Произведения:
Роман "Чтец" (2010, 224 стр. / Пер. с нем. Б. Хлебникова) (pdf 5 mb) – март 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Феноменальный успех романа современного немецкого писателя Бернхарда Шлинка «Чтец» (1995) сопоставим разве что с популярностью вышедшего двадцатью годами ранее романа Патрика Зюскинда «Парфюмер». «Чтец» переведён на тридцать девять языков мира, книга стала международным бестселлером и собрала целый букет престижных литературных премий в Европе и Америке.
Внезапно вспыхнувший роман между пятнадцатилетним подростком, мальчиком из профессорской семьи, и зрелой женщиной так же внезапно оборвался, когда она без предупреждения исчезла из города. Через восемь лет он, теперь уже студент выпускного курса юридического факультета, снова увидел её – среди бывших надзирательниц женского концлагеря на процессе против нацистских преступников. Но это не единственная тайна, которая открылась герою романа Бернхарда Шлинка «Чтец».
(Аннотация издательства)
Феноменальный успех романа Бернхарда Шлинка «Чтец» сопоставим разве что с популярностью вышедшей десятью годами ранее книги Патрика Зюскинда «Парфюмер». «Чтец» переведён на тридцать девять языков мира, книга стала международным бестселлером и собрала целый букет престижных литературных премий в Европе и Америке, а современная немецкая литература, представленная блистательными именами Генриха Бёлля, Германа Гессе, Гюнтера Грасса, пополнилась ещё одним громким именем – Бернхард Шлинк. Естественным итогом этого победного шествия книги по миру стало создание одноимённого кинофильма (режиссёр Стивен Дэлдри, «Часы»). Фильм, который сравнивают с «Ночным портье» Лилианы Кавани, – один из главных фаворитов премий «Золотой глобус» и «Оскар» в 2009 году.
(Аннотация издательства)
«Чтец» – лаконичный по форме, сложный по нравственной проблематике, мощно заряженный эротикой роман...
Newsweek
Тонкая, смелая, задевающая за живое... эта книга настолько же выше стереотипного повествования о холокосте, насколько «Преступление и наказание» выше заурядного триллера.
Гут Ренделл
Трогательный, многоплановый и по большому счёту оптимистичный...
The NewYork Times Book Review
Я не считаю нужным давать готовые ответы на вопросы морали, но я тем не менее признаю, что многое зависит от того, как ты ставишь проблему.
Бернхард Шлинк
Содержание:
ЧТЕЦ. Роман. Перевод Б. Хлебникова
Часть первая ... 5
Часть вторая ...81
Часть третья ...153
Автопортрет второго поколения. Послесловие переводчика ... 200
Примечания. Б. Хлебников ...212
Фрагменты из книги:
"Я вымылся. Вода сделалась грязной, пришлось заново наполнить ванну, сполоснуть под струёй голову и лицо. Я лежал, слушая, как гудит нагреватель, чувствуя тепло воды и холодок на лице, который шёл от приоткрытой кухонной двери. Мне было хорошо. Это как-то возбуждало меня, и член мой встал.
Я не заметил, как она вошла на кухню, и увидел её уже только у ванны. Она держала перед собой растянутое полотенце.
– Подымайся!
Вылезая из ванны и выпрямляясь, я повернулся к ней спиной. Закутав меня сзади с головы до ног, она насухо вытерла меня. Потом полотенце скользнуло вниз. Она подошла ко мне так близко, что я почувствовал спиной её грудь и ягодицами её живот. Она тоже была голой. Одну ладонь она положила мне на грудь, а другую на мой возбуждённый член.
– Так вот почему ты пришёл.
– Я... – Я не знал, что сказать. Не мог сказать «да» и не мог сказать «нет». Я повернулся. Увидел немного. Мы стояли слишком близко друг к другу. Но меня сразила сама её нагота. – До чего ты красива!
– Не говори глупостей, малыш. – Она засмеялась, обняла меня за шею, я тоже обнял её.
