|
|
Анатолий Васильевич КУЗНЕЦОВ
(1929-1979)
КУЗНЕЦОВ Анатолий Васильевич (18. 8. 1929, Киев – 13.6. 1979, Лондон) – прозаик, публицист.
Отец – из рабочих, член РКП(б) с 1918, участник Гражданской войны, партизан на Украине, командир пулеметного взвода, воевал на Перекопе под началом М. В. Фрунзе. Мать – учительница начальных классов. Будущий писатель был воспитан дедом и бабкой, из украинских крестьян.
Главным испытанием жизни для К. стала нем. оккупация Киева. 14-летний подросток ухитрился в течение всего оккупационного времени вести дневник, в котором он записывал всё, что ему удалось узнать, услышать о Бабьем Яре, месте массовых расстрелов евреев, а затем и представителей других национальностей под Киевом. Записи легли в основание будущего романа-документа «Бабий Яр».
15-летним подростком ему пришлось восстанавливать разрушенную во время войны школу, чтобы потом в ней учиться. Учась в школе, подрабатывал статистом в театре. В 1952 уехал на строительство Каховской ГЭС, где работал плотником, бульдозеристом. Здесь же печатался в местной многотиражке. В 1955, при первых симптомах будущей «оттепели», К. вступает в партию, становится студентом Лит. ин-та им. М. Горького (окончил в 1960). Летом 1956 по командировке только что созданного ж. «Юность», где главным редактором стал В. П. Катаев, выехал на строительство Иркутской ГЭС. Молодой литератор, работая на стройке бетонщиком, стал записывать свои наблюдения. Они легли в основу первой пов. – «Продолжение легенды: Записки молодого человека» (1957), сразу сделавшей автора знаменитым. Именно с этой повести, написанной в форме дневника вчерашнего школьника, берет свое начало т. н. «молодая литература» ж. «Юность», получившая стилевое определение как «исповедальная проза». Именно с этого произв. ведет отсчет времени «четвертое поколение» писателей, называемых позднее «шестидесятниками». К. вместе с А. Гладилиным стали родоначальниками этого течения в сов. Лит-ре времен «оттепели». К. формирует актив молодых прозаиков «Юности» и считается их неформальным лидером. Пов. «Продолжение легенды» была переведена на мн. иностранные яз., инсценирована для театра и была воспринята всеми как веха времени. Пристальный и тенденциозный интерес к молодому писателю и его первой повести на Западе заставил автора в целях самосохранения судиться с издателем повести в Лионском католическом изд-ве.
Символичность повести заключалась в оглядке кузнецовского персонажа на героическое время – 30-е гг. Критика сразу отметила, что юный Толик (все центральные персонажи. К автобиографичны) чувствует себя преемником Павла Корчагина, Семена Давыдова, Глеба Чумалова и др. деятельных по своей натуре героев, созидателей нового, первопроходчиков целины. Вчерашний школьник – цельный по характеру и мировоззрению – стремится пережить свою эпопею – романтическое путешествие на восток – как продолжение героической вахты, развитие легендарных традиций трудового героизма, личного подвижничества (отсюда и смысл назв. повести). Однако в повести К. была заключена и сильная полемическая струя в отличие от героических персонажей 30-х гг., никогда не сомневающихся не только в своем деле, но и в своих силах, в своих убеждениях, кузнецовский герой воспринимает свое участие в комсомольской стройке как испытание собственной личности, как повод для самоосознания. Открытие нового героя и способа его психол. самораскрытия было главной заслугой начинающего автора, проторившего дорогу В. Аксенову, В. Войновичу, Г. Владимову, В. Амлинскому и др
Сомнения и вера, жажда деятельности и неуемность самопознания – все эти черты были восприняты читателями как пафос эмоционального, нравств. и полит. обновления, прозрения, открытия мира, привнесенный в сов. действительность послевоен. поколением после смерти И. Сталина. Инфантилизм и неподготовленность к жизни героя повести – симптом его оторванности от жизни и самостоятельной мысли в эпоху партийно-гос. патернализма. Упреки 17-летнего идеалиста Толика, обращенные к учителям, в том, что они готовили его к легкой жизни и замалчивали трудности, прочитывались как выпад против облегченных ист. схем, упрощенных объяснений сов. действительности. Преодоление докучной и мелочной опеки, идущей из прошлого, открытость новому, быстрое и решительное повзросление героя – всё это отразило оптимизм эпохи. Повесть воспринималась не только как «визитная карточка» нового поколения, но и как развернутая метафора нового образа жизни, новых настроений людей, нового ист. поворота в сов. действительности.
