Произведения:
Роман "Вор, шпион и убийца" (2013, 320 стр.) (pdf 7 mb) – сентябрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Так случилось, что Юрия Буйду, как и Людмилу Улицкую в своё время, открыло старейшее и самое престижное издательство Франции «Галлимар». В России автор известен меньше, но сегодня внимание к нему со стороны читателей и СМИ возросло.
В 2012 году книга повестей «Жунгли» вошла в длинный список премии «Национальный бестселлер», а роман «Синяя кровь» попал в финал «Букера» и «Ясной Поляны». Автор стал лауреатом итальяно-российской литературной премии «Пенне». Его произведения переведены на немецкий, польский, финский, французский, японский языки.
Юрий Буйда видит мир через волшебное стекло мифа, в котором даже самый обыкновенный человек становится великаном и горы сходят с мест от взмаха женской ресницы. Буйда – великолепный стилист, равного которому в современной прозе найти сложно. Его книги источают яд и мёд страсти, в них бьётся огромное сердце самой Жизни!
Мир лежит во зле, понимает герой Юрия Буйды, с юности обожающий Кафку и вслед за ним мечтающий стать писателем: воровать у реальности образы, шпионить за малейшими движениями души и убивать мгновения, чтобы запечатлеть их навеки! Однако в нищете послевоенных лет писателям суждена совсем другая судьба: работа на заводе, случайные связи с женщинами, жизнь, близкая к животной... Но однажды он научится в собственном грехе черпать силы. Кажется, что, взрослея и приближаясь к исполнению своей мечты, герой Буйды из мёртвой воды окунается в живую, чтобы в будущем закалиться от всех напастей!
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"О чём там только не говорили! До каких высот лжи там только не доходили! О войне если и вспоминали, то вовсе не по-книжному, не по-киношному: этому удалось в медсанбате провести ночь с медсестрой, которая принесла ему спирта, поставив стаканы на свои груди и по пути не пролив ни капли; а тот вёз домой ажный чемодан часов из Германии, да по пути проигрался в карты в пух; третий рассказывал о том, как в драке оторвал немцу руку и перепугался до смерти, пока не понял, что рука-то – деревянная, протез... И ещё много было разговоров о еде и выпивке: где что ели-пили, да сколько, да кто больше съел.
В тот день больше всех съесть взялся двухметровый толстяк по прозвищу Гусь. Когда отец, директор фабрики и я вошли в Красную столовую, Гусь успел
съесть почти полное ведро варёных яиц в скорлупе. Споривший с ним шофёр Витька Фашист не спускал глаз с гиганта, который доставал из ведра очередное яйцо и проглатывал не жуя. Горло Гуся при этом вздувалось и опадало.
Директор и отец выпили по стопке водки, мне перепал бутерброд с сыром.
Все смеялись над Витькой – он проигрывал: на дне ведра лежали всего три яйца.
– Четвёртое съешь – с меня рупь сверху! – прошипел Витька, протягивая Гусю ещё одно яйцо, вынутое из кармана. – Рупь!
Гусь съел те три, что оставались в ведре, и четвёртое. Горло его вздулось и опало.
Витька отсчитал победителю десять рублей бумажками и рубль мелочью.
Гусь поманил буфетчицу. Она принесла кружку пива. Гусь выпил залпом, оглушительно рыгнул и вышел из столовой.
– Ну сволочь, – растерянно сказал Витька Фашист. – Я ж ему камень подсунул. Понимаете? Яйцо у меня было в кармане – каменное. И камень сожрал – не подавился. Ведро яиц и камень! И ничего!
Все хохотали."
* * *
"Бабушка Татьяна Кондратьевна оказалась маленькой, черноногой – она не носила обуви – и страшноглазой. Она перекрестила меня и сказала: «Весь в отца».