Я боялся прикоснуться к ней, поцеловать, боялся, что слишком мал для неё. Но когда мы немножко постояли так, обнявшись, и до меня дошёл её запах, тепло и сила её тела, то всё остальное совершилось само собой. Я блуждал по её телу руками и ртом, потом наши губы встретились, наконец её лицо взошло надо мною, мы глядели в глаза друг другу, пока я не содрогнулся, сначала закрыл глаза, пытаясь сдержаться, а затем вскрикнул так громко, что ей пришлось зажать мне рот ладонью."
* * *
"От душа я бы отказался. Но она была ужасно чистоплотной, обязательно принимала душ утром, а мне нравился запах её духов, её тела и даже те запахи, которые она приносила после работы на трамвае. Впрочем, нравилось мне и её мокрое тело, покрытое мыльной пеной; я любил, когда она меня намыливала, и сам с удовольствием намыливал её – она научила меня делать это без ложной стыдливости, со спокойной тщательностью и каким-то естественным чувством права на обладание мною. С такой же естественностью она предавалась любви. Её язык играл моим языком, она говорила мне, где и как её трогать. Она садилась на меня сверху, была страстной, я существовал для неё в мгновения чувственного апофеоза лишь постольку, поскольку со мной, благодаря мне она испытывала наслаждение. Нет, она вовсе не обделяла меня ласками, не забывала обо мне. Но всё это она делала ради собственного наслаждения, чему она учила и меня.
Это пришло позднее. По-настоящему я так всему и не научился. Да я и не ощущал в том большого недостатка. Я был слишком молод, быстро кончал, и мне нравилось, пока я вновь приходил в себя, быть в её власти. Я видел её над собою, видел её живот, на котором выше пупка обозначалась глубокая складка, её груди, из которых правая казалась мне чуточку больше левой, её лицо и приоткрытый рот. Она опиралась руками о мою грудь, а в последний момент всплескивала ими, обхватывала свою голову и издавала беззвучный, захлёбывающийся, всхлипывающий крик – в первый раз он испугал меня, а позднее я с жадностью ожидал его."
* * *
"Церковь была гораздо более удобным ночлегом, чем сарай или затишек под забором, которые доставались женщинам до сих пор. Когда они проходили мимо брошенных хуторов и ночевать приходилось там, то жилые помещения занимали охрана и надзирательницы. Здесь же, в полупокинутой деревне, они заняли дом священника, а заключённым предоставили всё-таки не сарай и не место под забором. Это, а также то, что в деревне женщинам дали похлебать тёплой баланды, показалось им едва ли не предвестием конца страданиям. Женщины заснули. Немного позднее посыпались бомбы. Пока горела колокольня, пожар был слышен в церкви, но не виден. Даже когда верхушка колокольни рухнула на церковную крышу, прошло ещё несколько минут, прежде чем показалось пламя. Но затем огонь стремительно проник вниз, у кого-то загорелась одежда, сверху посыпались горящие балки, занялись амвон и скамьи для прихожан, вскоре крыша провалилась внутрь нефа и всё исчезло в пламени.
В книге говорится, что женщины, возможно, сумели бы спастись, если бы сразу начали действовать сообща и постарались взломать одну из дверей. Но пока они сообразили, что происходит и что им грозит, пока поняли, что дверь им никто не откроет, было уже поздно. Проснулись они от взрыва бомбы, кругом была тёмная ночь. Некоторое время они прислушивались к странному, пугающему гудению на колокольне, все притихли, чтобы лучше расслышать этот шум и угадать по нему, что происходит. Сообразить, что это бушует пламя, что отсветы за окнами – зарево пожара, а страшный удар, отдавшийся в их головах, означал перепрыгивание пожара с колокольни на церковную крышу, сумели они лишь тогда, когда загорелись перекрытия. Всё поняв, они заголосили, закричали от ужаса, принялись звать на помощь, бросились к дверям, начали биться в них, продолжая кричать.
Когда горящие перекрытия рухнули внутрь нефа, то каменные стены образовали подобие камина. Пламя разбушевалось, и большинство женщин не задохнулись, а сгорели в этом ярком, клокочущем огне. В конце концов пламя прожгло даже железную обивку входных дверей. Но это было уже несколько часов спустя.