Привлекательными оказались и мн. особенности формы К., сразу породившие «модный стиль» и многочисленных подражателей. Сбивчивая, нервная интонация повествования, непредсказуемость лирич. настроения рассказчика, мозаичность и клочковатость композиции, многозначительность деталей, обилие подтекста, напряженный психологизм – во всем этом угадывались традиции прозы Э. Хемингуэя, Э. М. Ремарка. Стремясь неск. отмежеваться от западной лит традиции 20 в., К. писал, что «в противовес современному западному сложному пессимизму» необходимо «дать наш современный, коммунистический, сложный оптимизм», «который рождается в спорах и борьбе» (Неделя. 1961. № 47).
В дальнейшем К. выпустил неск. сб-ков рассказов («Селенга», 1961, «Биение жизни», 1961, и др.), критика отмечала тонкость, психол. глубину, остроумие и реализм автора, говорили о его растущем мастерстве, но ни одно его произв. не вызвало такой заинтересованной реакции, такого ажиотажа, как его первая, еще во многом несовершенная, неровная повесть. Даже обращение к деревенской теме в пов. «У себя дома» (1964), опубл. в «Новом мире» А. Твардовского почти в одно время с «Матрёниным двором» А. Солженицына (через год), не вызвало столь острой реакции у читателей. Полный неизбывного трагизма рассказ «Артист миманса», напечатанный тоже в «Новом мире» (1968), вызвал недоброжелательные отзывы критики, не без оснований увидевшей в рассказе отступление от принципов социалистического реализма и усвоение тенденций критического реализма, проложившего себе дорогу в «Новом мире» творчеством Солженицына, В. Быкова, Г. Владимова и др.
Не без влияния Солженицына К. пришел к написанию своего главного произв. – док. ром. «Бабий Яр» (первоначальная ред. 1965). Тема трагедии массового расстрела евреев фашистами в Бабьем Яре в окрестностях оккупированного Киева у всех вызывала ассоциации со стих. Евг. Евтушенко «Бабий Яр» (1961). Сам К., учившийся в 50-е гг. вместе с Евтушенко в Лит. ин-те, рассказывал, что это он привел поэта к Бабьему Яру, рассказал о трагедии, свидетелем которой был сам, и т.о. во многом способствовал появлению евтушенковского знаменитого стихотворения. Первая попытка опубл. роман в ж. «Юность» (главным редактором которого уже был Б. Полевой) натолкнулась на обвинения в «антисоветчине». Автору пришлось последовательно, в неск. этапов, убирать из романа упоминания о взрыве сов. диверсантами Крещатика, Киево-Печерской лавры, о попытках сов. власти стереть Бабий Яр с лица земли в 1961, и т. д. Примерно четверть текста романа была изъята по цензурным соображениям, включая критические упоминания о Сталине, об отступлении Красной Армии в нач. Великой Отеч. войны, о годах голода, Большого террора. В конце концов журнальный вариант романа был опубл. без согласования с автором, причем нек-рые конъюнктурные фразы («несколько особо ненавистных мне слов», – писал позднее К.) написал сам Полевой. Чудом вышедшее книжное изд. романа в изд-ве «Молодая гвардия» (ненамного расширенное по сравнению с журнальным вариантом) вскоре оказалось запрещенным и признано ошибочным.
С началом брежневско-сусловского неосталинизма усилилось идеологическое давление на лит-ру, началась новая волна гос. антисемитизма. Начались и гонения на автора «Бабьего Яра». В отсутствие автора в его доме проходили обыски; был подожжен и сгорел кабинет писателя (виновники были, разумеется, не найдены). К. начал прятать рукописи; нек-рые, особенно для него важные, были пересняты на пленку и хранились в железной коробке недалеко от дома; сами рукописи в стеклянных банках были закопаны в лесу под Тулой (где, по-видимому, находятся до сих пор). К. стал готовиться к эмиграции. Им была задумана командировка в Лондон для работы над романом о Ленине на II съезде РСДРП (для политиздатовской серии «Пламенные революционеры»). Однако возникли сложности с разрешением зарубежной поездки. «Компетентные органы» согласились на предоставление загранпоездки при условии сотрудничества К. с органами, и он стал, по собственному позднейшему признанию, за полгода до своего побега, агентом КГБ; среди писателей, на которых ему приходилось доносить, был и его давний друг и коллега по «Юности» Евтушенко.