Отец рассказывал, что в конце 20-х, когда умер её муж, прошедший Первую мировую и Гражданскую, весь израненный, бабушка сунула за щеку пять золотых монет, под юбку – обрез, посадила десятерых детей на повозки и отправилась из голодной Белоруссии на Украину, в Донбасс. Старшие дети пошли на шахту, младшие – в колхоз. В первую же зиму деревню завалило снегом до труб. Скот падал от ящура, люди – от голода. Милиционеры вывозили дохлых коров в степь, но закопать не могли: земля окаменела от мороза. Люди ждали, когда милиционеры уедут, разводили костры и тут же, в степи, варили похлёбку из мяса ящурных коров. Некоторые после этого умирали. Во время войны шестерых детей Татьяны Кондратьевны немцы повесили: её сыновья были партизанами."
* * *
"Мы поднялись на противоположный склон оврага, к каким-то развалинам, заросшим полынью и бодяком, сели в тени. Отец снял туфли, носки, пошевелил пальцами, лёг на спину, закинув руки за голову.
– Здесь жили людоеды, – сказал он, глядя в небо. – Красивые людоеды.
Во время великого голода хозяйка дома, красавица вдова с четырнадцатилетней дочерью, вышла замуж за молодого парня. Четырнадцатилетняя Настя соблазнила отчима, и они вместе убили и съели хозяйку. А потом Настя убила и съела любовника. Когда Настю выводили из дома, милиционеры накинули ей на голову мешок. Она была самой красивой девушкой в округе, сказал отец, самой красивой, дерзкой и своенравной. Какие у неё были красивые глаза, сказал он, а руки... никогда в жизни таких больше не встречал...
– Зачем мешок? – шёпотом спросил я.
– От страха, – сказал отец. – Милиционеры боялись смотреть ей в глаза.
Я лёг рядом с ним, закинув руки за голову.
– На Соловьёвской переправе, – сказал отец, – меня поставили к стенке. То есть, конечно, стенки не было – просто привязали к сосне. Я сбил из ручного пулемёта «Юнкерс». Случайно вышло. Эти «Юнкерсы» нас достали... я просто озверел... взял пулемёт и выпустил в пикирующий самолёт весь диск – сорок семь патронов... стоял во весь рост в траншее и стрелял, пока патроны не кончились... и вдруг он упал... наверное, я попал в кабину, в пилота... и тогда вся эта стая «Юнкерсов» набросилась на нас... в общем, после налёта меня на скорую руку приговорили к расстрелу за обнаружение расположения воинской части... отвели в лесок, привязали к сосне и набросили на голову мешок... мешок пах машинным маслом... мешок на голове, а я боюсь глаза закрыть... чую эти винтовочные дула, направленные на меня, и не могу закрыть глаза, хотя на голове этот мешок... и у меня говно поползло по ляжкам... жрать было нечего, по три галеты в день на человека выдавали, а говна вышло много... прёт и прёт, прёт и щиплет... ляжки щипало, как крапивой... я в одних кальсонах, без сапог, с мешком на голове, и говно течёт по ляжкам... – Отец помолчал. – Командовал нами Сусайков, корпусной комиссар Иван Захарович Сусайков. Генерал-лейтенант. Проезжал мимо, спросил, в чём дело, и отменил расстрел. Мне развязали руки, а снять мешок с головы – сил не было... вот когда я смерть увидел... когда ничего видеть уже не мог... не было в моей жизни ничего унизительнее, ничего постыднее, чем тот расстрел... ничего унизительнее, ничего постыднее..."
Сборник "Яд и мёд: повесть и рассказы" (2014, 288 стр.) (pdf 6,2 mb) – октябрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Тати – хозяйка Дома Двенадцати всадников на Жуковой Горе. Она не только принадлежит к древнему роду Осорьиных, но и является воплощением Бога и Дьявола в одном лице. Её дом – её крепость, ради своей семьи она готова пойти на всё, даже на преступление...
Повесть «Яд и мёд» сопровождена циклом рассказов «Осорьинские хроники», в которых история рода Осорьиных обрастает удивительными и невероятными подробностями!
