Библиотека Александра Белоусенко

На главную
 
Книжная полка
 
Русская проза
 
Зарубежная проза
 
ГУЛаг и диссиденты
 
КГБ-ФСБ
 
Публицистика
 
Серебряный век
 
Воспоминания
 
Биографии и ЖЗЛ
 
История
 
Литературоведение
 
Люди искусства
 
Поэзия
 
Сатира и юмор
 
Драматургия
 
Для детей
 
XIX век
 
Японская лит-ра
 
Архив
 
О нас
 
Обратная связь:
belousenko@yahoo.com
 

Библиотека Im-Werden (Мюнхен)

 

Феликс Григорьевич СВЕТОВ
(имя собств. Фридлянд)
(1927-2002)

  Феликс Григорьевич Светов (наст. фамилия Фридлянд) (28 ноября 1927, Москва – 2 сентября 2002, там же) – русский советский писатель, диссидент.
  Родился в Москве в семье Григория Фридлянда, видного советского историка-коммуниста и первого декана исторического факультета МГУ. Когда Феликсу было девять лет, его отца расстреляли по обвинению в участии в «контрреволюционной террористической организации». Мать также была репрессирована – её приговорили к восьми годам лагерей, срок она отбывала в лагере в Потьме.
  В 1951 году Феликс окончил филологический факультет МГУ.
  После окончания три года был журналистом на Сахалине. В 1955 году вернулся в Москву. Публиковал литературно-критические статьи и рецензии в московских газетах и журналах, чаще всего в «Новом мире», главным редактором которого был тогда А. Твардовский.
  В 1960-х – 1970-х годах Светов выступал в защиту Андрея Синявского, Юлия Даниэля и Александра Солженицына. Именно в солженицынском сборнике «Из-под глыб», изданном в Париже (1974), Светов опубликовал под псевдонимом «Ф. Корсаков» статью «Русские судьбы».
  Кроме того, писатель в разные периоды печатался в журналах «Грани», «Синтаксис», а после принятия вместе с женой Зоей Крахмальниковой православия – и в религиозных журналах «Вестник РХД» и «Надежда».
  В 1978 году в Париже вышел в свет «неофитский» (по его собственным словам) роман Светова «Отверзи ми двери». В тот период Светова и его жену уже не печатали в официальных советских изданиях, они подвергались давлению со стороны властей. За вышедший в Париже роман «Опыт биографии» (1985) получил премию имени Владимира Даля.
  В 1982 году Феликс Светов был исключён из Союза писателей СССР, а в январе 1985 года арестован и затем осуждён по статье 190 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». После года в Матросской тишине приговорён к 5 годам ссылки и отправлен на Алтай – туда, где уже отбывала ссылку Зоя Крахмальникова. В 1987 году Светов и Крахмальникова были освобождены и возвращены в Москву в рамках горбачёвской кампании по освобождению политзаключённых.
  В 1990 году Светов восстановлен в Союзе писателей.
  В 1991 в журнале «Новый мир» опубликован роман «Отверзи ми двери», а в журнале «Нева» – другой роман Светова «Тюрьма», в котором он рассказал о том, что видел в заключении.
  Был членом Русского ПЕН-клуба. Работал в комиссии по вопросам помилования при Президенте Российской Федерации с 2000 до декабря 2001 года, когда она была расформирована указом В. Путина.
  (Из проекта "LiveLib.ru")


    Произведения:

    Роман "Отверзи ми двери" (1978, 561 стр.) (doc-rar 507 kb; pdf 18,6 mb) – июнь 2002, июнь 2023
      OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

      Отец автора расстрелян в пору Большого террора, мать репрессирована. Ф. Г. Светов работал в СССР литературным критиком, но после издания в Париже романа о религиозных исканиях интеллигенции "Отверзи ми двери" был исключён из Союза писателей СССР за антисоветскую деятельность, арестован в 1985 г. и после года тюрьмы приговорён к пяти годам ссылки.
      (Рецензия из библотеки LiveLib.ru)

      "Hаписанная в 1974-75-м, прямо по горячему колыханию тогдашних настроений и поисков интеллигенции в СССР, книга протомилась три года в машинописном самиздате, а напечатана была в 1978-м в Париже "Имкой". (Тогда было изменено и её первоначальное название "Кровь", в смысле: "голос крови" и возможность возвыситься над этим голосом.) Тогда - она приходилась остро ко времени, но в отечественную печатность вернулась лишь через полтора десятка лет и уже по сильно остывшим страстям.
      Эта книга в своей напряжённой густоте совмещает: вопросы метафизические, богословские, исторические ретроспекции, реальный советский быт 70-х годов, психологические метания столичного образованного круга и острые политические и нравственные проблемы тех лет."
      Александр Солженицын