30 июля 1969, во время официальной поездки в Лондон, К. заявил о своем невозвращении в Сов. Союз и попросил полит. убежища в Англии. Он был объявлен изменником Родины и исключен из СП. В то же время его поступок был морально осужден и нек-рыми представителями сов. диссидентства (А. Амальрик в ж. «Survey». 1970. № 74-75). В дальнейшем К. пережил все тяготы «третьей волны» рус. эмиграции, работал на радио «Свобода»; его репортажи и очерки, прочитанные по «вражьему голосу», многим запомнились своей исключительной теплотой, проникновенностью, тонким лиризмом, блестящим стилем, тонкой иронией, интеллектуальной глубиной. Однако новых лит. произв. К. в изгнании уже не написал. Он ограничился лишь публ. переработанных редакций неск. своих произв. сов. времени и прежде всего – полного текста ром.-документа «Бабий Яр» (опубл. на родине в 1991). К. погиб в автокатастрофе при не выясненных до конца обстоятельствах.
Главным лит. трудом К. остался его ром. «Бабий Яр». Это был первый в рус. лит-ре опыт построения худож. произв. исключительно на док. и мемуарном материале, который сам обретал в контексте целого потрясающую худож. силу. Логика осмысления док. материала привела автора к поразившим его самого обобщениям относительно разительного сходства двух тоталитарных режимов – гитлеровского и сталинского. В своих публиц. отступлениях, изъятых из романа цензурой в Сов. Союзе или дописанных в эмиграции, К. поднимается до высокого пафоса обличения тоталитаризма во всех его нац., ист. и полит. вариантах; само словосочетание «Бабий Яр» становится в романе символом человеконенавистничества 20 в. В этом отношении книга К. «Бабий Яр» сопоставима с ром. В. Гроссмана «Жизнь и судьба», также сумевшего показать родство сов. коммунизма с нем. нацизмом – в то время, когда об этом мало кто даже задумывался. В ряду совр. ему и позднейших произв. отеч. «военной прозы» «Бабий Яр» К. до сих пор выделяется масштабом своих обобщений и худож. силой.
Соч.: Ювелиры. Пошехонская новь. М., 1957; Селенга. М., 1961; Биение жизни. М., 1961; Продолжение легенды. М., 1962; Августовский день. М., 1962; У себя дома // Новый мир. 1964. №1; Бабий Яр // Юность. 1966. № 8-10; Артист миманса // Новый мир. 1968. №4; Огонь // Юность. 1969. № 3-4; Бабий Яр: Роман-документ. Запорожье, 1991.
Лит.: Макарова Н. О борьбе «за» и «против» // Знамя. 1958. №9; Баскаков Вл. Становление человека // Лит-pa и современность: Ст. 1959-60 гг. М., 1960; Рассадин Ст. Шестидесятники // Юность. 1960. №12; Макаров А. Серьезная жизнь // Знамя. 1961. №1; Иванова Л. Размышления о прозе молодых // Октябрь. 1961. №8; Лазарев Л. К звездам: Заметки о «молодой прозе» // Вопросы лит-ры. 1961. №9; Аннинский Л. Реальность прозы // Дон. 1964. №3; Яновский Н. Прекрасное с боем пробивает себе дорогу // Вопросы лит-ры. 1964. №8; Борщаговский А. Прошлое не умирает (О ром. А. Кузнецова «Бабий Яр») // Лит. газ. 1966. 26 нояб.; Кузнецов Ф. К зрелости (Размышления о движении прозы молодых) // Юность. 1967. №35.
И. В. Кондаков.
(Из биографического словаря "Русские писатели ХХ века")
Произведения:
Роман "Бабий яр" (1973, 1991) (html 664 kb; pdf 31,8 mb)
– копия из библиотеки Нины и Леона Дотан "LDN-Книги" и библиотеки "ImWerden"
Анатолий Васильевич Кузнецов родился в 1929 году в Киеве, где в 1941-1943 гг., во время оккупации, ему пришлось перенести голод, пожары, быть очевидцем массовых расстрелов и нацистского концлагеря в Бабьем Яре.
Эти впечатления легли в основу самого знаменитого произведения А. Кузнецова – романа-документа «Бабий Яр», опубликованного в журнале «Юность» в 1966 году с огромными цензорскими купюрами и написанными «по заказу» вставками, во многом искажающими его суть. В августе 1969 года А. Кузнецов, находясь в командировке в Лондоне, попросил политического убежища и остался в Великобритании. Его имя в СССР было вычеркнуто из всех литературных справочников, а книги – изъяты из употребления.
