, знаменитая трилогия о гардемаринах и др.
Писатель Нагибин не ограничился «деревенской» и «производственной» темами. Появляются вполне «городские» автобиографические циклы, составившие книги Чистые пруды (1962), Книгу детства (1968–1975) и Переулки моего детства (1971). Он обращается здесь к истокам формирования духовного облика своего лирического героя Сережи Ракитина и его поколения. Не только фоном, но и своеобразным «героем» цикла становится образ самой Москвы с ее городским бытом и нравами. Тема Москвы развивалась в многочисленных последующих публицистических статьях, собранных в книге Москва… как много в этом звуке (1987). Успех же книг Нагибина в целом в эти годы объясняется волнующей лирической исповедальностью, естественной искренностью интонаций, легкостью и ясностью слога, богатой метафоричностью, оригинальной ритмической структурой повествования с обязательным финальным аккордом, в котором давалась морально-этическая оценка рассказанной истории.
В 1970-е его привлекает тема творчества как такового на современном и историко-культурном материале в цикле Вечные спутники (1972–1979). «Героями» таких художественных «микроэпопей» стали протопоп Аввакум, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Чайковский, Рахманинов, И.Анненский и другие великие личности. Особой оригинальностью эти произведения не отличаются. Как признавался сам писатель, полное знание материала не приближало, а отталкивало его от намеченной задачи. Творческий полет возникал лишь когда память отряхивала груз сковывающих
воображение фактов. Для воссоздания «духовного пейзажа» требовалась прежде всего опора на «первовидения», «память зрения и чувства». Отсюда обвинения в субъективизме и авторском произволе.
Среди устойчивых тем Нагибина, по разному варьировавшихся на протяжении всего его творческого пути, – яркая и разнообразная любовь, а также драматизм несостоявшегося или упущенного счастья. Писал ли он реалистическую вещь или сказку, но в отношениях мужчины и женщины у Нагибина сложилась устойчивая расстановка характеров: он всегда раним и беззащитен, до самоубийства включительно, она всегда сильнее и устойчивей в этом мире. Светлую, с легкими ностальгическими мотивами прозу Нагибина в начале 1980-х сменила трагическая напряженность, большая злободневность и острота, склонность к социально-философским отступлениям. Неожиданностью стали его сатира с фарсом и пародией, а также эротика. Рассказы синего лягушонка – это исповедь «лягушки с человеческой памятью и тоской», которая осталась у него от былой человеческой жизни (тогда как любимая превратилась в постчеловеческом бытии в грациозную косулю). Критика осудила новую прозу писателя за «отсутствие нравственной определенности». Вадим Кардин обнаружил у него «беспомощность перед иронически посмеивающимся словом, которое вырвалось из-под его власти».
В последние годы жизни «синий лягушонок» не то чтобы в очередной раз сменил шкуру, но полностью вывернул себя наизнанку. Он с демонстративным, не свободным от шутовского самолюбования самообнажением показал самые «потаенные» страницы своей биографии. Он воссоздал историю жизни отца и своего отношения к нему – Встань и иди (1987), вспомнил первую любовь – Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя (1994), описал роман с тещей – Моя золотая теща (1994), оставил крайне пессимистическую повесть-завещание Тьма в конце туннеля. Посмертно опубликованный Дневник (1995) полон крайней откровенностью и однозначно нелицеприятными оценками своего окружения.
Умер Ю.Нагибин в Москве 17 июня 1994.
Именно последние произведения продолжают вызывать интерес у современного читателя, а критики порой продолжают ломать копья вокруг Нагибина. В «нагибиноборчестве» замечены Виктор Топоров и Александр Солженицын, тогда как Юрий Кувалдин пытается осуществить своеобразную приватизацию на право объективных оценок его творчества.
Сочинения: Сочинения: В 11-ти томах /Сост. Ю.Нагибин. М., 1989–1993; Тьма в конце туннеля. Моя золотая теща. М., 1994; Нагибин Ю.М. Дневник. М., 1995.