(Аннотация издательства)
Содержание:
Яд и мёд ... 5
Осорьинские хроники ... 123
Киевский август ... 125
Борис и Глеб ... 138
Смерть элефанта ... 147
Дело графа О ... 161
Аталия ... 171
Добела, но не дочиста ... 188
Повесть о князе Алёшеньке ... 219
Новый Дон Жуан ... 246
Века Авраама и стад его ... 267
"Через полчаса они уже ехали вдоль реки, конь бежал бойко, управляющий улыбался, Алексей Алексеевич думал о газетной заметке, в которой сообщалось о его двоюродной сестре – Елизавете Ивановне фон Дернберг, зверски убитой крестьянами.
Газета напоминала читателям о том, что старушка-помещица построила на свои средства школу для деревенских детей, больницу, обновила сельскую церковь и т. д., и т. п. и могла бы считаться благодетельницей для своих убийц. Убийство было бессмысленным и беспощадным: мужики напились, изнасиловали в барском саду молоденькую горничную, а потом, чтобы никто не узнал, зарезали и девушку, и её хозяйку. На суде они говорили, что их «бес попутал», что Елизавета Ивановна была «доброй матушкой», плакали и каялись. А ещё говорили, что убили «от стыда» и что от стыда «творят ещё и не такое, страшнее».
Один из адвокатов заявил, что крестьяне «мстили за многовековое унижение народа», что они скорее жертвы обстоятельств, жертвы среды, превратившей их в людей, отравленных исторической жестокостью и неспособных отвечать за свои поступки, и т. д., и т. п.
Прокурор, однако, напомнил, что в суде, как и на Страшном суде, ответ держит не среда, не история, но человек, историей же можно объяснить преступление, но не оправдать преступника, и т. д., и т. п.
Адвокату аплодировали, а сравнение со Страшным судом вызвало в зале смех.
Огромное состояние, оставленное Елизавете Ивановне покойным мужем, она тратила на благоустройство крестьянской жизни, ни на минуту не задумываясь об отдаче, то есть была мечтой вороватых управляющих, которых у неё перебывало без счёта. По вечерам баронесса фон Дернберг читала крестьянским девушкам Жорж Санд, Шиллера и Чернышевского. Девушки потели, толкались, хихикали и косились на окна, в которые заглядывали парни.
Алексей Алексеевич любил сестру и не вмешивался в её жизнь, но иногда полушутя-полусерьёзно напоминал ей о том, что урождённой княжне Осорьиной не следовало бы забывать о том, что одинаково сильная тяга и к небесной любви, и к земной справедливости нередко превращает русского человека в опаснейшее чудовище. «В России жить – по-русски выть», – заключал Алексей Алексеевич, понимая, однако, что говорит впустую."
(Фрагмент)
Роман "Синяя кровь" (2014, 288 стр.) (pdf 6,5 mb) – декабрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Ида Змойро – героиня романа Буйды «Синяя кровь» – прекрасный художественный двойник реальной актрисы советского кино сороковых годов прошлого века Валентины Караваевой. Очень быстро ставшая звездой, Караваева столь же быстро сгорает в зените славы. Сталинская премия, стремительный взлёт карьеры, приглашения в постановки ведущих европейских театров, брак с английским атташе Джорджем Чапменом – и тут же чудовищная автокатастрофа, навсегда обезобразившая лицо красавицы. Развод, возвращение в Союз, старость в новой, постперестроечной России.
Буйда превращает реальную трагическую судьбу в прекрасную легенду. Сотворённый вокруг Караваевой и её времени миф завораживает и пленяет. А литературное мастерство, с которым написан роман, вряд ли оставит равнодушными даже самых искушённых ценителей слова.
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"Раз в неделю со студентами мосфильмовской школы занималась сама Серафима Биргер, Великая Фима, которую всюду сопровождал её муж Кабо.
