Книга "Посмотри на него" (2019, 288 стр.) (pdf 5 mb) – май 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Ожидание ребёнка обычно связано с надеждами и радостными хлопотами. Но если у малыша несовместимый с жизнью диагноз, всё иначе. Матери предстоит решить, прервать или доносить такую беременность, – и пройти тяжёлый путь, какой бы выбор она ни сделала. Как вести себя женщине, чтобы горе не сломило её? Как быть её семье? И что могут сделать для них врачи и общество?
В своей автобиографической книге Анна Старобинец с поразительным мужеством рассказывает собственную историю. "Посмотри на него" – это не только честный и открытый разговор на невероятно сложную тему. Это своего рода инструкция по выживанию для тех, кто оказался перед лицом горя, которое кажется невыносимым.
(Аннотация издательства)
Книга Ани Старобинец – это литература без кожи, такое беспощадное обнажение личного горя, что поначалу хочется отвернуться, спрятать глаза. Она пишет о друзьях, и я был среди них: "Они все делают вид – и явно хотят, чтобы я тоже делала вид, – что ничего не случилось". Мы старались замолчать её потерю, убаюкать, но Аня – сильный человек и настоящий писатель – поступила ровно наоборот.
Андрей Лошак
Пройдя через ад, Старобинец становится проводником не только для тех женщин, которые по трагическому стечению обстоятельств вынуждены прервать беременность по медицинским показаниям, но и для всех читателей, вне зависимости от пола. Смелость автора в борьбе с системой – отличный пример для подражания.
Светлана Рейтер
Невероятно болезненное и вместе с тем невероятно возвышающее чтение.
Галина Юзефович
Содержание:
Предисловие ... 7
Благодарности ... 9
ЧАСТЬ I. МЫ ... 13
ЧАСТЬ II. ДРУГИЕ
Предуведомление ... 181
Врач УЗИ. "У этого плода есть человеческие права" ... 185
Пациентка №1. "Приходите завтра к девяти и даже не раздумывайте" ... 203
Заместитель главврача. "Только с разрешения и по указанию" ... 221
Пациентка №2. "Здравствуйте, у меня умерли дети, поговорите со мной об этом" ... 223
Врач роддома. "Это про судьбу, а не про вину" ... 240
Акушерка. "Живые родятся и без меня" ... 266
Приложение. Статистика прерывания беременности в Германии и России ... 281
Фрагменты из книги:
"Мы снимаем туристические апартаменты: кухня, спальня, гостиная – на тихой бюргерской улочке Шпенерштрассе, украшенной рождественскими гирляндами. Хозяин квартиры интересуется, хорошо ли мы проводим время и в Берлине. Мы вежливо отвечаем, что да, хорошо. Вообще-то я предпочла бы все эти дни провести в постели, неподвижно, лицом к стене. Но мне не дают. Каждое утро Саша поднимает меня с постели и заставляет что-нибудь съесть. Каждый день заходит Наташа и ведёт нас гулять по городу. Гирлянды, фонарики, пряники, ёлочки и глинтвейн повсюду. Мы бродим по заледеневшим улицам, мы заходим в кафе и бары. Я пью глинтвейн, потому что уже не важно. Потому что такие дети не выживают. И ещё потому, что я чувствую – глинтвейн ему нравится. Когда я пью глинтвейн, он весело шевелится внутри. Пусть в его жизни – там, в безвоздушной темноте моей матки, из которой ему никогда не выбраться к свету и воздуху, у него будет хоть что-то приятное."
* * *
"Психолог – сорокалетняя голландка, переехавшая в Берлин ещё в юности, – практически сразу подтверждает мою правоту:
– Я вижу, что самую острую стадию, на которой моё участие было бы максимально полезно, вы уже пережили. Вам помогал психолог в России?
Я начинаю хихикать.
– Что я не так спросила?
Я вспоминаю профессора Демидова, его пятнадцать студентов и себя без трусов. Я вспоминаю совет идти в женскую консультацию. Я вспоминаю охранника в мышином свитере. И тётушку в консультации, которая предлагает мне "родить нового", обещает, что в одну воронку два раза не попадёт, и требует, чтобы я срочно, срочно, немедленно бежала в районную поликлинику с обходным листом. Окулист, стоматолог и лор.
– Нет, мне не помогал психолог в России.
– Вы отказались от его услуг?!
– Мне не предлагали его услуги.
– Очень странно, – голландка разглядывает меня недоверчиво. – I am really surprised. Это же стандартная практика!
– У нас так не принято, – говорит муж.
Она кивает с понимающим видом. На Марсе так не принято, что тут можно возразить. У инопланетян свои традиции.
– Сейчас я расскажу вам, как будет проходить процедура прерывания, – сообщает она. – Важно, чтобы о некоторых подробностях вы знали заранее и были к ним готовы. Так вам будет проще. Вероятно, перед началом схваток вам сделают специальный укол через брюшную стенку и стенку матки под контролем УЗИ.