Александр Люсый
(Из энциклопедии "Кругосвет")
Произведения:
Повесть "Встань и иди" (139 kb) — январь 2003
Повесть "Тьма в конце туннеля" (189 kb) — январь 2003 — прислал Давид Титиевский
Повесть "Моя золотая тёща" (158 kb) — январь 2003 — декабрь 2001 прислал Давид Титиевский
Повесть "Сильнее всех иных велений. Князь Юрка Голицын" (151 kb) — май 2004 — прислал Змий
Киноповесть "Председатель" (119 kb) — январь 2004 — прислал Давид Титиевский
Трилогия "Богояр": — декабрь 2001
рассказ первый "Терпение" (78 kb)
рассказ второй "Бунташный остров" (103 kb)
рассказ третий "Другая жизнь" (80 kb)
Избранные рассказы из сборника "Утраченная
музыка" (238 kb) — декабрь 2001 август 2002
Школьный альбом
В те юные годы
Недоделанный
Гимн дворняжке
Прекрасная лошадь
Телефонный разговор
Рассказ "Безлюбый" — ноябрь 2001
"Рассказ синего лягушонка" (39 kb) — декабрь 2002 — прислал Давид Титиевский
Быль "Над пропастью во лжи" (35 kb) — май 2004
Эссе "Московский роман Андрея Платонова" — апрель 2004
Воспоминания "По пути в бессмертие" (О Михаиле Зощенко) — май 2004
Избранные киноповести из сборника "Председатель": (188 kb) — август 2003 — прислал Давид Титиевский
Бабье царство
Срочно требуются седые человеческие волосы
Самый медленный поезд
Стюардесса
"Дневник" (1996) (в книгу вошли очерки Ю.Нагибина "О Галиче — что помнится", "Голгофа Мандельштама" и эссе Юрия Кувалдина «Нагибин») — май-июнь 2006 — прислал Давид Титиевский
начало (1942-1968) (Doc-rar 202 kb)
продолжение (1969-1982) (Doc-rar 227 kb)
окончание (1983-1986) (Doc-rar 217 kb)
Фрагменты из "Дневника":
"Ужасны запахи Ростовского кремля. При входе разит человечьим дерьмом, дальше тебя овевают ароматы помойки, отсыревшей штукатурки, склепа, гнилой картошки и еще какой-то невообразимой прокисшей дряни. И нахально таращатся с плакатов слова Горького о бережи к старине, прошлому, минувшим дням родной земли. Безразличие, переплюнувшее сознательный цинизм."
* * *
"Поэтичное Тригорское было борделем, тон задавал Пушкин, живший со старухой Осиповой, со всеми ее дочерьми, с сестрами Керн (в соавторстве с Вульфом), с дворовыми девушками в малой баньке в глубине парка, вообще со всеми существами женского пола, появлявшимися хоть на миг в Тригорском."
* * *
"А потом мне вспало на ум другое: а ведь кругом довольные люди. Они не обременены работой, у них два выходных в неделю, куча всяких праздников, не считая отпуска и бюллетеней, водки всегда навалом, хлеба и картошки хватает; они могут унизить владельца машины и обхамить любого белого, забредшего в их резервацию. Они ходят выбирать, могут послать жалобу в газету и донос куда следует — прав хоть отбавляй. Они счастливы. Им совершенно не нужны ни Мандельштам, ни Марина Цветаева. Всё, на самом деле, творится по их воле."
* * *
"А там — уже накрытый роскошный стол, прекрасные пахнущие смолой спальни — домик деревянный скандинавского образца — и неработающие уборные — отечественная поправка к иноземному великолепию. Как это по-русски! Привычка «ходить» в овин, в лопухи. Без икры власть имущие за стол не садятся, а срать преспокойно ходят на двор."
* * *
"Я не знал, что накануне покончила с собой 87-летняя Лиля Брик. Она сломала тазовые кости и, поняв, что они не срастутся и ей грозит полная неподвижность, отравилась. Она оставила записку, что «никого в своей смерти не винит», а Катаняну успела сказать: «Я очень тебя любила». Она ушла гордо, без жестов. Лет десять назад «Огонек» разжаловал ее из любимых женщин Маяковского. Основание: Маяковский не мог любить жидовку. Он должен был любить прекрасную русскую женщину Иванову. Поэтому смерть Лили прошла незаметно."