Одним из самых значительных литературных событий в его жизни стало издание полного текста романа «Бабий Яр» в 1970 году в издательстве «Посев».
(Из предисловия)
Роман "Огонь" (1969) (html 362 kb) – февраль 2006 – прислал Константин Хмельницкий
Фрагмент из романа "Огонь":
"Известие о самоубийстве Димы Образцова ошеломило Павла.
Даже сейчас, сидя пятый час в междугородном автобусе, перечитав все газеты, перекусив и даже поспав, он не мог отвлечься от мрачных мыслей. Его мозг упрямо вспоминал давешние похороны и пытался что-нибудь понять в этой истории.
Может, это была иллюзия, что он пытается что-то понять, но, во всяком случае, ещё ни одна смерть, с которой приходилось ему сталкиваться в жизни, не потрясла его так конкретно. Так свирепо, реально своим… Чем, да, чем? Бессмыслием? Или, наоборот, таким глубоко лежащим смыслом, какого простому смертному средь тьмы забот и суеты просто не понять? И, кажется, непостижимость…
А было так. Дима Образцов поехал на Север писать очерк о каком-то комбинате. Уезжал бодрый, грозился привезти не только очерк, заказанный центральной газетой, но, если удастся, книгу. Очень весёлый и полный планов уезжал.
Никто не мог рассказать, что с ним произошло, потому что он жил там один, остановился в гостинице, ходил по комбинату, по стройкам, к рыбакам… Вдруг в редакцию газеты пришла телеграмма, что корреспондент умер, и спрашивалось, что с ним делать. То есть не с ним, а с телом.
Его нашла утром горничная. Она долго стучала, но открыть дверь не могла, потому что изнутри крепко застрял ключ. Дверь взломали, обнаружили жильца мёртвым, уже закоченевшим. Вскрытие показало, что он принял большое количество таблеток очень сильного снотворного – совершенно непонятно, где он столько достал и почему имел с собой. А может, он просто не мог уснуть и перебрал слишком много таблеток? Может быть, это было вовсе и не самоубийство, а несчастный случай? Но кто знает? Свидетелей тому не было."
Роман "Продолжение легенды" (1959) (html 287 kb) – июнь 2009 – прислал Давид Титиевский
"...– Не знаю. Видишь ли, это как для кого. Люди ведь бывают разные. Скажу тебе, Петро... по мне, знаешь как: если уж любить, так любить. Может, и однажды любить, да так, брат, чтобы всю жизнь осветило... Как-то мы охотились в Барабинской степи и подстрелили лебедя. И вдруг, откуда ни возьмись, лебедка. Видел бы ты, как она стала летать, как она кричала! Стреляли по ней – не можем попасть. А она летала, летала, била крыльями... Ночь пришла, дружка-то ее уже общипали, сварили, а она в вышине курлычет, носится, как демон. Наутро думали – улетела.
А она явись – и ввысь, всё выше! Сложила крылья – и камнем о землю. Только пух разлетелся. Вот как, брат! Не пережила. Мы все там ошалели, чуть не разорвали дружка-то, который лебедя убил. Наш проводник, казах, рассказывал, что лебеди сходятся однажды, на всю жизнь, и, если один погибнет или умрет от старости, другой живет несколько дней, потом поднимается в высоту – и камнем о землю. Ты не замечал: одиноких лебедей ведь не встречается... Я с той поры и вкус к охоте потерял, будь ты неладна!"
(Фрагмент)
Рассказы: (1980) (html 86 kb) – январь 2010 – прислал Давид Титиевский
Леди Гамильтон
«Мужчина, если ты отважный, приди ко мне»
Августовский день
Фрагмент из рассказа "Леди Гамильтон":
"Вам бы тоже не мешает знать. Сразу после войны браки с иностранцами были разрешены. Ну, мы были школьницами, бегали на открытые вечера в американское посольство, там шикарные фильмы крутили, с Гретой Гарбо, Чаплиным, я влюбилась в одного из шоферов посольства, он меня катал... Тогда это было можно, после войны американцы – союзники, такие, куда ж там, друзья. Он мне говорил, что он сын богатых родителей, захотел увидеть жизнь в СССР, скорее всего врал, мальчишка совсем, но долларов у него было, и, правда, без счета. И поженились. Молоденькие, такая любовь, такая любовь. У него кончался срок контракта, мы решили ехать к его родителям – где-то в Калифорнии. Я была на седьмом небе. Тут пришли и меня забрали. Нас набили целый поезд, таких жен иностранцев. Изменилась политика, в один день, как это у нас всегда. Я была беременна. Родила в мурманской тюрьме, уже на севере. Девочку на третий день отобрали. Конечно, наши мужья-иностранцы протестовали. Мы на что-то надеялись. Я потом узнала, что шум в мире некоторый был, их всех повысылали из Союза, они устраивали демонстрации в Вашингтоне перед советским посольством. А потом помалу затихло. Я вышла в пятьдесят седьмом году развалиной, реабилитированная... Вся леди тут. Хм... Как и не было молодости.