Мать и дочь уцелели лишь потому, что случайно нашли единственно правильный выход. Когда среди женщин началась паника, обе бросились прочь от них. Они кинулись вверх, на хоры, побежали навстречу огню, но им было всё равно, им хотелось остаться одним, хотелось вырваться из свалки орущих, давящихся, горящих тел. Хоры были настолько узкими, что падающие балки почти не задевали обеих. Мать и дочь стояли, прижавшись к стене, видя и слыша, как под ними бушует огонь. Днём они не решились спуститься вниз. Ночью побоялись оступиться на лестнице. На рассвете второго дня они всё-таки вышли из церкви и встретили нескольких жителей деревни, которые сначала недоумённо и безмолвно разглядывали их, но потом дали еду, одежду и отпустили."
* * *
"Над кроватью висели картинки и записочки. Встав на колено, я принялся их читать. Это были цитаты, стихи, газетные вырезки, а также рецепты разных блюд и фотографии, которые Ханна находила в газетах и журналах. «Ленту синюю весны развевает ветер», «Тень облаков скользит по полю» – все стихи были посвящены природе, а картинки и фотографии запечатлели светлую весеннюю рощицу, расцветший луг, палую осеннюю листву, одинокие деревья, иву над ручьём, вишню со спелыми красными ягодами, рыжий и оранжевый пламень осеннего каштана. На газетной фотографии юноша и пожилой мужчина в тёмных костюмах обменивались рукопожатием; в юноше, который слегка кланялся пожилому человеку, я узнал себя. На празднике по случаю вручения аттестата зрелости я получил от директора гимназии ещё и особую награду. Это было задолго до того, как Ханна уехала из нашего города. Не могла же она тогда выписывать нашу городскую газету, она же не умела читать! Так или иначе, она каким-то образом узнала об этой фотографии и достала её. Значит, моя фотография была у неё и во время судебного процесса? Я опять почувствовал в горле комок.
– Она научилась читать благодаря вам. Она брала из библиотеки книги, которые вы наговаривали на кассеты, и следила по тексту – фраза за фразой, слово за словом. Ей так часто приходилось останавливать магнитофон, включать и выключать его, перематывать плёнку вперёд и назад, что техника не выдерживала; она то и дело отдавала магнитофон в ремонт, а поскольку для этого каждый раз требовалось специальное разрешение, я вскоре догадалась, в чём дело. Сперва госпожа Шмиц ничего не хотела рассказывать, но когда она начала учиться писать, ей понадобились прописи – она попросила меня достать их и уж больше ничего не скрывала. А кроме того, она гордилась своими успехами, и ей хотелось с кем-то поделиться.
Пока она рассказывала всё это, я вновь встал на колено, рассматривая картинки, записки, вырезки и борясь со слезами. Когда я повернулся и сел на кровать, она сказала:
– Она так ждала, что вы ей напишете. Ведь передачи она получала только от вас. Когда приходила почта, она всегда спрашивала: для меня что-нибудь есть? Она имела в виду письмо, а не посылку с кассетами. Почему вы ей ни разу не написали?
Я опять промолчал. Да я и не сумел бы ничего сказать, только промычал бы что-то невразумительное и расплакался."
Сборник "Летние обманы: Рассказы" (2012, 288 стр. / Пер. с нем. И. Стребловой, Г. Снежинской) (pdf 9,5 mb) – сентябрь 2024
– копия из библиотеки "Maxima Library"
Новая книга Бернхарда Шлинка, прославленного автора «Чтеца», – это семь пленительных историй о любви под общим названием «Летние обманы». Разговор попутчиков во время многочасового перелёта, одна-единственная ночь в Баден-Бадене, короткий курортный роман – станет ли это началом новой жизни или навсегда останется лишь романтическим воспоминанием? Вместе с героями Шлинка читатель открывает разные грани любви, со всеми её мелкими предательствами и недомолвками, обидами и ревностью, самообманом, ложью во спасение и неистребимой памятью сердца. Снова и снова мы убеждаемся в хрупкости счастья и в стойкости надежды. Написанные в сдержанной, простой и благородной манере, давно ставшей «фирменным знаком» Шлинка, «Летние обманы» – попытка ответить на вопрос, что значит любить, что такое обман и как непросто всегда оставаться человеком.