– Зачем?
– Для ребёнка. Из гуманных соображений.
Я вдруг понимаю, что она имеет в виду, и цепенею. "Ледяной ужас" – это дурацкий штамп, но в данном случае более подходящего словосочетания не найти. Я испытываю ледяной ужас. А ребёнок начинает нервно вертеться там, в глубине, за брюшной стенкой и стенкой матки.
– Что это будет за инъекция?
– Яд, – спокойно отвечает она."
* * *
"– Я рожаю, – говорю я Наташе и нажимаю кнопку вызова акушерки.
Дальше всё происходит будто в театре. Будто все мы уже не раз эту сцену отрепетировали. Акушерка появляется в палате мгновенно и встаёт у меня в ногах с лотком и пелёнкой. Просыпается Саша, сразу вскакивает, и встаёт с другой стороны кровати, позади меня, и гладит меня по лицу. А Наташа отходит чуть в сторону и на нас смотрит. У неё пока нет детей, мне не хочется, чтобы она увидела роды такими. Я успеваю попросить её отвернуться, и она отворачивается, а я чувствую, как смерть течёт по моим ногам, и тогда я начинаю кричать. Не от боли. От страха.
Сквозь собственный крик я слышу, как акушерка говорит по-немецки, а Наташа, стоя ко мне спиной, переводит, очень спокойно и тихо. Она говорит, что сейчас всё кончится. Очень скоро всё совсем кончится. Но для этого я должна перестать кричать. Я должна выдохнуть, потом вдохнуть, опять выдохнуть и потужиться. А кричать не нужно. Не нужно кричать.
Я слушаю голос Наташи, я выдыхаю, вдыхаю. Смерть рождается с первой потуги, в тишине. И вместе с ней мой ребёнок. Я не кричу – и он не кричит. Мои глаза закрыты – и его, наверное, тоже.
– Всё вышло, даже плацента, – говорит акушерка, и я почему-то понимаю её до того, как Наташа мне переводит. – Вы хотите видеть ребенка?"
* * *
"Просыпается Саша. Я запихиваю в себя тост с маслом и джемом, кофе с молоком и таблетку – чтобы у меня молока не было. Возвращается медсестра-оленёнок и приглашает нас следовать за ней. И снова так улыбается, будто нас ждут на детском утреннике. Я иду за ней, и из меня льётся кровь, тёплая и густая, как перегной. Ещё вчера это была наша общая кровь – моя и моего сына. Сегодня кровь только моя, и для меня одной её слишком много. Сегодня я иду на него смотреть. На моего сына. На моего литл бейби.
Я уверена, что мы идём в морг, но Оленёнок вводит нас в уютную комнату с диванчиком, журнальным столиком и картиной на стене и просит чуть-чуть подождать. Она уходит – и через пару минут возвращается с плетёной корзинкой, украшенной искусственными цветами. Она ставит корзинку на журнальный столик, прямо передо мной.
Там, в корзинке, окружённый пластиковыми цветочками, укрытый голубым одеяльцем, лежит маленький ребёнок в шапочке. Он похож на Сашу. У него горестное и обиженное лицо. Плотно закрытые глаза. Едва наметившиеся, насупленные бровки. Крошечные губы, поджатые для плача, который никогда не случится. Для плача, который я не должна, не могу слышать – но тем не менее слышу. Я смотрю на его неподвижное лицо и спокойно, без страха, удивляюсь тому, как это я слышу, что мёртвый ребёнок тоненько и тихо, но совершенно отчетливо скулит.
– Конечно, поплачьте, если от этого будет легче, – говорит сестра-оленёнок, и до меня вдруг доходит, что эти звуки издаю я. Это я скулю, а не мёртвый бейби в корзинке.
– Вы можете его потрогать, – говорит она. – Можете взять его на руки. Не бойтесь. Это совсем не страшно. Вот.
Она вынимает моего мёртвого ребёнка из корзины и кладёт его мне на колени. Я прикасаюсь к его лицу. Оно холодное. Оно очень холодное. Я глажу это ледяное лицо и вою. Его лоб на ощупь – как простоявшее ночь в холодильнике сдобное тесто.
– Он похож на тебя, – говорю я Саше. – Наш ребёнок.
– Кажется, да. Я ведь правильно сделал, что сказал тебе посмотреть?
– Ты всё правильно сделал.
Мы сидим и смотрим на нашего мёртвого сына. Между нами – доверие. Максимальные доверие и близость, которые возможны между людьми. Где-то там, в другой жизни, в другом мире остался упрямый, чужой, перепуганный мужчина, который доказывал мне, что "это просто зародыш" и "неудачная беременность, вот как бывает же внематочная", и надеялся этим меня утешить. Этот, мой, настоящий, честный и смелый, – он прошёл со мной всё."
Страничка создана 13 мая 2024.