    Автобиографический роман "Опыт биографии" (1985, 432 стр.) (doc-rar 243 kb; pdf 12,6 mb) – январь 2003, январь 2022
      – OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США) и библиотека "ImWerden"

      Книга была написана десять лет назад, это немало для сочинения, стремящегося запечатлеть время в самом его движении. Судьба этой книги не ординарна: она пользовалась успехом у читателей, я отбился от заманчивых предложений её опубликовать, она оказала глубокое влияние на мою последующую жизнь, явилась предметом подражания в нескольких весьма шумных сочинениях, стала даже материалом для пародирования. Я с трудом выловил её из Самиздата и ни разу не пожалел, что спрятал на все эти годы: слишком близким был неустоявшийся опыт. А потом забыл о ней. В конце концов время, быть может, самая серьёзная проверка права книги на жизнь.
      Я перечитал её теперь, спустя десять лет, и с удивлением увидел, что она жива, вопреки стремительности нашей жизни и моему собственному, достаточно серьёзному для меня изменению. Мне показалось даже, что потеряв злободневность, она обрела глубину, время сделало более явным главное – процесс открытия себя в себе. У меня есть уже опыт утрат: роман "Отверзи ми двери* ("Кровь") – о приходе человека нашего времени к Богу, ко Христу, о трудном, а порой немыслимо тяжёлом пути, на котором человеку дано перечеркнуть всю предыдущую жизнь и преодолевать неготовность к жизни новой – был прочитан внешне, злободневная еврейская тема закрыла от читателя то, ради чего роман написан.
      "Опыт биографии" – моя первая свободная книга, и итог жизни, но в ней и начало последующего: всё, что я написал потом (романы: "Офелия", "Отверзи ми двери" ("Кровь"), "Мытарь и фарисей", "Дети Иова") так или иначе продолжает тему, представляющуюся мне сегодня единственно важной у нас.
      Как бы то ни было – я выпускаю книгу из рук, она уже мне не принадлежит.
      (От автора, 1981, март)

    Содержание:

    Десять лет спустя ... 7
    Вместо предисловия ... 9

    КНИГА ПЕРВАЯ. ЗАМЁРЗШИЕ

    В Каретном ряду ... 15
    Потьма ... 52
    До самой нижней точки ... 79
    Бунт на коленях ... 125
    Пети-же (Сахалин) ... 179
    Вместо послесловия к первой книге ... 223

    КНИГА ВТОРАЯ. ОТТАЯВШИЕ

    Литпроцесс ... 227
    Литсуды ... 353

    КНИГА ТРЕТЬЯ. ЭПИЛОГ

    Эпилог ... 397


    Роман "Тюрьма" (1992, 448 стр.) (pdf 14,4 mb) – январь 2022
      (издание любезно предоставил Сергей Работягов (Сиэтл, США);
      OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США))

      Феликс Григорьевич Светов родился в 1927 году, в Москве; в 1951 г. закончил Московский университет, филолог. В 1952-54 гг. работал журналистом-газетчиком на острове Сахалине. В 50-60-е годы в московских журналах и газетах было опубликовано более сотни его статей и рецензий (главным образом в «Новом мире» у Твардовского), четыре книги (литературная критика). Написанная в 1968-72 гг. книга «Опыт биографии», в которой Светов как бы подвёл итоги своей жизни и литературной судьбы, стала переломной в его творчестве. Теперь Светов печатается только в самиздате и заграницей. Один за другим появляются его религиозные романы: «Офелия», 1973, «Отверзи ми двери» («Кровь»), 1975, «Мытарь и фарисей», 1977, «Дети Иова», 1980, «Последний день», 1984, а так же статьи, посвящённые проблемам жизни Церкви и религиозной культуры. В 1978 г. изд-во ИМКА-ПРЕСС (Париж) опубликовало роман «Отверзи ми двери», а в 1985 году – «Опыт биографии» (премия им. В. Даля).
      В 1980 году Ф. Светов был исключён из СП СССР за «антисоветскую, антиобщественную, клеветническую деятельность», в январе 1985 г. арестован и после года тюрьмы («Матросская тишина») приговорён по ст. 190-1 к пяти годам ссылки. Освобождён в июне 1987 года.
      Роман «Тюрьма» (1987-89) – первая книга Ф. Светова, написанная после освобождения и первый роман, опубликованный им в России.
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    ТЮРЬМА. Роман ... 3
    Глава первая. Сборка ... 9
    Глава вторая. На спецу ... 43
    Глава третья. Общак ... 145
    Глава четвёртая. Бермудский треугольник ... 271
    Глава пятая. Эпилог ... 403
    Послесловие ... 427

