Произведения:
Роман "Вор, шпион и убийца" (2013, 320 стр.) (pdf 7 mb) – сентябрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Так случилось, что Юрия Буйду, как и Людмилу Улицкую в своё время, открыло старейшее и самое престижное издательство Франции «Галлимар». В России автор известен меньше, но сегодня внимание к нему со стороны читателей и СМИ возросло.
В 2012 году книга повестей «Жунгли» вошла в длинный список премии «Национальный бестселлер», а роман «Синяя кровь» попал в финал «Букера» и «Ясной Поляны». Автор стал лауреатом итальяно-российской литературной премии «Пенне». Его произведения переведены на немецкий, польский, финский, французский, японский языки.
Юрий Буйда видит мир через волшебное стекло мифа, в котором даже самый обыкновенный человек становится великаном и горы сходят с мест от взмаха женской ресницы. Буйда – великолепный стилист, равного которому в современной прозе найти сложно. Его книги источают яд и мёд страсти, в них бьётся огромное сердце самой Жизни!
Мир лежит во зле, понимает герой Юрия Буйды, с юности обожающий Кафку и вслед за ним мечтающий стать писателем: воровать у реальности образы, шпионить за малейшими движениями души и убивать мгновения, чтобы запечатлеть их навеки! Однако в нищете послевоенных лет писателям суждена совсем другая судьба: работа на заводе, случайные связи с женщинами, жизнь, близкая к животной... Но однажды он научится в собственном грехе черпать силы. Кажется, что, взрослея и приближаясь к исполнению своей мечты, герой Буйды из мёртвой воды окунается в живую, чтобы в будущем закалиться от всех напастей!
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"О чём там только не говорили! До каких высот лжи там только не доходили! О войне если и вспоминали, то вовсе не по-книжному, не по-киношному: этому удалось в медсанбате провести ночь с медсестрой, которая принесла ему спирта, поставив стаканы на свои груди и по пути не пролив ни капли; а тот вёз домой ажный чемодан часов из Германии, да по пути проигрался в карты в пух; третий рассказывал о том, как в драке оторвал немцу руку и перепугался до смерти, пока не понял, что рука-то – деревянная, протез... И ещё много было разговоров о еде и выпивке: где что ели-пили, да сколько, да кто больше съел.
В тот день больше всех съесть взялся двухметровый толстяк по прозвищу Гусь. Когда отец, директор фабрики и я вошли в Красную столовую, Гусь успел
съесть почти полное ведро варёных яиц в скорлупе. Споривший с ним шофёр Витька Фашист не спускал глаз с гиганта, который доставал из ведра очередное яйцо и проглатывал не жуя. Горло Гуся при этом вздувалось и опадало.
Директор и отец выпили по стопке водки, мне перепал бутерброд с сыром.
Все смеялись над Витькой – он проигрывал: на дне ведра лежали всего три яйца.
– Четвёртое съешь – с меня рупь сверху! – прошипел Витька, протягивая Гусю ещё одно яйцо, вынутое из кармана. – Рупь!
Гусь съел те три, что оставались в ведре, и четвёртое. Горло его вздулось и опало.
Витька отсчитал победителю десять рублей бумажками и рубль мелочью.
Гусь поманил буфетчицу. Она принесла кружку пива. Гусь выпил залпом, оглушительно рыгнул и вышел из столовой.
– Ну сволочь, – растерянно сказал Витька Фашист. – Я ж ему камень подсунул. Понимаете? Яйцо у меня было в кармане – каменное. И камень сожрал – не подавился. Ведро яиц и камень! И ничего!
Все хохотали."
* * *
"Бабушка Татьяна Кондратьевна оказалась маленькой, черноногой – она не носила обуви – и страшноглазой. Она перекрестила меня и сказала: «Весь в отца».