Ида преклонялась перед великой актрисой, игравшей в знаменитых фильмах Эйзенштейна, Козинцева и Петрова. Эта невысокая женщина с хрипловатым голосом курила сигареты «Тройка», носила брючный костюм и говорила о том, что в жилах настоящего художника, будь то писатель, палач или столяр, обязательно должна быть хотя бы капля ледяной синей крови: «Горячая красная кровь кружит голову, порождает образы и идеи, а иногда доводит до безумия. Синяя же кровь – это мастерство, это выдержка, это расчёт, это то, что заставляет художника критически взглянуть на его создание, убрать лишнее и добавить необходимое. Синяя кровь – это Страшный суд художника над собой. Мало научиться писать – надо
научиться зачёркивать. Вдохновение без мастерства – ничто. Это, наконец, то, что даёт художнику власть над зрителем или читателем. Нужно знать, куда зрителя ударить, чтобы по-настоящему ранить, но не убить. Но синяя кровь – холодная кровь, это не только дар, но и проклятие... потому что toute maitrise jette le froid... всякое мастерство леденит...»"
* * *
"Безногий поправил гармошку, перекрестился и, с силой оттолкнувшись, двинулся к мосту. Он отталкивался от земли чурками-утюжками, к которым были прибиты ручки, обмотанные бинтом. Деревянный настил моста грохотал и пощёлкивал под колесами тележки. Степан наклонялся вперёд, отталкивался, вскидывал плечи, снова опускал утюжки на доски настила... глухой стук, скрежет колёс, стук, скрежет, пощелкивание...
Инвалид достиг середины моста, как вдруг навстречу ему из густого тумана с высокого берега хлынули люди. Серые кепки, серые бушлаты – много людей. Быстро перебирая ногами, они сбегали на мост, подгоняемые сзади такими же серыми бушлатами, и все эти сотни людей мчались навстречу Степану, раскачивая мост, а за ними бежали другие, ещё и ещё, кто-то закричал, сотни голосов подхватили, и не успел Коля Вдовушкин испугаться, как вся эта бурлящая масса серых потных бушлатов нахлынула на Благородного Степана, сомкнулась, наддала и – скорее, скорее, шагу, шагу – ряд за рядом, волна за волной потекла вверх по Жидовской к площади, подгоняемая охраной...
Вдовушкин стоял на берегу, растопырившись на костылях, и провожал взглядом эти серые человеческие волны, которые вываливались из тумана одна за другой, с грохотом прокатывались по мосту и с ходу – слитное хриплое дыхание, стук сотен башмаков – взбегали по булыжнику Жидовской, одна за другой, шагу, шагу, скорее, скорее...
Когда наконец последние сотни миновали мост и скрылись в тумане, окутавшем город, Коля выбрался на мост и, постукивая костылями, побрёл к другому берегу. Доски настила всё ещё шевелились и стонали, приходя в себя после тысяч ног. Вдовушкину было не по себе. Он позвал Степана – никто не откликнулся. Безногого не было – ни пятен крови, ни разбитой в щепу коляски, ни гармошки, ни утюжка, ни хотя бы
какой медальки. Коля прошёл мост до конца, но так и не обнаружил никаких следов Степана. Многотысячная масса серых людей прошла по нему, раздавила человека, коляску, гармошку, унесла на подмётках..."
* * *
"Потом в Чудове много говорили о том, как и почему Иде удалось вызволить генерала Холупьева из лубянских застенков.
Рассказывали даже, что Ида выиграла мужа в бильярд.
Говорили, что она приехала к Берии и тот предложил ей сыграть в бильярд: «Выиграете – муж ваш, проиграете – вы моя». Ида согласилась и вышла переодеться. А когда вернулась, Берия и вся его компания утратили дар речи: на ней не было ничего, кроме шляпки и туфель на высоких каблуках. Ида взяла кий и разбила шары. Берия сразу всё понял и сдался. Он же понимал, что никакой мужчина не в состоянии попасть шаром в лузу, когда взгляд прикован к нагому женскому телу – да ещё к такому телу...
«Сама-то она, конечно, Змойро, – говорил рассказчик. – Но по матери-то она – Попова. Самая настоящая Попова, а не какая-нибудь Жопина».
Другие говорили, что Ида добилась аудиенции у самого Сталина и именно он приказал отдать ей мужа. Но не просто так, а за ночь любви."