– Пытались отыскать мужа?
– Пыталась, но меня вызвали и разъяснили, что этого делать не следует. Я сама поняла тоже, что не надо."
"Письма в Израиль" (1964-1971) (html 94 kb) – январь 2010 – прислал Давид Титиевский
Впервые публикуемые (с некоторыми сокращениями) девятнадцать писем известного русского писателя Анатолия Васильевича Кузнецова (1929, Киев – 1979, Лондон) – лишь часть русскоязычного литературного архива старейшего израильского журналиста, писателя и переводчика Шломо Эвен-Шошана (р. 1910, Минск). Архив передан недавно владельцем на хранение в муниципалитет Афулы, вблизи которой (в киббуце Сде-Нахум) проживает этот патриарх художественного перевода с русского и идиша на иврит. Первые десять писем – из г. Тулы, где их автор поселился после окончания (в 1960 г.) Литературного института Союза писателей СССР. Остальные девять написаны в Лондоне, куда он выехал под видом ”творческой командировки“ (1969) якобы для написания ”юбилейного“ романа о Ленине (к столетию со дня рождения ”вождя мирового пролетариата“) и где немедленно попросил политического убежища у британских властей. Одной из побудительных причин бегства писателя из СССР была невозможность в советских условиях опубликовать мемуарный роман о Бабьем Яре без цензурных искажений и вычерков. Напомним, что автор романа, застигнутый войной в своем родном Киеве, живя в непосредственной близости от Яра, невольно стал одним из свидетелей уничтожения там в течение двух дней всего еврейского населения украинской столицы, а вслед за тем – ежедневных расстрелов других групп граждан вплоть до конца двухлетней гитлеровской оккупации. Замысел своего потрясающего воображение романа-документа он вынашивал потом более двадцати лет.
При подготовке писем к публикации опущены некоторые приложения к письмам и отдельные фрагменты, не имеющие принципиального значения. Редакционные купюры помечены точками в ломаных скобках. Оригиналы писем, как правило, написаны автором на машинке, и лишь третье и одиннадцатое письма – от руки. Каждое из писем скреплено собственноручной подписью автора, а в письме 17-м воспроизведены его рисунки, иллюстрирующие текст. Подчеркивания в тексте писем принадлежат их автору.
(Из предисловия)
Владимир Батшев. Очерк "Дело Анатолия Кузнецова" (pdf 222 kb) – январь 2010 – прислал Давид Титиевский
Произошло это задолго до моей эмиграции, в той еще жизни, когда я работал заведующим отделом информации "Литературки". Однажды в отдел пришел главный редактор газеты Александр Борисович Чаковский и строго-настрого велел, чтобы никто из нас раньше одиннадцати домой не уходил – ожидается сверхважный и сверхсекретный материал об одном чрезвычайном происшествии в писательской жизни. В отдел без конца заглядывали любопытные сотрудники – что, спрашивали, пришло или все еще не пришло? Материал появился уже в районе полуночи, в запечатанном сургучном пакете с надписью "Совершенно секретно" – это была полная ярости статья Бориса Полевого о побеге из СССР Анатолия Кузнецова. Не было таких бранных слов, которых не употреблял Полевой, клеймя изменника и "выродка" в нашей писательской семье. Я читал, а стоявший подле меня горбун и подхалим Леня Чернецкий комментировал. Да неправда все это – никакого Анатолия Кузнецова в природе более не существует, а существует господин Анатоль, который только что выступил по Британскому радио. Так началась компания, а которой с массой интересных подробностей пишет в предлагаемых читателю мемуарах поэт Владимир Батшев. Самого Анатолия Кузнецова я увидел гораздо позже...
(Из предисловия Виктора Перельмана)
Рассказ "Артист миманса" в библиотеке "Давар"
Ссылки:
Алексей Кузнецов: "К 75-летию писателя Анатолия Кузнецова" в передаче "Поверх барьеров" на "Радио Свобода" (август 2004)
Страничка создана 15 февраля 2006.
Последнее обновление 7 июля 2021.
|