Отец рассказывал, что в конце 20-х, когда умер её муж, прошедший Первую мировую и Гражданскую, весь израненный, бабушка сунула за щеку пять золотых монет, под юбку – обрез, посадила десятерых детей на повозки и отправилась из голодной Белоруссии на Украину, в Донбасс. Старшие дети пошли на шахту, младшие – в колхоз. В первую же зиму деревню завалило снегом до труб. Скот падал от ящура, люди – от голода. Милиционеры вывозили дохлых коров в степь, но закопать не могли: земля окаменела от мороза. Люди ждали, когда милиционеры уедут, разводили костры и тут же, в степи, варили похлёбку из мяса ящурных коров. Некоторые после этого умирали. Во время войны шестерых детей Татьяны Кондратьевны немцы повесили: её сыновья были партизанами."
* * *
"Мы поднялись на противоположный склон оврага, к каким-то развалинам, заросшим полынью и бодяком, сели в тени. Отец снял туфли, носки, пошевелил пальцами, лёг на спину, закинув руки за голову.
– Здесь жили людоеды, – сказал он, глядя в небо. – Красивые людоеды.
Во время великого голода хозяйка дома, красавица вдова с четырнадцатилетней дочерью, вышла замуж за молодого парня. Четырнадцатилетняя Настя соблазнила отчима, и они вместе убили и съели хозяйку. А потом Настя убила и съела любовника. Когда Настю выводили из дома, милиционеры накинули ей на голову мешок. Она была самой красивой девушкой в округе, сказал отец, самой красивой, дерзкой и своенравной. Какие у неё были красивые глаза, сказал он, а руки... никогда в жизни таких больше не встречал...
– Зачем мешок? – шёпотом спросил я.
– От страха, – сказал отец. – Милиционеры боялись смотреть ей в глаза.
Я лёг рядом с ним, закинув руки за голову.
– На Соловьёвской переправе, – сказал отец, – меня поставили к стенке. То есть, конечно, стенки не было – просто привязали к сосне. Я сбил из ручного пулемёта «Юнкерс». Случайно вышло. Эти «Юнкерсы» нас достали... я просто озверел... взял пулемёт и выпустил в пикирующий самолёт весь диск – сорок семь патронов... стоял во весь рост в траншее и стрелял, пока патроны не кончились... и вдруг он упал... наверное, я попал в кабину, в пилота... и тогда вся эта стая «Юнкерсов» набросилась на нас... в общем, после налёта меня на скорую руку приговорили к расстрелу за обнаружение расположения воинской части... отвели в лесок, привязали к сосне и набросили на голову мешок... мешок пах машинным маслом... мешок на голове, а я боюсь глаза закрыть... чую эти винтовочные дула, направленные на меня, и не могу закрыть глаза, хотя на голове этот мешок... и у меня говно поползло по ляжкам... жрать было нечего, по три галеты в день на человека выдавали, а говна вышло много... прёт и прёт, прёт и щиплет... ляжки щипало, как крапивой... я в одних кальсонах, без сапог, с мешком на голове, и говно течёт по ляжкам... – Отец помолчал. – Командовал нами Сусайков, корпусной комиссар Иван Захарович Сусайков. Генерал-лейтенант. Проезжал мимо, спросил, в чём дело, и отменил расстрел. Мне развязали руки, а снять мешок с головы – сил не было... вот когда я смерть увидел... когда ничего видеть уже не мог... не было в моей жизни ничего унизительнее, ничего постыднее, чем тот расстрел... ничего унизительнее, ничего постыднее..."
Сборник "Яд и мёд: повесть и рассказы" (2014, 288 стр.) (pdf 6,2 mb) – октябрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Тати – хозяйка Дома Двенадцати всадников на Жуковой Горе. Она не только принадлежит к древнему роду Осорьиных, но и является воплощением Бога и Дьявола в одном лице. Её дом – её крепость, ради своей семьи она готова пойти на всё, даже на преступление...
Повесть «Яд и мёд» сопровождена циклом рассказов «Осорьинские хроники», в которых история рода Осорьиных обрастает удивительными и невероятными подробностями!