      Фрагменты из книги:

      "Больница – особое место в тюрьме. Всегда так было, сколько порассказывали, понаписали, не зря называют ласково – больничка. А те же камеры: железная дверь, кормушка, шконка, решётка на окнах... Те же, а не такие. Стены без «шубы», закрашены светлой масляной краской, белый потолок, простыни – ветхие, изодранные, а чистые, одну меняют после бани. И ресничек нет на окнах, сквозь которые, если не отогнуть, и неба не углядишь. А чем ты её отогнёшь, разве старая, проржавела... А тут намордник – железный лист сантиметрах в двадцати от окна, и если глянуть вбок, увидишь: двор между корпусами, деревья; громыхнул шлюз, от ворот въезжают машины: под вечер воронки везут на сборку новых пассажиров – до глубокой ночи, утром – с шести до девяти, развозят по судам, на этапы; днём гремят грузовики – везут на кухню картошку, капусту; прошелестит «волга», «жигуль» – начальство пожаловало. Три раза на день баландеры тянут на тележках котлы – плещут щи, вышлёпывает каша – видать какая; офицеры идут в столовую; в субботу вечером женщин из хозобслуги водят в кино, они собираются под окнами, ждут «воспитателей», пересмеиваются, поглядывают вверх, знают – вся больничка прилипла к окнам – живые бабы! «Здравствуйте, девочки воровки! – кричат из окон. – Хотя бы чего показали!» – «Я тебе покажу – ослепнешь! – кричат снизу. – Решку прошибёшь, если осталось чем!..» – «Верно!» – кричат сверху.– Воровка никогда не будет прачкой!..»"

    * * *

      "– Тебя как зовут?
      – Иван.
      – Расскажи, Ваня, я не из любопытства.
      Лежим рядом, может, и мне до лета.
      – Здесь много с такой статьёй. С другой стороны, рядом с Наумычем – Гурам. Аккуратней с ним... Кулаком в ресторане. Насмерть. За русскую официантку заступился – арабы, говорит, разгулялись. Лапшу вешает, но точно – сто вторая.
      – А у тебя что?
      – А у меня и того проще. Из Перова я. Коллектором работал с геологами: летом в поле, зимой гуляю. Пили два дня, а утром встали – Валерка унёс пиво, поганец, запаслись с вечера, как люди, а он встал пораньше – и унёс. Денег нет, трясёт. Нашли бабу, похмелились. Ещё одного встретили, приняли на грудь... Надо Валерку искать – так не положено, пили вместе, а он... Пошли к нему. Осень, тепло. Поднимаемся на двенадцатый этаж, звоним. Открывает мать. Давай, мол, Валерку. Выходит: чего, говорит, надо. Давай сюда. Вышел, а что с ним делать – бить, что ли? Скучно. Подошли к окну – открыто, ветерок. Подняли его, в окно – и отпустили. Я только тогда сообразил, когда в руках пусто...
      – Ты что, Ваня?
      – Лежи, Серый, спи, зачем про это? Надо было за ним. А нет – живи здесь. Другой жизни не будет".

    * * *

      "И тут я не выдерживаю... Второй день, как появились статьи в газетах о юбилее великого писателя, вся камера обсуждает: «Как жил человек!» Меня мутит, кручусь на шконке, заползаю в матрасовку, заткну уши – не могу!
      Выпутываюсь из матрасовки:
      – Про кого вы балаболите – свинья, не понятно? Русский писатель? Ты из Ростова, как там живут люди?..
      – Да пусть подыхают, ежели мозгов нету!
      – Кто вы такие! – кричу я, себя не помню.– Чем вы тех лучше, кто за решкой, с той стороны? Не потому, что у вас статьи, это суд решает, у вас мозги, как у вертухаев! Отца-матери не было, в крапиве вас нашли? В коллективизацию, когда миллионы пухли от голода, деревнями подыхали, а другие миллионы в Сибирь, на смерть, он им – «Поднятую целину», а за неё миллионы в карман? А вас катают, как скот, ещё не то будет – он хоть кого защитил, хоть раз сказал слово – великий писатель! А за то, что молчит – коньяк, бабы, катер, «двадцать четвёрки»! Кем восхищаетесь? Да мне и слушать стыдно...
      – Ты что, Серый, опух с горя?..
      – Это он за то, что «Тихий Дон» белый офицер написал! Офицера к стенке, а ему навар! Гуляй рванина!..
      – Да не про деньги!.. – кричу. – Он русский писатель! Пусть бы семечками торговал, презервативами, водкой бы спекулировал – хрен с ним, не жалко, своя совесть, свой суд будет! Но он совестью торговал, за ложь получал, за молчание, а других убивали...
      – Ты серьёзно, Серый, или дурака косишь? – это Ян.
      – За вас стыдно. За себя, что живу с вами, ем вместе! Если тюрьма не научила, чем вас учить?..
      – Замолчи, Вадим... – Виталий Иванович дёргает меня за руку. – Ложись, хватит... Ты в тюрьме, не на пьянке. На зоне сразу схватишь срок, не выйдешь..."