* * *
"Очень точно он (С.С.Гейченко) рассказывал о состоянии Пушкина в последний год его жизни. Пушкин прожил не одну, а десять, двадцать жизней; по самому скупому счету каждый его год следует считать за два. Уходил из жизни очень старый, безмерно усталый, задерганный и запутавшийся человек. Он был должен сто тысяч рублей, отдать такую сумму он, конечно, не мог. «Пушкин хотел дуэли. Смерть развязывала все узлы. А насчет интриг двора, травли — всё это неимоверно преувеличенно. При дворе все интриговали против всех, и никто не делал из этого трагедии». И далее: «Он запечатывал жену. Она все годы их короткой жизни была беременной или рожала. Она бы и рада, да не могла ему изменить. Но и себя он запечатывал, хотя не столь прочно. Известно, какую роль играли бардаки в его жизни, а он наложил на них запрет. Отыгралось это тяжкое самоограничение романом с сестрой жены»."
* * *
"Для бездарных писателей у нас рай на земле, талантливых ждет царствие небесное. Как, оказывается, все чтили, любили, ценили несчастного спившегося Юрия Казакова, которого даже делегатом съезда не выбирали (не назначали), хотя там полно было ничтожеств. Ныне кажется, что Трифонов был вторым Шолоховым. А его почти всегда ругали, издавали скупо, и жил он за счет заграницы и некоторого пиетета к его революционным предкам. То же самое разыграют в свой час с бедным Окуджавой и, противно думать, со мной. Хотя я едва ли вызову такое умиление — имущества больно много оставлю, да и жил размашисто, сволочь такая. А Булат превратился в окурок. Это мимикрия, он стал хорошо издаваться, ездит за бугор то и дело, его признание всё растет, и чтобы его не кусали, он прикинулся совершенным дохляком-оборванцем. Вот то, чего я никогда не умел."
* * *
"Уничтожено было: в Гражданскую войну — 18 млн; коллективизация, раскулачивание, голод — 22 млн. Репрессии 1935-41 гг. — 19 млн; война — 32 млн. Репрессировано с 1941 по 1953 гг. — 9 млн."
Сборник статей и очерков "Время жить" (1987) — ноябрь 2007 — прислал Давид Титиевский
Аннотация издательства:
Книга известного советского писателя Юрия Нагибина составлена из статей и очерков, отражающих размышления автора о проблемах литературы и искусства.
Круг вопросов, затронутых в сборнике, широк и разнообразен; отношение к памятникам истории и культуры, к природе, роль учебного телевидения, кино, музеев в воспитании эстетических чувств.
В книгу вошли также литературные портреты Аксакова, Чехова, И. Анненского, Хлебникова и других признанных мастеров.
Содержание:
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ ... 3
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
О победе ... 16
О Москве с любовью и надеждой ... 19
Ухабистые пути малой прозы ... 44
Слово о книге ... 62
Поэзия ... 67
Музыка ... 72
Музей — это любовь на всю жизнь! ... 79
Красота юности ... 90
ЧИТАЕМ И СМОТРИМ...
Встречи с прошлым ... 110
Пушкинское Большое кольцо ... 120
Рассказы о художниках ... 135
Удлиняя нашу жизнь ... 146
Припозднившийся дебют ... 149
Анатомия блата ... 155
Сила лебединого крыла ... 162
Новеллы жизни Наталии Сац ... 172
Гроссмейстер Флор и его книга ... 181
Лица, лица, лица ... 190
Чужое ремесло ... 200
После «Бала» ... 209
О бескорыстной любви ... 215
Федор Сухов, Егорьев и другие ... 227
Хрустальная звезда ... 236
СИЛУЭТЫ
Иоганн Себастьян Бах ... 240
Пушкин на юге ... 260
Сергей Тимофеевич Аксаков ... 282
Наш современник — Чехов ... 308
Иннокентий Анненский ... 315
О Хлебникове ... 333
Роберт Музиль и его роман ... 348
Элли и Панос ... 370
Не стало друга ... 391
ДИАЛОГИ
Драгоценный груз ... 396
Богатство каждого из нас ... 411
На старую тему со свежей болью ... 418
О домашнем экране ... 437
ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК ... 451
Фрагменты из сборника "Время жить":
В нашу пору, кроме общих квартир и дворов, сближало кино, на котором все мы были помешаны. Тем более что раньше в кино не забегали, а торжественно отправлялись задолго до начала сеанса послушать хороший джаз — в «Колизее» выступал ансамбль Варламова — один из лучших в стране, в «Ударнике» — Рачевского, в 1-м кинотеатре пел незабвенный Вадим Козин…
* * *
…каждый серьезно и глубоко живущий человек может написать одну книгу — о себе самом, своей жизни, и это будет представлять известный интерес, независимо от меры литературной одаренности автора. Богатейшая мемуаристика прошлого века служит тому доказательством.