Роман "Покидая Аркадию. Книга перемен" (2016, 320 стр.) (pdf 7 mb) – март 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Аркадия – идеальная страна счастья, рай на земле. Двадцать пять лет назад таким раем казалась дооктябрьская Россия, «которую мы потеряли», а сегодня многие считают, что идеальной страной был СССР, хотя советские люди были убеждены, что счастье возможно только в будущем, где нет ни «совка», ни «коммуняк», а только безграничная свобода и полные прилавки. Все требовали перемен, не задумываясь об их цене.
Эта книга – о тех, кто погиб в пожаре перемен, и о тех, кто сгорел дотла, хотя и остался в живых, и о тех, кто прошёл через все испытания, изменившись, но не изменив себе. О провинциальной девчонке, которая благодаря стойкости стала великой актрисой, потеряв всё, кроме таланта. О молодом дипломате, отказавшемся от блестящей карьеры ради любви. О нормальных подростках, превратившихся в безжалостных убийц. О прокуроре, взявшемся за оружие, чтобы вернуться к привычной жизни. Эта книга – о поисках идеала, о единстве прошлого, настоящего и будущего, о нас сегодняшних, о счастливой Аркадии, которую мы всегда покидаем, никогда с нею не расставаясь.
(Аннотация издательства)
Содержание:
Нора Крамер ... 5
Покидая Аркадию ... 93
Слепые и жадные ... 107
Девушка с юга ... 128
Пиджак Семёныч ... 148
Бедные дети ... 164
Господин Аспирин ... 184
Чёрная рука ... 202
Вечер на заброшенной фабрике ... 224
Сторублёвый поворот ... 231
Особое чувство ... 277
Девочка со спичками ... 285
Длинные тени ... 295
Фрагменты из книги:
"За день до смерти жены Андрей Семёнович наткнулся на её дневник, в котором та признавалась в любви к некоему Сергею, Серёже, вспоминала их встречи, перебирая детали, иногда впадая в напыщенность, иногда в слезливость. Поначалу он подумал, что Лидия Петровна всё это выдумала – и эту «счастливую дрожь нутра», и «лучистые глаза», и «пьянящую сперму», и «триста тридцать три тысячи жутких поцелуев», но некоторые детали убедили его в том, что это не вымысел. Эта её внезапная страсть к кружевному нижнему белью смелых фасонов, к тяжёлым маслянистым ароматам, к экспериментам в постели – тогда он отнёсся с пониманием и сочувствием к неловким попыткам жены вернуть молодость. Она вдруг начала курить, читать Теренса Пратчетта и называть мужа «милым». Оказывается, она жила двойной жизнью, у неё был семнадцатилетний любовник, они спаривались на полу в гостиной, пока Андрей Семёнович пропадал в командировках, а когда он возвращался домой, встречала мужа как ни в чём не бывало, и он ничего не подозревал...
Сидя у постели умирающей жены, он держал её руку в своей и пытался понять, что же он чувствует. Неверная жена, обманутое доверие, слепой муж – всё это такая горькая пошлость. Он не испытывал ни обиды, ни растерянности, ни гнева, словно отупев от боли.
Он смотрел на осунувшееся лицо Лидии Петровны, оглушённой морфием, и чувствовал жалость, только жалость. Но когда оставался наедине с собой, из каких-то неожиданных щелей души начинало подниматься что-то омерзительное, огромное, тёмное, пытаясь захватить его целиком и пугая своей безжалостной безымянностью."
* * *
"За ужином они выпили бутылку коньяка, и когда пришло время идти спать, Алиса ног под собой не чувствовала. Дмитрий Иванович подхватил её на руки, отнёс в спальню, раздел, уложил, лёг рядом. Алиса положила голову на его плечо.
– Дядя Митя, мне страшно, – сказала она. – Сначала Игорь, теперь мама... я совсем одна, дядя Митя, совсем...