(Аннотация издательства)
Содержание:
МЕЖСЕЗОНЬЕ. Перевод Галины Снежинской ... 5
НОЧЬ В БАДЕН-БАДЕНЕ. Перевод Инны Стребловой ... 47
ДОМ В ЛЕСУ. Перевод Инны Стребловой ... 85
СТРАННИК В НОЧИ. Перевод Инны Стребловой ... 129
ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО. Перевод Галины Снежинской ... 171
БАХ НА ОСТРОВЕ РЮГЕН. Перевод Галины Снежинской ... 215
ПОЕЗДКА НА ЮГ. Перевод Галины Снежинской ... 243
Фрагменты из книги:
"Ему пришли на ум прочитанные где-то воспоминания о жизни немецких, японских и итальянских военных в русском плену. Русские старались распропагандировать
пленных и использовали в работе с ними ритуал критики и самокритики. Немцы, приученные слушаться указаний начальства, лишившись привычного руководства, легко подчинились этому ритуалу, японцы скорее готовы были умереть, чем пойти на сотрудничество с врагом. Итальянцы же включились в игру, но относились к предложенному мероприятию
несерьёзно и сопровождали его приветственными криками и аплодисментами, как оперное представление. Может быть, и ему следовало относиться к проводимым Анной сеансам критики и самокритики как к игре, не принимая их всерьёз? Может быть, ему надо было весело признаваться во всём, в чём ей угодно требовать от него признания?"
* * *
"Он понимал, что любовь к музыке Баха объединяет их с отцом, однако его самого привлекали лишь светские произведения; его Бах – это был Бах «Вариаций
Гольдберга», сюит и партит, «Музыкального приношения», концертов. В детстве вместе с родителями он ходил слушать «Страсти по Матфею» и Рождественскую ораторию, помнится, оба раза изнывал от скуки и пришёл к выводу, что духовные произведения Баха ему чужды. Если бы мотеты не оказались в программе концерта, а концерт не пришёлся кстати для
поездки с отцом, ему и в голову не пришло бы слушать мотеты.
Но теперь, в церкви, эта музыка его захватила. Слов он не разбирал, а так как не хотел отвлекаться от музыки, то не стал заглядывать в программку, где
были напечатаны тексты. Он хотел сполна изведать сладость этой музыки. Сладость – раньше это не приходило ему на ум, когда он размышлял о Бахе, да и вообще разве «сладость» должна ассоциироваться с Бахом? Нет. Однако то, что он ощущал, было именно сладостью, иной раз саднящей, но благотворной, а в хоралах глубоко, глубоко примиряющей. Он вспомнил, что сказал отец, отвечая на вопрос, за что он любит Баха."
* * *
"Но вот уже несколько лет она не ощущает никаких запахов. Обоняние пропало ни с того ни с сего, внезапно, как пропала и её любовь к детям. Доктор сказал: вирус.
А с обонянием и вкус пропал. Лакомкой она никогда не была, ну не стало вкуса у еды, и ладно, невелика беда. А вот то, что запахов природы не чувствуешь, – вот это и впрямь беда. Совсем не стало запахов – ни в лесу, ни в цветущем яблоневом саду, не благоухают цветы на балконе и в вазе, не щекочет нос запах сухой теплой пыли, когда на дорогу падают первые крупные капли дождя.
Ко всему прочему, отсутствие обоняния унизительно – так ей самой казалось. Живёшь – значит, ощущаешь запахи. Это так же нормально, как видеть и слышать,
уметь ходить, и читать, и писать, и считать. Всё это осталось, сохранилось, а вот обоняния больше нет, и не потому, что болезнь или какое-то другое несчастье стряслось, а потому, что внутри что-то разладилось. Да ещё появился страх: что, если от неё самой плохо пахнет? Она вспомнила, как однажды навещала свою мать в доме престарелых. «Они не чувствуют запахов», – объяснила мать в ответ на её замечание, что от некоторых старушек попахивает. А теперь, чего доброго, и от неё самой попахивает?! Она тщательно следила за чистотой своего тела и брызгалась туалетной водой, той, которую её внучки считают хорошей. «Бабушка, как вкусно от тебя пахнет!» Да ведь поди знай, вкусно или нет, а если переборщить с туалетной водой, так тот ещё аромат от тебя пойдёт!"
Страничка создана 5 марта 2024.
Последнее обновление 6 сентября 2024.