(Аннотация издательства)
Содержание:
Яд и мёд ... 5
Осорьинские хроники ... 123
Киевский август ... 125
Борис и Глеб ... 138
Смерть элефанта ... 147
Дело графа О ... 161
Аталия ... 171
Добела, но не дочиста ... 188
Повесть о князе Алёшеньке ... 219
Новый Дон Жуан ... 246
Века Авраама и стад его ... 267
"Через полчаса они уже ехали вдоль реки, конь бежал бойко, управляющий улыбался, Алексей Алексеевич думал о газетной заметке, в которой сообщалось о его двоюродной сестре – Елизавете Ивановне фон Дернберг, зверски убитой крестьянами.
Газета напоминала читателям о том, что старушка-помещица построила на свои средства школу для деревенских детей, больницу, обновила сельскую церковь и т. д., и т. п. и могла бы считаться благодетельницей для своих убийц. Убийство было бессмысленным и беспощадным: мужики напились, изнасиловали в барском саду молоденькую горничную, а потом, чтобы никто не узнал, зарезали и девушку, и её хозяйку. На суде они говорили, что их «бес попутал», что Елизавета Ивановна была «доброй матушкой», плакали и каялись. А ещё говорили, что убили «от стыда» и что от стыда «творят ещё и не такое, страшнее».
Один из адвокатов заявил, что крестьяне «мстили за многовековое унижение народа», что они скорее жертвы обстоятельств, жертвы среды, превратившей их в людей, отравленных исторической жестокостью и неспособных отвечать за свои поступки, и т. д., и т. п.
Прокурор, однако, напомнил, что в суде, как и на Страшном суде, ответ держит не среда, не история, но человек, историей же можно объяснить преступление, но не оправдать преступника, и т. д., и т. п.
Адвокату аплодировали, а сравнение со Страшным судом вызвало в зале смех.
Огромное состояние, оставленное Елизавете Ивановне покойным мужем, она тратила на благоустройство крестьянской жизни, ни на минуту не задумываясь об отдаче, то есть была мечтой вороватых управляющих, которых у неё перебывало без счёта. По вечерам баронесса фон Дернберг читала крестьянским девушкам Жорж Санд, Шиллера и Чернышевского. Девушки потели, толкались, хихикали и косились на окна, в которые заглядывали парни.
Алексей Алексеевич любил сестру и не вмешивался в её жизнь, но иногда полушутя-полусерьёзно напоминал ей о том, что урождённой княжне Осорьиной не следовало бы забывать о том, что одинаково сильная тяга и к небесной любви, и к земной справедливости нередко превращает русского человека в опаснейшее чудовище. «В России жить – по-русски выть», – заключал Алексей Алексеевич, понимая, однако, что говорит впустую."
(Фрагмент)
Роман "Синяя кровь" (2014, 288 стр.) (pdf 6,5 mb) – декабрь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Ида Змойро – героиня романа Буйды «Синяя кровь» – прекрасный художественный двойник реальной актрисы советского кино сороковых годов прошлого века Валентины Караваевой. Очень быстро ставшая звездой, Караваева столь же быстро сгорает в зените славы. Сталинская премия, стремительный взлёт карьеры, приглашения в постановки ведущих европейских театров, брак с английским атташе Джорджем Чапменом – и тут же чудовищная автокатастрофа, навсегда обезобразившая лицо красавицы. Развод, возвращение в Союз, старость в новой, постперестроечной России.
Буйда превращает реальную трагическую судьбу в прекрасную легенду. Сотворённый вокруг Караваевой и её времени миф завораживает и пленяет. А литературное мастерство, с которым написан роман, вряд ли оставит равнодушными даже самых искушённых ценителей слова.
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"Раз в неделю со студентами мосфильмовской школы занималась сама Серафима Биргер, Великая Фима, которую всюду сопровождал её муж Кабо.