– Ну как же ты одна? Я тут, вот он я, со мной не пропадёшь, милая моя, нет, не пропадёшь. Я тебя не обижу и другим в обиду не дам. Я же полицейский, понимаешь? Полицейский. Знаешь, как я полицейским стал? Не знаешь... Мне лет двенадцать, наверное, было или тринадцать, и было мне очень жалко нашу соседку тётю Веру. Она была очень красивая и одноногая, ногу в аварии потеряла, что ли... А муж её бил. Каждый божий день избивал, зверь. Она плакала, пыталась убежать от него, а куда ей, одноногой, убежать? Она ползёт от него, а он её бьёт, она ползёт, а он бьёт... Я не выдержал и бросился на него, а он мне как даст! Прямо в лоб. Кулак у него был ого какой, не кулак, а молот. Ну я и упал. Я ж мальчишка был, а он мужик. Вот тогда я и решил, что буду защищать тётю Веру и всё такое... таких, как она... чего я только не повидал в полиции, Алиса, это ж словами не описать... как вспомню девяностые – душа переворачивается... сколько всякой мрази на свет божий вылезло, воры, насильники, убийцы... сколько преступлений осталось нераскрытых – ужас, Алиса, просто ужас... и все эти преступники до сих пор не понесли никакого наказания, понимаешь? Их тысячи, может, сотни тысяч, они людей убивали, а никто их не наказал, и они и сейчас живут себе, у них жёны, дети... что у них на душе, Алиса? Как они с этим мраком живут? А Россия – как она живёт с этим мраком? Сколько ж народу убито, а никто не наказан... это ж какая у России душа, а? Жить со всем этим мраком – как? И ведь живёт... жуть... тысячу лет этот мрак тащит в себе... – Помолчал. – Но сейчас, слава Богу, всё по-другому, сейчас жить можно. Главное – держись за меня, слушайся, и всё у нас будет хорошо... разберёмся с делами, и всё у нас будет хорошо... и на мужиков поменьше заглядывайся, а то ты любишь глазками пострелять, попой покрутить... со мной так не надо, Алиса, ты меня не подводи... я ведь всё вижу, всё знаю, всё... и если что узнаю, я тебя обрею, уши отрежу и голышом бандитам отдам, а уж они тебя, такую красивую, сожрут – не подавятся..."
* * *
"Она замерла, прислушалась.
Нет, ей не показалось – Николай Иванович действительно стонал.
Быстро оделась и побежала вниз.
Дверь была открыта, музыка звучала слишком громко, Николай Иванович стонал, в комнате пахло аммиаком. Некогда было выяснять, где Ия и почему она оставила мужа одного. Открыла окно нараспашку, быстро сделала укол, поставила капельницу, и через полчаса Николай Иванович пришёл в себя.
Верочка напоила его мятным чаем, рассказала о том, как хоронили и поминали Игоря, как Олег пытался её поцеловать, а она увернулась, и какое впечатление произвела на всех, надев чёрный парик.
– Пора нам с тобой прощаться, Верочка, – сказал он с улыбкой. – Похоже, пора.
– Да ладно вам, Николай Иванович... хотите ещё чаю?
– Пора, Верочка, пора...
Она растерялась, потому что не знала, что говорят в таких случаях.
– У меня к тебе прощальная просьба...
– Конечно, Николай Иванович!
– Разденься, Верочка, – сказал он. – А чаю не надо.
Она уставилась на него, и Николай Иванович повторил:
– Разденься. Просто разденься.
Верочка спросила шёпотом:
– А если войдут?
– Не войдут.
Она стянула через голову платье, расстегнула лифчик, сняла трусики, села на стул, по коже бежали мурашки, замерла, не сводя взгляда с мужчины.
– Встань, пожалуйста...
Встала, выпрямилась.
– Дай руку, – сказал он.
Она протянула руку.
Николай Иванович сжал её пальцы своими, влажными и холодными.
– Как же хорошо, Верочка, – сказал он. – Как хорошо...
Верочке стало жарко.