    Сборник "Чижик-Пыжик: Роман, рассказы" (2002, 384 стр.) (pdf 11,5 mb) – февраль 2025
      – OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)

      Феликс Светов, писатель, которого А. Солженицын поместил в свою «Литературную коллекцию», начал печататься ещё в середине 50-х. Прошло почти полвека, куда уложились литературная работа, диссидентство, арест, тюрьма и ссылка, рассказы и повести, самиздат и тамиздат, роман «Отверзи ми двери» (Париж, 1978), книга «Опыт биографии» (литературная премия имени Владимира Даля – Париж, 1985). После возвращения из ссылки в Москву Феликс Светов активно печатается в центральных журналах, его умную и точную, беспощадную и нежную прозу высоко оценивают взыскательные читатели и литературные критики.
      В новую книгу Феликса Светова вошли трёхчастный роман и цикл рассказов.
      (Аннотация издательства)

    Содержание:

    О любви ... 5
    Чижик-пыжик. Роман в трёх частях
      1. Моё открытие музея ... 11
      2. Чижик-пыжик ... 83
      3. Дедушкин сон ... 153
    Рассказы
      Хорошо гуляли ... 195
      Чистый продукт для товарища ... 228
      Шмон на пасху ... 243
      Далида ... 250
      Что ж мы про Ваню-то, Чердынцева? ... 292
      Русские мальчики ... 302
      Прощание ... 319
      Ветвь, полная цветов и листьев ... 333
      Повертон ... 350

      Фрагменты из книги:

      "До меня вдруг доходит, что он обращается к ней и говорит только для неё...
      – Два святых, – говорит Коля, – Никола угодник и Касьян римлянин вернулись как-то на землю, поглядеть что и как. Идут они, к примеру, где-то неподалёку и видят – мужик застрял в грязи с телегой... Ежели у нас, как вы говорите, была гроза, а когда б дождь неделю – не проехать. Помогите, мол, добрые люди, – мужик говорит. Касьян глядит на телегу, на мужика в грязюке, на свою одежду сияющей белизны – куда ж ему лезть, как он к Господу Богу потом подойдёт? Думал-думал, глядь, а Никола уже по брюхо погрузился, упёрся плечом, кряхтит...
      – Примитивно, – говорит Женя.
      – Просто, – уточняет Коля. – Явились перед Богом – один в грязи, а другой незапятнанный. Тебя, говорит Бог Николе, дважды в год будут поминать, а тебя, Касьян, раз в четыре года, 29 февраля."