* * *
И вот тут сталкиваешься с горькой закономерностью: как редко в старину задавались судьбы художников, как редко выпадало им прижизненное признание с сопутствующим житейским и рабочим комфортом. Вечный скиталец Леонардо; Рембрандт, похороненный Христа ради; ослепший бедняк Домье; Жерико, погребенный «как самый бедный человек во Франции», не признанный и забытый еще при жизни, а прожил он всего тридцать два года; окруженные долгим холодом непризнания Ренуар и Дега и признанный лишь перед смертью Сезанн; Павел Федотов, окончивший жизнь в сумасшедшем доме; академик Саврасов — ночлежник Хитрова рынка, душевнобольной Врубель.
Сборник рассказов "Зелёная птица с красной головой" (1966) — август 2009 — прислал Давид Титиевский
Содержание:
ЧИСТЫЕ ПРУДЫ
Чистые пруды ...5
Щедрый подарок ... 15
Велосипед ... 27
Бабочки ... 34
Эхо ... 42
Котят топят слепыми ... 59
Лось в черте города ... 64
Я изучаю языки ... 69
Нас было четверо ... 82
Тихон Петрович ... 115
Торпедный катер ... 122
Шампиньоны ... 143
Женя Румянцева ... 172
Через двадцать лет ... 180
ЗЕЛЕНАЯ ПТИЦА С КРАСНОЙ ГОЛОВОЙ
Зеленая птица с красной головой ... 191
Браконьер ... 202
Моя Венеция ... 233
Свидание с Грузией ... 249
Фрагменты из сборника "Зелёная птица с красной головой":
Женился он неожиданно быстро и вовсе не потому, что любил эту последнюю свою подругу больше, чем других. Все решил жест. Утром, перед расставанием, она подняла к голове руки, чтобы собрать в пучок рассыпавшиеся волосы. Ее поза поразила Павлова сходством с чем-то, таящим в себе радость. Странную радость, в которой он поначалу не мог разобраться. Думая об этом, без устали вызывая в воображении образ крупной женщины с чуть наклоненной спокойной головой и вознесенными кверху круглыми, сильными руками, любуясь этим застывшим движением, исполненным терпеливой мощи, женственности и надежности, он догадался, что подруга походила в эти минуты на кариатиду. А радость его была провидением того, что на ее плечи без боязни можно возложить бремя семейной жизни и собственной слабости.
* * *
За добрым разговором и не заметили, как усидели четверть хлебного самогона. Охотники отправились на сеновал, он, вместо того чтобы забраться на печь, пошел к жене в чистую горницу. Нюшка золотая, хоть бы раз не приняла его за четверть века, совместно прожитого! Он, пьяный, грузный — девяносто килограммов чистого веса, — навалился на ее небольшое, подбористое, мягкое, горячее тело, а она не стрясла его прочь, не выскользнула, привычно открылась ему, оставаясь в тихом, глубоком сне. А сейчас, проснувшись от странного, беспокойного чувства, Петрищев обнаружил, что не израсходовал себя. И, зная, что это не ко времени, что ночь уже перевалила через гребень и давно пора выходить, он прижался к жене, обнял ее голову вместе с подушкой и, чувствуя всю ее безмерную родность, неиссякаемую милость, заплакал над ней из своего кривого глаза мелкими, как бисер, слезами.
* * *
Но что поделать! Кметь отлично знал, как неодобрительно, если не сказать — нетерпимо относится начальство ко всем разговорам о дополнительных ассигнованиях на ликвидацию промышленных отходов. Недаром крылатой стала фраза: «Сперва построим коммунизм, потом будем думать об охране природы».
Ссылкa:
Страничка Юрия Нагибина в Журнальном зале
Страничка создана 4 августа 2002.
Последнее обновление 30 августа 2009.
|