Она чувствовала, как медленно, всё медленнее бьётся его сердце, а её сердце билось всё чаще и сильнее. В груди её образовалась трепещущая пустота, словно ей было страшно, но это был не страх, а что-то другое, какое-то другое чувство, но Верочка не понимала, что это за чувство, и пыталась думать о том, что чувствует Николай Иванович, который держал её за руку и не сводил взгляда с её груди. Его холодеющая рука и её горячая рука соединили их на несколько минут, и они словно замерли в каком-то промежутке между жизнью и смертью, на головокружительной высоте, его рука вдруг дрогнула, и эта дрожь передалась ей, её пальцам, её телу, и на какую-то секундочку смерть, жизнь, любовь, все эти выси и все эти бездны стали одним целым, одной жизнью и одной любовью, одним бессмертием, а потом его рука дрогнула в последний раз, Николай Иванович закрыл глаза и замер."
Сборник "Счастливый случай: реальные истории из жизни современных писателей" (2016, 448 стр.) (pdf 8,6 mb) – апрель 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Серия «Перемены к лучшему» – это сборники жизнеутверждающих историй из жизни современных писателей.
В первой книге серии «Как я изменил свою жизнь к лучшему» собраны реальные истории преодоления трудностей твёрдостью воли, силой характера. Во втором сборнике любимые писатели – Виктория Токарева, Александр Снегирёв, Владимир Вишневский, Ирина Муравьёва, Татьяна Веденская, Сергей Литвинов и другие – повествуют о своей удаче, о счастливом случае, изменившем их жизнь.
Все авторы и создатели этой книги желают вам чудес и нежданных подарков судьбы!
(Аннотация издательства)
Содержание:
Татьяна Веденская. Сияющие аметисты ... 7
Владимир Вишневский. Как мы с папой друг друга спасали ... 27
Александр Мелихов. Инцидент ... 33
Дмитрий Иванов. Попугай ... 53
Георгий Данелия. Перст судьбы ... 61
Елена Нестерина. Множечко везения ... 71
Александр Снегирёв. Очередь ... 87
Елена Крюкова. Дворянское собрание ... 97
Борис Шапиро-Тулин
Сон в руку ... 119
Марсианин ... 123
Ирина Муравьёва. Поклон тебе, Шура ... 133
Юрий Буйда. Целую твои ножки белые ... 141
Екатерина Неволина. Причудливо тасуется колода ... 151
Роман Сенчин. Ветрянка ... 161
Валерий Бочков. Пять квартир на Фрунзенской набережной ... 175
Галина Лифшиц-Артемьева. Со-бытие ... 189
Виктория Токарева. Золотой ключик ... 203
Алексей Макушинский. Остерго ... 209
Анна Матвеева. Хотел ... 229
Наталья Калинина. Писательство ... 249
Борис Евсеев. Короткая надпись ... 281
Владимир Сотников. Совпадение ... 295
Антон Чиж. Красный, как жизнь ... 301
Елена Вернер. Мой старший брат Джим Хокинс ... 317
Сергей Литвинов. 27 ... 327
Лариса Райт. Мои университеты ... 359
Андрей Кузечкин. Without you near me ... 373
Улья Нова. Ищет хозяина ... 389
Александр Староверов. Эдем: туда и обратно ... 397
Ирина Щеглова
Переделка в Переделкино ... 413
Магия ... 421
Андрей Ромм. Мелочей не бывает ... 433
"Изотовы жили в конце нашей улицы и были известны своей нелюдимостью. Когда стало известно о полёте Гагарина, весь городок словно сошёл с ума от радости. Гудели трубы бумажной фабрики и маргаринового завода, гудели паровозы на железнодорожной станции, на улицах обнимались незнакомые люди, милиционеры стреляли в воздух, а наш сосед Николай Петрович, лишившийся ноги под Будапештом, сказал: «Ну вот и закончилась война» и заплакал. Это был праздник не по указке сверху – городское начальство и само не знало, что делать, потому что полёт в космос стал неожиданностью для всех. Люди вытаскивали во дворы столы и скамейки, выпивали, пели «Катюшу», танцевали и целовались. И только в доме Изотовых было тихо, хотя в окнах горел свет."
(Фрагмент рассказа Юрия Буйды "Целую твои ножки белые")
Страничка создана 4 сентября 2022.
Последнее обновление 17 апреля 2024.