    * * *

      "Клара позвонила в начале мая, после праздников: «Ты знаком с Юликом Крелиным?» – «Да, конечно». – «Понимаешь, мне не нравится Юрина рука, врачи говорят по-разному, я им не верю, да и какие врачи в Литфонде, а рука у него болит. Может, нужно оперировать, одним словом – пусть будет ясность. Он хороший хирург?» – «Ещё бы, а кроме того наш товарищ и замечательный человек». – «Я знаю, но учти, Юра не должен знать, что я тебе звонила, он не хочет никого обременять, говорит – ерунда, но я-то вижу, ему плохо. Скажи, он тебе нужен зачем-то...»
      Я позвонил Юлику, и мы тут же договорились. Он, конечно, удивительный человек, Юлик. Кто-то назвал его – диккенсовский чудак. Может быть. Мы знакомы чуть не двадцать лет, сколько раз я видел его в деле, сколько раз лез к нему по самым разным поводам, кого только к нему не таскал. Другой раз ночью: «Ты спишь?» – спрашиваю. «А ты сомневался?.. Куда ехать?» «Так ты ж спишь», – говорю. «Конечно, сплю, я уже во сне штаны надел. Давай адрес – куда?»
      Мне было просто к нему обращаться, уж очень он легко откликается, да и за других всегда легко. Тебе со мной хорошо, говорил я ему, сколько лет я уже тебя до себя не допускаю. Да, говорит, с тобой замечательно, сплюнь и не зарекайся. Прав оказался, отвезли недавно, погулял надо мной, да и знакомство наше началось с того, что он был врач, а я пациент, сразу вылечил и тут же коньяком напоил. Диккенсовский чудак. Ну тогда-то мы молодые были, всё ерунда, это теперь что ни месяц – с кем-то что-то происходит. «Ты бы бросил больницу, – сказал я ему как-то, – откуда у тебя силы, сидел бы, писал, а то всё ножик точишь...» «Теперь с вами самая работа начинается, – говорит, – созрели яблочки».
      Домбровский позвонил в тот же день. «Я договорился с Юликом, – говорю, – давай завтра». – «А у меня не болит, так, мозжит, если не пью». – «Ну и хорошо, – говорю, – повидаемся». – «Кларка настучала?» – спрашивает. «Би-би-си передаёт». «Ладно, – говорит, – мне всё равно тебя надо увидеть. Да и Юлик хороший мужик».
      Мне только улицу перейти, опоздал минут на десять. Издалека видно – колоритен, ничего не скажешь, ходит вокруг памятника: большой портфель, куртка заграничная, а ботинки не зашнурованы, рука подвязана бинтом, скособочился и голова набок, чёрный клок закрывает лицо. Я подождал, пока он сделает ещё круг.
      – Здравствуй, Юра, прости, что опоздал.
      – Слушай, – говорит, – ты как считаешь – был Пётр в Риме?"

    * * *

      "Вспоминать Ванины на этом поприще приключения – книгу надо писать, может, и напишут, когда дойдёт черёд до истории нашего правозащитного движения, это современники не любят о том говорить, мешает их внутреннему комфорту, как-то неуютно пользоваться дареной свободой, потомки авось окажутся благодарней и справедливей. Там видно будет. Но одну историю хочется рассказать, она вполне характерна, особенно чтоб понять, о ком идёт речь.
      Ване в конце концов надоело ходить по вызовам: раз не пошёл, другой раз порвал повестку – присылают за ним машину, как тут отопрёшься, надо о чём-то разговаривать. Смысла для следствия в этих вызовах никакого, заранее известно, как Ваня будет с ними говорить, но ведь формалисты, им бы галочку поставить, а то ещё спросит вышестоящее начальство: что ж вы, мол, дело закрываете, а Чердынцева, который никак не мог не быть в нём не замешанным, пропустили. Привозят, разговаривают, ставят галочку. Скучно было Ване.
      И вот однажды опять вызывают его в прокуратуру свидетелем по делу Солженицынского Фонда. (В то время шла настоящая охота за Фондом: аресты, обыски, тогдашний распорядитель Фонда Сергей Ходорович был в Бутырской тюрьме...) Сколько тогда Ваня выпил, нам не узнать, он не скажет, да и едва ли помнит, но явился он по вызову пьяней вина. Ты что, говорит следователь (известный был человек – Воробьёв), в своём уме, в каком ты виде? А что, говорит Ваня, в нормальном виде, вызвали, я и пришёл, чтоб казённую машину не гонять. Да как ты смел?! – заходится Воробьёв. Давайте вежливо, церемонно отвечает Ваня, а если вы имеете в виду, что я немного выпил, то вот вам бюллетень – больной я, нахожусь на законном отдыхе, а каждый отдыхает и лечится по своей привычке. Вон отсюда! – кричит Воробьёв. Пропуск подпишите, говорит Ваня, я тоже порядок знаю. А вахтёр, его на проходной прошляпивший, опомнился: ты как, говорит, такой-сякой, сюда попал, кто тебя здесь напоил, не выпущу! А я не по своей воле ухожу, говорит Ваня, мог бы и ещё побеседовать, а был я, как вам известно, у старшего следователя Воробьёва, пришёл к нему своими ногами, а что сейчас они у меня немного заплетаются, моя ли вина, спрашивайте с Воробьёва. Да гони ты его, кричит в телефон Воробьёв, чтоб духу его в прокуратуре больше никогда не было! Очень благодарен, говорит Ваня, передайте ему, что я на него, дурака, не обижаюсь."


    Рассказ "Повертон" (2000) (doc-rar 34 kb) – январь 2003

    Рассказ "Легенда о Великом Старце" (2000) (doc-rar 21 kb) – январь 2003

    Страничка создана 29 июня 2002.
    Последнее обновление 20 февраля 2025.
Дизайн и разработка © Титиевский Виталий, 2005-2025.
MSIECP 800x600, 1024x768