Ида преклонялась перед великой актрисой, игравшей в знаменитых фильмах Эйзенштейна, Козинцева и Петрова. Эта невысокая женщина с хрипловатым голосом курила сигареты «Тройка», носила брючный костюм и говорила о том, что в жилах настоящего художника, будь то писатель, палач или столяр, обязательно должна быть хотя бы капля ледяной синей крови: «Горячая красная кровь кружит голову, порождает образы и идеи, а иногда доводит до безумия. Синяя же кровь – это мастерство, это выдержка, это расчёт, это то, что заставляет художника критически взглянуть на его создание, убрать лишнее и добавить необходимое. Синяя кровь – это Страшный суд художника над собой. Мало научиться писать – надо
научиться зачёркивать. Вдохновение без мастерства – ничто. Это, наконец, то, что даёт художнику власть над зрителем или читателем. Нужно знать, куда зрителя ударить, чтобы по-настоящему ранить, но не убить. Но синяя кровь – холодная кровь, это не только дар, но и проклятие... потому что toute maitrise jette le froid... всякое мастерство леденит...»"
* * *
"Безногий поправил гармошку, перекрестился и, с силой оттолкнувшись, двинулся к мосту. Он отталкивался от земли чурками-утюжками, к которым были прибиты ручки, обмотанные бинтом. Деревянный настил моста грохотал и пощёлкивал под колесами тележки. Степан наклонялся вперёд, отталкивался, вскидывал плечи, снова опускал утюжки на доски настила... глухой стук, скрежет колёс, стук, скрежет, пощелкивание...
Инвалид достиг середины моста, как вдруг навстречу ему из густого тумана с высокого берега хлынули люди. Серые кепки, серые бушлаты – много людей. Быстро перебирая ногами, они сбегали на мост, подгоняемые сзади такими же серыми бушлатами, и все эти сотни людей мчались навстречу Степану, раскачивая мост, а за ними бежали другие, ещё и ещё, кто-то закричал, сотни голосов подхватили, и не успел Коля Вдовушкин испугаться, как вся эта бурлящая масса серых потных бушлатов нахлынула на Благородного Степана, сомкнулась, наддала и – скорее, скорее, шагу, шагу – ряд за рядом, волна за волной потекла вверх по Жидовской к площади, подгоняемая охраной...
Вдовушкин стоял на берегу, растопырившись на костылях, и провожал взглядом эти серые человеческие волны, которые вываливались из тумана одна за другой, с грохотом прокатывались по мосту и с ходу – слитное хриплое дыхание, стук сотен башмаков – взбегали по булыжнику Жидовской, одна за другой, шагу, шагу, скорее, скорее...
Когда наконец последние сотни миновали мост и скрылись в тумане, окутавшем город, Коля выбрался на мост и, постукивая костылями, побрёл к другому берегу. Доски настила всё ещё шевелились и стонали, приходя в себя после тысяч ног. Вдовушкину было не по себе. Он позвал Степана – никто не откликнулся. Безногого не было – ни пятен крови, ни разбитой в щепу коляски, ни гармошки, ни утюжка, ни хотя бы
какой медальки. Коля прошёл мост до конца, но так и не обнаружил никаких следов Степана. Многотысячная масса серых людей прошла по нему, раздавила человека, коляску, гармошку, унесла на подмётках..."
* * *
"Потом в Чудове много говорили о том, как и почему Иде удалось вызволить генерала Холупьева из лубянских застенков.
Рассказывали даже, что Ида выиграла мужа в бильярд.
Говорили, что она приехала к Берии и тот предложил ей сыграть в бильярд: «Выиграете – муж ваш, проиграете – вы моя». Ида согласилась и вышла переодеться. А когда вернулась, Берия и вся его компания утратили дар речи: на ней не было ничего, кроме шляпки и туфель на высоких каблуках. Ида взяла кий и разбила шары. Берия сразу всё понял и сдался. Он же понимал, что никакой мужчина не в состоянии попасть шаром в лузу, когда взгляд прикован к нагому женскому телу – да ещё к такому телу...
«Сама-то она, конечно, Змойро, – говорил рассказчик. – Но по матери-то она – Попова. Самая настоящая Попова, а не какая-нибудь Жопина».
Другие говорили, что Ида добилась аудиенции у самого Сталина и именно он приказал отдать ей мужа. Но не просто так, а за ночь любви."
Страничка создана 4 сентября 2022.
Последнее обновление 10 декабря 2022.
